Alatis. Наследие. Книга 2

Часть 1

1

Первое время я как будто находился без сознания, если можно, так сказать. Не знаю, много ли времени прошло или мало. Могло пройти всего одно мгновение, а могла и целая вечность, но, когда я пришел в себя, вокруг была лишь пустота и темнота. Я не ощущал свое тело, не чувствовал, как шевелю руками, как дышу, как опускаю и поднимаю веки. Мне казалось, что мое сознание существует отдельно от моего тела. И в тот момент оно находилось в абсолютной пустоте.

Спустя несколько сот попыток понять, где я и что со мной, пошевелить руками или встать (если я лежал), я пришел к выводу, что всё же мне наступил конец. Я мертв.

«Действительно. – размышлял я – Другого варианта и быть не может! Я мертв. Но, неужели это и есть смерть: пустота, темнота и… мириады мыслей, которые так и въедаются в мое сознание, словно когти орла в пойманного им кролика? Неужели меня ждет вечность мучительных размышлений, угрызений совести и пустоты? Ведь после смерти время не имеет значения, его просто нет. И почему у меня перед глазами не пробежала вся моя жизнь? Ведь все только про это и говорили. Я надеялся, что смерть будет концом всего: тревоги, мучения, угрызений совести.»

Я начал размышлять над логичностью моих умозаключений. Первое, что меня волновало – это судьба моей семьи. Я понял, что Максвелл обманул меня и не собирался отпускать ни Рею, ни Даррелла. С другой стороны, никак нельзя было узнать, живы ли они, что с ними сделал Максвелл. Удалось ли им бежать, и как они это сделали, если да? Могло ли произойти так, что Максвелл смиловался над ними? Свою смерть принять мне было намного легче, чем осознание своего бессилия, всей безвыходности моего положения. Я мог лишь молиться об их спасении.

Почему так всё произошло? Кто в этом виноват? Когда всё пошло не так? Что будет дальше? Это и есть конец?

Какие только вопросы не донимали мое сознание. Но со временем я стал понимать причину случившихся событий, переосмысливать свои поступки и искать виновных. Я никак не мог принять предательства моего сына и, что было самым тяжелым, моей Реи. Но мне даже было некого винить. Я сам, своими поступками, заставил их так поступить. Я понял, что в один момент своей жизни я просто «пошел не туда», я запутался, ошибся, и с тех пор все ниточки моей жизни спутались в один огромный клубок. Как это часто случается, у меня было много шансов всё исправить, но я закрывал глаза на неопровержимые факты, уходил от решений, бездействовал там, где была нужна моя решительность, и, даже зная, что будет дальше, продолжал смотреть и ждать «лучшего момента». Вернее, более удачного.

Я пытался верить в лучшее. Однозначно: я запутался. Но когда это произошло, как и почему – я не мог знать. Я был уверен, что слишком долго ждал, медлил, вместо того, чтобы делать то, что было нужно. Возможно, я боялся что-то поменять.

Те, ради кого я так старался – отвернулись от меня. Я делил свою жизнь на две части, два разных мира, изо всех сил старался их защитить. Хотел быть заботливым мужем и внимательным отцом, сильным главой братства и отзывчивым другом. Но, когда все спрашивают у тебя совета, лишь твое мнение является авторитетным, у тебя не остаётся шанса самому просить о помощи. И глядя далеко вперед, строя будущее, я не мог увидеть того, что было передо мной, совсем близко, перед глазами, сейчас и теперь. Я совершал ошибки, когда у меня не было шанса на ошибку.

Я никого не винил, и не о чем не жалел, но мне было безумно жаль, что я не смог осуществить свой план. Не смог подарить им новое будущее.

«Ведь я хотел этого не для себя, не ради славы! – сетовал я – Я хотел, чтобы у моих детей, у моих братьев и их детей, была свобода и будущее, не заточенное в стенах монастыря и в условиях войны. Я хотел уничтожить Абсорбс Глобал Индастри чтобы наши дети сами могли выбирать свое будущее и строить новый мир, а не пожинать плоды былых сражений. Если эта война так и будет длиться дальше, то что же останется следующим поколениям? Как они смогут выжить в том мире?

Я напряженно размышлял над своими сожалениями, как вдруг крошечная точка света вдалеке привлекла мое внимание.

