Настроения. Роман-драма

СМЕНА НАСТРОЕНИЙ.

Фаза: Панические атаки.

А сейчас мне всё опротивело, дыхание сбивчиво, очень жарко…

Какая-то мелодия меня постепенно окутывала, будто откуда-то издалека…я сидел перед большой картиной – космический ангел на высоком холме трубил в изящную золотую трубу, над городом в сумерках. Вокруг ангела такое сиренево-сине-розовое небо, дающее отсвет на церкви внизу. Я просто молчал и слушал звук от трубы, думал о многом. Созерцал. Я постепенно переходил в реальность этого космо-крылатого существа, вот уже магическое небо было над моей головой, а вокруг – церкви, вверху трубил этот ангел.

Четыре года назад я увидел его во сне. Четыре года, как полный апгрейд. Он вошёл в мою жизнь грандиозным открытием, новой эрой моей души, мощью, которая убрала лишнее и дала необходимое, чтобы идти дальше, раскрывая лепесток за лепестком жизнь. Другие цвета, другие краски, лица и я. И четыре года он украшает мою спину и бережёт меня. Мой покровитель и утешитель. Он даёт мне вдохновение и убирает мои страхи, я ему верю. Он энергия, которую боюсь разгневать, и стремлюсь не разочаровать. Я учусь вместе с ним – каждый день. Он мой сакральный гуру, а может друг?

Когда моя кожа впервые ощутила сопричастие к тайне посвящения в духовный мир, я будто задышал магией. Ганеш сросся со мной посредством иглы, красок и моей крови. Потом было жарко, потом как-то ватно, потом плёнка кожи слезала, и спина ужасно чесалась. Я прошёл «инициацию» и перешёл в другой мир, впитавший морской бриз, гармонию и радость каждого дня, очистившийся и готовый к встрече с тобой, моя любовь, та, которой суждено стать священной для нас обоих, Искра. Во мне поселилось цветение лета. Я научился любить тишину, покой, уединение. До всего этого я весь июнь познавал себя, прислушивался к мыслям. Я провёл специальный ритуал, выбрал статуэтку Ганеши, подносил ему сладости и пел ему мантры. Теперь я каждый день говорю с ним, и поёт уже моя душа. Я прошу о важном, он всегда слышит и исполняет. Он бережёт и тебя тоже, хоть ты и не любишь обсуждать это. Мы – лучше, чем раньше. А тем временем шло 12 апреля, 16-тый лунный день чистоты и гармонии. Я предался воспоминаниям начала моей новой жизни.

– Успокоение, отвлечение… Когда художник рисует, наблюдать за его глазами выражениями лиц очень интимное занятие. Ты попадаешь на территорию открытой души, она беззащитна, она обнажена перед тобой.

– Как удивительно, что ты слышишь меня, Искра. Пусть это будет наша тайна. А я сейчас в лаборатории рисую… переношу частичку себя в рисунок, я создаю Ганешу, он, видимо, этого хочет и даёт мне вдохновение творить, я разрисовываю его корону – детально, внимательно, с улыбкой, мысленно говоря с ним, соприкасаясь ментально. Ощущаю благодать, исцеляюсь искренне.

… Опять трудно дышать, чую, надвигается психоз, ощущения неудержимого кошмара во мне самом! Сколько можно!Я устал, и хочу спать. Мне никто не нужен. И я не нужен никому. Куда делась весна? Уже 17 апреля, и снова понедельник, и снова холод ноября. Или нет, уже хуже – весенний холод! Минус один и снег! Как я устал от этой галиматьи. Устал от всех. Меня мучают те, кто ближе к сердцу – они сдались. Они давят себя и угнетают меня. Сказать им ничего не могу. А спасти? Что за дурдом! Что за апатия! Что за дурацкие слова….

