Полная версия
Волчий берег
Теперь вся надежда на завтра. Если завтра мы не найдём еды, у нас не останется сил идти. Не знаю тогда, что делать. А Малинка молодец, не ожидала! За весь день ни разу не зарыдала и не капризничала, не жаловалась.
В горле болезненный комок сглотнулся. Это потому она такая стала, что я всю правду ей вчера как на духу выложила. Лишила детства.
Но что ещё было делать? Промолчать куда хуже!
Утром мы еле проснулись. От усталости кружилась голова, зато желудок замолчал. Если бы он ещё не болел!
Мы очень долго шли, вернее, брели, понурив головы. Голод стал таким сильным, что хотелось землю есть, только бы что-то на зубах было и в живот попало. Но землю нельзя.
– Всё будет хорошо, Малинка. Мы скоро найдём еду. Ничего не бойся, пока я рядом.
Не знаю, кому я говорила – ей, себе или миру. Сестра устало попыталась улыбнуться, но не вышло. Вокруг глаз тени, и даже волосы потускнели.
Так мы и шли. Даже мысли путались, как чёртовы ноги.
– Вон смотри, ягоды! – Вдруг крикнула Малинка. – Ягоды! Побежали!
И как рванёт вперёд, будто крылья выросли.
– Стой.
– Да там чисто, я вижу! – сердится сестра и бежит к стелящимся по земле кустикам, усыпанным блестящими каплями. Действительно, какие-то ягоды, правда, незнакомые. Растут кучно, вокруг чисто, зарослей нет, зверью прятаться негде, но та самая путеводная нить, которая вела меня последние дни, обходит ягоды далеко стороной. Наверное, не зря.
Мысли путаются, ворочаются лениво, но всё-таки работают.
– Подожди! – кричу я.
Живот сразу заурчал, так захотелось взять ягоды и раздавить на языке, и чтобы сладкий или кислый сок на нёбо брызнул. Представила и чуть слюной не захлебнулась.
– Чего?
Не знаю, чего. Да и… Нет, я тоже хочу!
Мы бросились к ягодам и упали рядом с кустиками на колени. Руки сами собой потянулись вперёд и так дрожали, были такими тонкими, сухими и бледными, даже не верилось, что это наши руки.
Я так спешила сорвать ягоды, что даже котомку со спины не сняла. Всего одно движение – и у меня будет еда!
И тут что-то будто дёрнуло сбоку за юбку. Я передвинула ногу, поправляя ткань, но её тут же дёрнули снова. Пришлось оглянуться. Руки замерли, не донеся желанную добычу до рта. Рядом из земли торчала как будто змея, однако змеи не могут вытягиваться вертикально вверх, и притом их головы не похожи на дыры, усыпанные зубами.
Ягоды высыпались из рук, я отпрыгнула от змеи раньше, чем задумалась. Змея быстро повернула зубастую пасть в мою сторону, а рядом с ней, взломав землю, появилась вторая. Вокруг шевелилась почва, растрескивалась крупными кусками, из-под которых что-то огромное рвалось наружу.
– Малинка, беги!
Почему-то я сказала шёпотом. Сестра, однако, отреагировала быстро, бросилась ко мне, по дороге наступив на очередную змею, лезущую из-под земли. Та запищала. Малинка завизжала. Окружающие змеи запищали ещё пронзительней. Вокруг стало слишком громко.
– За мной!
Я развернулась и бросилась прочь, забыв и про ягоды, и про пустой живот. И откуда силы взялись? Сестра неслась следом, а позади оглушительно трещала земля. Кто-то огромной рвался изнутри, скрипели сломанные ветки и рвущиеся корни, глухо бились о поверхность комки земли.
– Куда?! – Закричала Малинка.
Я оглянулась… лучше бы этого не делала – позади из-под земли лезло огромное чудовище, похожее на огромную гусеницу в жучином панцире, вся морда и раззявленная пасть его усыпана зубастыми змеями. Мерзкое тело блестело от слизи и извивалось, сбрасывая с себя последние оковы – спутанные корни. И оно лезло и лезло, и конца-края ему не было.
