Вошь на гребешке

– Все вы, вальзы, с придурью, – вздохнула Черна, разжимая кулак, уже готовый нанести удар и отплатить за боль, причиненную словами. – Видите одно, говорите другое, делаете третье, а душа у вас болит от чего-то вовсе уж восьмого… ладно, дикий пламень с тобой. Что было, то прошло и скоро осыплется с листвою. Зато я познакомилась с Тохом. А ты вон – опять одна, ищешь то, чего во всем свете нет. Ну, решила: выслеживать буга?

– Уйди, – попросила Милена, спотыкаясь о первый корень опушки и падая на колени. Она некоторое время пыталась себя сдержать, но не управилась и тихонько завыла, прокусила губу. Упрямо встала, снова заковыляла в лес. – Серебром заклинаю: уйди.

– Не, на меня не подействует, будь ты и первым вальзом сдохшего ныне востока54, – фыркнула Черна. – Скажи толком, чего тебе в самом деле надо. Тогда я поскорее сделаю, что могу и пойду отдыхать со спокойной душой.

– Тихое место, отлежаться, – выдавила Милена.

– Пошли, это легко, – приободрилась Черна. – Только на вторую ночь от этой корни очухаются, не забывай.

– Тебе-то что?

– Я думала, ты бегом к этому… Йонгару, – призналась Черна. – Замок у основания луча заката крепкий, но прорицательница им нужна так, что и не высказать. Опять же, сох он по тебе – аж глянуть больно.

– Да никому я не нужна! – закричала Милена, снова спотыкаясь и уже не пробуя встать. Она глотала слезы и торопливо бормотала, уткнувшись лицом в траву. – Никому! Только мой дар, место у правого плеча Тэры со всеми её тайнами или право быть целую ночь лихим мужиком… А я хочу… Я хочу…

– Серебряной ланью стоять на ладони влюбленного великана. – Черна не пробовала насмехаться, просто произнесла приговор, подцепила на плечо безвольное тело изгнанной ученицы и поволокла в лес, к ближнему логову, вырытому Тохом еще в начале лета. – Спасибо матери серебра, я не вижу ничего в грядущем. Все вы слишком дорого платите за зрение. Изломанные какие-то, в себе копаетесь, иных всех подряд норовите насквозь просветить, будто они горный хрусталь, а не живые люди. Во, логово. Рыдай, сколько вздумаешь. Завтра приволоку жратвы. Ты реши до полудня про буга-то, его еще искать, если надобен.

– Конус тьмы тебе в сердце! – всхлипнула Милена, отползая в дальний угол, в тень. – Ненавижу. Не приходи никогда, поняла?

– Я тоже видеть тебя не хочу. Но знаю: умей ты ненавидеть, давно отравила бы или допекла еще как.

– Убирайся! Вон! Убью!

Комок земли угодил в плечо, вызвав ответный смех – и не более. Выбравшись из логова, Черна отряхнула грязь с рубахи и побежала, принюхиваясь к пряной застоявшейся осени, туманом сочащейся из почвы. На душе было так легко, что вес тела едва ощущался. Приходилось прыгать и приземляться на кончики пальцев, даже не пробуя обернуться и угадать длину каждого шага: в особенные ночи нельзя отягощать сердце ядом недоверия к чуду.

Глава 7. Влад. Испорченный вечер

Москва, первая неделя ноября

Первый в жизни кабинет, выбранный самостоятельно, для своего дела… Влад осмотрелся, старательно выровнял рамки на парадной стене. Подборка скромная, но – не пустая. Лица узнаваемые для тех, кто понимает. И сертификаты кое-чего стоят.

