Попытка возврата: Попытка возврата. Всё зависит от нас. По эту сторону фронта. Основная миссия

А в этом самом Богодухове поначалу было спокойно. Здесь мы и расположились, после того как вышибли немцев из города. Пять дней назад Колычев с Серегой умотали в Москву, то есть Иван Петрович в Москву, а Гусев в Балашиху. Ну а еще через день – началось… Из окружения пыталась пробиться очередная группировка, и бои в этом городке по напряжению стали приближаться к харьковским, что были в начале зимы. Ей навстречу выдвигался Манштейн, с остатками своих танков, тех, что не пожгли во время предыдущих ударов. Но опять застрял. Нарвавшись на бригаду тридцатьчетверок, которые при поддержке новых СУ-85 расколошматили две трети немецкой техники, фрицы слегка охренели. «Тигров» у них еще не было, а модернизированные «четверки» даже с новыми орудиями не могли тягаться с истребителями танков. Зато те, кто остался под Харьковом, всеми силами рвались соединиться со своими. Правда, не как наши в сорок первом – разрозненными толпами, зачастую без командования и связи. Немцы и здесь проявляли склонность к орднунгу. Пробивались, не теряя взаимодействия с остальными частями. Поэтому пресечь такие попытки стоило нам большой крови…

Возле лестницы послышались голоса, и в подвал ввалился Степаныч. Все головы сразу повернулись к нему. Повар разгладил усы и, гордо оглядев народ, сказал:

– Ну что, товарищи бойцы и командиры. Обед доставлен!

Вот так ни фига себе! Мы ломанулись на улицу. Там уже вовсю гремели котелками пехотинцы и какой-то незнакомый мужик в немецкой шинели щедро отсыпал каждому, быстро орудуя большим черпаком. Вот те на… откуда у нас взялась немецкая кухня? Да еще и фриц с поварешкой? Наш повар объяснил, что это он и ребята со второго батальона после проведения грамотно спланированной и тактически безукоризненно исполненной операции захватили сей трофей прямо из-под носа у немчуры. Тевтонцы, видя, что обед тырят прямо изо рта, ломанулись в погоню. Но через квартал нарвались на плотный огонь засадного взвода и вынуждены были отступить. Бонусом к кухне на колесах оказался немецкий кашевар. Помощников у него ухлопали, а немецкого шеф-повара Степаныч лично гнал пинками перед собой. И теперь, припахав пленного на раздаче, наш героический работник кухни рассчитывал стрясти с него массу разных рецептов, так как немец был не просто человеком, прошедшим армейскую школу поваров, а на гражданке работал в ресторане в Мюнхене.

– Степаныч, как ты это у него узнал? Ты же по ихнему ни бум-бум?

– А я все больше жестами….

Наш кормилец, хитро улыбаясь, погладил здоровенный кулак. Тут и я разглядел, свежий фингал у фрица под глазом. А вспомнив анекдот в тему, как наши кузнецы раскрыли-таки секрет дамасской стали, начал ржать. Узнали они его очень легко – без всяких долгих проб и опытов. А просто, подойдя с горячими щипцами к пленному персу, знающему тайну, предложили:

– Ну что басурманин – давай рассказывай!

Захлебываясь смехом, рассказал анекдот остальным, для доходчивости показывая на Степаныча и заискивающе улыбающегося немца. Тут уже ржать начали все. А что – живые, сытые, чего еще солдату надо? Но с другой стороны, примета – кто много смеется, тот потом поплачет, – сработала. Этим же вечером меня чуть-чуть не ухлопали резвые немецкие окруженцы…

