Эго и нечисть

Бешенство, страх, отчаяние, только не чувство собственного сохранения бушевали во мне. Я прижал Каца к стойке, у него текли слюни, он таращил глаза.

– У нас нештатная ситуация на борту, – послышался спокойный голос Ли, – у первого пилота шок, нервный срыв.

– Принимаю командование на себя, – послышался голос Анны. – Сэр, положите пистолет на пол и переключите консоль на второго пилота, – мне в висок был нацелен пистолет второго пилота, – немедленно!

Самолет еще сильнее завалился набок, Анна в падении нажала на курок, одновременно прогремели два выстрела, пули прошили отверстия в кабине, разбили остекление, труп Каца покатился по железному полу в угол, падая, я схватился за кресло пилота бомбометания и спрятался за его спинку.

– Сэр, бросьте пистолет и выходите с поднятыми руками, – железным голосом проговорила Анна. – Ли, переключите консоль на второго пилота.

Самолет терял высоту с чудовищным жужжанием гигантского шмеля.

Ли, освободившись от ремней, стала пробираться к левому креслу.

«Нам не смыть этот грех ничем! – колотилась в моей голове красной строкой только одна мысль. – Нам всем гореть в аду». Невольно рука сжала пистолет и палец начал отсчитывать нажатия курка. Первая пуля пробила плечо второго пилота насквозь и со звоном разбила лобовое остекление за ее спиной, рука Анны опустилась и разрядила пол-обоймы в бедро и кресло Ли, которая уже заняла мое место слева, вторая пуля пробила ей шею – фонтан крови сделал реальность красно-белой, здоровой рукой закрывая рану на шее, она пыталась еще что-то предпринять, хватаясь за штурвал, еще две пули прошили ее щеку и лоб справа над глазом. Самолет потерял герметичность и управление. Ли, обливаясь кровью из пробитой артерии в бедре, вцепилась в штурвал, пытаясь не дать огромной машине завалиться в пике. Я стоял на двух ногах, держась за кресло и перехватив дыхание на три секунды и два патрона в обойме.

«Нам всем гореть в аду», – затвор четко отработал два выстрела, Ли дернулась и завалилась всем телом на штурвал. С диким гулом В-29 сорвался в пике. Теряя высоту, он задел крылом за макушку холма и, подняв гигантский фонтан, упал на мелководье, где, ударившись о дно, взорвался, уходя в небо черным столбом огня и дыма.

«Нам всем гореть за этот грех», – пульсировала мысль в пространстве.

* * *

– Ну, и что вы опять натворили? – спокойным голосом спросил Ян.

Он сидел в стеганом шелковом халате с хрустальным бокалом коньяка у камина. Поленья уютно потрескивали, он нежился от тепла.

– Зачем вы это сделали? Вы испытываете меня? Хотите погубить мою и без того несчастную грешную душу? Если бы я знал, я никогда не согласился бы.

– А вы и так не согласились, – спокойно ответил он. – Что же касается вашего «если бы я знал», – он довольно улыбнулся, – никто ничего не знает наперед, и никто не может повернуть ход событий. Вы что думаете, если вы угробили самолет, перестреляли экипаж, этим вы сняли грех с души? Мертвые восстали из радиоактивного пепла? Вы лишь взяли на свою совесть грех за убийство экипажа, вот и все. Обманули себя, «я вот какой честный, я не хотел, я всех наказал, искупил»! Вздор! Ничего вы не искупили, вы лишь дали волю своим эмоциям, проявили слабость. Эго победило, страх вас обуял, а знаете, почему? Потому что на самом деле вы не тот пилот, Paul Tibbets вернул бомбардировщик на базу, прожил долгую жизнь после Хиросимы, дослужился до звания бригадного генерала ВВС США и ни капли не раскаивался в том, что он сделал, вплоть до самой смерти 1 ноября 2007 года. Все дело в вашем эго и в том, что вы, конечно же, как современный человек, естественно, знаете, чем закончилась бомбардировка Хиросимы, сколько людей погибло сразу и потом. Страшно стало за свою душонку?

– Очень!

– А скажите мне, дорогой пилот, а если бы это была простая бомба? Вы же легко дали команду о бомбометании, не задумываясь, и только когда девочки вам сказали, что объект – Хиросима, вас накрыло. Что, если бы это была маленькая деревня, а не большой город с 70-тысячным населением, от этого вам было бы легче?

