Выход за пределы тела

Moira 9

Выход за пределы тела

Я смотрю сверху вниз, как врачи отчаянно сражаются за жизнь крошечного тела и испытываю противоречивые чувства. Часть меня ликует и радуется и хочет свободы, и неведомый тихий голос зовет окунуться в новое и неизведанное приключение, уговаривает не боятся, щедро дарит обещания, говорит, что я не пожалею. Но я не решаюсь сделать этот роковой шаг. Мне кажется, если я ещё хоть на долю секунды протяну с вытягиванием жребия, то и принимать участие в этой авантюре уже не будет надобности. Мне нужно еще время. Для чего? Пожалуй, это не просто объяснить, слишком сложно даются прыжки в бездну и, иногда, нужно взять таймаут, чтобы осознать себя. А кто Я? От попытки осмыслить свое существование, становится жутко. Сотни жизней мелькают передо мной, как отдельные фрагменты, но ни одна из них не отражает мою сущность.

Возможности постижения Сути Бытия бесконечны: одна из них начинается с вопроса, что я чувствую? Не существует ни в одном языке таких слов, чтобы описать это состояние. Бесконечная боль одиночества, умноженная на вселенское счастье от созерцания Великой Красоты, Подлинной Свободы и Божественного Совершенства. Это невозможно всецело познать, находясь в земном теле. Хотелось бы назвать это ощущение словами «знание» или «осознание», они более точно отражают суть того состояния, в котором я нахожусь сейчас. Мне легко и грустно, безумно одиноко, но радостно от постижения свободы выбора. Каждое существо имеет на него божественное право, но только единицы, по-настоящему, пользуются этим даром. Невесомость и ясность, единение с каждой сущностью и некая отрешенность. Словно веками мною делались попытки летать, но были сломаны крылья. Только крылья мне не нужны, я могу передвигаться когда хочу и куда хочу, я – всего лишь сгусток энергии. Но что я делаю в этом моменте времени? Почему именно здесь, в этом месте сейчас? Что за неведомая сила привела меня в эту операционную?

Врач от Бога

Сегодня в больнице большой переполох, умирает девочка, совсем еще младенец, на вид, около двух месяцев от роду, от остановки сердца. Причина тому – плановая вакцинация. Сразу же после введения препаратов, ребенок начал задыхаться, аллергическая реакция проходила быстротечно и и внезапно, сбив с толку медиков. Анафилактический шок вызвал остановку сердца, и, может быть, этому ребенку и удалось бы умереть так, что никто не успел бы и глазом моргнуть, но в этот день дежурил Максимов Петр Семеныч, в рабочую смену которого, еще никто не отправлялся на тот свет.

“Вряд ли девочка выживет”, – подумал молодой врач, ассестировавший Максимову, – “хоть и говорят, что Петр Семеныч творит чудеса, но уж точно не в этот раз.”

Он виновато посмотрел на лежащего на столе ребенка, на коллег, но когда его взгляд упал на старого хирурга, ассистент словно увидел мастера хирургии в другом свете. Ему показалось, что Петр Семеныч на самом деле, в этот момент, не тот добрый и отзывчивый наставник, каким он его всегда видит, а какое-то совершенно другое существо, древнее, буквально пахнущее вековой мудростью. Он мог бы поклясться, что даже на миг увидел от доктора исходящее свечение,

– Петров, не спи! – Развеял все наваждения строгий и громкий голос.

– Мы ее не сможем спасти… – Еле тихо сказал Петров.

– Спасем-спасем! – Пробормотал Петр Семеныч, уверенно производя реанимационные процедуры. – Работаем, не болтаем!

Петра Семеныча в больнице очень любили и уважали. Молодые врачи все, как один, мечтали стать такими же опытными и знающими хирургами. Рядом с этим человеком все словно преображались, становясь лучше, добрее, трудолюбивее.

– Сколько лет он уже трудится в этой больнице? – спрашивали интерны после первого знакомства со столь неординарной личностью.