Она быстро увеличивалась, словно я был в тоннеле и на меня мчался поезд. За считаные мгновения свет расползся вокруг меня и поглотил мрак. Я оказался в безграничном светлом пространстве: всё было светлым – не белоснежным, а источавшим свет. Не было ни стен, ни пола, ни потолка, ничего.

Я увидел, что мое тело вновь обрело материальную форму. На мне была белая рубашка и брюки, столь легкие, словно их не было вовсе. Ткань приятно ласкала и холодила кожу. На груди не было ран от пуль. Через несколько минут, а возможно и больше, я заметил, что не дышу. Довольно странным было это чувство: не то, чтобы мне было не комфортно, или наоборот, я просто не обращал внимания на отсутствие дыхания, но чувство было таким, словно я забыл, как это делать.

– Приветствую тебя. – сказал приятный мелодичный голос позади меня.

Я обернулся, и увидел огромнейшие золотые ворота, уходившие далеко ввысь, что даже не было видно их конца. Створки ворот были закрыты, но не на замок. У ворот стоял мужчина в длинной накидке, словно сотканной из лучей солнца. Она была подпоясана черным кожаным поясом. Справа за поясом виднелась рукоять кинжала. На ногах у него были кожаные лапти, выглядывавшие из-под подола рясы, похожие на домашние тапочки. У мужчины было красивое смуглое лицо, гладко выбритое, совершенно без морщин, хотя его темные волосы уже приукрасило серебро седины. У него были ясные сверкающие синие глаза и белоснежная широкая улыбка. Он был похож на коренного итальянца. Я заметил, что пальцами левой руки он всё время прищелкивает, словно он нервничает, но вместо щелчка, появляется искра огня.

– Здравствуйте. – ответил я, шагая к нему – Мы знакомы?

– Заочно мы знаем друг друга. – ответил он, лучезарно улыбнувшись.

Заглядывая ему за спину, я рассмотрел ворота – они словно вели в никуда и крепились ни на чем.

– Какой смысл в воротах, если они ничего не закрывают? – спросил я.

– Не всё доступно взору, Аллан. – ответил он – Я здесь не для того, чтобы проводить тебя в эти врата – твое время еще не наступило. Но нам предстоит длинный разговор.

– Вы – святой Петр? – обалдело спросил я.

Он вздохнул.

– Нет. Я Уриил. Известный среди людей как один из архангелов.

– Оу. Извините.

Спустя пару секунд до меня дошло, кто он – покровитель алатисов. Согласно легенде, один из тех одиннадцати Древних, пожертвовавших собой ради спасения своего мира. Я удрученно улыбнулся, хотя, это скорее была гримаса, нежели улыбка. Я сразу же принялся извиняться перед ним за свою невнимательность, но он остановил меня, вскинув ладонь к верху. Я замолчал.

– Времени у нас, как это не парадоксально, мало.

– Я готов. – ответил я.

– Я знаю. Именно потому я тут.

Жестом руки он предложил мне пройтись. Пожав плечами, я последовал за ним. Ворота растворились в белоснежном свете. Мы следовали в никуда (как ни странно). Уриил говорил, и когда он упоминал что-то из моей жизни, человека или событие – оно появлялось вокруг нас. Словно вокруг нас были огромные прозрачные экраны, воспроизводившие, как по сценарию, всю мою жизнь. События то замирали, то ускорялись, видения исчезали, вновь вокруг была пустота, и потом – по велению архангела – вновь появлялись воспоминания. Как слайды в презентации: появлялось все, о чем я думал или говорил. Когда я попытался дотронуться до них, то моя рука просто прошла сквозь них, словно сквозь дым.

– Часть своих ошибок ты осознал сам, – сказал он – и мне не нужно тратить твое время, объясняя тебе их.

– А что, это что-то типа воспитательной беседы?

Архангел отрицательно помотал головой. Очевидно, эмоции были ему чужды. Аллан, вспомни тот миг, когда ты принял решение стать алатисом и следовать своему предназначению. – ответил он, и щелкнул пальцами. Справа от меня всплыли воспоминания того дня, когда я понял, что я хочу остаться алатисом.

– А теперь вспомни, когда ты впервые увидел Рею. – произнес архангел, и слева от меня появилась картина утра в Чикаго, когда я впервые встретил Рею в кофейне.

– На твоем лице сияет та же улыбка, что и много лет назад.

– Что значат эти слова?

– Скорее я должен спросить, что значит твоя улыбка. Но, мне твой ответ уже известен. А тебе?