– Я не знаю, Шеф, не мучайте меня.

Ян изобразил гул бомбардировщика и звук падающей бомбы, совсем как у Pink Floyd в альбоме The Wall.

– Сидит вечером мирная семья, ужинает, а тут – бух! – Ян сделал большие глаза. – Что, меньший грех? Просто потому что меньше людей погибло?

– Шеф, я сойду с ума,

– А когда голову топором рубили? Легче было? Кстати, вы опять пристрелили моего пуделя, хотя давеча его обнимали и просили прощения.

– Не знаю, почему меня срывает на него, – честно признался я.

– Он провокатор, это его роль, вы отвлекаетесь на мелочь, срываетесь на эмоции, вам от этого легче, но ничего это не меняет! Пепел и прах позади самолета.

– Замолчите! – я вскочил. – Я не вынесу всего этого.

Ян с интересом смотрел на мои эмоции, в его правой руке был бокал, а левой он теребил за ухо своего пуделя.

– Все относительно, как говорил один мой знакомый еврей, не Кац.

– Но как же быть? Таких вещей нельзя допускать! Это чудовищно!

– Видите ли, Рыцарь, человечки – социальные животные, с одной стороны, а с другой – дико эгоистичные. Когда им удобно, они обычно говорят «мы». Ненавижу это слово, в нем всегда есть какой-то подвох, когда человек говорит «мы», уже понятно, что он не готов нести ответственность за то, что говорит, а пытается «размазать» ее, поделить с кем-то, тем самым выгораживая себя. А хуже всего, когда вместо «мы» говорят «народ», – Ян поморщился, – вот тут уже начинается преступление! Народ! Кто это такие? И почему этот народ должен нести персональную ответственность за чью-то личную глупость и амбиции, страдать за чью-то жадность, умирать? Мне это непонятно, может, у меня природа другая – неорганическая.

– Но мы же должны как-то себя защищать!

– Какая прелесть! «Мы»! И от кого же вы собираетесь защищаться, уничтожая бомбами семьи за ужином? Целые города превращая в радиоактивный пепел?

– Я не знаю, я совсем запутался.

– А что здесь не знать? Вот, например, сидите вы в окопе и смотрите через прицел вашего пулемета на окоп «врага». Хотите в окоп, попробовать, потом обсудим?

– Нет, не хочу.

– Ну так вот, сидите вы в окопе и смотрите на «врага». Очень интересное слово, кстати, «враг»! В 100 случаях из 100 вы врага видите впервые, и он вас тоже. Но вы оба готовы ненавидеть друг друга, убить, искалечить, может, даже пытать, унижать всячески. Почему? На это всегда найдется простой для понимания органической биомассы ответ: потому что он враг.

– Не так все просто, Ян.

– Гораздо проще, чем вы думаете. Вам сказали, что там враг и его надо уничтожить, с вас как бы сняли ответственность этим – стреляйте, смотрите, как куски его тела летят в разные стороны, не думайте о том, что у него есть интеллект, прошлое, семья, дети, любимые, амбиции, личность, впрочем, может быть она и ничтожная, но это не так важно сейчас, стреляйте, убейте его – он враг. А чтобы не сомневались, вам скажут: если вы его не убьете – он вас убьет, и ему скажут то же самое.

– Кто скажет?

– Ну кто у вас, людишек, назначает врагов, – Ян отпил глоток. – Могу ошибаться, у меня всегда с историческими цитатами проблемы, Бонапарт, по-моему, сказал, что главное на войне – это враг, нет врага – нет войны.

– Да, но обстоятельства…

– Нет никаких обстоятельств – есть амбиции альфа-самцов, которые назначают врагов. Опять же, жадность, страх – очень часто за свою шкуру – и власть.

– Но войны были всегда.

– Согласен, но давайте разберемся. В давние времена у войн были две основные функции. Прежде всего – пополнение материальных благ, их было в допромышленный век крайне мало, и взять их было неоткуда, ибо экономик просто не было. Хочешь больше, чем у тебя есть, – пойди отними то, что есть у твоего соседа, так?

– Похоже на то.