Но никто даже, казалось, и не помнил, как долго Максимов работал в этом месте, про таких как раз и говорят «врач от бога». Медсестры находили пожилого доктора довольно еще привлекательным мужчиной и часто вздыхали о нем в сестринской, придумывая за чашечкой чая разные объяснения тому, почему никто так и не смог покорить его сердце, а одна молодая смелая лаборантка в прошлом году даже писала, по-детски трогательные, записки и, несколько раз, подкладывала ему в карман халата, думая, что никто не видит. Но Петр Семеныч, казалось, был обвенчан со своей работой. Он всегда брал все свободные смены, лишние дежурства, частенько заменял врачей, если кто-то отсутствовал. Коллеги недоумевали, почему он до сих пор не стал главным врачом, и даже отказался от, неоднократно предлагаемой ему, должности заведующего хирургическим отделением. Этому добряку, вроде как, оно и не нужно было. По-крайней мере, никто не замечал его стремлений занять главный больничный трон.

Не только персонал всего лечебного учреждения, но и пациенты горячо любили этого скромного и дружелюбного, но в тоже время строгого человека, а он всегда помогал каждому, кто нуждался в помощи. Он был молодым врачам отличным наставником и надежным звеном трудовой дисциплины для всей больницы. В его присутствии каждый стремился работать в полную силу, как можно прилежнее учиться, быть лучше, добрее, внимательнее, словно заряжаясь какой-то волшебной энергией.

Но, в тоже время, наблюдалось в его поведении что-то необъяснимое, казалось, он пресекал все попытки сближения с другими людьми, боясь, что откроется некая тайна за семью печатями. А у Петра Семеновича она была. Даже невооруженным взглядом она читалась в его глазах и, как бы он не старался скрыть, печальная мистерия во взгляде ударяла словно молния, точно в цель, приоткрывая завесу его тайны, и, как вирусное заболевание по воздуху, передавалась другим. Нет, они не знали, что он скрывал, никто не мог прочитать его мысли, просто минорные ноты, то и дело проскальзывали, и в разговоре, и в позе, и даже то, как он пил утром кофе в ординаторской, задумчиво глядя не моргая в пустоту, порой говорило о его глубоком переживании. Окружающие ловили незримые меланхоличные флюиды, исходящие от дружелюбного, но загадочного хирурга, в виде легкой грустинки или пустой задумчивости, впрочем, также быстро они выходили из этого коматозного состояния, в которое их вводило мимолетное общение с “Врачом от бога”.

Никому и никогда Петр Семеныч не рассказывал о своем горе: еще в детстве отец его частенько поучал: “Мужчины не должны жаловаться – это не красиво.” или “Ты же не будешь плакать? Мужчины не плачут”. И уже в возрасте пяти лет, смышленый Петя разучился плакать и сетовать на те или иные превратности судьбы. А может быть и жаловаться было не на что? Или некому. Это уже не столь важно сейчас для мудрого старого хирурга. Все это для него потеряло значение еще много лет назад, словно черная полоса разделила его жизнь до и после того момента, когда он потерял семью.

Первая жизнь Петра

Первая жизнь молодого Петра была безмятежной, он только начинал свою врачебную карьеру в районной больнице в одном из поволжских городов, в 25 лет влюбился в соседскую девчонку и долго не мог решиться сделать признание. Екатерина была стройная, красивая и лучезарная.

– Словно воздушная! – восхищались ей окружающие. Это было самое доброе и наивное создание с самой красивой улыбкой, по-крайней мере, так казалось Петру. Даже небольшая близость в виде рукопожатия, вызывала у него прилив нежности, и он всячески пытался скрыть захлестывающие его чувства.

Почти год он любовался ее солнечной улыбкой и наслаждался простым дружеским общением, робея каждый раз, когда она его о чем-то спрашивала. Девушка звонко заливалась смехом, находя его сконфуженность довольно забавной. Петру было легко и радостно даже просто находится рядом с Катериной. Она всегда весело щебетала что-то, а он просто слушал и сладострастные волны наслаждения перекатывались у него где-то глубоко внутри, оставляя нежную истому.

И непонятно, сколько бы продолжалась их странная дворово-соседская дружба, не вмешайся тогда в это дело школьный товарищ и, по-совместительству, друг, Иван. Он и сделал крутой поворот в судьбе Петра, просто рассказав Катерине об одном влюбленном дураке, который сходит от нее с ума, но не решается в этом признаться. Петр воспринял эту нелепую помощь, сперва, с сильной обидой. Целую неделю молодой человек не выходил из дома, думая, что теперь он потерял единственную возможность, быть рядом с возлюбленной. Но Екатерина сама пришла к нему и предложила прогуляться в парке.