На столе, возле привезенного из офиса инвестора «на деловое счастье» роскошного яшмового Будды, скромно пристроилась фотография. Её Влад несколько раз ставил и убирал, не имея сил окончательно решить, насколько уместно демонстрировать крепость семейных уз в сложившихся обстоятельствах. После откровенно фальшивого праздника у Костика на душе остался тяжелый осадок. Да уж… хозяин дома радушно принимал Маришку, жена Костика допустила приятельницу к готовке плова и пошутила: «господин назначил тебя любимым поваром»… Всю обратную дорогу Влад молчал. Собственно, он попрощался с семьей Костика, отвернулся – и сразу исчерпал потребность улыбаться напоказ, впал в мрачную задумчивость. И вот – до сих пор не смог очнуться.

Почему Маришка позволила так отвратительно шутить?

– Ну, обживаешься, ага, – туша Иудушки отяготила дверной косяк. – Угости партнера кофием, а? На правах хозяина – поухаживай.

Влад повернул фото так, чтобы оно спряталось за Буддой, чуть подвинул новенький ноутбук. Иудушку захотелось отравить. Уже который раз… Это неисполнимое желание донимало подобно язве, вызывало настоящую изжогу. Хотелось курить и ругаться. Ну как можно, будучи в начале большого дела, явиться на работу в лоснящемся мятом костюме, без галстука, да еще напялив рубаху чудовищного оттенка? Похоже, будто в стиральную машину попала ржавчина – и осела на ткани.

– Секретаршу еще не нанял? – Иудушка плюхнулся в кресло для важных гостей и уставился на стену с сертификатами. – Учти, чтоб ноги от ушей. Ты-то семьянин, а мне самое оно… Во, резюмешка. Зацени породу.

– Я подберу человека с опытом и мотивацией, – стараясь не выходить из себя, Влад отвернулся к кофе-машине и поставил чашечку под сопло, отягощенное одинокой бурой каплей.

– Ой, не бухти, мне баба нужна, а не человек, – прямо уточнил Егорушка. – Резюмешку могу сам отнести в бухгалтерию… кстати, у нас уже есть бухгалтер?

– Пока что – в офисе инвестора.

– Знаю-знаю, – напевно зевнул Иудушка. – Чего возишься с кофе?

Влад положил два кусочка сахара на второе блюдце – свое – и аккуратно поставил обе чашки на низкий столик. Подвинул одну Иудушке, сел в кресло напротив неопрятного партнера. Теперь, как усвоил по опыту Влад, ему предстояло выслушать подробности нового хобби Егорушки – почти всегда имеется таковое, подцепленное от очередного полезного «другана». Следом за хобби будут изложены и прогорклые сплетни и выпытаны свеженькие. Общаясь с Иудушкой каждодневно, Влад привык мысленно представлять этого типа сгустком клея, собирающего на себя мух… И каждая – сплетня, и у всякой лапки замараны. Внутренняя организованность Влада вопила благим матом и требовала дать Иудушке в харю. А лучше – сцапать за лоснящиеся лацканы и сунуть в стиральную машину, целиком. Пусть покрутится. Ему не привыкать.

Влад старательно улыбнулся, поправил блюдце и по часовой стрелке размешал сахар, наблюдая пенку. Первоклассный напиток… Кофе-машину он заказал с особым чувством, компенсируя все порции дешевой утренней бурды, все перекусы в фастфудах и иные унижения маленького человека в большом городе. Он теперь вне толпы. И – деньги не пахнут, в отличие от кофе. Сейчас Влад имеет даже в постоянной части дохода куда больше, чем планировал при удачном карьерном росте в обозримом будущем. А потому он обязан быть любезным с Иудушкой. Тот, по мнению инвестора, приманивает ценных клиентов, формируя основу успеха проекта.

– Удивительно, как ты умеешь расположить к себе, – честно польстил Влад. Он знал за собой это качество и полагал его достоинством – умение искренне хвалить. – Это дар, Егор… Признаю, большой дар.