Я бы хотел обратиться сейчас к тому, о ком болит душа моя. Когда ты остановишься? Ты понимаешь, что ты делаешь с собой? Неужели думаешь, что я не знаю все эти годы?! Мне и не обязательно это видеть. Я чувствую всё. Я боюсь за тебя. Да какого хера здесь происходит!! Почему ты сдаёшься и решил гаснуть, пока я не вижу? Почему эта безмозглая туманная эпопея тянется? Вылечи себя сам. Я начинаю злиться. Я говорю себе, я кричу на сепбя! Ты! Слабак! А Он тебя всегда прощает, всегда спасает. Потому что я его прошу! Но, ты совсем расслабился, совсем забылся? Тогда чему учишь, и зачем я к тебе за советом? Твоя нирвана – обман. Твоё просветление – ложь. Тебе не добраться таким способом! Есть мы, и ты просто обязан привести себя в чувства. Это демоны, тебе ли не знать? Большего не скажу. Ты всё поймёшь. Эти мысли облиты моей кровью, моими ужасами по ночам. Каждое твоё действие против духа – кровь моей души!! Помни это. Молчи и помни.

– Клюквенный сироп в кружке. Черным черно в душе. Всё ржавей и ржавей…

– Твой голос. Сколько душ закралось в мою? Сколько вас всех меня травят изнутри? Отстраняюсь. Я не раз практиковал.

…Я почти плакал и смотрел на морского ангела. Это странно прекрасное существо, всё в чешуе цвета морской волны, качалось на качелях, свисающих с облаков. Маленькие его крылышки чуть задевали длинные густые фиолетовые волосы. Существо улыбалось, под ним был кусочек морского дна… Дно – красивое, с волшебными цветами невиданных магических оттенков. Мне одна художница написала эту картину на Пасху. Такое вот совпадение. Воскресение Христа и рождение морского Ангела.

– Он принесёт тебе легкий бриз и шум волны, научит тебя снова мечтать и растворяться в идиллии жизни, – сказала мне она и улыбнулась.

Да, это был какой-то творческий сеанс. В душе моей пациентки было легко и свободно. Два этих простых слова: легко и свободно. Именно они характеризуют счастье. Но, искренне счастливых людей теперь почти нет.

Вчера я смотрел фильм: «Частоты». Там, как раз, о том, как в обществе растут люди, ничего не чувствующие, но умеющие улыбнуться либо заплакать в нужный момент. Им неведомо счастье во всей его палитре ощущений. Зато, они могут улыбнуться для фото, могут даже рассмеяться, и как только все разойдутся – затухнуть, стать собой – ничего не чувствующими роботами. А мой морской ангел всё катается на качелях и растворяется в нежности. Идиллия в его мирных крыльях, в каждой чешуйке, в каждой пряди волос, он весь – восторг и гармония. Когда-то и со мной так было. А сейчас… Я обрубок: без впечатлений, с кучей тяжёлых мыслей и апатичной чернотой внутри. А я ведь честно так долго от неё бежал, старался верить в себя, верить всем, но люди жестоки. Они мою доброту и улыбку принимают за наивность и глупость, бросают в меня свои злые слова, свои комплексы, своими неудовлетворенными сердцами крушат моё. И я тоже чернею, я устал обороняться. Хочу спать. Просто: спать. Никакого транса и алкоголя, к этому не тянет. Сила моя духовная гаснет, потому что души людей не хотят очиститься. Ты говоришь мне, Искра: «Это ерунда. Пусть они сами живут со своим бредом. Тебя это не касается».

