Мгла над миром

Аджит так и не узнал, чем закончится для лекарей излишний шум. Вновь присев на край постели, он принял позу поудобнее, положил руку на грудь советника. Вдох, выдох – и он уже не слышал, что творилось вокруг.

Проникновение в разум больного похоже на путешествие по лабиринту алых туннелей. Вернее – так это виделось Аджиту. Изнанка мира лишена цвета и звука, магов учат придавать ей облик, чтобы не сойти с ума в пронизанной потоками силы пустоте. Чародей с детства любил медицину и знал, как выглядят кровеносные сосуды. Потоки силы в теле он представлял себе примерно так же.

Болезнь спутала эти потоки, отыскать ее не составило большого труда. Это было похоже на… пещеру, в которой струи красноватого света смешались, потускнели и переплелись в клубок, пульсирующий в такт ударам сердца. Труднее было этот узел расплести – да так, чтобы не повредить ни единой нити.

Чародей знал, что снаружи время течет быстрее, чем на Изнанке. Он торопился, но, с чего ни брался за переплетение, каждый раз отступал. Еще раз. Который по счету? Пятый… Да, пятый! Теперь он прислушивался к ощущениям с особым тщанием. Но как ни вел нить, виток за витком разматывая ее, та вновь ускользнула. Клубок как будто сопротивлялся. Жил своей жизнью – так, словно… что-то сдерживало его.

Проклятье!

Конечно. У советника были враги, и Аджит мог бы догадаться раньше. Сосредоточившись, чародей нырнул еще глубже, полностью отдавшись ощущениям. И впрямь: клубок опутывала тонкая, почти невидимая паутина силы. Чужие чары? Нет, колдовской яд. Просто яд, действующий так тонко, что даже маг не сразу разглядит.

Выбросив из головы саму мысль об утекающем времени, он рвал нити одну за другой. Он вбирал яд в себя самого, чтобы вывести из тела больного и выбросить прочь. С каждой впитанной каплей маг слабел, но продолжал работать, положившись на привычку. Мысли его начали мутиться. Он не знал, что это было за вещество… насколько оно ядовито, насколько опасны чары? Нужно вывести все, до капли… Нельзя рисковать.

Вроде еще что-то оставалось там…

Последнее, что он запомнил, – как вывалился в тварный мир, дрожа и в холодном поту. Потом его вырвало.

Аджит пришел в себя от влаги, ударившей ему в лицо. Один раз, второй… Маг чихнул и мотнул головой. Секретарь советника стоял над ним, держа наготове кувшин и чашу и, похоже, собираясь повторить процедуру.

– Что это было? – спросил он. – Ему стало лучше, потом ты начал бледнеть, дрожать и упал в обморок. Все… все в порядке?

Теперь, когда худшее осталось позади, в его голосе прибавилось теплоты.

– Колдовской яд. – Аджиту пришлось повторить, с первого раза голос вырвался из горла хриплым карканьем. Чародей попробовал встать, но охнул и остался на полу. – Меня вырвало. Убирайте осторожно. Не знаю, как он действует… Может, через кожу.

Слова давались с трудом, и маг закрыл глаза, не желая смотреть, как бешено вращается вокруг него покой.

– Ну, думаю, тогда мы оба трупы, – хохотнул секретарь. – Ты упал лицом в свою блевотину, а я оттащил тебя и еще оттирал.

Он вновь склонился над господином и, кажется, остался доволен увиденным.

– Спит, – возвестил он. – Но так, знаешь… спокойней, чем раньше. Не как в последние дни.

– Я… посмотрю…

– Сиди уж. Я передам Верховному, что ты выдохся и тебе нужен отдых. Заодно денек присмотришь за достойным господином. А мне… похоже, у меня прибавилось дел, – заключил секретарь.

Он взял с постели подушку и бросил магу.

– Устраивайся, пока не принесут кушетку.