– Ка-анечно, старик, зришь в корень: денежки любят таких энергичных людей, как я. И еще. Я подкинул шефу мега-пробивную идейку, он экзальтирует. Сейчас введу в курс дела, уже можно. Это касается сервисного пакета. Кстати, завтра поеду щипать узкоглазых и узколобых, ну – тех самых, – намекнул Иудушка. – Некошерное дело, обманывать убогих… Сбацай презентацию и качни мне в личку, я прям теперь закину тебе мыслишки. Я уже обмозговал, я ж мегамозг…

Егорушка погладил себя по волосам, прилизанным и не очень чистым. Улыбнулся напоказ и откинулся, уставясь в потолок и широко размахнув руки по подлокотникам. Затем добыл из нагрудного кармана смартфон с электронным пером, любимый свой гаджет. Принялся бормотать и тыкать в экран, целиком пряча перо в толстых пальцах. Так Иудушка изображал озарение, искренне веря, что он выглядит круче Пушкина. Последнего Егорка при подходящих гостях обожал критиковать, иногда за творчество, а порой за политические взгляды и неумение строить карьеру. По обстоятельствам Пушкин заменялся на Макаревича, Шумахера или царицу Савскую, лишь бы «в масть». Любую знаменитость Иудушка с простотой патологоанатома препарировал, забираясь глубоко в дебри сплетен и гнусных намеков. Так он выказывал эрудицию и заодно смещал знаменитость с пьедестала – вдруг самому туда получится взгромоздиться?

– Вообще-то я учился в одном классе с родственником того самого Радзинского, и был в гостях у них, так запросто, ага, – светски завздыхал Егорушка, тыча в экран. Значит, он опять в образе интеллектуала широкого профиля. – Я таких людей знаю… Эй, в курсе, сколько френдов лайкнули мой вчерашний пост? Ка-анечно, молчишь от зависти… Я сам себе завидую, старик.

Влад вздохнул, поставил пустую чашечку – костяной фарфор, это значимая деталь… Взгляд на фарфор помогал проще воспринимать Иудушку.

Истыканный пером смартфон запищал, и Владу показалось, что аппарат не выдержал пытки. Иудушка поморщился, заранее распахивая рот, чтобы выпустить в мир достойное случая заявление, уничтожая звонящего до начала разговора… Но увидел номер! Подобрался, вскочил, сдвинув коленом фарфоровое блюдце к краю стола. В следующее мгновение Егорушка сопел по стойке «смирно», уподобленный анекдотическому прапорщику. Даже одернул мятый пиджак, даже попробовал нащупать узел несуществующего галстука.

– Да, да, слушаю, – выдохнул Иудушка деловито и чуть подобострастно. Улыбнулся, хотя его наверняка материли. – Ка-анечно… а как же? Да. Вот, совершенно верно, собирался… К вам? Уже. А по поводу идей, ну – я вечером… А, ну да, само собой, сервисный пакет – дерьмо, я говорил Владу, дотягивать надо. Да, мы постараемся. Ка-анечно…

Егорушка выбрался из тесноты меж креслом и столиком, чуть не потеряв равновесие – и метнулся прочь из кабинета. Разговоры с инвестором он предпочитал вести приватно. Это создавало ощущение приближенности к сокровенным тайнам. Сверх того, и Влад это прекрасно знал, всякий деньговладелец умеет кстати ввернуть волшебное слово «дерьмо», вцепиться в загривок и ткнуть в вонючее мордой, полагая такое действие – мотивирующим. Опционы опционами, думает он, а для придания ускорения пинок – средство древнее и надежное.

Влад изучил чашку, на сей раз не радуясь классу фарфора. Она грязная, а секретарши нет. Длинноногая дрянь из «резюмешки» почти неизбежно вселится в приемную, и толку от нее будет…

Следом за первой гаденькой мыслишкой потянулись, как муравьи на сладкое, новые, столь же кусачие: вся фирма пока – три человека, продаж еще нет, репутации тоже. На каждой встрече потенциальные партнеры хмыкают и пожимают плечами. Мол, резвые вы, а только мы и не таких повидали, попробуйте выжить в первый год и вырасти во второй, а там и мы подтянемся… Приезжать к людям после Иудушки тяжело: он умеет знакомиться с самыми недоступными, это правда. Однако по себе оставляет сложное впечатление. Приходится строить коммуникации заново, по ходу разговора выясняя с неприятным удивлением: Егор наобещал невесть чего. Сказать теперь, задним числом, что ресурсов нет – потерять зацепку. Подтвердить обещания – принять на себя заведомый провал дела, ведь Иудушку не обвинят, он прокричал и исчез, он не умеет общаться дольше, чем пьется кофе.