– Жгучка!
Да, некогда рассматривать, нужно спасаться. Палкой и обычного зверя не отогнать, разве что очень повезёт, а это чудовище нашими силами подавно не остановить. Понятно теперь, почему в лесу ни единой зверушки.
– Туда!
Нить снова появилась и вела дальше, прямо к арке из деревьев, причудливо искривлённых ветром.
Я рванула вперёд, надеясь, что ноги не подведут, иначе спасения не будет. К счастью, мы с сестрой всегда отличались резвостью и сейчас не подкачали – только пятками сверкали.
И снова, как день назад, стоило пройти между стволами, как вокруг словно круги разошлись, вспыхнуло и погасло еле заметное радужное сияние.
Мы бежали дальше, лес менялся на глазах – становился светлее, трава выше и… это же птица по земле скачет? А деревья какие тонкие встречаются…
Путеводная нить прервалась, пропала, однако и звуки взламываемой земли стихли. Неужели чудовище вылезло? Может, оно умеет перемещаться беззвучно и вот-вот нас настигнет, набросится со спины?
Ладно, обернёмся ещё раз!
Пусто. Позади только потревоженная трава безмятежно колышется. Яркая и сочная, какой уже два дня не было видно.
Я глазам своим не поверила. Ноги подкосились, хорошо деревце под руку подвернулось, за него и удержалась.
– Стой. Малинка.
– Что?!
– Его нет. Мы, наверное, далеко убежали.
Сестра остановилась, быстро оглянулась, нахмурив брови. Не поверила, ясное дело, я тоже не понимала, куда делось чудовище. Просто словно за невидимой стеной осталось, ни звука, ни следа.
– Как? Как такое может быть? – Малинка осторожно возвращалась, вглядываясь нам за спины. Но там ничего не было. Между деревьями никто не двигался. Даже маленького зверька белым днём легко заметить, а уж такую громадину!
– Может, оно под землёй? – спросила Малинка.
– Но, когда бы оно успело туда залезть?
– Не знаю…
Но правда, чудовища не было нигде. Конечно, возвращаться и проверять, куда оно подевалось, мы не стали, быстро пошли вперед. Лес стал другим, светлым и тихим, совсем как у нас дома. А чудище, видимо, из старого леса не вылазит, иначе все знали бы.
– Это из-за него Тамракские леса такими опасными считаются, как думаешь? – озарило меня.
– Ой, даже думать не хочу!
Она не хотела, а я вот хотела и подумала. И вот что выходит – не зря про эти места слухи ходят. Правда, какие-то смутные слухи, я никогда не слыхала про огромное чудище со змеиными языками. Но, что опасно там бывать и мало кто живым выбирается, выходит, не врали. Если бы я не обернулась так вовремя…
В общем, улепётывали мы оттуда со скоростью ветра.
А потом мы нашли грибы…
Не знаю, как хватило терпения пожарить несколько белых крепких сморчков на костре. Сырыми их тоже можно есть, но потом плохо будет, особенно нам, с пустым животом.
– Я такой вкуснятины никогда не ела, – сообщила Малинка, обглодав свою палочку и поднося её к носу, чтобы даже остатков запаха не упустить.
– Точно!
И правда, такого вкусной еды сразу не вспомнить. Неудивительно, после двух-то дней голода.
– Ну, пошли?
Грибов было немного, но силы от них привалило как от целого обеда! В животе теплей и словно солнышко нежнее припекает.
– Как думаешь, жильё людское далеко? – спросила Малинка, размахивая руками и задевая ветки.
– Не знаю… Лес большой, говорят, больше недели через него идти, пока на Тамракские земли выйдешь.
– Сколько? – Она резко оборачивается. – Неделю? А что мы есть будем?!
– Иди, не бойся, выкрутимся. Всё равно обратной дороги нет.