Аджит выдавил из себя благодарность и сунул подушку под плечи, блуждая взглядом по комнате. Морской бриз колыхал тонкие газовые занавеси. Вокруг кровати суетился секретарь. Песочные часы крупинка за крупинкой отмеряли время – из отпущенного ему звона прошла едва ли половина.

Был перелом лета и осени: один из дней, когда жара спадает, но на улице еще тепло, а по ночам ветер с моря завывает в колоннаде Пяти Царей, как стая бродячих псов. Прямо под окнами Аджита городские поливальщики разбрызгивали воду, чтобы ветер не нес уличную пыль в дома добропорядочных горожан. Чуть дальше южный базар, не стихавший ни днем ни ночью, загорелся кольцами факелов, а Сердце Атамы – огромный бронзовый гонг под куполом храма времени – ныл и стонал, скорбя о кончине еще одного дня.

Джамла спала. Тонкое покрывало из некрашеного хлопка сбилось к ее ногам. В тусклом свете масляной плошки бедра чародейки казались смуглыми до темноты… нет – выточенными из орехового дерева.

Так непривычно было смотреть на линию спины, на разлегшиеся по загорелой коже тени – и понимать, что тебе с этим жить, вместо того, чтобы видеть лишь будоражащие кровь изгибы. Полумрак скрывал недостатки, но Аджит знал: они все там, стоит лишь получше всмотреться. Ему было все равно.

Он слышал тихое дыхание. Угадывал в полутьме знакомые родинки – там, где они должны быть.

Лечь бы рядом, обнять сзади, почувствовать ладонью мягкость ее груди… Подавив возбуждение, целитель отошел к окну, вслушиваясь в эхо отзвонившего гонга.

Из-за Сердца Атамы или нескромных мыслей – но чародей не слышал стука, пока в дверь не замолотили кулаками.

– Иду. Иду уже! – Аджит набросил на голое тело и наспех застегнул чародейскую кóвву.

– Кто там? – сонно спросила Джамила и перевернулась на спину.

– Сейчас узнаем…

Гость оказался посыльным, зато в кафтане с золотой каймой. За последние месяцы Аджит вдоволь насмотрелся на прислужников Золотого двора, так что не удивился. И все же… все же Золотой двор имел дела с Верховным, а не отдельными магами, видеть посланца на своем пороге было необычно.

– Письмо от советника. Сказано доставить и ждать.

Аджит хмыкнул. Конечно, Круг не отрезан от мира. Маги рождаются и у золотарей, и в семьях вельмож, у многих чародеев в городе жили родственники. Но почта всегда доставлялась Верховному или ищейкам Царя Царей при Круге.

Кроме самой высокой и самой важной.

– Я прочту и скажу, будет ли ответ.

– Мне сказали ждать здесь. – Посыльный попытался вступить в комнату, но Аджит преградил ему дорогу.

– Вот и славно. Подождать можно в коридоре.

И, пока тот не успел опомниться, чародей захлопнул дверь перед носом гонца.

– Что там? – Джамила села на смятых простынях, каштановые кудри рассыпались по плечам и груди. – Опять твоя сестра?

– Советник, – поморщился Аджит. – Чего-то хочет.

Он отошел к окну не только ради света. Если что и было причиной их беспрестанных ссор, то Илайя.

И не ошибся: послание было кратким, написанным в спешке и нервным. «Гостим в доме советника, – писала после приветствий сестра. – Нужно увидеться. Это очень важно и очень срочно! Если ты занят – брось все дела. Скажи, что тебя требует советник и доверяет одному тебе». Там было еще несколько строк, Аджит пробежал их взглядом, почти не видя.

– Срочно требует к себе, – сухо процитировал маг. – Я не знаю, в чем дело.

– Я столько раз говорила, я слышу, когда ты лжешь, – вздохнула Джамила. – А ты никак не привыкнешь, что спишь с чародейкой.