– Во, готово, отсылаю, – сообщил Егорушка, возвращаясь в кабинет и снова рушась в кресло. Судя по избытку оптимизма в голосе, взбучку он получил изрядную. – Владик, нам нужна презентация, понял? Такая, чтобы дикари обделались жидко и мощно, прям фонтаном. И еще: шеф сказал, надо оформить что-то по теме налика, мы ж убыточные. Вот телефон. Позвони через полчаса и скажи, что ты от Георгия.

– Слушай, или презентация, или оформление, – Влад ощетинился и сменил тон. – Время – оно не тянется и не замирает по твоей у-указке, понял?

– Ты генеральный директор, не я, – Иудушка задышал через рот, по-собачьи и на редкость паскудно. – Надо, Владя, надо. Ты нервами на меня не тикай, ага? Никто не обещал, что будет легко. Ровно через полчаса звякни этому, от Гоши. Ну, я пойду. Вечер, время тусить.

– Не надорвись, – посоветовал Влад.

– Ка-анечно, тут ты прав, – оживился Егорушка, энергично дергая указательным пальцем. – Печень у нас, людей, непарный орган. Грубейшая ошибка творца.

С тем Иудушка и покинул офис, напоследок сообщив несколько бесполезных фактов о печени и алкоголе. Бормотал без выражения, по инерции: Влад не входил в группу тех, кого надлежало потрясать уровнем захламленности памяти, многими принимаемым за интеллект.

В опустевшем кабинете Влад снова ощутил себя хозяином положения – пусть иллюзорно, на жалкие полчаса. Он позвонил на прежнюю работу, поздравил пассию сисадмина с днем рождения. Выслушал много занятного, но не афишируемого. Оказалось, прежний шеф кое-кому урезал бонусы, а троих уволил… В общем, чужая жизнь – не мед, и сейчас это кстати.

Влад поставил на прежнее место фотографию Маришки и погладил смартфон. Позвонить? Повод найти легко: например, допустимо уточнить, прошел ли перевод на карточку… Хотя такой разговор получится сухим и коротким.

Влад вздохнул, разбудил ноутбук и принял почту. Просмотрел письмо Иудушки, изобилующее треугольными скобками с многоточиями внутри: типа вот тебе, партнер, идея, ты уж наполни, я-то сделал главное, вбросил. Главного было – пять строк, и те никуда не годны. Прочее, именуемое Иудушкой «простейшая техническая работа» – это бессонная ночь, и еще пойди управься к утру. Чувствуя себя Золушкой, скособочившейся над грудой несортированной фасоли, Влад картинно застонал и в два движения завершил работу системы.

– Добрый день, я от Георгия. Да, Владислав. Нет, доверяю и не намерен вникать в то, что составляет предмет вашей компетенции. Как я понимаю, услуга оплачена и детали согласованы. К семи? Диктуйте адрес, тогда скажу наверняка. Да, примерно представляю… Я постараюсь, но сами учтите, час пик, ехать неблизко. Понимаю, офис у вас официально до восьми, да…

С отвращением оттолкнув телефон, Влад зажмурился. Адрес – мечта любого продавца автонавигаторов. Один раз разыскав такой вслепую, да еще вечером, люди без жалости платят за самую «навороченную» модель. Потому что добраться туда – полбеды. Реальный квест для чемпионов – это в серых плоских сумерках найти выезд из промзоны, напоминающей иллюстрацию к пост-апокалипсической игре…

– У меня есть навигатор, – ободрил себя Влад.