В Богодухов подошли свежие части для уничтожения прорывающейся группы, и мы уже было вздохнули с облегчением, но вот нарвались. Причем нарвались на эсэсовцев. Эти козлы воевать умеют и в плен стараются не попадать. Не любят их в плену, до смерти не любят. Поэтому дерутся умело и до последнего. И вот сейчас, возвращаясь в свой подвальчик, в сопровождении группы пехотинцев, повернув за угол большого дома, нос к носу столкнулся с детиной в зимнем камуфляже. За ним виднелись еще несколько фигур. Влепив стоящему передо мной стволом под ложечку, засадил длинной очередью по остальным. Но отскочить назад не успел… По ноге как кувалдой влепило, и я сразу упал. Боли сначала даже не ощущалось. Сгоряча попробовал вскочить, но нога подогнулась. На этот раз брякнулся на спину. А вокруг уже кипела драка. Наши дернулись вперед, пытаясь вытащить меня, а фрицы ломанулись, рассчитывая прорваться. Стрельбы почти не было, потому что все сразу перемешались. В темноте раздавалось только пыхтение, маты, крики да буцкающие удары. Наступивший на меня немец чуть дух не вышиб, но я ему отомстил, ударив здоровой ногой по коленке. Влепил удачно, потому что этот мамонт упал рядом, заходясь в крике. И тут, из пролома, вылезли еще человек десять. Ситуация сразу повернулась не в нашу пользу. Рванув из разгрузки гранату, завопил:

– Ложись!

И кинул ее в молча бегущих к нам фрицев. Бабахнуло хорошо. В смысле кинуть получилось удачно. Прямо под ноги набегающим. Трое упало, и в этот момент заговорил ППШ. Баха Абаев, наш следопыт с Алтая, садил по нападавшим на расплав ствола. Ввиду маленького роста и субтильного телосложения, он как-то сразу выпал из драки и, подпрыгивая возле подъезда, не решался открыть огонь, из опасения зацепить своих. А увидев отдельную толпу фрицев, среди которых не было фигур в наших шинелях и полушубках, сразу показал себя во всей красе. Упало трое эсэсовцев, потом еще двое, а потом возле меня упала граната. Немецкая колотушка. Будь нераненым, успел бы к ней подскочить и откинуть – у нее запал долго горит. Но только и смог, что перевалил через себя орущего фрица, которому я ногу сломал, пытаясь хоть как-то им прикрыться. Успел даже крикнуть:

– Граната!

Больше ничего сделать не смог. Взрыва даже не услышал, просто звук, свет, боль и прочие ощущения, как будто выключили. И все…

* * *

…Больницей пахнет. Интересно – я здесь или уже там? Открыл глаза. Белый потолок. Тихо. Не совсем, правда, тихо, голоса доносятся, но не разобрать, что говорят. Лежу на койке. Посмотрел направо и, увидев висящую на стене тарелку радио, понял – я еще здесь. Голова была тяжелая и сильно вертеть ею не получалось. Насколько мог – огляделся. Палата большая, но стоит всего четыре койки. Три из них пустые. А у меня помимо ноги замотаны голова и плечо. Сомнений, что я в нашем госпитале, даже не возникало. Немцам было не до раненого русского, чтобы его в плен брать да еще и до санчасти переть. Попробовал шевельнуть рукой, но в грудь прострелило такой болью, что опять вырубился. Когда очнулся, возле себя увидел бабусю в белом халате и платке. Бабка, узрев, что я лупаю глазами, сразу заулыбалась и, поинтересовавшись здоровьем, дала попить. Вот! Оказывается пить сильно хотел, даже когда без сознания валялся. Потом, видя, что я начал ерзать, ловко подсунула под меня утку. Лежа, такие дела делать не привык, поэтому минут пять просто лежал, сосредоточенно сопя. Санитарка пыталась подбодрить, но это еще больше отвлекало. В конце концов попросил бабусю выйти.

– Ой, сынок, да ты никак стесняешься? Я, конечно, выйду, но ты привыкай, своими ногами до уборной тебе еще не скоро ходить придется.