Так, совершенно случайно, не без дружеской помощи, образовался счастливый союз. Тот волнительный момент в городском парке, когда Петр, спустя несколько месяцев после их первого свидания, сделал предложение, – он не забудет никогда.

Через год у них родилась дочь Алиса. Счастью не было предела! И казалось бы, вот теперь вся жизнь, как на ладони, можно планировать дальнейшую судьбу, наметить цели и идти к вершине. С рождением ребенка, Петр стал еще более амбициозен, смело продумывал каждый шаг, усерднее работал, много учился, и его наставник в больнице часто хвалил его, говоря, что Петр – перспективный молодой специалист с далеко идущими планами. Что уж греха таить, молодой мужчина и для дочери уже многое нафантазировал. Вот он поведет ее в детский садик, а через несколько лет возьмет за руку и отведет в первый класс, а потом дождется Алису из школы и с надеждой спросит: “Как тебе школа?”, – и, независимо от ее ответа, с нарочитой заботой, прочтет ей лекцию, как полезно учиться, чтобы добиться всего в жизни. А когда будет последний звонок, они вместе будут готовиться к волшебному балу, и он сам, лично, пойдет с ней выбирать платье! Это крошечное создание еще не знает, но когда она вырастет, то будет самой красивой и самой счастливой, уж он то, позаботится об этом!

– Почему Алиса? – спрашивали его коллеги.

– Жене очень нравится книга “Алиса в стране чудес”, а мне просто имя приглянулось, подумали-подумали, а почему бы и не дать дочери это имя, – со скромной улыбкой отвечал Петр.

Однажды, молодой человек решил даже разучить, как следует, роль “настоящего отца”, и репетировал, стоя перед зеркалом в ванной комнате.

– Алиса, ты уже достаточно взрослая девочка и я хотел с тобой поговорить о том, как нужно вести себя с противоположным полом. Нет, не так. Лучше так: Алиса, ты достаточно умная, чтобы быть доверчивой и… нет, как же это делается-то? – молодой отец сокрушенно помотал головой облокотившись на раковину и разглядывая, как вода медленно утекает в сточную трубу.

– Оказывается, не так-то и просто объяснять взрослеющей дочери, как быть осторожней в жизни, – пробормотал он. – Но, у меня еще много времени, – ободряюще подмигнул Петр своему отражению в зеркале и продолжил утренний ритуал умывания, даже не планируя завершать эту странную репетицию под названием “Разговор отца с дочерью”.

* * *

Петр вышел на балкон, чтобы всей грудью ощутить аромат весны.

“Это самое лучшее время года!” – мысленно кричал он людям снизу, – “И эта весна сделала меня самым счастливым человеком на земле! У меня родилась дочь!” – он осторожно погладил выставленные женой накануне на балкон фиалки, понимая, что не сможет их согреть своими прикосновениями, и как бы извиняясь, что позволяет им испытывать небольшие неудобства.

В балконную ссылку их сослали по случайному недоразумению, по той простой причине, что соседка рассказала Екатерине о детской аллергии на цветы.

Для домашних цветов погода была еще не совсем подходящая, солнце грело только днем, а ночью температура воздуха резко падала и становилось зябко. Обычно Петр не мог и не хотел спросить с женщиной. Особенно в вопросах, касающихся здоровья детей. В этот раз Петр все-таки пытался встать на защиту даров флоры и даже аргументировать, но женская логика была сложна для его понимания. Мужчина, в итоге, сдался, и самолично помог обречь цветы на страдания.

– Катюх, может маме отдашь? Замерзнут ведь, в апреле еще по ночам прохладно. Да и с чего ты взяла, что от цветов у детей аллергия должна начаться?

– Машка с первого этажа сказала. У нее трое, она хорошо в этом разбирается. У ее старшего была жуткая сыпь.

– От фиалок?

– Так она не помнит уже, как цветок назывался, сколько времени прошло, но в детской болячках и тем более в аллергиях – она кое-что смыслит.

– Что, даже лучше врача? – съехидничал Петр, зная, что жене не нравится, когда он ей перечит. Ему иногда нравилось чуть-чуть задевать ее. Она очень смешно возмущалась, начиная доказывать свою правоту. В этот момент он особенно ее любил.