Он прошел к шкафу, бережно снял с вешалки новенький кашемировый шарф, погладил, радуясь прикосновению элитной вещи. Расправил шарф на груди и быстро накинул пальто – то самое, из прошлой жизни менеджера среднего звена. На миг представив, что в офисе есть секретарша, Влад покинул кабинет. На столике остались невымытые чашки. Это при характере Влада сильно походило на бунт. Но мыть костяной фарфор после Иудушки…

Корейский «паркетник» подмигнул хозяину со служебной парковки, обещая сберечь тайну, внятную многим, но все же не всем: он переднеприводный, в минимальной комплектации. Снаружи этого и не понять, тем более при беглом взгляде. Поколдовав с навигатором, Влад резво вырулил с места и влился в городское движение – плотное, как цветущее застоявшееся озерко. Тут и там вспыхивали болотными огоньками «стопы», но это была еще не пробка, способная засосать всех и вся. Пользуясь знакомыми объездами и иногда ругая навигатор, Влад прорывался к кольцевой, поглядывая на часы и втайне радуясь тому, как ловко успевает выскользнуть из ловушки вечернего города. Влад даже хвалил себя вслух.

Вообще разговаривать с собой – дело последнее, но слушать музыку не хотелось, радио – тем более. По спине невесть с чего пробегали короткие, как удар шквала, волны холодка. Перед глазами проявлялись и пропадали вроде бы совершенно неуместные картины. Да так внятно, что это мешало вести машину. Вот Костик на празднике, вид у приятеля странный, он то смотрит на Маришку, то дергает шеей, собираясь нечто сказать, но не решаясь. Если вглядеться, если заново осмыслить тот вечер… так можно подумать: друг ждет, когда Маришка улучит момент и переговорит наедине с Владом. И, досадуя, принимается шутить про любимого повара, уже прямо выпроваживая гостью на кухню и призывая жену в союзники. Зачем? В целом ответ ясен: он нечто знает, но обещал не рассказывать Владу. Глупости… Мишка здоров, да и жена выглядела в тот вечер блестяще. Хотя… едва покинув дом Костика, замкнулась и сникла.

Или вот видение, тоже навязчивое: руки Егорушки. Это из вчерашнего дня, совсем ненужное, ну зачем припомнилось? Войдя в кабинет, Влад обнаружил партнера в своем кресле. Егорушка барабанил толстыми пальцами по крышке ноутбука. И что с того? Он так устроен, руки всегда в движении, подрагивают мелко, как-то потно. Бред: потно подрагивают, что за сравнение? В тот день на ноутбуке Иудушка не работал: мышь осталась не засаленной, хотя сам Иудушка вонял китайской лапшой на весь офис. А ел лапшу он так, что умудрялся заляпать и манжеты, и воротник…

– Я устал, – сказал себе Влад. – Пустяки. Все мы строим будущее сами, я выдержу, это мой шанс. Я уже не мальчик и не хочу однажды стать нищим стариком на госпенсии. Я сильный. Я все держу под контролем.

Навигатор, словно в насмешку, предложил притормозить: впереди камера замера скорости. Хотя куда уж, и так пешеходы обгоняют. Влад нащупал сигареты, поморщился, нарушая данное себе обещание не курить в машине. Голубоватый дым поплыл, успешно маскируя нелепые видения. Напряжение схлынуло. Все сделалось в должной мере буднично. Впереди не менее часа дерготни по пробкам, затем формальности на месте, вряд ли длинные: дело с наличкой не решается в очередях.

Глава 8. Черна. Безнадежный бой

Нитль, замок Файен, вторая восьмица синей луны

По мнению Черны, ношение полного доспеха – пытка, мало с чем сравнимая по изощренности.