– Моя улыбка означает то, что встреча с Рей была одним из лучших моментов моей жизни.

– А твое вступление в братство?

– Тоже. Как и известие о том, что у меня есть сын, как и тот день, когда я стал главой братства, как и рождение дочери. Таких моментов было не много за мою недолгую, но насыщенную жизнь, но они были действительно счастливыми.

– Ты когда-нибудь задумывался о том, почему тебе никак не удавалось разделить жизнь алатиса и Рею?

– Нет. Я даже не думал об этом.

– А знаешь почему?

– Почему?

– Это две части одной жизни.

– Прости?

– Рея должна была остаться в братстве вместе с тобой. Она часть твоей судьбы, как и то, что тебе суждено уничтожить Абсорбс Глобал Индастри. И, ты был прав – у тебя было много шансов исправить все, и вернуть Рею в братство вместе со своими детьми, стать настоящей семьей.

– Но я запутался и не понял этих подсказок судьбы. Я считал их испытанием, а не советом.

– Потому ты сейчас здесь.

– Но мне было не у кого спросить совета, у меня не было права на ошибку, не было времени остановиться и поразмыслить! Я сам принимал все решения и сам брал на себя ответственность за судьбы окружающих.

– Ты прав. И никто не винит тебя за твою ошибку. Но решение кроется в твоих же словах – необходимо остановится и подумать, спросить совета и разделить свое бремя между теми, кто поймет тебя.

– Что же теперь делать? Я не смогу уничтожить Абсорбс, ведь я сам теперь мертв. Это, признаюсь, досадно, ведь мне так хотелось сделать что-то правильное.

– Не совсем.

– Как?

– Ты верно и преданно служил своему предназначению, был верен своим принципам и следовал своему сердцу. Ты ошибся единожды, но эта ошибка повлекла цепочку неприятных событий. Но Древние дают тебе второй шанс, Аллан. Твоя борьба еще не окончена.

– Мне? Второй шанс? – взбудоражился я.

– Да. У тебя есть выбор: я могу тебя вернуть в прошлое, в тот день, когда ты впервые встретил Рею, но теперь ты ее не встретишь. Не будет вас, не будет Даррелла, Максвелла просто не будет существовать.

– А второй вариант? – мгновенно отрезал я.

– Ты продолжишь свое дело – я верну тебя к жизни. Но ты не будешь помнить ни Рею, ни сына, ни дочь. Для тебя их никогда не существовало. Хоть в действительности они будут жить, но для тебя они не будут значить ровным счётом ничего.

– Я согласен забыть их.

– Подумай, хорошо. Для тебя будет существовать только твой замысел, только твое братство.

– Хорошо. – ответил я, надеясь, что я всё же смогу вспомнить о том, что мне нужно спасти Рею и Даррелла.

– Воистину, сильнее веры в волю свыше может быть только вера в любовь. – ответил он – Я принимаю твой ответ. – умиротворенно кивнул Уриил – Да будет так.

Я почувствовал, что вот-вот должно произойти что-то грандиозное. Но прежде, чем вернуться обратно, я должен был задать архангелу еще один вопрос.

– Могу я, перед тем, как вернуться, увидеть… – спросил я, но запнулся, подумав, что, скорее всего, не имею права об этом просить.

– Конечно можно. – спокойно ответил архангел и на его лице мелькнула хитрая улыбка. Он исчез, а через несколько секунд передо мной появился мой отец.

– Здравствуй, сын. – сказал он и улыбнулся.

Я оторопел. Это действительно был он. Словно настоящий, словно живой!

Он был одет так же, как и в день нашей последней встречи перед его смертью, много лет назад. Его глаза смотрели на меня с нежностью. В них было некое философское спокойствие и отцовская радость. Он распростер объятия и шагнул мне на встречу, и я обнял его. Он был настоящий. Его тело хранило тепло. Но я не мог услышать ни как он дышит, ни как бьется его сердце.

– Печально тебя здесь видеть, сын. – произнес он, выпуская меня из объятий.

Я грустно улыбнулся.

– Что ты мне скажешь?

– Отец! – восторженно произнес я – Как я скучал! Мне так тебя не хватало.

– Я знаю, Аллан. Но у тебя был другой советчик, такой же понимающий и мудрый, так же сильно любящий тебя.

– Ты говоришь про Рею?

– Именно о ней.

Я призадумался.

– Отец, скажи, а ты жалел о чем-то перед тем как… уйти?