После грибов легко стало, страх исчез, взамен пришла уверенность, что мы обязательно выживем. Вокруг добрый мир, не даст поди сгинуть.
– Не понимаю, – дуется Малинка, но послушно идёт дальше. – Почему ты такая спокойная? Ладно, еды нет… а чудище это подземное? Вдруг догонит? Вдруг мы сейчас на него наступим? Вдруг их в округе много?
Она даже руки расставила, пытаясь показать, как много чудищ поместится под каждым кустом да за каждым деревом.
– Нет, я тут прикинула – чудища из тех мест не вылезут.
– Откуда знаешь?
– Просто не вылезут и всё!
Как, интересно, я могу объяснить, откуда взялась моя уверенность, когда я себе самой этого объяснить не могу? О!
– Ототень! Ототень сказал: к счастью своему выйду. А какое может быть счастье – помереть от голода или в зубы чудищу угодить? Сама-то как думаешь?
Объяснение принимается, Малинка недовольно соглашается.
– Ладно уж.
– Иди-иди. И под ноги смотри.
Сестра смотрит под ноги.
Идти, кстати, легче стало. И совсем не из-за сил, которые прибавились. Просто…
– Похоже на тропинку, – задумчиво говорит Малинка. Тоже заметила.
– Погоди.
– Чего ждать?
Вокруг трава густая, зелёная, но проплешины такие… будто тут кто-то часто бегает по одному месту, а потом в траве всласть валяется.
– Опять нос шевелится, – ухмыляется Малинка. – Ты нюхаешь?
– Жильём не пахнет.
– А чем пахнет?
Пахнет обычно – травой, землёй, сырым мхом.
– Ладно, пойдём. Эй, чего встала истуканом? Топай дальше!
Но Малинка стояла и смотрела мне за спину. Будто видела… Кто-то подкрался? Как?!
Там, далеко за деревьями стоял волк. Огромный волк с густой серебристой шерстью. Он был напряжён, уши торчком, глаза внимательно следят за нами.
Рядом Малинка так громко сглотнула, будто камень упал.
– Не бойся, – прошептала я. Волк выглядел так, будто бежал себе по своим делам и вдруг на нас наткнулся. И пытается понять, кто мы и чего тут делаем. До нас саженей с дюжину, поэтому он не спешит убраться. Да и нападать один на двоих тоже не станет.
Тем временем волк поднял морду и смешно задвигал ушами. И выглядел так забавно, будто это не он для нас, а мы для него представляли опасность. Его хвост дёрнулся, как у собаки.
Я не сдержалась и фыркнула, волк тут же отпрыгнул на всех четырёх лапах и оскалился.
– Тише, – прошептала Малинка. Голос так и прерывается от страха. Я покосилась на сестру – стоит, судорожно вцепившись в свою палку и вздохнуть боится.
А волк вроде и не страшный. Скалиться перестал, глаза круглые, так ими и хлопает.
Вдруг серый снова подпрыгнул – прямо на месте, опустился на лапы, развернулся и стрелой метнулся в подлесок – только кусты закачались.
– Бежим.
Малинка вдруг как припустила в другую сторону! И успела за руку схватить, так что я со всей дури споткнулась и чуть головой в землю не врезалась. Выдернула руку.
– Чего ты? Он же ушел!
– Кто его знает, что у дикого животного на уме! Бежим отсюда.
– Да не будет ничего. Ушёл он. Дай отдохнуть.
– Шевелись, Жгучка!
– Ну ты и трусиха, Малинка.
– Это не трусость, а осторожность и здравый смысл! Это ты никогда не думаешь, а просто делаешь, что в голову взбредет!
– Я?!
Слов нет, как удивила. Разве я не старшая сестра, строгая и серьёзная, которая всегда обо всём позаботится и всё решит? На мне ответственность, поэтому я всегда вначале думаю.
– Малинка, ты чего?
Ну вот. Голова опустилась, плечи поникли и носом уже хлюпает.
– Испугалась что ли?
Она нехотя кивнула.
– Да не тронул бы он нас! Он сам испугался, видела, как припустил?
