bannerbanner
Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
1 из 2

Freebooter


И сколько б ни страдали без моря капитаны -


Когда ж попутный ветер порвет глухую зыбь?


Потомок флибустьеров, застывший у штурвала,


В метеоритном поле готов на звезды выть.



Пробороздим мы космос, как лоно океана,


И как без моря предкам, так нам без звезд не жить!


Не отрывая взора от сенсора экрана -


Рассчитаны маршруты и карты нечем крыть.



Мы снова подорвемся искать иные страны,


И на других планетах за миллион парсек


Нырнем в гиперпространство, как в бездну океана,


И не покинут крысы наш грузовой отсек.



И на фотонных крыльях, как бриг под парусами,


Помчится звездный флагман, как встарь, на абордаж.


И пусть мой меч не кован, не из булатной стали -


Поверьте, это тот же пиратский антураж.



Пускай в иллюминатор красуется комета,


Здесь нет морских чудовищ, и чайки не галдят.


Я не надеюсь даже, что где-то есть планета,


Где я могу под старость свой обрести очаг.



Что, может, где-то тоже лазурны горизонты…


На берег красной пылью опустится закат.


Ну, может, не собака, а устаревший робот


Меня на трапе встретит и будет встрече рад.



И пусть протез ночами гудит фантомной болью,


И под повязкой черной мутнеет киберглаз -


Нас опьянеет космос своей бескрайней волей,


И греет сердце мыслью, что где-то ждут и нас…



сентябрь 2018г.

Небылина


Было это или не было –

Не проверить ведь никак,

В тридесятом королевстве

Жил да был Иван-дурак…


Дураком прозвали смолоду –

Был чудной немного он,

Только силой богатырскою

Был Иван не обделен.


И как вражье войско черное,

Налетело вороньем

На поля, луга зеленые,

Опалив лихим огнем -

Так за славою былинною

Наш отправился Иван,

Чтоб родная да сторонушка,

Не страдала бы от ран.


Вместе с голью перекатной,

Чтоб удачу попытать,

Взял он нож и меч булатный,

Царскую пополнить рать…

И сражаясь так неистово,

Он громил врагов страны,

Чтобы люди жили счастливо,

Чтобы не было войны.


Кажется победа близкою,

Хоть друзья – все полегли.

Но то с севера, то с запада,

Снова новые враги.

Не засеют поле бранное -

Уж минуло 40 лет,

Ни семьи, ни дома справного -

Славы ж не было и нет…


Службу бросил он казенную

И любовь пошел искать…

Только бабы – окаянные,

Им ж на подвиги – плевать!


Январь 2019

Шахерезада

Ты отпускаешь меня, да и я не держу –

Иди куда хочешь, и не смотри назад,

Плавают мысли в сдержанном дежавю,

Уйти бы в море, с тобой, капитан Синдбад!


Дома, в глуши, томится весь твой гарем.

Мертвым сочтут, пропавшим который год.

Я буду юнгой, и твой корабельный плен

Сведет на нет тяжесть прежних забот.


Уйти бы в море, а? Капитан Синдбад,

Я умею плести венки из красивых слов.

Хочешь, я сочиню для тебя неземной рассвет,

Пока здесь, на суше, не наломала дров.


Ты отпускаешь меня, да и я не держу –

Плыви куда хочешь, ищи идеальный мир.

Я не могу, скрывшись под паранджу,

Ждать годами, когда вернется кумир.


Уйти бы… К черту, свой снаряжу фрегат.

Да, убегай. В дебри райских земель.

Я озарю кровью лихой закат -

На всех парусах мимо севших на мель кораблей…


Так то вот, милый… Прощай, капитан Синдбад.

В сеть моих сказок пойман, халиф в плену.

У этой притчи будет плохой конец,

Твой корабль сбивается с курса.

Камнем идет ко дну.


Я устала ловить обрывки, сплетать суровую нить,

Снова Атропос рвет пряжу твоей судьбы.

Ты ведь не хочешь вниз по течению плыть -

В моем рассказе томится горечь

неотвратимой беды.


Поздно просить. Не вяжется хэппи энд.

Ты мог бы давно умереть – тысячу раз.

Сегодня Синдбад, я тороплю рассвет.

И завершаю прерванный свой рассказ.


