Долина падающих птиц

– Серьёзно? – уголок губ дрогнул в гадкой ухмылке. – Думаешь, я по собственной воле давлюсь твоей компанией, а, Рони?

Резко дёрнулся, завёл ладонь мне за шею и грубо притянул к себе, припав лбом к моему лбу.

– Хочешь, открою тебе маленький секрет? – зашипел в лицо.

Я промолчала.

– И всё же… расскажу, – хмыкнул. – Видишь ли, Рони, дело в том, что я здесь, в твоей квартире, рядом с тобой, трогаю тебя, говорю с тобой… только по одной единственной причине… Не потому, что Я так хочу. А только потому, что ТЫ мне это позволяешь.

– Неправда… – почти беззвучно.

– О, правда, Рони. Правда! Разве я врал тебе когда-нибудь? – невесело усмехнулся. – Все твои внутренние демоны рвутся наружу, когда я рядом с тобой. И ты не можешь их прогнать, потому что ты не хочешь их прогонять. Ты не хочешь прогонять МЕНЯ! Ты всё ещё нуждаешься в моей помощи, в моей поддержке, в моей силе. Все эти пять лет… ты ни на день меня не забывала. Дурочка. Так и не смогла найти в себе силы. Я буду рядом, Рони, так долго, пока ты ТЫ мне это позволяешь. Потому что ты зависима от меня. Я – твоя слабость. И так было всегда. Но с этим пора заканчивать!

– Я не нуждаюсь в тебе, – голос мой звучал громче, хоть и внутренности с каждой секундой всё сильнее сжимались в ледяной комок. – Я не верю в тебя, Август. Ты – плод моего воображения. Не больше.

– Хм… – отстранился и скривил губы в ядовитой ухмылке. – А плод твоего воображения может… вот так? – лёгкое движение головой, и настенная полка нагромождённая стопками книг и журналов, в ту же секунду с грохотом полетела на пол. А ещё секундой позже из туалета донёсся перепуганный до смерти визг моей подруги:

– ТВОЮ МА-А-АТЬ! Какого чёрта у тебя там происходит?! Что это было?!! Ника-а-а!

Я была настолько шокирована, что была не в силах ответить Дине. Но желание предотвратить встречу Дины с Августом оказалось сильнее внутренних страхов, и сама того от себя не ожидая я вдруг бросилась к Августу, ударила ладонями по его груди и разъярённо зарычала, чтобы он немедленно убирался из моей квартиры и больше никогда не смел здесь появляться!

– Что тебе надо?! Свобода? – шипела, глядя в его расслабленное лицо. – Забирай её! Забирай и убирайся! Навсегда! Я не держу тебя! Ты не нужен мне! Я не нуждаюсь в тебе! Пошёл ВОН!!!

Да, я лгала. Но на тот момент не понимала того, как сильна была моя ложь. Я верила в неё. Верила в то, что говорю чистую правду! То, что чувствует сердце! Думала, что Август – просто кошмар свалившийся на мою голову и меньше всего на свете я хочу, чтобы этот кошмар продолжался.

Но…

Я могла обмануть, кого угодно, но только не Августа. Ведь если бы я искреннее, от всей души, хотела от него избавиться, забыть его… он бы никогда не нашёл дорогу ко мне.

– Для этого я, собственно, и здесь, Рони, – нагло ухмыльнулся, мягко обхватив мои запястья пальцами. Поднёс к лицу и прижал кулаки к своим щекам, словно прося о ласке. – Я хочу, чтобы ты отпустила меня. По-настоящему отпустила… пока ещё не поздно. Поверь, меньше всего на свете я хочу заставлять тебя испытывать угрызения совести, но… может получиться так, что ты не оставишь мне другого выбора.

На последнем слове его взгляд устремился поверх моей головы, и я прекрасно понимала, что стало тому причиной. Дина.

– Вот это жесть… – прозвучал её озадаченный голос, и мимо нас с Августом проехала моя подруга в инвалидном кресле. – Как она оттуда свалилась-то?

В горле стоял ком, а язык, казалось, прирос к нёбу, так что я была не в состоянии ответить. Понимание того, что Дина не может видеть Августа, что прямо в ту минуту прожигал её опасным взглядом, стало последней каплей во всём этом безумии. Голова резко закружилась, перед глазами заплясали тёмные пятна, и я без сил опустилась на пол.

В ушах гудело.

– Эй?! Что с тобой? Ника! Что с тобой, спрашиваю? Плохо? – бросилась ко мне Динка.