– Я жалел лишь о том, что у меня не хватило смелости. Я настолько боялся, что они навредят тебе (ты понимаешь о ком я сейчас говорю) что пропустил всю твою жизнь. Но я не мог еще потерять и тебя, после потери Беатрис. А сейчас я вижу, что ты всё же пошел по предназначенной тебе дороге, и всё равно столкнулся с Абсорбс Глобал Индастри. Я напрасно потратил столько лет жизни, защищая тебя от правды. Нужно было всё сразу тебе рассказать. И тебе не пришлось бы познавать это самому.

– Я действительно сожалею, что мы так мало общались с тобой, почти не говорили о маме. Но ты всё сделал правильно! А теперь скажи мне, ты и вправду сделал для Абсорбс Индастри смертельное оружие? И все, что говорил Дженкинсон – это правда?

– Я не могу знать, что говорил тебе Дженкинсон. Но отчасти твои слова – правда. Это долгая история и у нас нет времени ее обсуждать. Однако, одно ты должен знать – я всегда действовал во благо науки и людей. Иногда интерес к науке был сильнее, но мой здравый смысл брал верх.

– Я хочу еще спросить: ты гордишься мной? Или, может, я стал твоим разочарованием. Я оправдал твои надежды? – спросил я, чувствуя себя ребенком – мальчишкой с разбитыми коленками и синяком под глазом.

Он улыбнулся совсем доброй, мягкой улыбкой, полной тепла и любви. Такой же улыбки я удостаивался в крайне редких случаях, когда отличался находчивостью или смышлёностью.

– Аллан, сын… Я люблю тебя всем сердцем, и я горжусь тобой потому, что ты мой сын. Ты совершил отважный поступок – не каждый сможет такое сделать. Но каждый родитель мечтает о том, чтобы его ребенок был счастлив. Аллан, если ты выбрал свой путь, если ты счастлив, если ты следуешь своему сердцу, то я с уверенностью могу сказать, что ты оправдал мои надежды.

– Спасибо, отец.

– Мне пора. И тебе тоже.

– Погоди! Еще один вопрос, пожалуйста!

– Спрашивай. – ответил он – Но я не могу сказать тебе того, чего ты не должен знать.

– У меня вправду есть брат? Он жив?

– Да, у тебя есть брат. Но однажды ты узнаешь правду сам. Не сейчас. Так намного интересней. А теперь, – сказал отец, – мне пора.

Я еще раз обнял его на прощание, и он в тот же момент исчез.

– Не каждому предоставляется такой шанс. – как бы подбадривая меня, сказал архангел Уриил.

– Я это прекрасно понимаю. – ответил я – И очень благодарен за такой шанс.

– Мы теряем твое время. – заметил он – Ты готов продолжить?

Я расправил плечи, готовясь к чему-то неизвестному.

– Готов. – ответил я – Но, куда я отправлюсь?

– Там, где заканчивается что-то старое, начинается нечто новое. Итак, прощай, Аллан, ибо всё начинается сейчас.

Не успел я попрощаться с ним, как всё вокруг исчезло. Я вновь очутился вне пространства и времени, вне физического тела. Все мои мысли исчезли, и на мгновение я засомневался, что всё это имеет смысл. А потом я словно канул в глубокий сон.

2

Меня окутал мрак. Вновь я ничего не видел, не слышал и не чувствовал. Я уже было подумал, что это мне показалось, приснилось, может быть. Но вдруг из темноты вынырнул отдаленный женский голос.

– Одна прошла насквозь через предсердие… – произнес таинственный голос и оборвался

– Вторая… – вновь произнес он – …в грудной клетке.

– Левое предплечье… падения....

И внезапно я стал чувствовать. Меня охватил холод, озноб, я чувствовал твердый и холодный металл под собой, неприятные липкие прикосновения кого-то, протяжную режущую боль и всё это перемешивалось, соединялось в одно целое. Оно внезапно появлялось и так же внезапно исчезало, смешиваясь с женским голосом, превращаясь в невыносимо гадкие ощущения.

И вот, вдруг, резко, яркий свет ударил мне в глаза, холодный воздух прорезал легкие и, издавая ужасающий хрип, я стал жадно вдыхать воздух, широко открывая рот, хвататься за ниточку жизни. Путаясь средь ощущений, чувств, запахов, звуков, я не мог понять где нахожусь. Я еще не мог понять, жив или мертв. Сильная боль пронзила мою грудь.