– Я сказала, что цветы все нужно убрать, пока Алиса не подрастет, значит нужно убрать и точка! – Екатерина умела отрезать разговор таким образом, что добавить что-либо было уже бесполезно, и Петру ничего не оставалось делать, как согласиться с женой.

Внизу просигналила машина, и Петр машинально наклонился, чтобы посмотреть, кто приехал, хотя прекрасно знал, – это был его сумасбродный сосед из пятой квартиры, без конца сигналящий по вечерам, навлекая гнев всех старушек двора. Теперь, видимо, он также станет причиной для беспокойства и для Петра. Молодой отец переживал за здоровый сон малышки, и вечерний шум во дворе его нервировал.

– Хорошо, что этот паразит уже просигналился, значит больше не будет. – Подумал заботливо Петр и вышел с балкона. Мужчина никогда не мог понять таких бесцеремонных людей, как этот сосед, который мог приехать и перебудить весь двор даже не забавы ради, а по какой-то тупой привычке. Петр был абсолютно уверен, спроси он соседа, для чего тот это делает, так этот балбес войдет в ступор или незамедлительно переведет тему. Такие люди совершают какие-то пустые ритуалы, вызывающие дискомфорт у окружающих, но даже не осознают этого.

– Однако, удивляюсь, как он искренне удивляется, когда соседские бабки орут на него, что шумит. Словно он тут совершенно не причем. – сказал Петр заходя на кухню, словно продолжая тему.

– Ты про кого говоришь? – отозвалась Екатерина, готовящая в этот момент что-то вкуснопахнущее на плите.

– Да этот идиот, из пятой, на него вчера тетя Тоня снизу жаловалась, говорит давление подскочило, и потом всю ночь уснуть не могла, видимо разнервничалась.

Петр задумался: быть врачом почетно, но, иногда, обременительно.

По какой-то сложившейся закономерности, каждая соседская бабулька, считала своим святым долгом, даже при мимолетной встрече, подробно рассказать о своем самочувствии и спросить совета.

Так и эта тетя Тоня, словно выслеживала Петра перед работой и нападала каждый раз на выходе из подъезда, пытаясь остановить его «на пару слов», а сегодня пришла, чуть ли не в пять утра, и разбудила характерным стуком в дверь, едва не разбудив Катю с Алисой. Оказалось, что ей срочно потребовалось измерить давление. Молодой врач был не против помочь, и ему даже нравилось помогать людям, но не в ущерб своим интересам и утреннему сну.

После второго ужина, которым его часто в последнее время баловала жена, довольный Петр зашел в детскую. Девочка мирно спала в кроватке, тихо посапывая. Осторожными движениями, чтобы не нарушить чуткий сон малышки, мужчина вернул на место убежавшее одеяло и на минуту застыл, глядя, как спит дочь.

“Она настоящий ангел”, – подумал Петр и его переполнило чувство нежности. Рождение Алисы пробудило в нем какую-то непоколебимую уверенность и твердую надежду, никогда раньше он не чувствовал себя таким взрослым и ответственным. Его буквально переполняла гордость, что ему, кто-то свыше, доверил столь ценное сокровище.

Молодому мужчине казалось, что на свете нет таких слов, которыми он бы смог выразить всю любовь, испытываемую к этому крошечному созданию.

– Я вам обещаю, я не подведу, – прошептал Петр каким то неведомым силам, словно боясь не оправдать их доверия.

Алиса повернула голову, словно подставив свою пухлую щечку на обозрение и оценку умиленному отцу. Петр был растроган до глубины души, он наслаждался каждым мгновением, наполняясь этим новым для него чувством, с которым он ранее, кажется, еще не сталкивался в своей жизни. Он конечно же, безумно любил свою жену, родителей, но тут было что-то иное, и ему иногда даже становилось страшно, словно это чувство затягивало и порабощало его. В те волшебные моменты, когда он смотрел на спящую Алису, ему казалось, ничто в целом мире не способно захватить его внимание так сильно, и он хотел наслаждаться этой картиной вечно.

Алиса застыла в одной позе и перестала сопеть. “Спит, как мертвая” – промелькнула у Петра шальная мысль и дико разозлила его. “Что за чушь лезет в голову, как я мог об этом подумать?!” – возмущено корил себя мужчина. Но на всякий случай все-таки дотронулся до ребенка, чтобы уже окончательно отогнать идиотские мысли подальше.