– Н-е-ет, – я слабо закачала головой. Меньше всего на свете хотелось давать Дине новую причину для беспокойств. Их и так было слишком много.

А в это время Август, с видом, словно предвкушая, сколько ужасных вещей может сделать с Диной, обходил её по кругу и пожирал взглядом.

Я была не в силах на это смотреть. Была не в силах принимать это, мириться с этим… Я не могла допустить, чтобы по моей вине с Диной случилось что-то плохое.

– Что я должна сделать? – прошептала, смиренно глядя на Августа.

– Что? В смысле? Куда ты смотришь? Эй, я здесь, аллё! – тут же подхватила Динка, и её ладонь оказалась на моём лбу. – Странно. Жара нет. Знаешь, подруга, думаю, тебе стоит прилечь. Принесу воды.

– Какая хорошая у тебя подруга, – цинично усмехнулся Август, глядя в отдаляющуюся спину Дины. – Днём с огнём таких не сыщешь, верно?

– Что я должна сделать?! – повторила громче и яростнее. – Говори и убирайся!

Август сделал шаг ко мне, присел на корточки, и мне пришлось сжать зубы и прикусить язык, чтобы никак не отреагировать на то, что его ладонь коснулась моей щеки.

– Ну сколько раз ещё мне повторять, глупенькая? – вздохнул, словно очень-очень расстроен. – Верни то, что принадлежит мне, и я оставлю тебя в покое, обещаю. Время поджимает, Рони. Скоро стукнет пять лет с того дня, как ты меня создала. И если до этого времени ты наконец не поймёшь, что больше не нуждаешься во мне, всё начнётся с начала, отсчёт пойдёт заново и тогда… придётся мне быть твоей тенью ещё целых пять мучительных лет… И если ты допустишь такую оплошность, Рони, страшно представить… как сильно я буду расстроен, и во что от обиды могу превратить твою и без того убогую жизнь. – Придвинулся ближе и зашептал в самое лицо: – Возненавидь меня, перестань нуждаться во мне, Рони. Искренне и от всей души. Иначе… я помогу тебе это сделать. Ну, что ты, девочка моя, – улыбнулся без капли нежности и провёл костяшками пальцев по моей мокрой от слёз щеке, – не такой уж я и садист, у тебя ещё есть время. Постарайся, ладно?

– Почему – пять?.. – одними губами произнесла, чувствуя себя совершенно опустошённой. Не знаю, почему я задала именно этот вопрос из десятков возможных, но… я чувствовала, что ответ на него крайне важен.

Глаза Августа в подозрении прищурились:

– Неужели… правда, ничего не помнишь?

– Что именно я должна помнить?

– Хм… Действительно. Не помнишь, – произнёс с глубоким разочарованием, выдержал паузу, которая по ощущениям длилась вечность, а затем вдруг обхватил моё лицо ладонями, притянул к себе и коротко, но с силой с жаром прижался губами к моим губам. – Не бойся, Рони, – прошептал, слегка остранившись, – я не Филип… я не смогу взять тебя силой… даже если очень этого захочу.

Когда в комнату вернулась Дина, Августа в ней уже не было.

– Ну ты как? – поинтересовалась с беспокойством, после того, как заставила меня выпить полстакана воды. – Полегче стало?

Неуверенно кивнула и на ватных ногах поплелась к кровати.

– Ну а я что говорю? – фыркнула сзади Дина. – Это всё грёбаная пепперони виновата, отвечаю! О! А это ещё что? Подарок? Кому? Мне-е-е? – протянула вдруг, и я так круто развернула к ней голову, что хрустнули шейные позвонки.

– Не открывай! – успела лишь вскрикнуть, но Дина уже сорвала бант с маленькой красной коробочки, что держала в руках, и заглянула внутрь.

***

– Тот подарок оставил Август? – спрашивает Ева, явно впечатлённая детализацией моего рассказа.

– Да. Кто ж ещё? Август пытался надавить на самое больное, вспороть старые раны, заставить меня начать испытывать к нему то же самое, что когда-то я испытывала к Марго и Филипу. Он хотел стать для меня одним из тех, кого я всей душой возненавижу, но… Август ошибался. Таким образом, он бы никогда и ни за что не смог обрести желанное освобождение.

– Твоя любовь была к нему настолько сильна, Ника?

