Передвижная детская комната

Пуппа все же смог сделать твоей маме плохо, и тебе тоже.

Костя услышал знакомый голос. Этот голос успокаивал. Этот голос принадлежал родному человеку.

Мамочке плохо. Я должен позвать доктора. Он сделает ей голову.

Костя, чтобы помочь своей маме, ты должен сначала помочь себе. Ты помнишь, где ты?

Меня украл дядя.

Да, правильно. Ты в его машине. Но ты можешь отсюда сбежать.

Как?

Просто повторяй за мной.

Хорошо.

Повторяй все, что я говорю. Готов?

Да.

Николай.

Николай.

Валерьевич.

Валерьевич.

Буйнов.

Буйнов.

Николай Валерьевич Буйнов.

Николай Валерьевич Буйнов.

Буй.

Буй.

15 сентября 1981 года.

Костя повторил.

Голос попросил повторить еще раз, и малыш сделал.

***

Водитель грузовика с открытым ртом смотрел на мальчика, который лежал на заднем сиденье связанный, с платком на глазах, и произносил его имя, школьное прозвище и дату рождения. Будто читал из книги! Как мантру, как заклинание, как проклятие!

И кровь в Колиных жилах остановилась. Его глаза так сильно полезли на лоб, что он испугался, как бы они не выпали на пол кабины. Как же ему тогда вести грузовик?

Он начал судорожно осматривать салон грузовика в поисках какой-нибудь записки с его именем и датой рождения. Потом он подумал – какого хрена? Разве пацан умеет читать? Ему же два или три года! Да он же говорит кое-как!

А тебя не смущает, что он в повязке?

Коля еще раз посмотрел на парня. Убедился, что повязка по-прежнему закрывает глаза. Может, платок просвечивает?

Ты че, дурак?

Может, платок сполз, и парень видит в маленькую щелку? Может, в нем дырка?

Нет! Никакой дырки! Этот пацан тебя знает! Знает твой год рождения! Знает твое погоняло!

Что происходит? Что происходит, мать твою? Как такое возможно? Он что, гребаный экстрасенс? Он что, провидец? Это что, копперфильдский отпрыск?

Идиотский смешок слетел с губ. Но губы тут же скривились.

Пацан только твой адрес не говорит.

– Класнодаская, дом шешнасать, втолой подезд, квалтила двасать девять, тлетий этас.

На этот раз Коля смотрел на парня так долго, что даже забыл о дороге. Ужас накатывал на него огромным стопятидесятитонным катком, который давил его в лепешку, кровь прилила к лицу.

Грузовик съехал на обочину, и Коля почувствовал, как машину начало трясти.

Тормози, брат! Тормози.

Коля ударил по тормозам. А малыш все повторял свою зловещую мантру:

– Никала Валельевись Буйнов, Буй, пятнасатое сентябля тыся девясот восемесят пелвово года, Класнодаская, дом шешнасать, втолой подезд, квалтила двасать девять, тлетий этас.

Голос малыша напоминал монотонный счет мешков в амбаре с зерном. Один, два, три, четыре, эх, достало, пять, шесть, семь…

Грузовик остановился. Коля вытер пот со лба.

Как же он потел. Стало так жарко, как у него дома, когда его тупая жена закрывала все форточки и при этом вечно ныла, что продует Сашку – их дочь. После смерти младшенькой она стала бояться всяких болячек. Тупая сука сама не подозревала, что только хуже делала. Бациллы в духоте развивались, как шлюхи в теплых странах. Коля орал на нее, потому что ему было жарко и душно.

Но сейчас было еще хуже.

Стало нестерпимо жарко.

И малыш этот добавлял угля в топку, он все бросал и бросал, он все лепетал и лепетал кошмарные слова. Досье на Колю. И Коля, впервые с того момента, когда его взяли с наркотой в девяносто восьмом, когда ему еще не было восемнадцати лет, запаниковал по-настоящему. Тогда ему удалось отмазаться. Спасибо дяде Тарасу, который откинул копыта через полгода. Рак легких, курил, как дымоход в котельной. Но сейчас Коля был на крючке.

Он с ужасом смотрел на малыша, который, похоже, намочил штаны, и Коля понял, откуда пахло мочой.

Ты его впервые видишь, а он все про тебя знает. Кажется, он знает тебя лучше, чем родного батю. Хотя, может, у него и бати-то нет. Ведь он тут был один со своей мамашей. А ты знаешь, что это значит для тебя.