Она знала заранее, как все будет. То есть ей казалось, что представления верны, схожий опыт имелся: трижды приходилось свыкаться с разными доспехами, исполняя задания Тэры, более похожие на прихоть. «Принеси мне грибницу55», – так сказала прорицательница, когда Черна по наивности ждала сладкую лепешку и поздравление со своим двенадцатилетием. Она едва сдержала слезы и даже, помнится, четыре дня не могла убедить себя в посильности общения со злыдней, невесть как получившей в распоряжение замок и хранящей огниво. Ружана тогда тоже молчала: склонив голову, она вымачивала травы и шепталась с их корнями, делая вид, что не замечает ровно ничего. Она всегда была тихоней и старалась отсидеться в сторонке от опасных распрей. И, если это не удавалось, бежала со всех ног к Светлу, с разгону ныряла за его спину и там жалобно всхлипывала. Парень неизменно расправлял плечи, он гордился правом защищать. Ему было важно ощущать себя надежным. У каждого, в общем-то, своя слабость…

Первый в жизни доспех приживался трудно и медленно, хотя то был легкий, неполный набор. Оно и понятно, дикая грибница опасна, однако же она не буг и тем более не сам Руннар, – создание, для которого нет видового обозначения. Один он такой, то ли слуга Тэры, то ли раб, то ли вовсе часть её самой, пусть и неосознанная, подспудная… Безмолвный, предельно чуждый всему людскому, настороженный равно к лесу и замку, не умеющий играть и проявлять любые иные признаки личностного поведения. Черна постепенно выведала, что единственные в своем роде существа имеются и при некоторых иных замках, что их появление обыкновенно связано с точками надрыва целостности мира. Это ничего не объясняло прежне, но теперь… Сейчас – восьмица синей луны, и она неизбежно создаст новый надрыв, так сказала Тэра, а кто может знать вернее? Она прорицательница. Она знает и происхождение Руннара, неведомое никому более из людей замка. И природу складок, которые, хоть и не нарушают миропорядка, но колеблют его, расслаивают и склеивают. Так возникают сложные, многослойные спайки «с противотоком».

Краповый доспех шевельнулся, глубинные слои рывком сжали поясницу и поползли, плотнее сплетаясь с внешними. Кожу облил невыносимый, подобный кипятку, зуд. Черна скрипнула зубами, но смолчала. Четвертые сутки проволочная дрянь, ничуть не похожая видом и поведением на мирный крап, заплетает тело и превращает жизнь в кошмар наяву. Один Белек, в считанные дни ставший для всех господином Бэлом, не брезгует сидеть рядом, скрашивает болтовней тяготы врастания в доспех. На вид Черна теперь зелена всей кожей. Пока более или менее прежним остается лишь лицо, где узор стеблистой плоти доспеха тонкий. Зато настроение… оно – мерзкое! Речь невнятная, да и запах от подсыхающего рудного крапа, еще не изъявшего корней из слоя подкормки – отвратный.

– Пить хочешь? – Бэл заглянул в самые глаза, норовя угадать ответ. Было понятно, что он выговаривает одни и те же слова в десятый, самое малое, раз. Мерно, устало и настойчиво. – Черна, ты слышишь? Моргни. Вот, молодец. Ружана приходила, смотрела крап. Разрешила обнадежить тебя: к утру он втянет последние корни. Жжение пройдет.

– Сама бы и вделась в эту дрянь, – прорычала Черна, едва понимая сказанное. Но упрямство не позволило замолчать. – Пить хочу, но не могу, хватит на меня пялиться, вали отсюда.

– Не могу, это вчера я сидел подле тебя из прихоти, а теперь пребываю тут по воле Тэры, – сообщил Бэл. – Силы пришли в движение. Тэра сказала, что трение слоев мира велико, спайка будет глубинная, почти что до плоскости56. Разрыв возможен раньше, чем она видела прежде. Тебе надо к рассвету быть в лесу. Позже с Руннара не снять ошейник, понимаешь?