Она подняла голову и резко вытерла рукавом слёзы со щёк.
– Откуда ты знаешь? И куда идти, и что чудище не догонит? И что волк не вернётся и стаю свою не приведёт? Мы ведь лёгкая добыча.
– Э-э-э… Ототень?!
Малинка буравит меня глазищами, прищурила их в щёлки. Умеет взгляд такой неприятный сделать, что аж трясти начинает.
– Смотри, в пыль сотрёшь! Выешь в единственной сестре большую дырку! Бедный твой муж будущий, ты же ему всю кровь выпьешь, если так же станешь смотреть.
Сестра тут же злится, глаза так и сверкают.
– Не выпью! Своего лучше пожалей.
– Ой, да было бы кого жалеть, – фыркаю я, складывая руки на груди.
– Ага, покраснела! Как о тебе речь, так сразу отворачиваешься и от разговора уходишь, будто самой не интересно, какой тебе попадётся. Ототень про семьи всегда говорит, пусть и не прямо, значит, скоро к своему и выйдешь! Вот бедолага… Думаешь, твой от тебя не сбежит, когда узнает получше? Ты кого хочешь из себя выведешь!
– Я?!
– Ты! Да я в тебе, каменюке, до скончания веков дыру буду протирать и не протру!
– Да чего ты завелась-то?
– А чего ты всё ещё думаешь, что я маленькая! – кричит Малинка и вдруг топает ногой.
Громко-то как… А после тишина.
Будь мы дома, уже успокаивала бы с улыбками, шутками да прибаутками. Однако надолго из головы не выбросишь: мы одни в глухом лесу и помочь некому. Некогда беситься.
– Хватит, – в моём тяжёлом голосе приказ. – Некогда нам истерить. Пошли дальше.
Малинка сжимает зубы и гордо вскидывает голову. Косынка её сползла назад, пряди лезут в лицо, приходится трясти головой и, хотя обычно мне смешно на неё в такие моменты смотреть, сейчас почему-то не до смеха.
Что-то тревожит Малинку, наверное, хочет быстрее взрослой стать. А я вот, дай мне волю, лучше бы в детство вернулась, где не нужно ни о чём переживать.
– И куда пойдёте-то? – раздался негромкий голос.
Боже, сильнее я испугалась, пожалуй, только когда чудище из земли полезло. Сердце как забилось, чуть не оглушило!
Ветви ближайшего орешника раздвинулись, и показался старик.
Крепкий, высокий, борода как лопата, улыбка добрая, глаза спокойные, словно безоблачное небо.
– Куда идёте-то, а?
Увидеть живого человека вместо чудовища с сотней языков на редкость приятно.
– К людям, – невольно улыбнулась я. Он пах безопасностью. Опять, как с нитью в лесу – знаю, что деда бояться не стоит, не станет он обижать. Отшельники все мирные, потому что в лесу со зверями и деревьями им приятнее быть, чем с людьми. Потому, говорят, в глушь и уходят.
А Малинка зато дёрнулась, как ужаленная и, насупившись, уставилась на незваного гостя.
– Ну, так, может, ко мне вначале заглянете? До людей-то ещё идти и идти. Я тут недалеко живу, совсем один, но накормить да баню истопить сумею. Пойдете?
Баню?! Вот это да!
– Да, с радостью! – я ответила первая и сама не заметила, как бросилась к старику. Малинка только что-то невнятно зашипела в спину.
– Вот и хорошо, – он огладил бороду рукой. – Отдохнёте, что в мире большом делается расскажете, может, и я чем подсобить смогу. От хорошей-то жизни, поди, в лесу бродить не станешь. Ну, догоняйте.
– Пошли, – я дёрнула Малинку за рукав и она, вздохнув, развернулась и пошла рядом.