Он проглотил горькую слюну. Хотелось пить.

Что это значит?

Ты должен избавиться от пацана.

Убить, что ли?

Ну, хрен знает. Какие еще варианты есть? Отправь его в космос или посади на подводную лодку и опусти в Марианскую впадину, можешь на необитаемый остров увезти. Я не знаю! А ты сам как думаешь?

Нет, я не буду убивать пацана. Я не убийца. Та баба… Это была случайность. И я не убивал ее. Она как-то сама подстроила. Волшебница хренова. Но пацана я не убью. Бог не простит мне. Я не возьму грех на душу.

Малыш все шептал и шептал. Время шло. Коля начал чесаться. Руки нестерпимо зудели. Жопа тоже. Жопа особенно. Будто он не мыл ее уже два года. Черт, вот это его пробрало. Будто сел на муравейник.

Нервы, нервы. Надо бы выпить какое-нибудь успокоительное. Например, пива.

Но пиво кончилось. Последняя бутылка валялась на полу, пиво вылилось на резиновый коврик и воняло на весь салон. Коля не помнил, когда он уронил бутылку. Может, когда мама пацана начала устраивать забеги на дороге?

Я не убью его.

Но избавиться все же надо.

Тогда я оставлю его в лесу.

Допустим, он оставит его и уедет. Так он не убьет мальчика. Предоставит судьбе право выбора. Если Богу угодно, он его спасет. Правда, тогда Коле капздец.

А может, и нет.

Малыш напуган, он потерялся, он бредит, говорит какие-то имена. С кем не бывает? Ну найдут его легавые, ну услышат, что он лопочет, потом спросят у меня, откуда пацан знает мое погоняло. А мне почем знать? Скажу, что не знаю. Может, он экстрасенс какой-то. Может, насмотрелся «Битвы экстрасенсов» и погнал читать мысли. Все дети так делают.

Опасно. Особенно если фараоны начнут шустрить и вынюхивать. Тебя наверняка видели на заправке около поворота на эту дорогу. Свидетели всегда найдутся. Так что ты ходишь по тонкой тростиночке, Коля.

Все равно я не буду его убивать. Просто оставлю в лесу.

– Оставлю, – сказал Коля.

Он прикусил губу.

Черт, до чего жалко пацана. Но его, Колю, еще жальче. Ведь у него двое детей, тупая жена, жирная любовница, а может, еще и третий ребенок скоро будет.

И кто все это хозяйство будет содержать? Этот пацан? Вряд ли. Вопрос стоит так: либо этот малыш, либо трое Колиных детей.

Коля осознал: он готов согласиться, чтобы Натаха рожала ребенка, лишь бы не попасть в тюрьму. Лучше он будет кормить троих, чем сядет за все эти мутные дела на пустынной дороге.

– Прости, парень, прости меня.

Коля перекрестился, чего не делал уже очень давно, с самого детства, когда бабушка водила его в церковь. И почему он покинул Бога? А если бы не покинул, наверняка такого бы с ним никогда не случилось. Это было испытание. Точно. Испытание веры.

– Прости меня, Господи. Я пытаюсь принять правильное решение.

Он вылез из грузовика, открыл дверь со стороны пассажира, забрался в кабину, отцепил ремень безопасности и взял пацана на руки. Тот был как куколка бабочки. Говорящая куколка, шепчущая имя и адрес Коли.

Коля спустился и пошел в лес. Огляделся по сторонам.

Невероятно, как же сегодня тихо на этой дороге. Обычно он встречал тут хотя бы две или три машины. Но сегодня – только одну. И все. Как будто весь мир вымер. Или остановился и наблюдает за ним. Будто это какое-то испытание. И сейчас все зрители ждут, что он сделает. Правильный или неправильный ход? Как будто это какое-то сраное телешоу! Какая-то игра!

– Да пошли вы все на хер, – сказал Коля тихо.

Он вошел в лес. Он брел вперед, слушая шепот мальчика на руках, шел и старался не думать ни о чем. Он принял решение. Он знал, что выхода нет. Теперь нужно постараться жить с этим. И чтобы замолить грехи, он должен сходить в церковь. Он должен оставить ребенка Натахи. Он должен измениться. Он должен искупить этот эпизод.

Коля посадил малыша под деревом. Он прошел, наверное, метров триста от дороги.

