Тысяча девятьсот сотый. Роман-мантра

Ерофеев уже подходил к метро «Южная», тихо-мирно печатая шаг под игравшую в правом ухе из лайфпрофиля ностальгическую композицию «Два брата» группы «Коловрат», когда на пути его внезапно нарисовался местный негр «Черкаш», как его прозвали жители района. Черкаш всегда ошивался здесь по утрам, а порой и днем – выпрашивал у прохожих чейнкойны себе на водку, чтобы уединиться с ней в подвале заброшенного дома, подальше от вездесущих камер: хоть собственного лайфпрофиля с ИСИ у него, кажется, не было (чейнкойнами он расплачивался через ввод пароля), это не означало, что теперь можно спокойно наглеть.

Отчаянно жестикулируя, негр всячески пытался вызвать в Яробое жалость и желание переписать на его виртуальный счет хотя бы пару звеньев чейнкойн-участка. Увидев, что Ерофеев никак не реагирует на потуги привлечь его внимание, негр решил попытаться схватить парня за рукав. Удар Яробоя локтем в черное предплечье пресек его попытку, и Семен беспрепятственно проследовал в метро. Сообразив, какую именно песню он при этом слушал, Семен не мог сдержать улыбку.

Ерофеев отправился на «ножи» один. Стайнар не поехал ни на «Алма-Атинскую», ни в Апрелевку – он познакомился с новой бабой, и с вечера субботы зависал у нее, не желая прерывать приятный отдых.

Выйдя из метро, Семен проговорил в локоть:

– Закрыть все страницы! Автономная работа. Тэги: «КНБ», «поляна», «маршрут».

Профильный навигатор надиктовал парню весь путь до поляны. Случилось так, что Семен в первый же приезд на ножевой бой угодил на соревнования – бои до трех акцентированных попаданий резиновым оружием. Среди собравшихся прежде всего впечатляли мужчины явно казачьего вида. Самому Семену участвовать было бы рано, а вот посмотреть – то, что нужно! Ерофеев, впрочем, опоздал и пришел лишь на четвертьфинал. Бились два Юрия – «белый» и «черный» (цветовое отличие их одежды). Все шутили, что «ставлю», мол, «на Юрку». Постоянно слышались пока еще непривычные уху Ерофеева выкрики судей и зрителей:

– Ну что, было?

– Нет, всколзь!

– «Обоюдка»!..

Судьи попросили «прикрыть» сзади одного из соревновавшихся, сузив тем самым круг и лишив бойца возможности без конца отступать. Семен встал за «белым» Юрой. Боец попросил его подержать снятую им балаклаву, и Яробой принял у него из рук белый вязаный головной убор.

Судья зафиксировал на небольшой пространственной 3D-проекции лайфпрофиля «белого» Юрия-победителя и пригласил следующую пару – двух каких-то рыжебородых мужчин, которых в шутку окрестили «косплеерами Дёмы». Другой судья, стоявший справа, в отличие от левого, попросил Семена встать чуть подальше, чтобы предоставить бойцам больше пространства для маневра («А то как в лифте!»). Левый судья немного с ним поспорил, но уступил.

Следующими бились парень в маске, прикрывавшей рот и нос, как у ниндзя из «Mortal Kombat» (зрители тут же наделили его прозвищем «Скорпион») и девушка. Соперница Скорпиона, пропустив колющий удар в живот, скорчилась от боли. Скорпион нанес свои три удара первым. Когда его объявляли победителем, он всегда театрально кланялся, будто японский самурай, и кто-то из зрителей неизменно прикалывался:

– Scorpion wins!

Приземистый Мосин в синей куртке бился за третье место с подтянутым усачом в черной одежде. Они так много раз обоюдно поразили друг друга, что судья начислил обоим по два очка. Оставался один решающий удар – его сумел нанести усач. С поклоном он элегантно поблагодарил противника за спарринг.

Мосин оказался на третьем месте, первое же досталось Скорпиону, вырвавшему трудную победу в финале у усача в черном. Для группового фото тройки лидеров с медалями на шеях Скорпион не согласился снять маску, из чего Яробой сделал вывод, что чемпионские навыки того – плоды не одних лишь тренировок. Главному герою дня судьи вручили красивый японский декоративный нож.

После турнира Яробой умудрился всё же провести спарринг с одним из парней, бывших там, и вдоволь поработал тренировочным клинком, парируя, прыгая и уклоняясь от атакующих выпадов оппонента.

Когда Семен возвращался с места турнира к метро, Стайнар по ментофону снова вызвал его:

– Ты где сейчас?