Тысяче первый, дозволенной речи бред -

Я вдруг запнусь, не подберу слова.

Казните, халиф, я потеряла дар -

Моя любовь, в который раз,

в сказке моей умерла…


Июль 2008

Искушение

Сегодня луна безумна -

Белело лицо от гнева.

Я бедный простой игумен,

Прекрасная королева.

Мне исповедь ваша камнем,

Легла на больное сердце,

Орган наполняет башню

Звучаньем минорных терций.

Лица я не видел краше,

И мыслей не знал чернее,

А вы, загоревшись блажью,

От мыслей греховных млели.

И медоточивой речи

Внимал я, умом смущенный,

На блюде главу предтечи

И то бы подал покорно.

Истерзанный сладкой пыткой,

Не ведавший жизни вкуса,

Я жертвою пал в попытке

Бороться с ее искусом.


Сегодня луна безумна…

Я выстоял, бог свидетель!

Вы рвали на лютне струны,

И шнур из корсажных петель.

Орган наполнял минором

Истекшее кровью сердце,

Себе я казался вором,

С ключом от заветной дверцы.

Но горек был плод победы -

Белело лицо от гнева,

Вы были в плену Эреба,

Прекрасная королева.

А я, подарив свободу

От сует мирских и плоти,

Я – самый последний грешник,

О душах чужих в заботе.

Я плачу над хладным телом,

И нет избавленья муке,

А ваша улыбка, Белла,

Застыла. Лилейны руки.


Сегодня луна безумна,

Пурпуром окрашен мрамор,

Я бедный простой игумен…

И… как же идет вам траур…

Я был не достоин, Боже,

Ни ваших даров, ни гнева,

Мне исповедь не поможет,

Прекрасная королева.

Искал я спасенье в вере,

И в это слепом смиренье,

Как раб над веслом галеры

Склонялся, страшась прозренья.

Я больше терпеть не в силах,

Как червь мою душу гложет,

Ушел бы вослед за милой -

И рвется стилет из ножен.

Но нет наказанья хуже,

Чем вечно терзаться пыткой,

Что больше в дворцовой стуже,

Не вспыхнет ее улыбка…


Май 2007г.

Баллада о старых парусах

Паруса моей шхуны давно безнадежно черны,

Роджер лыбится с флага шербато-свирепым оскалом,

Море пахнет свободой одной неоткрытой земли,

Пропустив пору юнги, я смело шагнул в капитаны.

Я хватаюсь за шпагу, взвожу револьверный курок,

Я считаю мгновенья до шанса вступить в перестрелку

Я – не воин, я – не дуэлянт, … не стрелок.

Ставит на кон судьба не брильянты – сверканье подделки.


Паруса моей шхуны, когда-то багрянил закат.

Я играл с самой смертью и плел записные интриги,

Я не верил в любовь, был, возможно, излишне богат,

Никогда не прощал, и рядиться не жаждал в вериги.

И под парусом алым хотел бы вернуться к Ассоль,

Я готов был шутить с провиденьем в бессмысленной сказке,

Но на раны ты сыпешь крутую, осколками, соль,

Ты жестока со мной – я сгущаю на парусе краски.


Паруса моей шхуны, когда-то вы были чисты,

Белый шелк надували ветра перед мысом Надежды.

Я был юным. В созвездии южном сияли кресты -

Были мысли чисты, благородны и благостны прежде…

Я под парусом белым недолго ходил по морям,

Мне менять надоело кричаще-цветастые флаги,

Я не мог служить верой правителям и королям,

Даме сердца и той – никогда. Рыцарь кубка и драги.


Паруса моей шхуны… Да, к черту, была бы цела

Моя шхуна, команда, моя голова да удача.

Я давно не вел дел, но ведут за собою дела,

Джентльмены не смотрят назад, и, конечно, не плачут.

Паруса-паруса… И костляво-обугленный флаг.

Тлеют кости на рее, а море ворчит полусонно.

Я не помню в лицо тебя даже, смертельный мой враг,

Но я следую мести, не следуя букве закона.


Паруса моей шхуны. Пора вас давно подлатать.

Вы несли как на крыльях корабль мой от шторма до штиля,

А у той каравеллы такая особая стать,

Ее пушки дырявили борт – паруса решетили…

И, быть может, пора бы и мне завернуть на покой.