– Куда ты?

Его самообладание испарилось, стоило колдунье начать одеваться.

– К себе, – просто ответила Джамила. – Ты ведь уходишь? Кто бы там тебя не звал.

Она говорила правильно – как всегда, – а ему и в самом деле нужно было собраться. Но на душе скреблись кошки. Аджит молча смотрел, как одна за другой сходятся застежки ее коввы. Дыхание Бездны, как это не ко времени!

Нужно с тобой увидеться… Очень важно и очень срочно…

Поцелуй был совсем коротким – и вот уже чародейка выскользнула в коридор. Гонец встрепенулся было, но Аджит взглядом заставил его заткнуться.

– Подожди еще, – бросил маг. – Мне нужно переодеться.

В ночи Район Садов был еще красивее, чем с утра. Огни усыпали стены царского дворца, листва же казалась изумрудной в свете ламп и факелов. Здесь пели неизвестные ночные птицы и стрекотали сверчки, в отдалении звучали цимбалы и тамбурины, от скрытого в глубинах парка пруда доносилось кваканье лягушек.

На сей раз его провели не в покои, а во внутренний двор Золотой палаты, выходящий к краю Района Садов. Было темно, лишь пара ламп выхватывала из ночи ветви лимонных деревьев да алели в пятнах неверного света цветы. И все же он сразу понял, что здесь нет ни советника, ни секретаря. Только Илайя.

– Быстро же ты…

Чародей не понял, укоряет она его или в самом деле рада видеть.

– Что случилось? У тебя все хорошо?

– У меня да. Наверное… Дело в Сахе, – сестра помолчала пару мгновений и закончила: – Он сжег кровать в своей комнате.

– Боги! – выдохнул маг. Было ясно, что речь не об опасной и оттого еще более увлекательной игре.

– Я тоже первым делом их вспомнила. Правда, проклятиями.

– Как твой муж?

– О, Раид ничего не знает. – Она отвернулась, глядя в темноту. – Если ты о том, что будет… Не знаю. Ничего хорошего.

Помолчали. Откуда-то из глубин парка, из-за здания палаты, послышался пьяный смех.

– Я привезла его с собой, – наконец заговорила сестра. – Наутро сказала мужу, что неплохо укрепить знакомство с Маузом и что мы погостим денек-другой. Ты… мог бы его посмотреть?

– Конечно, пойдем!

– Он здесь. Спит. Я попросила у слуг снотворного, чтобы ты мог спокойно осмотреть… Боги, как я все это ненавижу!

– Ну-ну, не плачь…

Аджит обнял ее и держал, пока она не перестала всхлипывать. Впрочем, сестра пришла в себя довольно быстро.

– Пойдем.

Сахир спал на подушках, укрытый двумя покрывалами. В лунном свете его лицо казалось совсем белым, как храмовые изваяния. Мальчик выпростал из-под одеяла руку: казалось, он куда-то тянется, даже во сне.

Чародей присел рядом и взял детскую ладонь в свои.

Сах не кипел силой, как другие дети, в которых просыпалась магия, но стоило копнуть поглубже… сомнений не было. Судя по всему, после недавнего всплеска он еще не полностью восстановился.

– Да, он маг, – просто подтвердил Аджит. – Интересно, что я раньше не почувствовал.

– После происшествия няньки сказали, что он и раньше играл с огнем. Большей частью, одежда. То дыры, то горелые пятна. Больше полугода, они не помнят точно.

– Силы было мало, и она сразу выплескивалась, – заключил чародей.

– Я тоже так подумала.

Помолчав мгновение, Илайя выругалась.

– Послушай, но Раид – любящий отец! – Он поднял взгляд и увидел на лице сестры гримасу.