– Любовь? – мрачно усмехаюсь. – Это зависимость, Ева. Это как наркотик, даже хуже. Им можно плеваться, можно давиться отвращением, душиться злобой… но от него ни за что нельзя отказаться, – просто не сможешь, силы воли не хватит. Это болезнь. И цена выздоровления была слишком высока.

Ева выдерживает паузу, глядя на меня глубоко задумчивым взглядом, затем негромко прочищает горло и возвращается к предыдущей теме:

– Так что же находилось внутри коробочки, Ника?

– А разве вы не знаете? – я с горечью усмехаюсь, отводя взгляд от раздражающе спокойного лица Евы. – Или вы думаете, это было моей идеей хранить лезвие в подарочной коробке украшенной милым атласным бантиком?

К лезвию прилагалась записка:

«В память о лучших днях твоей жизни».

Глава 5

** ** **

Подвал в котором меня держали был похож на тесную бетонную коробку. Там пахло сыростью и старыми газетами, стопки которых занимали половину территории. Под низким потолком, на проводе болталась одинокая лампочка; она и стала моим солнцем, ведь кроме неё в подвале не было ни единого источника света. Как и часов не было, так что время потеряло для меня всякое значение. И если поначалу благодаря биологическим часам я ещё могла отличать день от ночи, то очень скоро чувства мои притупились. Как и надежда моя на спасение становилась всё призрачнее… и призрачнее…

Порой казалось, что между визитами Марго и Филипа проходили сутки, а то и несколько, а порой казалось – всего пара часов. Часто бывало, что свежие царапины ещё не перестали кровоточить, а на смену Марго уже являлся Филип и с азартной улыбкой на губах принимался сдавать карты.

О, да. Филип обожал играть в карты. В то время когда мне приходилось этому учиться, чтобы угодить своему похитителю. Приходилось заставлять себя не думать о боли, о страхе, о том, где нахожусь, и какая участь меня ждёт. Приходилось подыгрывать Филипу, – и не только в карты. Со временем я даже взяла контроль над эмоциями и, когда нужно было, выдавливала из себя улыбку, огорчалась проигрышам и радовалась редким победам.

Филип питался моими эмоциями. Это я тоже поняла со временем.

И Филип никогда не нарушал правила, которые сам же придумал.

Он считал, что вся наша жизнь – это большая игра, в конце которой каждый получит то, что заслужил. Так и в игре в карты: одержавший победу заслуживает награду, проигравший – наказание.

Я так часто получала наказание, что со временем перестала считать, сколько раз Филип это со мной сделал. Иногда он был нежным, иногда грубым, – всё зависело от настроения, а иногда… иногда я была готова предпочесть тысячу порезов от Марго, лишь бы навеки-вечные избавиться от Филипа. Лишь бы больше никогда в жизни его руки не касались моего тела. Лишь бы его мерзкое дыхание никогда не скользило по коже. Лишь бы больше никогда не чувствовать его запах…

Порой всё же случалось, что победу одерживала я. Не знаю: заслуженная ли она была, или Филип по каким-то причинам поддавался мне, но, так или иначе, правилам он следовал, и я получала заслуженную награду. Приз мог быть каким угодно, за исключением всего, что касалось моего освобождения и связи с внешним миром. Ни Филип, ни Марго отпускать меня на волю не собирались, а я собиралась умирать, так что же ещё можно было пожелать, если не картошку фри, огромный бургер и Колу со льдом?.. Подобные желания настолько умиляли Филипа, что ко всей это горе фастфуда он бонусом добавлял ведёрко клубничного мороженого.

А один раз я попросила его включить для меня фильм. Какой угодно, – на его усмотрение. Всё чего я хотела – это немного отвлечься от жестокой реальности, в которой была вынуждена существовать. Хотела услышать голоса других людей. Хотела увидеть другие лица, другие декорации…

Филип включил «Молчание ягнят».

Больше я никогда не просила включить фильм.

***

– Кого я боялась больше: Марго, или Филипа?.. Сложный вопрос, от каждого из них можно было ожидать что угодно. Каждому из них нравилось чувствовать своё превосходство над тем, кто слабее. Над тем, кто сломлен. Над тем… кого некому защитить.

– Но ты не сломалась, Ника, – Ева звучит уверенно. – Ты нашла в себе силы сбежать из того дома…

– Думаете, у меня были на это силы? – перебиваю, мрачно усмехнувшись. – Серьёзно?.. Меня резали. Меня били. Меня мучали голодом. Меня морально уничтожали. Меня насиловали. Меня заставили поверить в то, что такой жалкий кусок дерьма, как я не нужен этому миру. Я не желала освобождения, Ева. Я искала смерти.