И что дальше? Ведь мальчик может встать и вернуться обратно.

Не дойдет, если я его не развяжу.

Ты же понимаешь, что если его найдут связанным, то будет много вопросов. На тебя повесят еще и убийство пацана. А если ты его развяжешь, то он выйдет на дорогу, его заметит какой-нибудь деревенщина, возвращающийся из города, подберет. И подивится тому, что мальчик лепечет чье-то имя. Думаешь, запомнит? Или запишет? А?

Я не буду убивать его.

Давай будем хладнокровными, Коля. Ты не хочешь замарать свои уже окровавленные руки. Я тебя понимаю. Но какие еще варианты? Либо ты избавляешься от парня, либо он от тебя.

Нет. Никто не поверит ему.

Ладно, хочешь проверить — проверяй. Пришлю тебе открытку на зону.

Коля смотрел на малыша под деревом. Связанного малыша, шептавшего имя, прозвище, адрес Коли. Малыш с повязкой на глазах, прижимающий привязанными руками к груди какую-то игрушку.

Это какая-то дичь. Какие-то чудеса.

Коля. Ты же помнишь, что говорила тебе бабушка в детстве? Лукавый поджидает тебя везде. Он ждет, когда можно поймать тебя в свои сети.

А помнишь, она рассказывала тебе про ведьму, что жила в их деревне еще до войны? Как ведьма могла узнавать о людях многое по их лицу, как читала по глазам и губам. Как она могла накликать беду. Помнишь, как она спалила всю деревню дотла? Как она погубила всю семью твоей бабушки, и только она одна осталась.

Тебе никого не напоминает эта ведьма?

Помнишь, бабушка говорила, что однажды она встретила ее, собирая грибы в лесу, и та сказала, сколько грибочков было в ее корзинке. Бабушка чуть не упала на месте от испуга.

И что дальше?

Ведьма сказала, что брат бабушки умрет от кашля. И он и правда умер.

Думаешь, старуха просто предсказала смерть брата?

Нет! Она ее накликала! Она ее призвала!

Она же ненавидела всех в этой деревне.

И правильно сделали жители, что после пожара собрались и повесили ведьму. Они избавили мир от зла.

А этот мальчик… Разве это нормально, что он знает о тебе все? Он знает, сколько грибов в твоей корзинке.

Подумай об этом и о своем будущем. Подумай о бабушкином брате и о своей семье.

Коля уставился на малыша, и его руки потянулись к Косте. Руки дрожали.

***

Через несколько минут Коля вышел из леса, посмотрел по сторонам, забрался в кабину грузовика и выжал газ.

Снова улепетывал.

Интересно, сколько машин проехало мимо, пока ты делал свое грязное дело? А? Наверняка тебя кто-то уже увидел.

– Будь что будет, – сказал Коля и коротко помолился.

***

Даня поворачивался, а в голове у него, как приводной механизм, скрипели мысли.

Его застали врасплох. Пока он упивался горем, маньяк настиг его.

Сейчас Даня повернется и почувствует холодное лезвие мачете или какого-нибудь мясницкого ножа. И он отправится вслед за женой, вслед за Костей.

Но как он мог говорить с женой на том свете? После того, что она сказала ему. После всех этих ужасов! Он потерял не только семью сегодня, но и уважение к себе. Он потерял все. Спокойствие, рассудок, счастье.

Все же смерть – лучший выход. Жизнь теперь ничего не стоит. Ничего!

И пусть я лучше умру, чем до конца своих дней проживу с осознанием, что я натворил, что я наделал.

Когда он повернул голову, фонарик потух. Вот уже несколько последних минут телефон попискивал, предупреждая, что израсходовал весь запас энергии. Даня не слышал писка. У него тут были дела поинтереснее, чем разговаривать с телефоном. Фонарик потух, и Даня в полной темноте уставился на того, кто стоял рядом с ним. Он был того же роста, что и Даня. Он продолжал держать руку на его плече.

Это она, пронеслось в голове, это Катя пришла за мной. Она стоит передо мной без головы, скрытая темнотой. Сейчас она сожмет мое плечо, а потом… Она сделает со мной то, что нужно. Пусть делает.

Даня выронил телефон. Он хотел встать перед ней на колени, попросить прощения и отдать свою жизнь. Но тут он осознал, что он и так упирается коленями в землю. И с какого момента он встал в эту позу, он не помнил. А это значило, что тот, кто стоял перед ним, был ниже его ростом, примерно ему по пояс.