Нет, родная, меня ещё как «касается» их притворство, хитрость, подсознательная зависть. Я её считываю, и ты это знаешь. Просто мы с тобой молчим, всё видим и прощаем. Почему те, кто даже не испытал, не пробовал, не пережил и пол капли моей жизни, держит меня за инфантильного идиота? Честно говорю: надоело. Они язвят и смотрят на меня с неприязнью. Это им страшно, ведь души их уплывают. Такие люди стремительно тонут без подпитки радостью, развитием, целями. Хотя, им больше не нужны цели, зато они охотно влезут в мои и поиронизируют. Ты запретила мне обличать это. Помнишь, как-то, я в очередной раз промолчал, когда бестактность и насмешливость моей собеседницы перешла границы. Душевный нарыв дошёл до предела, и я снова сказал себе: Бог им судья. Но, почему они выбирают меня для своей иронии? Дали бы сказал им: « В наше время, когда повсеместно торжествует посредственность, всё значительное, всё настоящее должно плыть или в стороне, или против течения». Так что в принципе, зачем мне обижаться на посредственных людей, не знающих, кто такая Соня Рикель или Борхес, не имеющих представления об эклектике и вайвейшн? Те, кто не в теме, не в духовности, не в профессии моей, как могут судить меня? Никак. Хахахаха! Это веселит! Я нашёл ответ: Никак! Хихихихихих! Никак! Никак! Никак! Они не могут давать советы, ибо они не готовы для этого. Всё просто. Это сугубо мой всплеск настроений…

Я поглощен Имани, еду по эскалатору вечером, после очередного путешествия к душам, в моих больших наушниках иманиские философские песни. Думаю о том, насколько её тексты глубоки… Эскалатор ведёт не к поездам, я осознанию, что поднимаюсь, вместе с остальными на большой космический корабль! Мысленно прощаюсь с Землёй. Мы уходим в беспредельное, в новый лучший мир. И хочется этого так, словно, наконец-то, освободишься от тяжеленной сумки, которую тащишь уже довольно долгое время. То ли это моя слабость, то ли эффект медитации. Но, я действительно вижу корабль, он огромен и оснащён кучей технических наворотов и управляется чьим-то непонятно откуда звучащим голосом.

А как же исследования мои, что они? – молниеносно проносятся мысли. И вот я уже блуждаю с душами, узнаю их, некоторых даже вылечиваю. Но, тонкий мир открывается мне лишь частично. Я плачу за это тоской и страхами, которые периодически возвращаются. Настроения! Цвета, цвета! Восторг! Потоки самых разных вдохновений – осыпаются на меня бархатными розами и фуксиями впечатлений! Я кружусь, кружится голова, весь мир кружеве эмоций! Малина и солнце, вот такой симбиоз!

Прощай, Искра!

Фаза: лживые материи. Лабиринто-подобие.

Сеанс: распознавание будущего.

Ё дизайе! Сложный выбор в субботу, хороший момент для того, чтобы запросить фотоаппарат. Ты сделала подводные снимки, умопомрачение внутри меня. Но нас потянуло в черноту, которой я так боялся, так опасался и так ждал. Это не твоя вина. Это «моя Византия», не в плане «по-английски», а в прямом переводе «byzantine»: сложный, лабиринто-подобный. И, поэтому, в лабиринтах судеб, выживаем в этой круговерти. И у нас мало времени. Это заговор. Третий лишний.

А ты Искра, свою подругу не могла отпустить домой, хотя, я не раз в течение дня тебе об этом намекал. Мы делились на атомы, мы стали чужие друг другу. Ты игнорировала моё присутствие, где бы мы не находились в субботу приключений. Зря мы их выбрали, они нам не нужны. Точнее, это было воскресенье. Спутанность. Всё стирается в памяти, или память стирает всё. Или меня стирают с твоей памяти.

Мы ищём улицу, идём покупать тебе кеды, натыкаемся на «Шок-фабрику Эго». Она вся будто огромные плитки шоколада, может свалиться на нас. Хотя нет, бетон хорошо замаскирован. А внутри: «эго-лаборатория», откуда не выбраться, раз уж забрался. Твоё эго тебя не отпустит уже никогда.

Минуем «Эго-центр», или «Дом Эго», тут же вырисовывается:

Слово жизни, но лучше было бы показать жестом кавычки, ибо это название Христианской евангельской церкви с лозунгом: Христос воскрес! А мне казалось это нужно помнить молча и внутри себя. Странно, может, это я как-то не так воспринимаю духовность? Ведь её либо сохраняют в душе и тихо слушают Бога, либо это не духовность. Это как рапсодия, которую сыграли и уже неинтересно. Так и надписи на зданиях: все прочитаны и все не для нас с тобой.