К той земле, для которой пока нет пометки на карте.

Только я никогда не вернусь, сколь ни жди, за тобой -

Я себя потерял, смысл игры потерялся в азарте.


Паруса моей шхуны. Почить, одиноким как перст,

Вместо савана – черный дырявый отрез парусины,

В неоткрытой земле на песке покосившийся крест

Оборвал мой полет не в пике, много миль недолет до вершины…

Паруса моей шхуны гниют на свободной земле,

Вот рисует ее карандаш на потрепанной карте…

Не ищите сокровищ, не верьте упрямой молве,

Я богатств не копил, я растратил их где-то на старте…


Октябрь 2007г.

Домовой

В опустевшей выстуженной горнице

Домовой запечный горевал,

За проказы заплативши сторицей –

В новый дом хозяин не позвал.

Молоко давно прокисло в блюдечке,

Черствая краюшка на столе,

И забытые под лавкой удочки,

Половик, испачканный в золе.


Отчего же грусть-тоска сердечная,

Одолела после стольких бед?

И такая скука бесконечная,

Будто съехал и не злой сосед,

Будто умер самый милый родственник,

И пора хвататься за суму…

В опустевшей, выстуженной горнице

Неуютно, тошно одному.


Вот сверчок, и тот залез в коробочку,

И незваным увязался вслед.

Даже кот, что уходил в стороночку,

Уступая вкусный свой обед,

Укатил, не попрощавшись мурканьем,

В бельевой корзинке в новый дом.

И мышонок тихий с серой шкуркою

Юркнул в сани с дедом-бобылем.


И шагов задумчивое шарканье

Не тревожит больше дум и снов,

Нет кукушки, только слышно карканье –

Воронья могильно-хриплый зов.

Сам себе хозяин – и не верится,

Без людей такая ж благодать!

И в овине не мычит, не телится,

Не кудахчет, не мешает спать.


Дом трещит, простуженными сипами

В рамы рвется, как к себе, сквозняк,

Во дворе под сросшимися липами

Снег навален по дверной косяк.

Ничего, еще хлебнете горести,

Прибежите к батьке на поклон,

Лапоть-сани поднесете вскорости:

«Едем с нами в наш просторный дом!»


Отчего же, право, не тропятся,

Не со зла же я озоровал?

На стене висела богородица,

Укоризненный лица овал…

А теперь квадраты закопченные

Вместо красного угла икон,

Люди нынче все пошли ученые –

Только жизнь в откос да кувырком.


Как же так, без глазу-то хозяйского,

Без ухода, оберега, жить?

Как счас помню, я бывал и ласковый…

Ну, случалось, путал в штопке нить,

И с какой-то дури я проказничал –

Бил посуду и гремел в печи,

И бывало, в саже перепачканный,

Танцевал при огоньке свечи.


Эх, пора, видать, и мне в дороженьку,

Соберу сейчас нехитрый скарб.

Не люблю я, братцы, ездить в поезде,

Так далече город, говорят…

Там кругом дома многоквартирные,

Словно пчелы в улье все живут,

Домовые там такие смирные,

В доме чистота, тепло, уют.


Печки нет – кладовка с антресолями,

Ничего, зато какой простор,

Стены сплошь оклеены обоями…

Сам с собой я продолжаю спор…

Там у деда дети, внуки, правнуки,

Что ему тут в хате куковать,

Может, позовут меня на праздники?

Или приглашения не ждать?


Декабрь, 2005 г.

Белая Королева

Королева стоит перед зеркалом,

Представляя себя погребенной

В снежно-белое, скорбное платье.

Была… счастливой, влюбленной -

Все было, но, вот проклятье,

Любовь и власть забрал Господь…

И даже – за что, о, Боже? -

Наследника нет. Супруг предпочел

Королеву жене вельможи.


Недвижим, на ложе застыл король,

Скрутило отравой тело.

Не жалко… Но как не к лицу ей роль

Бывшей, бесправной, белой…

Быть может, это первый министр

Все ж не стерпел позора -

Делить с сюзереном объятья жены,

Хотя … министр был вором,

Лапу давно запускал в казну,

И не посмел бы, верно…

Король же хотел развязать войну,

Что тоже довольно скверно.