– Папись, – раздался детский голосок, – папись, мне стласно.

Дане как будто дали под дых. Такого жалобного голоса он никогда не слышал от Кости. Несчастный, напуганный голос. И во всем этом виноват Даня. Он довел сына. Надо исправляться. Спасать малыша. Папа должен его защитить.

Даня не просто оживился, но получил мощный удар адреналина. Он очнулся от тех ужасов, что тут произошли. Он отбросил все страхи и кошмары в дальний угол.

Он схватил сына, притянул к себе и обнял. Да, это был его Костик. Плачущий и говорящий, что ему страшно.

– Костя, ты как? Малыш мой, я искал тебя повсюду! Куда же ты ушел, мой дружочек?

– Я сплятался. Папись, мне стласно. Осень.

– Не бойся. Я тут, я теперь рядом. Никуда тебя не отпущу.

– Папись, давай уедем осюда. Тут кто-то есть в лесу.

Даня ощутил ледяную руку ужаса, скользнувшую ему под футболку. Снова кошмар. На этот раз он передался ему от сына.

Конечно, тут кто-то был. Возможно, как раз сейчас он наблюдал за ними из темноты.

– Да, сынок, пойдем.

Даня сгреб сына в охапку, как сокровище, поднялся на ноги и пошел прочь. Телефон свой искать он не стал.

Они добрались до машины через полчаса.

Даня нес сына на руках через все поле. Он больше не боялся того, кто прятался в траве. Теперь сын был с ним. Теперь он уже не боялся никого. С сыном на руках он чувствовал себя уверенным. В какой-то момент жизнь повернулась к нему задом и выпустила газы в лицо. Но он проявил стойкость, и жизнь – снова его подруга. Да, не совсем полноценная, инвалид, без глаза и ноги (как Наг), но ему хватит и такой.

Главное, что у него остался сын.

Сын жив! Он с ним!

Катя обманула его. Сказала, что Костя ушел вместе с ней. Но сын не захотел уходить от папы, он остался. Катя обманула. А это означало, что она могла обмануть и во всем остальном.

И действительно, с чего Даня взял, что он плохой отец?

Разве это не он спал с Костей, когда малыш болел? Разве не он подставлял тазик, когда Костю тошнило? Разве не он мыл маленькую жопку каждый раз, когда Костя ходил на горшок не очень хорошо? Он умудрялся измазаться так, что приходилось мыть чуть ли не голову. А Катя брезговала. Он помнил, как она вручала ему Костю и говорила: «Твоя очередь». Но какая, нахрен, очередь? Ведь он мыл сына всегда, если не был на работе. Никакой очереди тут не было. Катя была обманщицей.

Хотя нет, не обманщицей. Она была просто плоско мыслящей. Она говорила правду. Но она говорила только выборочную правду. И из пирамиды можно сделать треугольник, если посмотреть на нее сбоку. На самом же деле пирамида имеет больше углов, чем треугольник. Как и ситуация с Даней.

Он действительно был во многом безалаберным отцом, но не потому, что слыл раздолбаем, и не потому, что наплевал на сына и не хотел брать на себя ответственность. Все не так. Просто его голова так устроена, что ему трудно удержать свое внимание на реальных вещах. Фокус его сознания то и дело устремлялся внутрь. В глубокий мир фантазий. Иногда он впадал в ступор и видел выдуманные картины наяву. Такое происходило с ним довольно часто. Он заставлял себя сосредотачиваться на людях и их словах, но ничего с собой не мог поделать и иногда все же срывался и улетал в облака.

Он даже не замечал этого.

Он задумался и провалился в сон в тот вечер. Буквально на секунду закрыл глаза, а Костя – маленький проказник – уже смотался на кухню. Даня был в отключке всего одну минуту! Потом его разбудил запах дыма.

А что насчет той жидкости для краски? Ведь Даня поставил ее на холодильник, так высоко, чтобы не достал Костя. Но он не учел, что холодильник вибрировал, когда работал. Старый у них был холодильник. Тот начал дрожать, и баночка с химикатом съехала к краю, а потом и вовсе грохнулась на пол. Катя в этот момент была в туалете, и дежурство нес Даня, который, как обычно, отвлекся на свои мысли и попросту не услышал звук в коридоре.