– Полагаю, то, что ты чувствовала, Ника, можно назвать конфликтом сознания и подсознания. А в таком случае…

– О чём вы? Не было никакого конфликта! – гремя наручниками, перегибаюсь через стол, а доктор даже не шелохнулась, – продолжает держать спину прямо и даже в лице не меняется. – Не было… никакого… конфликта… Меня спас Август. И если раньше я в этом сомневалась, то теперь точно знаю, – это он пришёл мне на выручку. Это он наказал моих обидчеков. Это он вытащил меня из того Ада, в то время, когда я просила его совсем о другом… Август обманул меня.

– Допустим, – Ева отвечает со всем спокойствием. – Но ты же знаешь, что в сгоревшем доме не было найдено ни одного тела.

– Ни одного? – спрашиваю с усмешкой. – А сколько тел, по-вашему, там должно было быть?

Ева не поняла мой вопрос. И я могла бы сказать, что он был риторическим, но это не так. Скорее, я проверяю, насколько хорошо она осведомлена о том, какие показания я давала пять лет назад. И, судя по всему, Еве известно не так уж и много.

– Вернёмся к разговору об Августе, – переводит тему. – Выходит, он явился к тебе спустя пять лет, для того, чтобы получить свободу? Но о какой свободе шла речь? Разве ты удерживала Августа силой? Насколько я понимаю, Август был твоим созданием, а значит, изначально принадлежал тебе, о какой краже в таком случае шла речь?.. Ты ничего не крала у него, Ника. Исходя из этого, считаю, что тот метод каким решил воздействовать на тебя Август, крайне нелогичный.

– Метод запугивания и угроз?.. Хм… А что ещё ему оставалось? Уничтожать морально, давить на самое больное, использовать Дину, – единственного дорогого мне в этом мире человека, и вновь окунуть меня в кошмар пятилетней давности – всё, что ему оставалось. Только Август знал меня настоящую, знал все мои уязвимые места, мои страхи, знал, какой рычаг опустить, чтобы заставить меня действовать… Знаете, кто самый опасный враг, доктор?.. Тот, кто был тебе другом. И, пожалуй, я вполне способна понять, почему Август зашёл именно с этой стороны, – глупо отказываться от игры, когда у тебя все козыри в рукаве.

– Но Август ошибся, верно? Даже с козырями, он не довёл игру до конца.

– О, нет… – мрачно усмехаюсь. – Август вовсе не заканчивал игру, – он всего-то её временно остановил, оставив себе главный козырь.

– Ты говоришь о причине, по которой оказалась здесь?

Замолкаю.

Выдерживаю паузу, глядя в стол пустым взглядом и даже не знаю, что ответить Еве. Она всё равно не поверит. Никто мне не верит.

Но Ева вновь возвращается к разговору об Августе и тем самым избавляет меня от необходимости отвечать.

– Запасной план Августа также не увенчался успехом? – спрашивает Ева, и я медленно поднимаю на неё глаза. – Или же он осознанно решил не доводить его до конца?

– Я не знаю, – отвечаю честно.

В горле стремительно вырос горький ком, и я почувствовала, что задыхаюсь. Не хочу говорить. Не могу говорить. Даже думать об этом не хочу.

Глаза жгут слёзы, рваная рана на сердце болит всё сильнее, кровоточит. Руки так сильно дрожат, что звякают наручники, а внутри всё с силой сжимается.

– Ника… давай возьмём небольшой перерыв, хорошо?

– Нет, – отвечаю резко и неожиданно даже для самой себя.

Я должна продолжить.

Должна закончить рассказ. И пусть Ева не верит ни единому моему слову… я должна доказать самой себе, что могу о нём говорить. Могу рассказать об Августе всё! Без тени страха! Могу выдать все его секреты… и он ничего… ничего не сможет мне сделать.

Потому что он сбежал!

Потому что Август получил свою чёртову свободу!

** ** **

Я ведь уже говорила, что у Августа было ужасное чувство юмора?.. То, что казалось ему смешным до колик в животе, могло спокойно довести до инфаркта любого здорового человека.

В то утро после его визита я проснулась от доносящегося из-за входной двери и такого знакомого мне звука… цок-цок-цок.

Цок-цок-цок! Звучало всё громче, всё ближе! Прямо у самой-самой двери!