Улыбка его ослепляла дам,

Он весь утопал в их лести,

И комплименты другим расточал,

Забыв о своей невесте…

Да, за спиной шептался двор,

Смешок за смешком ей в след,

Но слова не смела сказать в укор -

Отпор шутникам в ответ.


Престол племянник теперь займет -

Уж не его ль рук дело?

И чахнуть одной из года в год

Вдове под одеждой белой…

И даже самый ничтожный лакей,

На зов не придет. Что же:

Сдаться, и жить, поджидая смерть?

Несправедливо, Боже!


Эка величество перекосило -

Будто ухмылка на роже…

И этот новый придворный шут,

Как две капли с супругом схожий…

Влюблен… Точно, влюблен-влюблен!

Скрывает – но так неловко,

Вот кто достоин быть королем,

А мертвецу – обновка:

Колпак с бубенцами и пестрый наряд

За все за его измены,

И кто бы ему ни подсыпал яд,

Тихонько сойдет со сцены.


Двор погрузился в печаль и сон,

Кто будет смешить в обед?

Шут отравился вчера вином,

Шута же другого нет…

Король с королевой взгрустнули чуть,

Но с прежней, небрежной статью,

Шутя, велел государь шута

Хоронить в королевском платье.


Октябрь, 2003г.

Галатея

Из огней бессонной ночи

Провалиться в сон дневной -

Я шепчу ли твое имя,

Ты ли слышишь голос мой.


Волшебство роняет тени -

Многоцветный сна ковер

Соткан из любви мгновений

Под гитарный перебор.


Эльфов мотыльковый танец -

В лунном свете круг за круг,

Предзакатный померанец

Заливной окрасил луг.


В колдовстве бессонной ночи

Едва слышный робкий хор,

В долгий ящик холст и кисти -

Сам с собой веду я спор.


Мой очаг роняет искры –

Дым весеннего костра,

Из любви или корысти

Я очнусь для волшебства.


Не для козней и знахарства –

Приворот для баловства.

Я вложу свое коварство

В твои нежные уста…


Снега белого белее

Мраморный твой силуэт,

Я влюбился, Галатея,

Я молюсь на твой портрет.


Я вдохну в тебя сомненья –

Провалившись в сладкий сон,

В предвкушении немея,

И гордыней ослеплен.


Жду – вздохнешь, стряхнешь накидку,

И покинешь постамент,

Тенью неземной улыбки

Принимая комплимент.


Ты останешься ль в убогой

Мастерской? Студийный зал,

Где подчас почти что с богом

Ровней я себя считал…


Или предпочтешь покою

Пышность шумную дворца?

Ты уходишь, Галатея

От влюбленного творца…


Февраль 2007г.

Крысолов

Чары флейты влекут нас. И в полночь встревожен маяк,

Топот тысячи лапок волною по городу серою.

Мы уходим за море. А дудочник… – что за дурак!

Для него – эшафот, возведенный за старой таверною.


Там, на пристани, ждут корабли вожаков наших стай.

Набиваемся в трюмы, провизии хватит с избытком,

Из тебя бы флейтист получился б лихой капитан,

Но петля оборвала и песню твою и улыбку…


Твоя флейта сулит нам богатства заморских земель,

Прочь из нор горожан, и долой с зачумленных подполий,

В корабельной романтике, сев на широкую мель,

Мы не жаждем делить с вами юдоль печали и боли.


Наш гонимый народ видит в грезах тропический рай,

Изобильный плодами – и мы устремляемся в гавань.

Ради славы в веках, эй, флейтист, веселее играй!

Гамельн не для тебя, ни к чему возвращаться… Эй, парень!?


Надрывается дудочка, спит обветшалый маяк.

Город тих и безлюден, и статуей окаменелою

Ты стоишь у часовни и ждешь провидения знак -

Твоя серая паства, в тебя без сомнения верует…


Так играй же, флейтист! Почему ты угрюмо молчишь?

Человечья толпа – чем тебе не безмозглое стадо?

Это кажется только, в тумане мерещится лишь…

За наградой, туда возвращаться уж точно не надо.


Будет серое утро, уныло прозрачный рассвет.

Волшебству приговор оглашен и принят к исполнению.

Ради славы в веках, даже смерть не нарушит обет -

Подвиг с местью смешался на память других поколений…


Через месяц, когда в полнолунье вода высока,

Ты поднимешься в город, восстав из подводной могилы -

Твоя флейта взорвется, играя на все голоса,

Неземные, нездешние, в ночь выпуская мотивы.