– А самое главное – овладение чужими женами! Если бы не было захватнических набегов, люди просто вымерли бы из-за генетических проблем, скрещиваясь в ограниченном сообществе. Проблема королевских династий – дети все нездоровы, сами знаете. Нет свежей крови и так далее. В первобытном обществе юноша мог, конечно, сбегать в соседнее племя и украсть себе жену. Но тут опять появляется проблема! Могут поймать «враги», побить, а то и вообще убить! Поэтому на такое мероприятие лучше взять с собой друга в помощь, а лучше друзей побольше. Так ведь? Не дожидаясь, пока тебе поломают ребра, перебить мужчин, увести женщин и заодно прихватить их ценности, еду, скарб – неважно что.

– Так и есть, но сейчас же все по-другому.

– Это вам так кажется, дорогой Рыцарь! Человек за последние 15–20 тысяч лет практически не изменился, что изменилось, так это шелуха. Вы, наверное, думаете: технологии, электроника, наука, Интернет, – Ян мило улыбнулся одними желтыми глазами. – Человек просто научился эксплуатировать социальность человеческого стада. Все тот же естественный отбор, только раньше более сильный самец первый съедал самый лакомый кусок и забирал себе самую молодую и здоровую самку, а остальные подъедали по мере очередности, а теперь появились разнообразные методы социального манипулирования – средства массовой информации, в особенности телевидение, как самое примитивное и затягивающее. И вот не надо биться, драться, убивать порабощать соплеменников – просто надо найти «врага» и направить их на него, «возглавив» их праведную ненависть. Понятно, что уже давно никто лично никого не возглавляет с мечом в руках. Все отработано до автоматизма, самое главное – все в это верят и готовы совершать самые ужасные вещи с совершенно незнакомыми людьми, и зачастую вообще ни за что. Раньше хоть грабили соседнее племя вместе и вместе насиловали чужих жен – весело было.

– Ну, Ян!

– А что? Вернемся в окоп. Допустим, перестреляли вы друг друга, а потом вам сказали: все, конфликт исчерпан, геополитические цели достигнуты, спасибо за внимание, расползайтесь на костылях по домам помирать, мы сами решим, как тут все поделить, а вы – герои! Что вам еще? Хотите, мы в вашу честь песню сочиним? Будете встречаться с боевыми товарищами, вспоминать, как вы врага били, нас всех защищали. Извините, материальных благ вам не полагается, война, сами понимаете, все побили-поломали.

– Сложно с вами спорить, Ян.

– А вы и не спорьте, мне со стороны виднее. Кстати, я обожаю эту вашу, как ее, «демократию».

– Демократию?

– Ну да! Какие головы придумали! Высший пилотаж манипулирования.

– Что вы хотите сказать?

– Стадом же надо управлять, не так ли?

– Надо.

– Что может быть проще и, казалось бы, справедливее: большинство управляет волей меньшинства, а меньшинство подчиняется. Все вроде бы честно, так?

– Честно.

Ян плотоядно улыбнулся.

– Замечательно! А вам не кажется, что это противоречит простым математическим законам и, самое главное, противоречит замыслу Творца, который благодаря бесконечному отсеву посредственностей извлекает золото самородности и необычности?..

– Это как?

– Ну смотрите, из 100 рожденных на планете только один или два могут представлять какой-то интерес для Творца, а при нынешнем населении, сколько там вас, 6–7 миллиардов – и того меньше.

– Да, людей сейчас много.

– Будет еще больше! Так вот 99 посредственностей навязывают свою далеко не самую просветленную волю меньшинству, у которого мог быть шанс при других обстоятельствах.

– Кто-то сказал, что демократия.

– Знаю, знаю, плоха, но пока ничего лучше не придумали – очередное замыливание мозгов людям теми, кто ими руководит.

– Кто это сказал?

– Не помню, да это и не важно.

– Вот вы, Рыцарь, ходите на выборы?

– Когда-то в молодости ходил, потом бросил, много лет уже не хожу.

– Почему?

– Я всегда проигрываю.

– Как в казино? – глаза Яна сверкали.

– Хорошая аналогия.

– И вам противно и неинтересно, да?

– Отвратительно. Больше не хожу.

– А почему бы вам не проголосовать, как все, вас же к этому подталкивают?

– Это против моих принципов, какой смысл врать, лучше промолчать.