Но Костя услышал стук баночки об пол и пошел проверить, что там такое. Нашел баночку, которую Даня до этого откупорил, чтобы посмотреть, что из себя представляет эта воняющая хрень.

Катя вышла из туалета и увидела, как Костя тянет губки к горлышку банки.

Скорее всего, Костя даже и не успел отхлебнуть.

Даня в этот момент появился в коридоре – искал сына. Он рванулся раньше жены и забрал у Кости пузырек.

Конечно, Катя завизжала, схватила Костю, побежала в ванную, стала толкать ему пальцы в рот, чтобы его стошнило. Костя плакал, кричал и вырывался, а Катя шептала малышу успокаивающие слова, что надо потерпеть.

Даня смотрел на них затаив дыхание, в ожидании бури! В ожидании беды!

Они сразу поехали в больницу. Катя не смотрела на Даню. Вообще его не замечала. И это было даже хуже, чем если бы она накричала на него.

Врач сказал, что никаких проблем нет, но они все-таки заставили Костю проглотить трубку с камерой на конце. Все обошлось.

А что насчет живота?

Так там вообще смешная история. Потому что ничего страшного не произошло.

У Кости болел живот. И когда Катя совсем отчаялась, она вызвала скорую. Врачи приехали и сказали, что у малыша запор. Просто он мало пьет воды. И ему нужно много пить, чтобы хорошо сходить в туалет. Они посоветовали сварить кисель из слив.

Удивительно то, что через десять минут после отъезда медиков Костя сходил в туалет, и все у него прошло. Даня бы смеялся, если бы не лицо Кати. Она злилась на него за проблемы с Костиными какашками. Она считала, что это Даня виноват. Он постоянно кормил сына макаронами. Разве это еда? Но Костя любил макароны, и Даня тоже. Почему же им нельзя было их есть? Просто нужно было пить воду. Теперь-то они знали.

Даня не был плохим отцом.

Ничего подобного.

И уж точно он не был хуже Кати!

Он возвращался поездом из недельной командировки. Когда до города оставалось полчаса, позвонила Катя. Было два часа ночи, и Даня удивился, почему она не спит.

Он поднял трубку и услышал ее плач.

Она сказала, что они с Костей спали вместе на диване, и ночью она проснулась от громкого стука и крика. Костя упал с дивана и ударился головой. У него вылезла огромная шишка. Он очень долго кричал, и она не могла его успокоить.

А потом он внезапно замолчал. Как будто потерял сознание. Она так перепугалась, что начала читать статьи в Интернете про падения младенцев и про травмы головы. И прочитала, что у малышей может возникнуть множество проблем от слепоты до внутричерепной травмы, а некоторые дети спустя какое-то время даже умирали.

Катя плакала в трубку и спрашивала, что ей делать. Даня так разволновался, что дышать стало тяжело. Он сказал Кате, чтобы она вызывала такси и везла Костю в больницу. Не звонила в скорую, которая сначала должна приехать, а потом увезти их в больницу. Нет, она должна сразу вызвать такси. Мы живем в век, когда такси приезжает раньше скорой помощи.

Он сказал ей, что приедет, как только сойдет с поезда.

Потом поезд задержался около города минут на пятнадцать. Проводница сказала, что они пропускают другой поезд. Даня не мог спокойно смотреть на вид разукрашенных гаражей за окном. Его мутило от страха. Он ходил туда-сюда по вагону, видя в голове ужасную картину, как его маленький шестимесячный сын умирает где-то там на руках его жены. Он ждал от нее звонка, эсэмэс, хоть какой-нибудь новости. Он не звонил сам, потому что знал, что может позвонить не вовремя.

Спустя тысячу лет они наконец прибыли на вокзал.

И тогда позвонила Катя. Она сказала, что их оставляют в больнице до утра. Что нужно сделать снимок. Врачи сказали, что череп цел, но снимок покажет все, что скрыто. Еще она сказала, что ее поселили в хорошую палату и чтобы он приехал утром, потому что сейчас его не пустят к ним.

Разве она не делала ошибок? Ведь и за ней числились косяки.

Да, они оба хороши. Но это не значило, что они были плохими родителями. Они просто не идеальные. А из детей, которые в детстве прошли через огонь, воду и медные трубы, вырастают сильные личности.

Правда. Даня не знал, как на Косте скажется смерть матери.

Я сделаю все, чтобы исправить положение, если что-то пойдет не так. Найму психологов, найму врачей, обследую его. Я все сделаю.