Пытаясь понять свое местонахождение, я начал смотреть по сторонам. Через несколько секунд, когда глаза привыкли к яркому свету, я увидел над собой громадную лампу, которую обычно ставят в операционных, а рядом со мной стояла девушка. Она была в медицинской форме, поверх формы был надет клеенчатый передник, на ее лице была маска, но я разглядел тонкие черные брови и ее большие голубые глаза. Они мне показались знакомыми, но я не мог вспомнить, у кого я видел такие. Девушка замерла, наклонившись надо мной, держа в руках скальпель.

Когда я попытался сесть на столе, отодвинув рукой лампу, девушка рухнула на пол, потеряв сознание. Я успел подхватить и ее, и скальпель до того, как они упади на пол. К сожалению, я подбил столик с инструментами, и для них у меня не хватило рук. Они звонко упали на пол. Я огляделся по сторонам, пытаясь найти место, куда можно положить девушку. Секционный стол вряд ли мог быть хорошим вариантом. Приметив рядом с дверью стул, я пристроил ее туда. Времени рассматривать обстановку и интерьер у меня не было и нужно было спешить покинуть морг. Но, для начала, нужно было решить одну проблему – на мне вовсе не было одежды, и в таком виде я никуда пойти не мог. К тому же на груди у меня было две раны, сильно кровоточившие. Девица еще, к счастью, не успела вскрыть мою грудную клетку.

Пошарив в шкафчиках для одежды в крошечной подсобке, я нашел майку, джинсы и неплохую кожаную куртку. Вся одежда пришлась мне впору, однако кроссовки, стоявшие там же, оказались малы. Ранняя весна не баловала хорошей погодой и пойти босиком я никак не мог, так что мне пришлось искать другой вариант. В самом конце, между шкафчиком и стеной я нашел резиновые сапоги. Выбора не было, и пришлось надевать то, что было. Затем, кое-как перебинтовав раны найденными в аптечке бинтами и пластырями, я вышел из морга. Ранее, я заметил на столике с инструментами, в железном блюде пулю, которую девушка достала из моего тела. Прихватил ее с собой, положив ее в карман джинсов, так как мне показалось, что она сослужит мне хорошим талисманом. Дождавшись, когда все санитары разойдутся из коридора, я успешно выбрался из больницы через запасной выход.

Мое дыхание мгновенно превращалось в облачка пара. На улице стояли сумерки. Должно быть, только закончился рабочий день, и толпы людей лениво тянулись по своим делам. Каждый из них был озадачен собственной жизнью, и я мог быть уверен, что никто не обратит на меня внимание. Смешавшись с серой толпой, я вытащил немного денег и проездной у пешеходов.

На общественном транспорте добрался на окраину города, и оттуда добрался до трассы. Тем временем боль усиливалась и идти с каждым шагом становилось тяжелее. Превратиться в алатиса и улететь я не смог – у меня просто не хватило сил для превращения. Каждый удар сердца сопровождался острой мучительной болью, пронзавшей всё тело, и даже дышать становилось тяжело.

Искрами на ветру проносились машины по трассе. Тихо завывал ветер, и найденная одежда совершенно не грела меня. Свет городских огней уже исчез за моей спиной и дорогу освещали лишь фары проезжавших мимо машин. Чудом мне удалось остановить одну из проезжавших мимо машин.

– Куда тебе? – спросил доброжелательный старичок в ковбойской шляпе, выглядывая через окно машины.

Я сказал ему название городка, возле которого находился монастырь. К моей радости и удивлению, его дорога проходила через этот городок. Поведав, что сам он едет из Род-Айленда погостить к детям в Вирджинию, он предложил подвезти меня. Я сразу же согласился. В салон машины он не рискнул меня пускать, но предложил сесть в багажник его пикапа, устроиться на брезенте. Другого выбора у меня не было: я растратил все свои силы, боль усиливалась и раны сильно кровоточили, становилось очень холодно, а дорога была еще очень длинной.

Как только я запрыгнул в багажник, водитель резво помчался в путь. Расстегнув куртку, я увидел, что моя майка стала бурой от крови. Все, что я мог – промокнуть ее куском ткани, найденной в багажнике пикапа. Я лег и укрылся громадными кусками брезента.