– Угу, хорошо. А теперь вернемся в наш окоп. Вот вы, человек, который никогда не поддерживал и, более того, не участвовал, не выбирал, не голосовал, не согласен со всем этим, вы как член социума по правилам этого социума должны подчиниться демократическому «большинству» и погубить свою душу и множество других, кстати, в большинстве своем таких же, как вы. Что мы имеем в результате?

– Негативный естественный отбор, со знаком минус, наоборот.

– Вы, я вижу, начинаете что-то соображать, Рыцарь. Не нужно быть очень умным, чтобы понять, что именно те, кто будет задаваться моральными вопросами, думать о душе, вообще думать, первыми падут в бою. Совесть, нервы никогда не приводят ни к чему хорошему. Не чужие, так свои прикончат. Жаль столько упущенных моментов, столько погубленных душ, ведь среди них могли быть интересные варианты, – он задумчиво смотрел в огонь черными глазами. – Какая, впрочем, разница, все одно – бесконечность.

– Так просто? – усомнился я.

– Проще не бывает, проверьте сами.

Реальность поплыла, звук пропал.

~

Глава девятая

~ Пулеметное гнездо ~

~ Штурм, боеприпасы, смерть снайперов, пулемет захлебнулся ~

~ Смерть ~

Холодное синее небо в бетонном окошке пулеметного гнезда, амбразура обложена мешками с песком, полная луна освещает сектор обстрела, весь заваленный еще теплыми телами. Звезды – их миллионы на небе, гильзы – их десятки тысяч под ногами. Кац в полевой форме, кряхтя, лопатой для уборки снега выгребает из бетонного блиндажа тысячи стреляных гильз и выбрасывает их за железную дверь на морозный воздух, словно снег. Они звенят и катятся с пригорка. За дверью высятся пустые ящики от боеприпасов. Полные, уже вскрытые и готовые к использованию, стоят в блиндаже. В умелых руках Ли перезарядка пулемета занимает несколько секунд. Гильзы, гильзы, гильзы везде. Каждая из них рассталась со свой пулей, многие благодаря им расстались с жизнью.

Пулемет был установлен на триподе и пристрелян по вершине холма, снайперы справа и слева отстреливали тех, кто смог пробиться сквозь свинцовый дождь из пуль, – за сегодня ни один не смог приблизиться и на 100 метров к блиндажу. Днем стволы пулемета раскалялись и их клинило, поменяли уже четыре. Анна в полевой форме поливала раскаленный металл водой из фляги целый день, вода кипела, пузырилась и, подхватывая частички масла, стекала под ноги, орошая зыбкую, звенящую почву из стреляных гильз. Тишина, как в космосе, слышен был только шелест лопаты и звон катящихся гильз. Девушки сидели на бетонном полу, облокотившись на стопку цинковых ящиков с пулеметными лентами, и, уставившись в черное небо, жевали свой сухпаек. Все молчали, казалось, Ангел смерти накрыл своими крыльями этот холм.

Вспышка зеленой ракеты в небе ознаменовала новую волну наступления. Сколько же их? Зачем бесконечно штурмовать заведомо неприступную высоту? Неужели их командирам так безразлична судьба своих солдат? Атаки шли волнами по шесть, семь за раз, откатываясь назад каждый раз, когда две трети личного состава оставалось лежать на склоне высоты. Шел третий месяц осады. С каждым штурмом холм становился более пологим, и штурмующим было проще приблизиться к блиндажу. Неужели они просто хотят завалить нас телами и тем самым задушить пулеметные расчеты? Другую стратегию в этих бесконечных штурмах предположить было невозможно. Снайпер, аккуратно поставив обмотанную ветошью винтовку к стене, тихо молился на коленях у пустых ящиков. Его глаза были красными от напряжения и слез. Он давно перестал делать насечки на прикладе винтовки, а лишь нервно втыкал свой штык-нож в мешок с песком после каждого выстрела – все были на пределе. К счастью для оборонявшихся, поставка боеприпасов и провианта была отлажена идеально, единственной проблемой было найти момент, чтобы оправиться, впрочем, на это не было времени, выходить из бетонного мешка никто не решался, и внутри стоял едкий человеческий запах. Ракета осветила холм, это означало новую волну наступления.

– Ефрейтор, – обратился я к Анне, – доложите о состоянии боеприпасов.

– 16 коробок с лентами по 250 и 10 коротких по 50 в бункере, на ближнем складе более 100 ящиков с длинными лентами, запасных стволов шесть, воды почти не осталось, две фляги.