– Любящий отец вырос в религиозной семье. В имении вечно ошивались жрецы, храм Усра у Весенних ворот выстроили на их золото. Как преставились родители, стало попроще, а лет пять назад мы жили по божеским законам. Иногда… иногда это даже хорошо. Это делает его проще, не как большинство вельмож. А иногда… это ужасно!

– Но это же его сын. Его кровь, – пылко убеждал Аджит. – Раид не сделает ничего дурного! Я тоже живу в Круге, там по-своему хорошо. Спокойно.

– Это покроет нас позором. «Род аби-Кадров восходит ко времени пяти князей, еще до Завоевания», – Илайя выплюнула цитату из родословной, как ругательство. – Да и не в бесчестье дело…

Она начала ходить кругами, словно пленник в невидимой клетке, с каждым шагом припечатывая новые обвинения.

– Нет, честь рода ему и в голову не придет! Он слишком чист и милосерден. Не ровен час, замарается… Он будет думать о благе сына и его душе. Отправит Саха в храм замаливать проклятие. Мальчик будет жить… почти обычной жизнью. Пост, покаяние и пустая келья. Замечательно, да?

Гравий скрипел под ее ногами, словно вторя ее словам, и Аджит подумал, так ли его покой в обители отличается от кельи.

– Послушай, – сестра вдруг остановилась. – Жрецы могут лишать магов Дара? Ну… как будто лечение или вроде того. Может, и Саха можно сделать обычным смертным?

– Беса с два он станет обычным, – досадливо ответил Аджит. – Поверь, мы в Круге об этом знаем больше любого жреца. Да, после такого маги не могут колдовать. Вообще ничего не могут, только таращиться в пустоту и пускать слюни. Мы используем это как казнь: для чародеев, преступивших закон.

– А если скрыть? Раид ведь может… не догадаться?

– У нас с тобой много получилось?

Аджит устало вздохнул, подбирая слова.

– Ты не думала, откуда появился Круг? Почему он был задолго до узурпатора? Если ее не подчинить, сила начнет выплескиваться. Когда тебе хорошо, когда испугана, злишься – всегда во время сильных чувств. Нас учат управлять Даром. Если оставить Саха так… Ну, хорошо, если дом сгорит, а он выживет.

– Как вы раньше жили, до Круга?

– Как-то жили. Потому и считают, что мы противны богам. Маги опасны… Это так, если коротко, – чародей невольно усмехнулся.

Гравий заскрипел снова. Чародей молчал, не зная, что сказать.

– Что нам делать? – наконец спросила сестра.

– Для начала отнести мальчика в дом, здесь прохладно.

– Я имею в виду…

Аджит поднял племянника и покряхтел, устраивая поудобнее.

– Ох. Я знаю, что ты имеешь в виду. Дай мне подумать, хорошо? Всего неделю. Я что-нибудь придумаю. Обещаю!

– А за неделю ничего не случится?

– Не должно. Пока он растратил всю силу: пару недель Сах будет вялым, как после болезни. Потом да, сила вернется. Через луну или две.

Они умолкли, чтобы разговор не разносился по коридорам спящего особняка. Впрочем, спали не все: из крыла, где обитал советник, доносилась музыка.

– Что ты сказала Маузу? – спросил Аджит, когда они добрались до комнат сестры. Их обставили почти так же, как покои советника: шелковые занавеси скрывали стенные ниши, мебель была из дорогого черного дерева, а на масло для светильников, наверное, ушло состояние.

– Немного… Нам сюда, у Саха отдельная комнатка. Немного, – повторила она, когда маг опустил ребенка на кровать и укрыл его. – Что я скрываю тебя от мужа. Что не желаю тебя видеть, вот что. А о сыне ничего не говорила, только что он заболел. Еще – ты мне понадобился как целитель.

Аджит один за другим задувал светильники в комнате племянника.

– Плохо. Он может догадаться. И старик будет недоволен. Их… пониманию – едва ли пара лун.

– Старик?

– Верховный маг. Мне пора возвращаться: не хочу встречаться с советником. Ложись-ка ты тоже спать.