На черном небе неподвижно горели звезды, позади нас ярко горел месяц. Небо сливалось с землей, и лишь временами вдалеке горели желтые огни одиноких домов, заправок и мотелей. Мелькали красные огни встречных машин, ослепляли фары обгонявших нас автомобилей. Монотонно бурчал двигатель машины. Она изредка покачивалась в такт, холодный ветер посвистывал в ушах. Боль неистовствовала, разражаясь от каждого вздоха, словно молния, по всему телу.

У меня было время обдумать случившееся со мной, и самое главное – почему один из моих братьев предал нас, и кто он был. Я раз за разом вспоминал все события: нападение на монастырь, предателя, который пытался украсть мои бумаги, погоню, вспоминал место, где я нашел этого мальчику, а затем Максвелла и мрак. И внезапно я очнулся в морге, девушка, склонившаяся надо мной, вынула из моей груди пулю, которая убила меня. Не хватало связующей логики в моих воспоминаниях, словно это был сон, словно пазл, из которого достали несколько частей. Лишь основываясь на догадках, я мог предположить, что я попал в ловушку Максвелла и был убит, а затем каким-то чудом воскрешён. Однако, я был уверен, что меня вернули для того, чтобы совершить мой замысел, не отдаваясь лишь мести, тем самым подарив будущее миру, и в то же время отомстив и Максвеллу, и предателю нашего братства и всего вида.

Постепенно монотонное урчание двигателя, водоворот моих собственных мыслей и боль окончательно забрали мои силы, и я канул в глубокий сон. Последнее, о чем я успел подумать, прежде чем сомкнуть глаза было:

«Нет, я не умру во-второй раз. Не для этого мне дали второй шанс!»

* * *

Я проснулся от легкого толчка. Машина остановилась и мотор заглушили. Открыв веки, в неясных очертаниях городка я узнал знакомые здания почты, церкви и городской библиотеки. Еще было раннее утро и туман медленно расползался по дороге, солнце лениво раздумывало вставать ли, улицы пустовали, не слышно было ни звука.

Я вылез из багажника пикапа. Приветливый старичок в ковбойской шляпе махнул мне рукой на прощанье из окна машины и уехал прочь. Я оглянулся, нет ли кого на улицах, привел себя в чувства похлопыванием по щекам, и направился в сторону монастыря, ежась от колючей прохлады. Рана перестала кровоточить, но я потерял уже достаточно много крови, а боль лишь усиливалась.

Добраться бы до братства поскорее, не окочурившись посреди заброшенной дороги! Только держись, дружище! Еще немного. – единственное, о чем мог думать я.

Время тянулось так тяжело, словно мне приходилось прикладывать собственные усилия для того чтобы одна секунда сменила другую. За городом воздух был значительно холоднее, бушевал ветер, по краям дороги лежали груды снега; в полумраке хмурого утра неприветливо постукивали голые ветви деревьев; местами настораживающе шуршали прошлогодние листья в лесу за моей спиной, словно невидимый спутник следовал за мной по пятам. Собрав последние силы, я быстро шагал по дороге к братству. Но боль, равно как и холод, терзали мое тело и разум. Моментами я забывал, куда иду, небо и земля вращались в разные стороны, и само дыхание отнимало у меня силы.

И вот, наконец, я добрался! Увидев ворота монастыря, я почувствовал неземное счастье, и на моих губах появилась улыбка. Из последних сил дотащив к ним свои ноги, я почувствовал, как теряю ориентацию, и сознание покидает меня. Вцепившись дрожавшими руками в прутья, я медленно сполз по ним на землю и погрузился в темноту.

3

Чьи-то тихие шаги и тонкий голос эхом ворвались в мой разум, и привели меня в себя, словно колокольчик будильника. Несколько минут я просто лежал, отходя от всего случившегося со мною за два дня, наслаждаясь теплом и мягкостью постели.

«Стоп! – подумал я – Где я? Мой путь прервался у ворот, а значит, я всё еще лежу посреди дороги на холодной земле и все приятные ощущения тепла – мои галлюцинации.»

Когда я открыл глаза, то с удивлением узнал в окружающих меня вещах свой кабинет. Скудная мебель, кровать в рабочем кабинете, непримечательные немногочисленные вещицы и груда бумаг на рабочем столе помогли мне не усомнится в моей правоте – я в братстве, у себя в комнате, в своей кровати. Увидев, как захлопывается входная дверь, я сделал вывод, что за мной кто-то наблюдал и как только я пришел в себя – поспешил уйти.