– При интенсивности стрельбы в 1200 выстрелов в минуту без воды мы долго не протянем, добудьте воды, ефрейтор, пополните фляги.

– В луже, из которой мы набирали воду, ее больше нет, личные запасы тоже закончились.

В темноте уже виднелись силуэты наступающих.

– Всему личному составу немедленно оправиться во фляги! – скомандовал я. – Выполняйте. Анна, соберите фляги у всех.

Неловкая пауза длилась ровно до момента, когда пулемет изверг первую очередь, вниз по склону посыпались первые тела.

– Выполняйте! – заорал я в паузе между очередями. – Дома будете стесняться!

С каждой очередью гора росла, и наступающим требовалось все меньше времени, чтобы приблизиться к блиндажу. Взрывы от ручных гранат противника стали более частыми, и они стали падать значительно ближе к бойницам блиндажа. Один из снайперов вскрикнул и с проклятиями бросил винтовку – осколком снесло оптику и поранило ему глаз, кровь текла из глазницы между пальцев, он стенал и выл, стоя у бетонной стены на коленях. Краем глаза я увидел, что его правая рука расстегивает кобуру.

– Ефрейтор! – закричал я

Анна поймала мой взгляд и уверенным ударом сапога выбила из рук раненого парабеллум, который тот поднес к виску. Она обняла его и, быстро выпотрошив сумку с красным крестом, приложила к раненому глазу мокрую повязку и сделала укол морфия. Через несколько мгновений он перестал стонать и, привалившись к стене, отключился.

Люди были на пределе, без второго снайпера будет очень тяжело и подменить некем, его винтовка была более непригодна. Пулеметный ствол тоже был на пределе, но останавливаться было нельзя. Ли тонкой струйкой лила мочу на раскаленный ствол МГ, отчего весь блиндаж наполнил нестерпимый смрад. Первая волна была отбита, но ситуация была угрожающей – с одним снайпером и без охлаждения стволов. К тому же блиндаж справа от нас почему-то молчал, либо заклинило пулемет, либо атакующие попали гранатой в амбразуру. Тишина, холодный октябрьский вечер. Я оглянулся на личный состав, нас осталось четверо. Видимо, следующая волна нас накроет, я невольно поежился от мысли о неминуемой гибели.

– Анна, все боеприпасы внутрь, Кац, задраить двери блиндажа.

Новая ракета осветила склон, усеянный погибшими и ранеными. Какое же безумие эта война, у каждого из них была мать, которая кормила их грудью, у всех была личная жизнь, планы, мечты. Ракета упала в лес, наступление началось. Смерть висела липким холодным туманом над склонами высоты.

Пулемет отработал очередную ленту, ствол был на пределе.

– Ефрейтор, замена ствола и ленты, быстро!

Ли бросилась к ящикам, Анна схватила прислоненный к бетону резервный ствол. Обжигая руки, девушки окружили трипод пулемета. Две минуты на ствол, полторы на ленту – почти пять минут тишины, сейчас нас накроет! Я выхвалил из кобуры пистолет и выпустил всю обойму в темноту. Но разве это могло остановить лавину! С глубоким горловым криком наступление надвигалось. Кац не успевал менять магазины в винтовке, и его запасы тоже подходили к концу. Несколько гранат взорвались в непосредственной близости от бойницы. Гул надвигался, Анна последним щелчком установила ствол, теперь лента. Раскаленный ствол с металлическим звоном упал на бетонный пол в гильзы и зашипел. Наступающие были уже в 50 метрах, пули стали залетать в амбразуру, щелчок затвора, лента на месте, я бросился к станку. Кац вскрикнул и упал на спину, глаза были широко открыты, пуля попала в рот, раздробив зубы, вышла через затылок. Снайпера у нас больше не было.

Я нажал на спусковой крючок, и свежий холодный ствол разом выпустил 30 пуль в темноту. Совсем близко раздались крики и предсмертные стоны, разом в сторону амбразур полетело несколько гранат, которые ударились о бетон, покатились назад к наступавшим и взорвались, осветив склон. Лавина людей была перед нами. Господи милосердный, зачем же это все происходит! Палец закоченел на спусковом крючке, и пулемет без остановки отработал всю ленту.

– Ли, патроны, ленту!