Цок-цок-цок!

Боже… такого дикого парализующего страха я давно уже не испытывала. Слёзы вмиг брызнули из глаз, внутри всё напряглось, сжалось. Казалось, душа покинула тело, перед глазами всё закружилось, заплясало разноцветными пятнами, дышать стало невыносимо трудно. Сознание уплывало от меня, обморок был не за горами. И, пожалуй, это могло стать идеальным решением проблемы, если бы не…

«Цок-цок-цок»,– прозвучало у самой кровати, и сдавленный крик вырывался из груди, одновременно с тем, как тело, словно действуя само по себе, выскочило из-под одеяла, и я даже опомниться не успела, как в руках оказалась пустая бутылка из-под пива выставленная вперёд, как средство самозащиты.

Но в комнате никого не было.

«Глория»… – зашумел в голове голос Марго, а следом раздался громкий весёлый смех Филипа.

«Твоя очередь, Глория. Делай свой ход.»

– Пошёл вон из моей головы! Проваливай к чёрту, Август!!! – сорвалась на каркающий крик, швырнула бутылку на кровать и бросилась в ванную, под ледяной душ, прямо в ночной сорочке.

Август издевался надо мной.

И это была лишь вершина айсберга. Голоса, что я постоянно слышала, жестокий смех, стук каблуков, звук тасования колоды, и это имя… Глория. Имя, что дала мне Марго.

Теперь оно доносилось отовсюду. Звучало вместе с шумом ветра, вместе с шелестом листвы, с детским смехом, с голосами прохожих, с лаем собак…

– Глория, – шепнул мне на ухо проходящий мимо мужчина, а когда я взвизгнула в ответ и отскочила от него как ошпаренная, тот посмотрел на меня как на умалишённую, покрутил пальцем у виска и поспешил убраться подальше.

– Прекрати… прекрати это, – прошептала, остановившись на тротуаре. – Ты ничего не добьёшься тем, что будешь меня изводить. Прекрати это, Август!

В ответ, словно далёким эхом, в голове прозвучал его холодный смех.

Галлюцинации, как слуховые, так и зрительные становились частью моей жизни. Август делал это со мной. Август направил все умения, которые обрёл лишь благодаря мне, против меня же. Я сама вручила ему это оружие, и теперь Август мастерски точно выпускал в меня пули… одну за другой… точно в голову.

Марго и Филип теперь были повсюду. Мерещились везде, куда бы я не пошла, где бы не находилась, будь это дом, улица, интернет-кафе, дешёвая забегаловка, которую мы с Диной так любили посещать, ведь там варили на удивление отменный кофе…

Теперь кофе протягивал мне не кассир за прилавком, а Марго. Точнее не кофе, а густой томатный сок в пластиковом стаканчике.

Теперь за нашим с Диной столиком сидел ещё и Филип.

Я знала, что это невозможно. Знала, что это Август заставляет меня видеть то, чего на самом деле рядом нет, да и быть не может, но… они казались такими настоящими. Марго и Филип. Словно и не проходило пяти лет с нашей последней встречи. Словно они всё это время были рядом, дышали мне в затылок и злорадно хихикали, наблюдая за тем, в какое болото благодаря их заслугам превратилась моя жизнь.

Раньше меня убивали ОНИ.

Теперь меня убивал Август.

И меня душила обида. Да, чёрт возьми! Мне было больно. Я чувствовала себя преданной, обманутой! Ведь больше всего на свете я не понимала одного: как мальчик, который был моим защитником, который был ко мне добр, как никто другой… Мальчик, который каждый день утешал меня и заставлял не терять надежды, мог стать таким жестоким чудовищем?.. Выходит, я никогда не знала этого мальчика? Выходит… изо дня в день, держа меня в объятиях, Август всего лишь претворялся?.. Надевал маску? Лгал мне? Но как это возможно? Разве не Я его создала?!

Я ничего не понимала.

С каждый днём мыслей в голове становилось всё больше и больше, они казались огромным, ни на секунду не умолкающим роем плёл! Прогнать их не удавалось. Понять их не удавалось.

Я сходила с ума. Окончательно и бесповоротно.

Вход вновь пошло успокоительное и снотворное. А ещё сигареты. Начинался нервный тик, меня постоянно трясло, а стоило кому-либо обратиться ко мне по этому имени… Глория, и я подпрыгивала на месте от испуга, а сердце в груди колотилось с такой силой, словно вот-вот и остановится ко всем чертям.