– Куда теперь?

– В Медведково. Но, сначала перекусим в «Киэвси».

– Уверена?

– Уже отказываться глупо. Случай выпал. Мы давно хотели.

– А по-моему это не нам надо всё.

– Пошли на автобус. Не начинай.

– Я и не начинаю в этом всё дело. Начинаешь ты. А я наблюдаю.

– Расслабься и хватит сходить с ума.

– Мне просто хочется побыть в тишине. В уюте. С тобой. Есть пирожные и обниматься.

– Мне это надоело, я хочу компанию, разговоры и смех, движение, новые лица.

– А меня тебе мало, да?

– Ты дикарь, с тобой в люди вообще выйти нельзя, неважно с кем.

– А может я тебе надоел и дело вовсе не во мне?

–….

– Ничего, я снова стану собой. Прощай, Искра.

Однажды я понял, что мы разные. Я это осознал всей душой. И мне стало страшно. Наша разрозненность. Ты моя жена, а страхи живы. Они остались. То ли я боюсь терять тебя, то ли себя. Я забыл, кто я, забыл что прошёл, чем гордился и какая у меня мечта. Иногда подозреваю тебя. Может всё это время нашей «идиллии» ты добавляешь мне таблетки, что бы я оброс комплексами, стал депрессивен, чтобы у тебя появилась причина избавиться от меня навсегда? Нет, это всё глупости. Во мне сверх-ядерная пустота.

Я внутри себя: Который раз пытаюсь вернуться, быть органикой, остановиться и остановить лабораторию душ. Касаться самой сущности чего-то непрерывно взаимосвязанного – слишком сложно, слишком долго. Ничего особенного не произошло. Ничего. С этим неохота мирится. Дни мечутся, я их пролистываю движением ресниц. Обвожу в мандалы, рискую и рисую…Ты это тоже делаешь, человек. Мы рождаемся с кругом цвета. Аура расширяется и проявляется сознание. Цветы вянут…

Зачем ты так со мной? Ты же всё понимаешь, и внутри согласна со всеми моими суждениями относительно сама знаешь чего. Но ты говоришь, что с тобой не так, что ты в порядке и всё по-прежнему. Я же вижу, что нет. Вот, к чему привёл наш неправильный выбор? (Выбор мерзкий и чёрный). Накурились. Эта грязь с меня сходит очень медленно. Но с тобой ведь тоже самое. А ты кричишь, что всё прекрасно. Я открыт донельзя, откровенен, раздет. Я говорю то, что думаю, все свои печали раскрываю перед тобой. А ты? Ты говоришь, что у меня психика не в порядке. Ты режешь мою душу, и давишься собственной. И мы снова друг друга прощаем. Какая-то больная любовь выходит. Жить спокойно для нас слишком просто, нет, скорей сложно. Ты манипулируешь моими настроениями. Это точно. Ты угроза.

Я практически забросил исследования, погряз в наших несогласиях. Сеансы с людьми провожу по накатанной, безучастно, как плохой врач. Вчера ты сказала мне, что один этап твоей жизни подошёл к концу. Это детство. Ты говорила, что помнишь все детали, запахи, комнаты, вид из окна и всех, кто тогда был рядом. И ты осознаешь сейчас как никогда, что это больше не повторится, история ушла вместе с дорогим тебе человеком. Ты не рыдаешь, ты вспоминаешь и стараешься удержать и сохранить. Ты в себе. Я всё понимаю, я плачу, пока ты не видишь, мне жаль. Это всё как-то грустно. Это не хочется понимать. С этим каждый из нас не смирится никогда. Но тоска – грех. Я сочувствую тебе всем сердцем. Ты знаешь. Мы команда. Мы остаёмся идти дальше, вместе.

КАМЕННЫЕ ЛЕНИНЫ.

Фаза: вне лаборатории.

Сеанс: неусваемые сны.