– Думаешь, я смогу уснуть? – Илайя потянулась за кувшином вина, но чародей мягко отобрал у нее чашу и убрал за спину.

– Положись на меня. Не хочу только, чтобы ты рухнула, где стоишь.

Сестра наконец-то улыбнулась.

– А я потом опять ничего не вспомню? Великая Матерь, Адж, ты опасный человек!

Чародей хотел было найти шутку в ответ, но так и не смог.

«Боги-боги… что же я делаю?»

Не то чтобы Аджит не знал ответа – просто гнал его, как гонят назойливого москита. Беда в том, что голос совести был настырнее и куда громче. Вдобавок ко всему чародей устал от безделья, солнце, хоть и осеннее, начало припекать, а настоящая мошкара лезла в лицо и под одежду.

«Что, если я ошибся? Если они не едут сюда, а наоборот удаляются? Сколько ждать прежде, чем отправиться на поиски?»

Неизвестно, сколько вопросов скопилось бы в голове мага, если б не охотничьи рожки. Звук отразился от песчаниковых скал, поплутал по роще и скатился к морю. Следом эхо принесло и отголоски собачьего лая.

«Думать будешь потом», – сказал себе чародей, пробираясь сквозь заросли и оглядывая кусты в поисках тропы. С тропой было туго. И он, и охотники оставили Прибрежный тракт с утра – какая охота вблизи от людных селений? Однако вельможи путешествовали верхом, и маг смирился, что если не хочет попадаться на глаза, мало-мальски приличные тропы нужно оставить им. Сверху наблюдать было даже удобнее.

Но как бы не упустить благородное сборище, заплутав!

Аджит прислушался к ощущениям. Он вырос и прожил в городе почти тридцать лет, маг не привык к просторам, и все же слышал людей буквально на краю слышимости. Если так можно сказать о колдовском чутье.

Южный лес словно насмехался над ним. Раскинувшись на высоких обрывистых холмах, растянувшись вдоль берега на четыре схéна, он был единственным клочком дикой природы в окрестностях столицы. Неровный рельеф помешал распахать, вырубить и застроить его столетия назад – и с тем же несносным характером он подсовывал на пути мага овраги и заросшие кустарником буреломы.

«Если так будет продолжаться, природа потеряет очарование, – подумал маг, оставив клок одежды на ветвях терновника. – Надо запомнить: замышлять что-то исключительно в городе, желательно в кварталах богачей».

Лес, впрочем, сжалился над Аджитом, выпустил его на вершину поросшего кустами склона. Отсюда он намеревался следовать за охотниками до привала. Рожки звучали совсем близко, а лай не смолкал ни на секунду. Теперь к ним прибавился еще и стук копыт. Удивительно, как они не распугали дичь таким-то гамом?

Задумываться об этом было некогда – процессия вынырнула из-за скалы, звеня оружием и сбруей, переговариваясь и смеясь. Настоящие вельможи: даже в охотничьих костюмах пестро одетая компания напоминала придворный раут.

Аджит отступил под сень кедра ниже по склону. Настало время иллюзий – благо запрещенные чары здесь слышать некому. Пока судьба была к нему благосклонна, но маг не обманывался: в плане, наспех слепленном за пару дней, найдутся слабые звенья. У строптивицы будет много поводов оставить его в дураках.

Именно о судьбе он думал, когда услышал об охоте.

Это было наутро после разговора с сестрой, бессонной ночи и тысячи проклятий, которые он обрушил на богов. Судьба явилась в разговорах в трапезной обители, а также в требовании целителя, пришедшем в тот же день. На сей раз Дар Аджита понадобился землевладельцу в загородном имении к югу от города. На самой опушке леса.