Я говорила сама с собой.

Я говорила со своим отражением.

Я говорила с Августом.

Просила его, приказывала, умоляла ни причинять вреда Дине! Забыть о ней, и близко не думать сунуться, а я взамен я готова была сделать всё, что угодно! Каким бы ни было его условие, я готова была сделать всё!

Но Август не отвечал. И за последнюю неделю больше ни разу не появился. Но, в то же время я знала – он рядом. Он всегда был рядом со мной! Чувствовала это каждой клеточкой кожи. И я знала, что ему нужно… Свобода. Освобождение. И я готова была её ему дать! Пусть забирает! Пусть проваливает! Но… всё это было самообманом. Я пыталась заставить себя поверить в то, что больше не нуждаюсь в Августе, что он мне не нужен. Я пыталась убедить себя в том, что десятки вопросов мучающих меня изо дня в день, словно десятки зудящих колотых ран на сердце, пустые и бессмысленные! Что ответы на них мне знать ни к чему. Глупо. Неинтересно.

И чем больше я пыталась в это верить, тем сильнее становился самообман. Тем сильнее я вновь привязывалась к Августу.

Это была моя ошибка. Но, в первую очередь, это было ошибкой Августа. Оказалось… не только я его плохо знала, но и он… знал меня не так хорошо, как был в этом уверен.

В течение двух недель я каждое утро проспалась под стук каблуков Марго. Со временем даже привыкла. Со временем даже дождь из игральных карт, что каждое утро встречал меня на выходе из квартиры, стал чем-то само собой разумеющимся. Не знаю, то ли безумие достигло того уровня, когда уже стало всё равно, когда уже удивляться нечему, то ли… то ли «фокусы» Августа стали однотипными и неинтересными.

– Глория…

– Глория…

– Глория сыграем в картишки? – шептали мне прохожие. А я перестала реагировать.

Парень-администратор в интернет-кафе дал мне сдачу парочкой блестящих лезвий, но, стоило мне их коснуться и они тут же превратились в обычные монеты.

Фотография Марго стала заставкой компьютера, который я занимала, но стоило кликнуть по ней мышкой, и на место возвращался чистый голубой фон.

Один из доберманов Августа провожал меня от одного кафе к другому, где я безуспешно пыталась получить работу, а стоило лишь шикнуть на пса и велеть убираться в ад, он тут же растворялся в воздухе чёрной дымкой.

Дома из крана текла кровь, а не вода. К этому я тоже очень быстро привыкла.

По ночам мерещились призраки; шептались и завывали. А однажды, выйдя утром на кухню я обнаружила за плитой свою давно умершую мать… Это было, как удар кинжалом в самое сердце. Это и стало последней каплей.

Я кричала, билась в истерике, звала Августа и проклинала его, как только умела! Я была готова испытать самую дикую физическую боль на свете, чем и дальше участвовать в этих безумных играх разума! То, что внушал мне Август, то, что заставлял видеть и чувствовать, не шло ни в какое сравнение с любыми физическими пытками!

Я больше так не могла… Он сломал меня. Я возненавидела Августа каждой частичкой души. Я думала, что готова его отпустить! Я мечтала, желала больше всего на свете, чтобы он навсегда проваливал туда, откуда пришёл и оставил меня наконец в покое.

Самообман становился сильнее. Всё сильнее и сильнее.

Чем больше я пыталась оттолкнуть от себя Августа, тем больше начинала в нём нуждаться.

Безумие, боль, страх, жизнь на грани – всё это моя стихия. Стихия, в которую насильно погрузили меня Марго и Филип. Стихия, в которую Август меня вернул.

Но поняла я это слишком поздно. Тогда, когда успела поверить, что у меня всё ещё есть надежда на нормальную жизнь. Тогда, когда наивно решила, что Август наконец оставил меня в покое, прекратил изводить, прекратил превращать моё существование в ад кромешный.

Галлюцинации прошли, прохожие больше не звали меня по имени «Глория», Марго и Филип нигде не мерещились. Это было самым настоящим освобождением! Клянусь, давно я так хорошо себя не чувствовала…

… и даже это было самообманом.

Думая, что Август исчез, получил заветную свободу, испытывая от этой мысли облегчение, одновременно с этим меня накрывало тоской.

Я ненавидела себя за это больше, чем кто-либо может себе представить. Ведь это было так глупо, так неправильно, так абсурдно – тосковать по тому, кто стал для тебя источником страданий.