* * *Дед Ших принял нас как родных внучек. Жил он и правда один, хижина была небольшая, но крепкая, добротная. Вроде кто-то из знакомых помог со строительством, упомянул дед. И был у него огромный сарай возле хлева. И огород у него был немалый, и как-то вышло, что дед попросил нас задержаться на пару дней да помочь ему с посадками. Конечно, как мы могли отказать старому человеку, который так нас выручил? До сих пор помню кашу, которую он достал из печи, когда мы вышли из лесу к его дому. Да я в жизни ничего слаще не ела!
Так и получилось – днём мы ему помогали по хозяйству, а вечером все вместе пили чай и разговаривали. Вообще-то я подумывала промолчать про нашу судьбу, однако в первый же вечер всё выложила как на духу. Разве что имён и мест не называла.
– Стало бы, сироты вы? – вздохнул дед, выслушав нашу нехитрую историю. – И идти некуда?
– Да, некуда. Нам бы к людям, в деревню какую или город небольшой попасть, там найдём как прожить. Вот и решили сюда. В Тамракские земли любой может прийти.
– Прийти-то любой, – глубокомысленно отвечает дед, – да остаться может не каждый.
– Это как? – тут же лезет Малинка. Вначале она от деда подальше держалась, а теперь чуть ли не собачонкой вокруг вилась. Ни знали мы ни отца, ни дедов своих, только мама у нас и была. А дед Ших ласковый: и смотрит с добром, и по голове Малинку пару раз гладил, как маленькую. А сестра ничего, молчит и о взрослости своей не упоминает.
– Вам нечего бояться, – машет дед рукой. – Через пару дней отправлю вас в город хороший, пристрою к делу. Провожатого вот дождёмся, и пойдёте.
Дед Ших продолжает хлебать горячий чай из блюдца, Малинка сидит на лавке, болтая ногами, а мне в голову лезет… какой провожатый? В вечер, когда мы появились и дед баню топил, вернее, мы топили под его указку, одежды сменной-то нет, так он отвёл нас в сарай и целых два мешка одежды разной на солому вытряхнул. Выбирайте, сказал, что хотите, пока ваша сохнет. Вся одежда мужская, добротная, хотя и не новая. Чистая, разве что пылью пахла. Крови и разрезов на ней не было, так что вряд ли с мёртвых снята.
– Осталось от детей моих да знакомых, вот и лежит на всякий случай, – пояснил тогда дед. Ну, я и забыла. А сейчас вспомнила. Не зря должно быть одежду хранит.
– Какой такой провожатый?
– А, знакомый один на охоту в старый лес отправился, как обратно пойдёт, попрошу и вас провести до города. Нельзя же совсем одним ходить.
– На охоту в старый лес? Там же чудище? Он что, на него будет охотиться?
– Да бог с тобой, – смеётся дед, щуря глаза. Нашему рассказу про чудище он, кажется, не поверил. Мы-то с Малинкой рассказывали, аж на словах спотыкались, а он только хмыкал.
– Так всё и было? – переспросил, а у самого глаза круглые были, что твои монеты!
Удастся ли мне когда-нибудь узнать, что это было за существо? Кто нас с сестрой в лесу чуть не сожрал? Такой огромный и тихий, такой незаметный, что даже местный отшельник о его существовании ни слухом ни духом? Да и кто в здравом уме пойдёт охотиться на эту гусеницу в панцире? Расскажи кому в городе – безумной прослывёшь.
Да, надо бы молчать. Но всё-таки, что за провожатый?
– А когда он придёт?
Слышу, как в голосе моём сталь звенит, а дед Ших и глазом не ведёт.
– Кто его знает. А вам что, плохо у меня? Спешите разве?
– Нет, нам хорошо! – тут же кричит Малинка, укоряя меня взглядом – мол, чего доброго человека обижаешь?
Я вздыхаю и молча пью чай. И правда, с чего я взбесилась? Хоть тресни, безопасно тут! В доме отчима целый день как на иголках ходила, а тут полной грудью дышу. Так что и правда, не стоит голову лишними страхами забивать.
* * *На небе уже давно зажглись все звёзды, когда Всеволод, наконец, добрался до стариковской заимки. Ещё подумал: «Хорошо бы старый волчара не спал».