За последние дни он провел такую грандиозную работу, что бесы, совращающие души праведников, задохнулись бы от зависти. Он знал об этой компании все. Кто входил в нее. Охотничьи привычки Раида. Маршрут. Скольких трудов ему стоило вырваться из обители не только ради этого дня, но и чтобы заранее обшарить тропы, едва не обнюхать каждый куст!..

Солнце перевалило за полдень, когда охотники наконец устроились на привал. Десять достойных: придворные юнцы, Раид среди них был самым старшим. Каждый имел при себе слугу, один из них выполнял обязанности псаря. По кругу пошла фляжка. «Вино? Было бы неплохо!» Но слишком уповать не стоило, речь шла о крупной дичи. Запахло костром. Магу оставалось лишь глотать слюнки. Ожидая, когда группа двинется дальше, Аджит отыскал взглядом зятя и стал наблюдать.

Несколько лет назад маг поинтересовался, как Илайю угораздило связаться с ревнителем.

– Рай вовсе не фанатик, – отрезала сестра. – И… у его воспитания есть достоинства. Он не злится. Не горд. Работает много, принимает слабости других. Нетребователен, но заботлив. В общем, ты увидишь. Он очень сильный человек.

– Фанатики вообще сильные люди, – недовольно пожал плечами Аджит. – Убеждения придают сил. Которые у обычных людей уходят на поиск ответов.

– Он. Не. Фанатик, – подчеркивая каждое слово, повторила Илайя.

– Он так добр! Почему ж его милостью маги сидят в тюрьме?

– Ты хочешь знать его мнение? Или мое?

Чародей махнул рукой и бросил:

– Мне все равно.

– Если угодно, жрецы помогают всем. Но они верят, что колдовство меняет мир и искажает волю богов, и маги творят это зло сознательно. Жрецы ждут, что колдун сперва откажется от своей силы, и тогда ему помогут… обрести в душе мир.

– Если от нее что-то останется. Так себе довод, – скривился Аджит.

– Как бы там ни было… Я не согласна с ним. Но пока дело не касается семьи, я вижу больше хорошего, чем плохого.

Аджит не знал, по-прежнему ли она так считает, но теперь ему предстояло столкнуться с «сильным человеком» лицом к лицу.

За воспоминаниями время пролетело незаметно, и вот уже слуги начали забрасывать костер. Чародей мгновенно собрался, когда один из охотников пошел к лошадям. Теперь действовать предстояло быстро: сейчас они оседлают коней и рассыплются по лесу для загона дичи. Именно тогда Раида нужно отделить от остальных.

Слуги, кроме псаря, остались присматривать за лагерем, Аджит больше не обращал на них внимания. Его взгляд был прикован к рослой фигуре в охотничьей куртке, верхом на гнедом жеребце.

Маг начал карабкаться по осыпающемуся склону, чтобы не потерять Раида из виду. Легче сказать, чем сделать! Каким-то образом кустарники цеплялись корнями за скат, а из-под его ног земля словно уползала. Краем уха Аджит услышал лай, это гончих спустили с повода.

Исцарапав в кровь руки и обзаведясь ссадиной от хлестнувшей по лицу ветки, маг все же взобрался на склон и увидел, что охотники растянулись цепью, насколько позволяла местность, – и теперь удаляются.

Подождать пока разъедутся еще дальше? Так недолго и потерять их. Чародей выругался.

Найдя взглядом зятя, он потянулся к сознанию лошади.

Рысца… полный желудок… чистая, наполняющая все радость движения. Аджит стегнул жеребца, точно плетью. Какая-то часть его продолжала наблюдать, он видел, как резко остановился конь, встал на дыбы. «Беги!» – послал сигнал Аджит, и тот припустил во весь опор. «Прочь! Прочь!» – приказывал чародей, подгоняя коня все дальше к берегу.

Оставаться на месте нельзя, иначе ему не догнать всадника. В последний раз подхлестнув лошадь, Аджит скатился с холма и устремился через подлесок.