Нас везде в огромной роще преследовали Ленины. Точнее, его памятники и бюсты, они прямо излучали ужас! А мы неслись с тобой в новеньком джипе тёмно-золотого цвета. Вокруг осенние деревья, все в бардово-огненных листьях, привлекали и сеяли панику в моей душе, их стволы были с резьбой изображающей огромные лица китайских демонов. Ты перелезаешь на переднее сидение и рулишь, я сижу сзади, мы едем быстро, но каменные Ленины замедляют наш обзор, заставляя долго их разглядывать. Вся роща, вся дорога в листьях выженно-огненных, пахнущих осенью. Сухо и тепло. Как интересно видеть и чувствовать это весной. Потом я посмотрел туда, где ты сидишь и руля уже нет! Просто два пустых сидения и ты с правого края у окна.

– Перелезай назад, а то кто-нибудь подсядет, иди ко мне, пересаживайся.

Но картина менялась, и меня опять увлекали листья, дорога, аллеи, и огромные скульптуры-Ленины. Всё меняется, тебя нет, нет и машины, я на каком-то заседании художников и начальников, это видно по их одежде. Одни в строгих костюмах и при галстуке, другие – со странными стрижками, в цветных просторных вещах и руки измазаны красками. Большой овальный дубовый стол. Все молчат и раскладывают оригами. Вдруг я понимаю, что это моя лаборатория, но мне не знакомы все эти люди. Я задержался здесь, чтобы помочь им зачем-то украсить стол, одна художница, с выбритыми висками и коком ближе к макушке головы, начала раскрашивать кистью в малиновой краске большой белый картонный цветок. Она легко и не пропорционально наносила краску, цветок обретал оттенки и тени своих лепестков. Ещё были оранжевые масляные краски и разные картонные белые фигурки… Все также молча и старательно расписывали их. Тёплый ненавязчивый свет лампы смешивался с зимней теплотой за окном и получался уют.

Я проснулся. Или окончил сеанс. Спутанное чувство. Искра, зачем ты так подстриглась, эти синие волосы… Хотя, тебе идёт каре, только непривычно для тебя, помню твои длинные рыжие волнистые волосы…Опять клонит в сон, я будто падаю, но не падаю. Дибилизм…

Только вода. Просто вода…Мягкая, тёмная, близкая, майская. Ноги вверх, к небу! И я лечу! Я узнаю пространство, я вспоминаю облака, я возвращаюсь. Птицы вдалеке, а я только вижу свои ноги, и носками стремясь к небу, я вникаю в его необъятность, свободу, безграничность, не требующую ничего. Это не высота, это лёгкость. Я наблюдал за собой, замерев в сарванг-асане.

Небо – как форма бытия, бессловесная, но заполненная. В ней смысл и трепет. И мечта. Голубо-синий простор… я меняю положение, халасана наполняет меня теплом и расслаблением. Ветер шевелит воду. Я дышу ветром… Веками…что-то тайное хранит душа…неизвестное никому. Обволакивающее, успокаивающее чувство. Покой. Трогательный момент жизни. Этого так мало сейчас каждой душе – покоя и расслабления. Есть разнообразие, азарт, нет покоя… А он важен, он нужен. И мечта, она ведёт к покою. Душа живёт, мечтая, но не каждый осмелится понять это о себе. Я купил шёлковое голубое покрывало и набросал на него белых роз, и смотрю на них. Также и выглядит наш покой: он ненадолго, он чист и он завянет. А шёлк это душа – остаётся с высохшими цветками внутри, и чтобы ей освободиться от них, нужно что-то освежающее. Новые впечатления! А для них – свобода действий, это значит, что сейчас встану и убегу в поле, улечу с чайками или нырну в море! Это и есть жизнь! Душа не обязана никому ни за что, просто любое время и любое место, и любая мечта! Это эйфория! Это расцвет, это ласка твоих губ, это всплеск моего возбуждения! И снова ветер…и я им дышу…

3МАЯ. Я НИЧЕГО НЕ ЗНАЮ.