Да уж… то, что заметил еще осенью, теперь предстало во всей красе. Организм стал совсем обычным, со всеми вытекающими отсюда неудобствами. Выходит, что об ускоренном выздоровлении придется окончательно забыть… После медсестры пришел доктор. Чем закончился бой, он, разумеется, не знал. Зато знал, что меня привезли с аэродрома и целый полковник ГУГБ НКВД имел насчет свежедоставленного раненого беседу с начальником госпиталя. Сам госпиталь находится в городе Лиски, а я в генеральской палате, поэтому соседей у меня нет. Из ранений – помимо дырки в ноге имею контузию и множественные осколочные. В голову, грудь и плечо. Лицо почти не затронуто, и то что глаза на месте – должно меня радовать. А лежу я здесь уже пятый день. Потом он попросил заткнуться и, воткнув в уши эту хреновину, которую каждый уважающий себя врач таскает на шее, заставил дышать и не дышать. После чего меня уволокли на болючую перевязку.

…М-да… быть раненым – невыносимо скучное занятие. Тем более когда валяешься один в палате, где и поговорить не с кем. На просьбу перевести в другую, доктор сказал, что не положено, а медсестра добавила, мол, госпиталь в связи с наступлением переполнен и мне гораздо лучше выздоравливать и набираться сил в тишине, а то в других палатах из-за криков и стонов раненых спокойно спать не получится. После этих слов у меня точно спать спокойно не получилось. Чувствовал себя эдаким привилегированным снобом. Ныл и канючил до тех пор, пока сразу после нового 1943 года, ко мне не подселили двух соседей. Майора танкиста и подполковника летчика. Танкист с контузией и осколочными, а летун с переломами— неудачно на вынужденную сел. Стало гораздо веселей. Парни оказались компанейскими, и время полетело быстрей. Было очень интересно послушать их мнение о новой технике, что у нас, что у фрицев. Да и рассказы о геройских похождениях тоже были завлекательны. После того как я представился штабным, они, форся перед «тыловиком», столько лапши на уши навесили, что только глазами хлопал. Правда, байки рассказывали мастерски, поэтому слушал с удовольствием. А в начале февраля танкист, вернувшись с перевязки, суетливо подскакивая и радостно чего-то выкрикивая, сразу включил радио. Там шло очередное выступление Левитана. Полный разгром окруженной группировки под Харьковом. Около двухсот тысяч пленных во главе с командующим. Х-хе!.. Паулюсу, похоже, на роду написано к нам в плен попасть, как бы история ни менялась. И ведь тоже, чин генерала-фельдмаршала получить успел. Ну, тем приятней было его захомутать. А вообще на фронтах складывалось очень интересно. Наши взяли Кировоград, и на севере шли бои за Витебск. Фронт выгнулся гигантской дугой. То есть только в центре было достаточно сильное сопротивление. А вот по флангам Красная Армия давила со все нарастающей мощью.

На очередной процедуре присутствовала стайка выпускниц медицинского института. Когда меня привезли в перевязочную, старшая медсестра подвела их к моей взбодрившейся от вида девочек фигуре.

– Обратите внимание, товарищи. Этого раненого оперировал Густав Карлович. У него своеобразный способ «штопки». Видите, как идут швы? Это немецкая школа.

Четыре девчонки сунули нос в немецкую школу штопки, а я почувствовал смутное волнение. Потом одна из них, увидев что-то интересное для себя, спросила:

– А шовный материал?

– Тоже немецкий. Во время наступления к нам попало некоторое количество немецкого медицинского оборудования. Работа с трофейным материалом требует некоторых навыков, а Густав Карлович ими обладает в совершенстве. Поэтому он и взялся их использовать.

Блин! Мало того, что как-то не по-русски залатали, так еще и эти девчонки лезут, щупают, дышат… У черненькой торчащая перед моим носом грудь только что халат не прорывала! До этого меня только почтенные матроны перевязывали… Смутное волнение, ощущаемое раньше, переросло в видимое беспокойство. Причем видимое невооруженным глазом. Молодые врачихи прыснули, а старшая медсестра, не моргнув глазом, сказала, что это нормальная реакция организма и чтобы они привыкали. Обращаясь уже ко мне, добавила:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

1

Имеется в виду 7,62-миллиметровая счетверенная зенитная пулеметная установка конструкции Токарева.