– Только что закончил тренить и турнир смотреть по ножевому, на который ты не приехал… – Семен передал картинку окружающего пространства.

– О! А мы на «Краснухе»! Жди, сейчас подкатим! Подождешь минуток пять?..

– Хорошо, давайте! – пожал плечами Яробой и присел на лавочку возле вестибюля метро, запросив в локоть новости. В единственном ухе рассказали о том, что, по слухам, в Москве готовится очередной теракт – давненечко их не было! Спецслужбы зафиксировали факт несанкционированной перепродажи новейшей мощной взрывчатки, но след злоумышленников обрывался… Дослушав новости, Яробой отключил профиль.

Какой-то мужик играл на гитаре перед входом, ногой отбивая ритм с помощью педали большого барабана. Музыкант доигрывал «Hotel California». Семен, видевший его прежде в других местах Москвы и знавший, что тот хорошо исполняет «Металлику», подошел и, кинув мелочь, попросил сыграть балладу «Unforgiven»; мужчина кивком дал согласие на его просьбу, переходя к начальным переборам композиции. В вохдухе сразу стало романтичнее.

Из стеклянных дверей показался Стайнар с его новой пассией, которую звали «Наташей». Наталья была невысокой и улыбчивой миловидной коротко стриженной девушкой с пирсингом в носу и около брови. Они, видимо, возились и игрались всю дорогу: увидев Семена, Наташа вручила ему небольшой черный рюкзак с приделанным к нему хвостом лисы, сказав: «Держи, не отдавай ему! Он недостоин нести!» Ерофеев включился в игру – накинув лямку на плечо, приготовился защищать рюкзачок девушки. Вова бросился в бой: схватился за рюкзак, пытаясь его вырвать, при этом весьма ощутимо наступил Семену на ногу. Глянув коротко в ИСИ-фон Стайнара, Ерофеев понял, что тот так поступил нарочно. Яробой применил коварство: вместо того, чтобы тянуть на себя за лямки хвостатую емкость, рискуя порвать ее, он отпустил рюкзак, зашел сзади и, взяв поясницу Стайнара в обхват, провел бросок через подножку. Когда оба они упали, Яробой, оказавшийся сверху и не на шутку обидевшийся за свою ногу, жестко уперся локтем в шею Стайнара, а коленями стал поддавливать его корпус. Ерофеев ощутил лютую агрессию, почувствовав себя воином.

Наталья всячески подбадривала ребят, пока подошедший полицейский не разнял их, при этом Владимир попытался пнуть напоследок Семена по голени. У Ерофеева тряслись руки после схватки – давно он так не развлекался! Наташа, глядя на него, так быстро дважды хлопнула веками, что стало очевидно: сделала «ресничный снимок» камерой, вживленной над глазами. Впрочем, пополнять «коллекцию взглядов любезных» самому желания у Семена не возникло.

В обиде тоже никто не остался, ведь для мужчин сила и ярость – всегда радость.

Глава 7

Понятия яви и сна не столь уж различны меж собой, как это принято считать. Когда мы засыпаем или просыпаемся, когда мы засыпаемся или просыпаем, мы так или иначе создаем мир вокруг себя. И создаем мы его из той самой единственной мировой субстанции, которая всегда у нас под рукой. Кирпичики и молекулы мироздания – мы сами. Метафора сна чудесно глубоким образом иллюстрирует наше Бытие: сам себе сон показал, сам по нему погулял, сам видео про свои приключения снял, сам же его посмотрел и с лойсом зарепостил себе на стенку, а заодно и всем своим клонам и сообществам.

Проблема природы сознания не оставляла в покое Дозина на протяжении почти всего столетия его существования. В один из дней, проведенных в «Артеке», мальчик Саша ощутил себя как-то странно: вдруг почудилось, будто он сам и весь мир вокруг – не твердая в своей основе структура, и не искра, которая вот уже почти десяток лет каждое утро зажигает сама себя, чтобы угаснуть каждую ночь – а всего лишь иллюзия этого, вбитая ему в голову кем-то неведомым, и сам Саша лишь сейчас возник на бренном теле Земли. Таким он и застыл в Вечности – маленьким мальчиком возле прачечной, осененным своим сатори, а вместе с ним восхищался тайной бытия, раскрывшейся перед ним бутоном волшебного цветка, он же сам, но трижды в возрасте Христа…

Оторвавшись от своей ретроспекции, Дозин совершил очередное дережаблирование между событиями и вернулся в настоящее – одинокий больной старец на «троне», затерянный где-то на «Южной» вместе со своей квартирой. Пока ноги ходят сами, Дозин обходится без палочки. Руки его еще могут что-то сделать, а рукопожатие даже крепко. В голове – вообще синклит целый! Но всё же скоро не станет его, и дальняя родственница Дашка переедет жить сюда – всё именно так, как распланировано Изначальным Светом на пути к Агендону и Новому Витку Всего, за которым будут еще один, и еще – без конца во всех мыслимых и немыслимых направлениях вширь и вглубь. Ибо таково неизменное свойство Изначального Света – предоставлять материальность всем возникающим видам идеальности.