Ветви пожелтевшего от жары тиса хлестали его по лицу. Камни и сухие сучья бросались под ноги. Спуск. Подъем. Спуск… Еще подъем. Один раз Аджит испугался, что потерял всадника, но увидел вдали в распадке темное пятно. Еще немного – и они скроются из виду!

Прыжок. Аджит словно вытянул руку, коснулся кривого дерева на противоположном склоне, разглядел каждую трещинку коры – а затем подтянулся к нему. На миг сознание помутилось, но когда он открыл глаза, увидел кору настоящим зрением.

Чародей бросил взгляд вниз. Жеребец начал успокаиваться, и маг еще раз хлестнул его. Теперь осторожнее. Аджиту нужно было загнать всадника в определенное место, где тропа огибала утес, зависнув над морем. Мало подстегивать коня, теперь чародею предстояло управлять им.

Жеребец сам не понимал, что с ним творится. Его губы горели от удил, а бока от шпор – но страх гнал его, вопреки воле всадника. По бокам от тропы сгущались тени. Обезумев от ужаса, конь шарахался прочь, не осознавая, что его ведут. Войдя в сознание животного, Аджит и сам разделил с ним часть боли.

Наконец он толкнул жертву в овраг, который выведет их к нужному месту, и вернулся в себя, тяжело хватая ртом воздух. Прислонился лбом к стволу ближайшего дерева и сполз наземь. Бока саднили. Уголки губ драло так, будто он прикусил раскаленное железо. Вдобавок он сильно прикусил язык.

Сплюнув кровь и выругавшись, Аджит с трудом поднялся на ноги. Нужный ему утес напоминал фаллос, маг без труда нашел его среди поросших соснами скал. Попытался сосредоточиться для прыжка – и понял, что власть над обезумевшим животным отняла слишком много сил.

«Ну же, глупец, ты слишком далеко зашел!»

Он сосредоточился на зарослях кустарника, к которым хотел перенестись, но зрение мутилось, куст представлялся не то чудищем, не то кляксой цветных чернил. Что же, придется так. Рывок… острые камешки оцарапали его колени, и маг ткнулся носом в листву.

Раид был там, внизу.

То ли он утихомирил жеребца, то ли конь попросту выдохся, но вельможа уже спешился и теперь вытирал взмыленные бока клоком травы. Прямо за ним виднелось море: такое чистое и огромное, что взгляд терялся в синеве. Где-то там, на закате, лежали земли, где магов не преследовали. Слишком далеко. Мир Аджита заканчивался раньше: в размытой линии, где волны переходили в выбеленное жарой небо.

Вдохнув и выдохнув, Аджит ступил в пустоту и медленно опустился на тропу внизу.

– Здравствуй, Раид, – просто сказал он.

Нужно отдать должное – вельможа почти не вздрогнул. Он обернулся медленно и спокойно, даже не схватился за оружие. На открытом лице – настороженность, но и доброжелательность. Темноволосый, темнобородый… Сахир станет таким же, когда вырастет.

– Кто ты? – спросил придворный. – Откуда знаешь мое имя?

– У нас мало времени, поэтому не обессудь, начну без предисловий. Я брат твоей жены.

– Ты шутишь, – Раид улыбнулся, но маг верил его улыбке не больше, чем своей. К тому же чародею показалось, что в рукаве вельможа прячет нож.

Вряд ли стоило его винить. Длинный, худой и нескладный, с непослушными, вечно всклокоченными волосами, а теперь еще грязный и исцарапанный, Аджит и верно походил на безумца. Нервным жестом пригладив волосы, маг рассудительно сказал:

– Я бы не затевал эту кутерьму, чтобы подшутить. И не гадай, как поудобней перехватить нож, до меня ты не дотянешься.

Улыбка сползла с лица зятя, когда воздух заколебался и сгустился, составив плотный щит, разгородивший тропу меж ними надвое.

– Ты колдун!