Фаза: лоно угрызений.

Сеанс: палач-плач.

Я освобождаюсь. Мне и легко, и страшно. Приступов эпилепсии не было давно. Это прекрасно. Но панический ужас приходит всё чаще. То я ощущаю, как опухает моё горло, и я задыхаюсь, то внезапно закладывает одну ноздрю и немеет пол лица, начинается нервный тик под глазом. Что это со мной? Бывает даже, что мне чудится, будто твой отец подсыпает мне в еду какие-то порошки. Как-то раз я сидел на кухне, на мгновение подошёл к окну, отвернулся, наблюдал весну… вдруг услышал шорох, обернулся, а там твой отец склонился над моей тарелкой, увидев меня, смутился, что-то пробормотал и удалился. Меня тут же посетила мысль: я подопытный. Мне сыпят в еду экспериментальные добавки, а потом играют на моих нервах и проверяют реакцию того, или иного препарата. От таких мыслей стало не по себе. Я прогнал плохие предчувствия и допил суп. Но, чувство тревоги осталось.

– Прервёмся, Дмитрий, вам лучше пройтись. Ваша душа напичкана страхами. Панические атаки, как следствие рефлексий души. Сейчас это частое явление. Подобные атаки испытывает каждый второй. У меня на сеансах бывали люди, блуждая с душами которых, я даже сам терял контроль. А о свёкре не беспокойтесь. Это иллюзия. Ведь у вас и жены то нет.

– А если я вижу будущее? Может, я женюсь, и это произойдёт на самом деле, допустим, родители моей жены будут врачи, и будут разрабатывать тайные препараты! Я же с ума сойду! И кто мне поверит?! Кто спасёт???

– Я же говорю, это всё ваши фантазии, такова реакция мозга на терзания души. Вам тесно. Вы несвободны. Это хуже чем, быть без имени. Несвобода в абстрактном плане…понимаете? Никакой конкретики, смысл в том, чтобы найти новый смысл во всём происходящем, и стать наблюдателем, а не соблюдающим… правила.

…Я сижу у берега моря, ты гуляешь рядом…а я любуюсь, как блестят волны, солнце делает их жемчужными…

– Ваша душа декадент. И точка! Слушайте, что она говорит! Образами воспринимайте её ощущения!

Душа: А я страус —

мои шелковистые перья

странно манят,

магнитят, зовут…

они острые, нет в них терпенья—

это опиума капут!

И я бегаю по лужайке,

мне нет места, я кто-то ещё!

две ноги неземных полушарий,

или шаркающий нищий йог…

– Я завидую фламинго. Я читаю рэп. Но, профессор, почему моя душа такова?

– Я могу связать вас с душой, показать вам ее, но объяснить почему она у вас именно такая ещё не умею. Это разные реалии. Это метафизические мании, понимаете… Сложно. Всё это сложно.

– Хорошо, я приду в лаборатории через неделю, у меня отпуск. Истощен я как-то.

– До скорого, Дмитрий.

Я провожу свои исследования, и, через диалоги, передаю информацию. Обязательно, когда представлю свою работу всем жаждущим, все диалоги сохраню. Такие мои записи как доказательство важности происходящего. Даже вот это письмо, очень откровенное, моему другу, он был моим пациентом, но потом случилась беда:

«Холоднее этого мая, я не помню. И холоднее нашей встречи, друг. Тебя поменял наркотический трип. Проклятая «нарко-соль» съедает твой мозг. Я это вижу и ничего не могу сделать и даже сказать. Ты в одиночной пляске смерти. Душа твоя в западне, ты хоть понимаешь? Ты выглядишь потрёпанно, истощённо, мысли не вяжутся со словами. Пора отправляться в твои сны и спасать тебя. Мне придётся тебя напугать. Ты должна вернуться в реальность, снова стать собой. Мои лабораторные сеансы я приостановлю. Понаблюдаю за тобой, попытаюсь остановить. Да, и часто, души как будто не души. Они смеются надо мной. Наверно, зря я это всё затеял…все эти исследования и сеансы «душекопаний»… Мне итак тяжело. Ещё и ты сдаешь позиции, Корнея. Неужели это действительность. Я немею…а ты впадаешь в транс».