Даня посадил Костю в детское кресло. Застегнул ремень. Тот смотрел на папу большими глазами.

– Папись, уедем осюда? Я все есе боюсь. Позалуста.

– Да, Костик, уедем, да, – говорил Даня.

Он сел за руль и нажал на газ.

***

Его задержали около Уфы на следующий день. Полицейским даже не пришлось применять силу, потому что Даня не оказал сопротивления. Они получили ориентировку до обеда. В 12 часов вся область уже знала, кто им нужен.

Когда лейтенант, держа руку на кобуре, подошел к водительской двери минивэна, он заподозрил что-то неладное.

Даня будто бы его и не видел вовсе.

Он видел мир вокруг, но воспринимал его как-то иначе. Он вел машину, объезжал препятствия, уступал дорогу, соблюдал правила, среагировал на сирену полицейской машины. Но при разговоре с лейтенантом смотрел куда-то сквозь него. И лепетал себе под нос, будто разговаривал с кем-то, кто сидел с ним рядом. Что-то насчет отцовства, что-то про сына.

Лейтенант поверил в то, что водитель действительно сумасшедший, когда на просьбу выйти из машины тот обернулся к детскому креслу и сказал сыну, что сейчас вернется. У лейтенанта даже мурашки побежали по коже.

У мужика конкретно куку поехало. Похоже, пора вызывать другой наряд. Который ходит в белых халатах, подумал он.

Полицейские знали, куда направляется Даня. Они знали марку и номер машины.

Они связались с его братом Игорем. Они нашли мобильник в лесу и голову Кати. Даже слепому стало ясно, что парень сошел с ума и убил свою семью.

«Спятил от ревности». Так сказала мамаша Кати, пролив немало слез.

Потом, когда распутывали дело, она рассказала подробнее, как он кидался на ее бедную несчастную Катю, как пытался задушить ее, как издевался над сыном. Она ожидала от него чего-то подобного. И предупреждала свою дочь о последствиях. И Катя обещала, что бросит мужа. Видимо, она выбрала неудачный момент, чтобы сообщить ему об этом.

– Сейчас поедем, сынок, я быстро, – сказал Даня. – Скоро мы будем на море. Ты хочешь на море?

– Да, папись, осень хосю! Осень!

Он весело хлопал в ладоши, и Даня был счастлив видеть его таким. У них все будет хорошо.

Даня вышел из минивэна и бросил взгляд в пустую кабину. А в детском кресле сидел пристегнутый ремнем безопасности подмигивающий игрушечный солдат.

***

Последние два года Коле не везло. Тот грузовик, на котором он отработал около пятнадцати лет, внезапно наелся. Движок полетел. Он пытался его починить, но все без толку.

Надо было покупать новый мотор.

Контора не могла позволить себе такие расходы. Они сказали ему подождать до лучших времен.

Теперь он работал на уазике, возил инженера по сельским магазинам.

Этот усатый хмырь чинил кондиционеры и холодильники. Ну и фрукт же он был. Вечно наезжал на Колю, когда тот доставал последнюю радость в жизни – сигарету.

Видите ли, у него одежда воняет. А трусы у него не воняют? Говнюк!

Коля ненавидел его. Но ничего не мог поделать. Работа есть работа.

Ткач больше не предлагал ему халтуру, хотя Коля у него пару раз выспрашивал. Но тот сделал вид, что и вовсе ни о каких доставках ничего не знает. Коля хотел было ему предъявить, что из-за него ему пришлось сделать кое-что плохое, но потом вовремя заткнул свой рот. Не хватало еще и этого.

Ткач запросто мог его сдать. Долбаный лысый хрен. Коля и так натерпелся кошмаров.

Сначала он думал, что и вовсе сойдет с ума.

Сколько он пережил бессонных ночей? Сколько часов совесть грызла его? Он даже скинул пару десятков килограмм. На него теперь было страшно смотреть. Не мужик, а шпага какая-то. Штаны стали велики, а купить новые он не мог. Все футболки висели на нем, как паруса, того и гляди надует ветром и унесет.

Коля все два года держал рот на замке. Никто ничего не знал. Он проглатывал все мысли, которые возвращали его в тот далекий день. Он давил любое желание поделиться с кем-либо, даже когда был пьян. Он старался забыть этот эпизод, будто его и не было. Что прошло, то прошло. Прошлое как говно – если засохло, то лучше его не ворошить.