Александр Петрович оделся по-уличному и вышел из квартиры – надо было прикупить грецкие орешки, рисовые хлебцы и морковь. С приятным звуком активировались лайфпрофиль с ИСИ, до этого пребывавшие в гибернации. Вмонтированный в ушные раковины распечатанный на биопринтере тканезаменитель нежно проворковал женским голосом: «Добрый день, дедуля! Чего изволите?» Голос выжидательно помолчал с минуту, но так как Дозин не спешил включать щелчком пальцев голографическую клавиатуру или отдавать голосовой приказ в свой локтевой сгиб, Сири вновь заснула. Александр Петрович подумал было заглянуть в «SSD», где его всегда ждали запертые там вне времени и пространства души, но решил, что пока не стóит.

В магазине на кассе с Дозиным поздоровалась знакомая пухлощекая улыбчивая девушка Настя, которая, помахивая здоровенным дилдообразным жезлом-считывателем, следила за валидацией чейнкойнов. Дозин кивнул и ответно поприветствовал ее.

– Как здоровьице ваше? – поинтересовалась контролерша, просовывая свой дилдак прямо сквозь словно по волшебству появившиеся возле головы Дозина голографические символы чейнкойн-счета.

– Пока еще тьфу-тьфу – живой! – Александр Петрович нарочно на людях говорил еще сильнее дребезжавшим голосом, стараясь не выглядеть чересчур уж молодцевато для своего возраста. – А так – какое уж тут здоровье… Как там бабушка твоя?

Бабушку Насти Дозин знал еще в годы правления Брежнева.

– Спасибо, с бабушкой всё хорошо вроде!

Кивнув, Александр Петрович прошел с покупками далее, чтобы не задерживать поток покупателей, в основом, как всегда, бравших вино, водку, сигареты, мясо, дрожжевой хлеб, чай, кофе, соль, сахар и сладости. Жизнь большинства людей слишком пресна и пуста, и чтобы не слишком уж ее затягивать, они глотают фастфуд, пьют крепкий кофе, колу; курят, принимают алкоголь или чего похлеще. Когда потом бегаешь по больницам или считаешь с ровесниками, у кого больше болячек – уж точно скучать не будешь.

На выходе из магазина стоял автомат для печати 3D-фотоснимков из «ВБлизи». На миг Дозин почувствовал нечто, похожее на угрызения совести, ведь на этом самом автомате он не так давно распечатал пару снимков Ерофеева, готовя месть за его поведение, и в результате произвел «выстрел по пиофилиде из гранатомета М1». На трехмерном ВБ-снимке улыбающийся одноухий Семен был изображен с бутылкой пива в одной руке и кастетом в другой. Снимок потребовался Александру Петровичу, чтобы изменить экзистенциальный скрипт каталога Изначального Света, ответственный за материальное развоплощение Ерофеева. Изменяя структуру кода, до определенного времени ежедневно выбрасывавшего душу молодого человека на твердый обитаемый берег и еженощно уносившего его сознание обратно в бассейн Изначального Света, Александр Петрович преследовал корыстные цели: запереть душу молодого человека в своем «SSD», дабы наказать и перевоспитать некоторую часть его личности. Нет, сам Дозин не убивал Яробоя – он лишь перехватил и подверг консервации то, что, как он сумел разглядеть в скрипте, уже и так летело в Изначальный Свет на переработку.

Прошло уже более полувека с конца тысяча девятьсот пятидесятых, когда Александр Петрович делал лишь первые робкие шаги в работе как со своим «секретным микромиром», так и с метавременной осью собственного сознания. И если в том, что касалось непосредственно его ума, всё представлялось более-менее понятным и скоро должно было прийти к логическому финалу, то есть растворению сознания вдоль всей временной оси его, то в практике работы с «SSD» он успел лишь довольно смутно наметить потенциальные горизонты своих возможностей, казавшихся здесь почти необозримыми. Он практически был осознавшим себя Богом, и быть Богом ему было просто. Дозин знал, с какой целью запер сам себя в смертной оболочке, и потому был свободен и независим.