И снова я прерываю записи и перемещаюсь. Сознание показывает мне иной фильм бытия. Разглядываю домик Клода Монэ в Живерни. Столько диких нежных роз…Уютный дворик, точнее прекрасный большой сад. Домик расположен на горе и огорожен высоким забором. В общем, расположен и огорожен. Ах-ха! Да, именно, располагает к себе своим цветением и спокойствием. Вид изнутри прекрасен! В зале, ближе к веранде, на бежевом полустоле-полутумбочке спит белый кот. Как же хорошо, словно я дома! Кухня в зелёно-синих тонах. Стены её сформированы мелким кафелем с голубыми узорами, а кухонная стенка вся из тёрто-зелёной меди с кучей краников и выдвижных ящичков. Слева от двери белые батареи. С подоконника свисают клетчатые бело-синие занавески. На одной из конфорок печки стоит большая золотистая железная турка. Ох, как же мне хочется кофе! Эта моя аскеза проверка на прочность! Без кофе – месяц! Ну я и придумал…

Параллельно вижу свою лабораторию, в ней тихо, почти никого нет, все в отпусках. Пациентов мало. А я заворожен домиком Моне, всё разглядываю его, пронизывает атмосфера жилья художника, просто превосходно. Ой, спина хрустнула, будто что-то выпало из позвоночника. Странное ощущение, надо бы размяться, но я, как вмятая в кресло подушка, весь из ваты. Я без сил. Настроение неплохое, продолжаю наслаждаться уютом дома Моне. В комнатке, ведущей на веранду – лаковый восьмиугольный столик из светлого дерева, мягкие плетёные стулья в дачном стиле, оббитые бежевой плотной тканью с красной цветочной вышивкой. В зале маленькие его картины в чёрных рамках. Тишина сути и всплеск смысла – вот искусство.

– Порой, меня рвёт на части, профессор, я душу свою не могу разобрать, понимаете, я даже боюсь осознать её, всё сложно…Я это я, душа это я, а тело? Остаётся ли тело, если душа выйдет из него, что будет с телом?

– Аркадий, Вы заняты ерундой, зачем вам тело, если душа освободится? Вы пойдёте куда хотите и будете тем, кем должны быть, тело не имеет значения в данном контексте. И что вы все так боитесь тела потерять?? Хотя, может, и я сам не знаю, что будет с телом. Может если удастся уладить настрой души, её силу и свободу действий, то и тело она менять не захочет, а может всё едино. Пока что, мы с вами изучаем вас не в духовном плане, а измеряем физические колебания, это лишь передача графиков на дисплей айпедов, не более…Суть то в другом. Вы ищите Бога или себя?

– А мог ли бы я сам быть Богом, могла ли наша с вами реальность просто быть моим божественным сном в одном из измерений моей души? Вдруг у души есть свои измерения, и у каждого человека миллиарды душ, но на самом деле она и есть Бог, только размноженный на души …Можно это предположить?

– Предполагайте. Но, я вам советую ни с кем об этом не дискутировать. Иначе вместе наших сеансов, будете с психиатрами искать ответ на этот вопрос.

ГЕРБ ЕДИНОРОГА.

Фаза: Мой вдохновитель.

Сеанс: Пегас-единорог.

Выйти и остановить что-то худшее в себе, что то гнетущее. Выйти из себя или откуда? Из действительности? Из обыденности быта? Бывает я не знаю как реагировать на людское скудоумие. Они приходят ко мне в лабораторию, их всё больше, но они не искренние, они ради хайпа. Этим понятием заполонён сейчас весь мир. Моя лаборатория в моде, изучать души модно, говорить о духовном модно. Но, как быть мне? Я борюсь со внутренними болезнями общества и со своими фобиями, со своими видениями и перемещениями в пространствах.