Девочка снова повернула голову и отчаянно засопела, словно ей снилась погоня.

“Такой маленький комочек, а в нем живая душа. А вдруг я когда-нибудь свихнусь и причиню ей вред?” – озабоченно подумал Петр. “Я ведь никогда не смогу себе этого простить, никогда!”

– Алиса, деточка, я никогда не причиню тебе боль и всегда буду оберегать тебя! Спи спокойно, мой ангел, папа обо всем позаботится, со мной ты в полной безопасности. – Петр вышел осторожно из детской комнаты в зал, слегка опечаленный тем, что не может вот так, до утра, наблюдать, как спит дочь.

Невозможная тоска съедала его всякий раз, когда он был вдали от Алисы и, даже находясь на работе, он то и дело думал о ней. Петр порой даже задумывался, а не тронулся ли он умом? Неадекватная привязанность к дочери пугала его и вызывала суеверные всплески какого-то опасения. Это замечали и окружающие.

Даже добродушная тетя Тоня, и та сделала однажды мужчине замечание, что он слишком уж болезненно опекает дочь.

В прошлую субботу она перехватила его, когда вся семья Максимовых собиралась пойти гулять в парк. Петр замешкался на лестничной площадке, пытаясь совладать с детской коляской. Екатерина несла Алису в руках и любопытной тете Тоне непременно захотелось увидеть ребенка.

– Тетя Тонь, она спит, вы ее разбудите! – Выпалил взволнованный Петр, ревниво кинувшись на защиту дочери, спотыкаясь на ходу о лестничный порог, так и бросив коляску прямо в проходе. Не рассчитав скорость, он чуть не сшиб с ног испуганную старушку, и казалось, сам остолбенел от своей реакции.

– Да я ж ничего, я только посмотреть… – обиделась тетя Тоня, – Что ж я, думаете, сглажу, ее что ли? Я детей очень люблю, у самой сколько внуков-то. – И что-то бормоча себе под нос, побрела к лестнице. А потом, как бы задумавшись, остановилась и повернулась к Петру: “Нельзя так сильно любить Петя, ох, нельзя! Разгневаешь ты богов, сынок, попомни мои слова, беду накличешь”. Петра эти слова словно ошпарили. Нет, он никогда не был суеверным, но такие напутствия всегда воспринимал почему-то серьезно, как программирование на негативные последствия и очень злился, когда кто-то ему “пророчил” что-то этакое, даже без злого умысла.

– Зачем она мне говорит такие поганые вещи? – Недоумевал Петр, когда они уже шли по парку. День уже был безнадежно испорчен, а ведь с утра он обещал быть таким волшебным. Мужчина ждал этой прогулки всю неделю и ничто не предвещало беды, но теперь, что-то в душе словно перевернулось и настроение улетучилось, словно его никогда и не было.

Петр то и дело прокручивал слова тети Тони, и его пробирала дрожь. Ему даже показалось, что она сказала это злобно, хотя и понимал, что на самом деле она просто сболтнула лишнего.

– Не обращай внимания, Петь, просто старческий маразм, нашел кого слушать! – Екатерина была как всегда веселая и беззаботная и Петр понемногу начал успокаиваться.

Мужчина посмотрел на Алису, лежащую в коляске и улыбающуюся ему и всей Вселенной свой лучезарной улыбкой, и в его душе словно что-то распустилось. Петру даже показалось, что выпусти он ситуацию из под контроля, и у него просто потекут слюни от удовольствия.

– Алиска, моя крыыыыска! – мотая головой задорно пробормотал Петр, делая такую нелепую рожицу, что девочка весело залилась заразительным смехом.

Через минуту он уже забыл про старушечьи слова и снова беззаботно улыбался солнцу.

– Когда Алисе будет лет пять, я предлагаю отдать ее на танцы или в музыкальную школу, пусть у нее будет дополнительная профессия в случае чего. – мечтательно начал Петр, кидая заготовленные кусочки хлеба в сторону кишащей массы голубиных голов.

– Да какие танцы? Петя! Опять ты начинаешь! Нам бы в садик сейчас попасть сперва, очередь вон какая, – засмеялась Екатерина и укоризненно посмотрела на мужа, демонстративно остановив коляску.