– Дался ей этот зверь, – буркнула Черна, заставляя себя ворочаться и тем ускоряя втягивание корней. – Будто мало в замке меха и шкур. Шубка у неё из ручного белопуха57. А белопуха я добыла, угодить хотела… Чер меня скогтил, лезть в предгорья и искать. Пусть бы кашляла себе, старая карга.

– На кого из вас ты наговариваешь? – укорил Бэл. – И к чему приплела каргу58? Её-то никто не просил добывать, вот уж истина.

Черна выругалась и замолчала, продолжая упорно и ритмично ворочаться с боку на бок в илистой вонючей нише. Зал доспехов, как и подобает, был устроен на нижнем уровне подвалов, вдали от солнечного света и людского непокоя. Тут сухие корни спали до поры, когда травники их приголубят и уговорят знакомиться с ангами, которые нуждается в доспехе или больными, кому требуется помощь. Есть корни попроще, а есть – редчайшие, особенные. И вовсе уникальные.

Рудного крапа допроситься у леса и прежде удавалось так редко, что он вошел в поговорки наравне с кротким бугом и стройным каргом, обозначая небыль и невидаль. Во всех запасах замка Тэры отыскался всего-то один старый отросток, и он оказался упрям. На слова Ружаны не откликнулся, а, когда девушка попробовала грубо разбудить его, облив кипятком, скрутился на руке и пережал запястье. Так бы и остаться Ружане калекой, не прибеги на её вопли меньшой сын угольщика. Он стал учеником Тэры аккурат четыре дня назад, едва снял корень с руки травницы и, строго отчитав, погрузил в жирную болотину, заготовленную заранее. Хозяйка замка задумчиво кивнула, не обратив и малого внимания на стоны Ружаны. Поманила мальчишку, долго смотрела в его пепельные глаза, так и не вернувшие детскую синеву.

– Вростом будешь зваться, душевно уговариваешь корни, – сообщила Тэра свое решение. – Нет на тебе настоящей вины перед миром, однако же время требуется, чтобы ты взглянул на себя со стороны. Ты – часть леса, но принять это сможешь лишь вне его границ. Если пожелаешь принять. Понял ли?

– Нет, – смутился мальчик, пряча за спину руки, пахнущие болотом.

– Потому и нет в тебе настоящей силы. Пока – нет, и даст ли тебе мир время взрослеть, еще вопрос, – Тэра задумалась и ушла, не прощаясь.

Четыре дня назад…

Черна застонала и медленно поднялась на ноги, отдирая себя от пола совершенно по-настоящему. Темные мелкие отростки крапа шевелились вдоль левого бока сплошным пролежнем, шелестели металлически, иногда звонко вздрагивали натянутыми струнами – занимали свое место в полном доспехе.

Что бы ни говорила Тэра, что бы ни имела в виду, это не важно.

«Сложно» и «ложно» – похожие слова, и вряд ли напрасно. Они, по мнению Черны, годны для людей особенного склада. Пусть Бэл грызет себя, или вон – Тэра. А пуще обоих Милена, которая ничего не может сделать толком и по душе исключительно оттого, что дано ей много, а силенок поднять ношу да тащить – пока что нет. Вот и копается, и ругается, придавленная тяжестью дара. Другим жить не дает и сама еле теплится.

– Отчего наша Тэра делает то, что вроде бы не следует делать? – едва слышно прошелестел Бэл, подставив плечо и помогая выбраться на край ниши взращивания доспеха. – Я вижу, она не желает того, что намечается, и все же смещает события в самое бурное и непредсказуемое русло из возможных. Черна, что скажешь?

– Жрать хочу, – Черна оскалилась, ощутила привкус стали на зубах. – Жрать, спать и чесаться. Вдумчиво чесаться обо что-то железное. Хотя нет, железное мне теперь – на два движения.

– Я говорю о важном, – обиделся Бэл.

– Ты врешь себе и мне о пустяках, хотя желал бы спросить, далеко ли я проводила Милену и сильного ли заломала ей буга. Хорошо же, я скажу тебе… что думаю о Тэре и её делах.