Словно услыхав, дед Ших как раз вышел на крыльцо. Распахнул широко дверь – входи.
Всеволод с трудом разулся на пороге, стянул с плеч остатки куртки. Придётся выбросить, такую рвань уже не починишь.
Его шатало, голова как чугуном налита.
– Садись.
Дед Ших, искоса поглядывая, достал из печи кашу, налил большую кружку травяного отвара. С нетерпением ждал, пока Всеволод сядет за стол, пристроит длинные ноги и поест.
– Как там? – не сдержался.
– Плохо.
– Правду говорят про лесные войска?
– Да, дед. Они обходят лес с побережья. Пока только один отряд прибыл, но временники строят на целую армию.
Дед Ших глубоко вздохнул, вытер лицо трясущейся рукой.
– Значит, войне быть? Не дадут без боя на нашей земле жить?
– Мы и раньше знали, что не дадут. – Всеволод махом допил настой, наслаждаясь вкусом добавленного мёда.
Некоторое время оба молчали. На столе трещала свеча.
– Серый совсем лицом, давно не спал? – наконец, спросил дед. – Я тебя позже ждал.
– Надо спешить, встреча в Осинах через два дня.
– Молодой княжич едет?
– Да, дед. Так что нужно успеть. С утра рано уйду.
– Тогда дело к тебе есть. Пойдём.
– Куда?
– Вставай.
Всеволод послушался – зря дед Ших не станет гонять – встал, хотя усталость тянула вниз, и пошёл за стариком во двор. Там совсем холодно, свежесть по воздуху как ручей течёт, сверчки стрекочут, целый хоровод развели.
– Смотри, – дед Ших распахнул ворота сарая, придерживая, чтобы они не скрипели, и кивнул куда-то левее входа.
Всеволод недовольно зыркнул на него – нет, чтобы сразу сказать – но даже не подумал перечить. Сделал шаг вперед.
Взгляд обежал углы и упал на лежаки среди соломы. На них лежали две девушки.
Одна спала, повернувшись ко входу. Рука под щекой, по локоть голая, белая. Лицо незнакомое, юное и светлое.
И сердце уже обволакивает предательское тепло. А из памяти рвётся дом, где сёстры и братья, и он так же спит в сарае, а мама приходит с утра будить. А проснувшись, первым делом видишь сестру, которая зевает рядом, прикрывая рот такой же тонкой рукой.
– На вторую посмотри, – толкает в бок дед Ших.
Всеволод делает шаг вперёд и принюхивается. Лица второй не видно, она накрылась одеялом так, что одна макушка торчит. Отбитый в лесу нюх возвращается, тонкий девичий дух проникает в его ноздри.
Дед Ших молча тянет его за рубаху из сарая. Вскоре они снова в доме, старик наливает квас из кувшина.
– Рысь, – говорит Всеволод.
– Не просто рысь.
– Ну, голубая рысь. И что? Если поискать, и у нас голубых ещё можно найти.
– Не в том дело, – руки деда трясутся, так что он отставляет кувшин и садится рядом, наклоняясь к гостю, щекоча руку бородой. – Эта рысь прошла по петле.
Всеволод неверяще дёргает головой.
– Что?
– Прошла и даже не поняла, что сделала. Две девчонки прошли по петле, Всеволод, по смертельно опасным местам, где один только шаг в сторону приводит к смерти, и одна из них – зверь! И вот что самое забавное – она понятия не имеет о своей сути!
– Прямо говори, что хотел, – устало просит Всеволод. – Нашёл время загадки гадать!
– Талисман на рыси, браслет колдовской, не даёт перебрасываться. Она вообще о зверях знает только понаслышке и не очень-то верит в их существование. Сказки, говорит, что призраки, что оборотни.
– И что? Раз среди людей родилась, понятно, отчего на ней браслет. Мать нагуляла, все знают, какие рыси… Родные не хотели видеть зверя, вот и подстраховались. Жестоко, дед, но что дальше-то?