– Я привык все заранее планировать, – отмахнулся от нее Петр, и они пошли прогулочным шагом по широкой улице мимо таких же счастливых гуляющих. Весеннее солнце радостно согревало их своим теплом, словно намекая, что они не одиноки в своем счастье.

Нелепое стечение обстоятельств

Всевышний или слепой случай поставил в один из дней жирную точку на безмятежности Петра, заодно зачеркнув все альтернативные варианты развития событий его жизни.

Через месяц, после рождения Алисы, в городе началась запоздалая эпидемия гриппа. Екатерину с ребенком положили в больницу на обычное обследование с подозрением на воспаление легких у ребенка, но, к счастью, оказалось, что со здоровьем малышки было все в полном порядке, и это была ложная тревога. Жену и дочь Петра уже начали готовить к выписке.

Все три дня, пока Екатерина с малышкой находились в детском отделении и ждали результаты обследования, их навещал заботливый муж и любящий отец.

– Да иди уже, работай, а то выгонят из хирургии за прогулы! – увещевала жена, выпроваживая назойливого Петра из палаты.

В последний день перед выпиской он забежал проведать своих любимых не менее десяти раз. По договоренности с главврачом, родные и близкие медицинского персонала, размещались, при наличии свободных мест, в отдельные палаты, которые часто пустовали в ожидании каких-нибудь высокопоставленных лиц или тех, кто захочет платить за повышенный комфорт.

Официально, конечно же, это никак не афишировалось, просто изредка, в этих палатах появлялись какие-то новые люди, вносящие свою лепту в скромный бюджет премиального больничного фонда. Вот и сейчас, одна из двух “платных” палат пустовала, и жене Петра почетно выдали ключи.

– Хорошо иметь в больнице свой блат, – смеялась Екатерина.

– Да уж, выгодно быть женой врача, – улыбался Петр, но уже немного расстраиваясь, что ему придется еще одну ночь провести без жены и ребенка.

– Я могу попроситься на дежурство, – проговорил он, наконец-то, – правда отправят, скорее всего, в приемное отделение, и завтра с утра буду, как выжатый лимон.

– Ой, Петь, не надо. Ты нам завтра нужен будешь свежий, как огурчик. Иди домой, завтра увидимся, не переживай, все будет хорошо, один день уже как-нибудь без нас продержись. – Екатерина нежно потрепала его за щеку.

Петр, поцеловав жену и дочь, вышел из палаты и задумчиво побрел из отделения, разглядывая стены старой больницы, бывшей когда-то военным госпиталем.

После войны это место предназначалось для неизлечимых больных, где они доживали отведенное им время и получали медицинский уход.

Больница, где работал Петр, включала в себя основной трехэтажный корпус, и еще три двухэтажные пристройки, неряшливо стоящие с разных сторон, словно их приляпали не глядя криворукие строители. Пристройки были, более-менее, новые, а старый корпус все еще хранил в себе прадедовский дух богадельни. Эти древние стены, старость которых невозможно замазать ни одной краской, казалось, впитали в себя запах формалина и уже никогда не смогут от него избавиться, а вытертый множеством ног кафель, тоже не мог молчать. Он с азартом рассказывал очень многое: и о течении времени и о скромности бюджета современного здравоохранения.

О прошлом больницы говорили многое и разное, и рассказы всегда удивительным образом расходились в подробностях. Одни говорили, что больница построена на костях, другие говорили, что над больными здесь ставили нечеловеческие опыты,

но Петру было совершенно безразлично, сколько лет существует здание, он любил свою работу и любил в этой больнице каждый уголок, каждого человечка.

Выходя из отделения, он с размаху налетел на какую-то медсестру и растерянно начал извиняться. Женщина подняла глаза и в этот момент Петра словно окатило ушатом холодной воды: ему показалось, сама смерть смотрит в его душу сквозь чьи-то глаза, такой ненависти и ярости он отроду не видел. Гипнотизирующий взгляд наполнял его пустотой и отчаянием, воруя силы и желание жить. С трудом Петру удалось отвести взгляд и опустить его в пол.

– Извините, пожалуйста, я вас не заметил, надеюсь не ушиб? – Но ответа он так и не получил. Как в тумане он побрел дальше.

”Что это было?” – какой-то страх сковывал его и не давал забыть эти жуткие глаза.