Поздно, в правую амбразуру просунулся ствол и длинной очередью свалил Ли с ног. Анна выхватила из кобуры пистолет и выстрелила три раза в проем – тело со стоном упало и закрыло амбразуру с противоположной стороны.

Ли лежала, опершись на тело Каца, одна пуля пробила ей колено, вторая попала в живот, лужа крови вокруг нее росла на глазах.

Анна уже тянула новую ленту, я быстро открыл патроноприемник. Пули, ударяясь об откос амбразуры, залетали внутрь, одна зацепила мне щеку, кровь стала заливать шею и грудь, еще немного, Анна охнула и упала на колени, щелчок затвором – и пулемет выплюнул в амбразуру стаю пуль. Свет выстрелов на конце ствола озарил толпу в двух метрах от амбразуры, мне показалось, что я даже видел их лица.

– А-а-а!!! А-аа-а-а…

Пулемет не отработал ленту до конца, тела падали сверху, перекрывая друг друга, и окончательно закрыли собой бетонное окошко, пулемет захлебнулся, патрон перекосило и затвор заклинило.

Все! Стало тихо. За железной дверью послышались шаги и тяжелые удары. Сколько выдержит дверь? Гранату? Две?

Я щелкнул зажигалкой: мертвые Кац и Ли, Анна, лежа на боку, пристально смотрела своими зелеными глазами мне прямо в глаза, одной рукой она зажимала рану в груди, в другой была большая осколочная граната на длинной ручке.

Я кивнул головой и потушил зажигалку.

~

Глава десятая

~ Утро дома, телефон ~

~ Срочный вызов ~ Дом на Лубянке ~

~ Неожиданное задание ~ Кац в помощь ~ Ночной рейд ~ Арест ~

~ Кровавая развязка ~

Я проснулся дома в своей постели. Ощущение дурного сна не покидало меня. Без интереса взглянув в зеркало, я пошел принять душ. В глазах стояли последние сцены из моего «сна», лица, крики… Какой же ужас!

Зазвонил телефон, я поднял трубку и услышал бодрый голос Анны:

– Шеф просил передать, чтобы вы, Рыцарь, отдохнули сегодня после тяжелого дня, можете приехать попозже.

– Ань, ты как?

Полуминутная пауза.

– Все нормально, до встречи, Рыцарь.

– Хорошо, спасибо, – я повесил трубку.

После вчерашнего количества крови мысль о завтраке вызывала отвращение, я завернулся в одеяло и упал лицом вниз на кровать. Сон получился какой-то рваный: Ли с Анной голые танцевали вокруг пулемета. Проснулся я от того, что мамин бассет, которого она мне оставила на время своей поездки за границу, начал проситься на улицу, скулить и тыкаться в меня холодным носом.

– Сейчас, сейчас, подожди, – я перевернулся на другой бок, но сон уже ушел.

Я сел на кровати и начал одеваться на прогулку. На улице было еще темно и холодно. Собака радостно выскочила из подъезда и присела на газоне. Я стоял в дверях подъезда, подпирая дверь.

– Пойдем домой, холодно!

Гулять не было ни малейшего желания, духовная опустошенность и слабость валили с ног.

– Пойдем, пойдем домой.

Бассет покорно засеменил в подъезд.

Дома надрывался телефон.

– Да!

– Ян Дронович просил передать, что изменились планы. Вам, Рыцарь, следует немедленно прибыть, машину за вами выслали, будет у вас с минуты на минуту.

Я повесил трубку, во дворе послышался какой-то нехарактерный для современного транспорта автомобильный звук, и в дверь позвонили. В дверях стоял Кац в зеленой старомодной гимнастерке и кожаной куртке поверх, пенсне сверху прижимала кожаная фуражка со звездой, в руках он держал сверток.

– Переодевайтесь, – сухо сказал он, – Шеф ждет, я буду в машине, – и вышел.

Я развернул сверток. Там были форма довоенного образца и фуражка с синим околышем. Погоны, насколько я понял, были капитанские. Я переоделся, закрыл квартиру и вышел во двор. У подъезда среди современных дорогих автомобилей стоял черный воронок, двигатель громко работал, выбрасывая на улицу сизые клубы вонючего дыма. Кац вышел из машины и открыл мне дверь. Я сел рядом с водителем. Автомобиль издал нехарактерные для XXI века звуки и на удивление быстро тронулся.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.