– Её что-то ведёт сюда, Всеволод. Надо обеих в город проводить. Устроить. По петле так просто, без подготовки и расчётов, не пройти, сам знаешь. Это не просто везение… А вот что их зурп не сожрал, это уже везение. Да, ты правильно слышал. Зурп в петле на них напал, они успели сбежать. Не смотри, не знаю, как! Самому интересно, но рысь и сама не может описать.
– Оставь их у себя.
– Нельзя. Ты знаешь, почему. И так последние ночи как на иголках – вдруг волк вырвется и в сарай наведается? Я от людей ушёл, чтобы никого не тронуть, а ты мне девочками предлагаешь рискнуть? Нельзя им оставаться!
Всеволод вздохнул.
– Возьмёшь утром с собой и отведёшь в Осины. Путь зверя нельзя пресекать! А рысь в пути.
– Может, ты и прав. А может, случайность. Только некогда мне с ними возиться.
Дед отмахнулся.
– Они быстро ходят, ничем тебя не задержат. Надо пристроить их к делу, позаботиться. Помоги ты – и на твоей дороге помогут тебе!
– Опять ты за своё? Не то время сейчас, чтобы зазря тратить! И понукания свои щенкам оставь!
– Не всё приходит во врéмя, но всё приходит вóвремя! – заговорил Ших.
– Дед! Прошу тебя, – Всеволод покачнулся.
– Не спорь с волей богов. Они лучше знают! – дед Ших явно рассердился, борода мелко тряслась. – Всё! Теперь иди в сарай, ложись.
– Может, тут останусь?
– Нет, – старик дёрнул головой. – Тут нельзя, сам знаешь.
– Да не боюсь я твоего волка, я как-никак альфа.
– Во сне посреди ночи за горло схватит, и не дёрнешься, будь хоть сотню раз альфа! Я знаю, что говорю. Зверь без контроля – моё проклятье! Зов Крови ещё и не то делает, а ты, хоть и альфа, иногда ведёшь себя словно щенок, раз не понимаешь!
– Может, проверим хоть разок? – недобро сверкают глаза гостя.
– Не спорь! Завел привычку – со старшим спорить!
– Как скажешь, – Всеволод, угрюмо смотря из-под насупленных бровей, встал и вышел из дома. Дед Ших накрепко запер за ним дверь, а после – ставни.
Глава 2. Где находится распутье, которого на самом деле не бывает для тех, кто идёт по своему пути
Вот и утро! Петух разбудил, бесстыжая птица, так оглушительно завопил, будто на голове сидел.
Опять зевота такая, что челюсть трещит и глаза никак открываться не хотят… Эх, люблю я поспать, как ни стыди меня, как ни укоряй. Отчим, бывало, всё утро мне над ухом кричал, какая я лентяйка, бестолочь и толку от меня нет никакого, ем больше, чем работаю. И, что если б не его безмерная доброта, я бы с голоду подохла. Что хорошие падчерицы на рассвете подпрыгивают и бросаются работать, а я целыми днями бока отлеживаю.
И действительно, хотя и привирал он шибко – вставали мы с Малинкой засветло и весь день работали, но дай мне волю… спала бы до обеда каждый день!
Толком не разлепив глаза, я принялась стягивать с себя одеяло, но тут в нос шибанул какой-то незнакомый запах, которого во владениях Шиха быть не должно. И пусть бы… мало ли запахов на белом свете, но это был запах мужчины.
Я вскочила. Малинка? Где сестра?
Что-о?!
Чужой человек разлёгся на голом полу, едва прикрытом соломой, прямо у наших лежаков. Здоровый какой! Густая щетина на подбородке, глаза красные, опухшие. Серые штаны и рубаха, ноги босые и грязные. То ещё зрелище! А самое дикое – верхом на его животе сидела Малинка, спросонья хлопая глазами. Боком сидела, словно на коне. Наверное, как обычно, с лежака сползала, но вместо соломы приземлилась на это… на этого…