Чары флейты влекут, будет в полночь встревожен маяк,

Будут спать горожане, своей осененные верою.

Только детские сны посетит очарованный маг -

И по городу снова волна за тобой очумелая…


Обветшал эшафот, город честно очищен от нас.

Наши норы пусты, но и Гамельн не радостен боле.

Мнился гордым фрегатом прогнивший дырявый баркас -

И на всех парусах ваши дети ушли вдаль, за лучшею долей.


Надрывается дудочка, спит обветшалый маяк,

Город тих и безлюден и статуей окаменелою,

Ты встречаешь рассвета последний приветственный знак,

Разрушающий чары, в шторма уходящей галерою.


Июль 2008

Вариации на темы спящих красавиц

Вы спите, моя королева,

В холодном стеклянном гробу -

Под полем из львиного зева

Покой ваш и сон берегу.

И склепа зеркальные стены

Укрыты в зеленых холмах,

Сходя незаметно со сцены,

Не нажил я славы в веках.


Вы спите, моя королева,

На скулах румянца пожар…

Я спас вас от смерти и тлена,

Ваш преданный рыцарь Жерар

И следуя призрачной тенью

За вами в кривых зеркалах,

Теряюсь я в хитросплетенье

Интриг в иллюзорных мирах.


Вы спите, моя королева,

И где-то в далекой стране,

Живя без печали и гнева,

Без страха… но только во сне…

Когда-нибудь, в смутном волненье,

Как в омут, нырнув в коридор,

Я буду искать утешенье

Средь ваших зеркальных сестер.


Вы спите, моя королева,

И в вашем несбыточном сне,

Рефреном чужого напева

Тоска по нездешней весне.

Грядут ли в стране перемены,

Страстей вас не трогает жар…

И в грезах, моя королева,

Навеки ваш рыцарь Жерар…


Декабрь 2007

Ярославна

Я с тобой прощался, Ярославна,

Ни заря, ни свет – в полночной мгле.

Ждать клялась – а я, святая правда,

Помнил лишь, что Родина в беде…


В рушнике терялись злые слезы.

Стонешь в голос – сбросив спесь и стать.

Рано хоронить еще, родная,

Чай, не вечно князю пировать…


Верю я – Победа любит правых,

А на сердце тошно – мнилось мне,

Как ты плачешь над бескровным телом

Где-то там, на городской стене…


Исхудалый лик на темном стяге,

Ночь мрачна, беззвездна и тиха.

Я бы рад сейчас забыться в браге,

Да не время тешить потроха…


Сон ли вещий, или бес лукавит –

Только нынче мне не выбирать…

Ты прощай, душа моя… Пора ведь…

Не грусти. Давно заждалась рать…


Вражий стан так близко – и далече,

Да недобрый голос шепчет мне:

“Будешь гнить ты, княже, в буераке,

Слыша плачь на городской стене…”


Черный ворон, смерти провозвестник,

Не кружи над буйной головой,

Хоть и князь – я воин не последний!

Я вернусь, мне это не впервой!


Вот рассвет багрянцем лижет тучи,

Истекают кровью небеса.

Краткий взгляд назад… Ведь я везучий!

Холм, березы, речки полоса…


И опять настырное виденье –

Привкус пепла. Купола в огне.

Приглушенный ветром Ярославны

В голос плач на городской стене…


Май, 2001г.

Виллиса (сказка)

Хутор-невеличка прямо у реки,

Жили не тужили две родных сестры.

Спорилась работа в сев и сенокос,

Прибраны светлицы в зной да и в мороз.


Настя и Дуняша – на снегу заря,

В девках засидеться не грозит беда.

Девицы-красотки – не разлей-вода,

Старшая бойчее, младшая – нежна…


Зачастил к сестрицам парень из села,

В помощь иль в помеху с утра до темна.

Младшая – Дуняша искоса глядит:

Настя уж на зорьке у окна сидит -


Вышивает, вяжет, шьет или прядет,

Смотрит на дорогу: милый не идет?


До чего же ночки летом хороши.

Спят в саду цветочки, в поле ни души.

Шепчет ей Михайло нежные слова,

Будто бы в дурмане кружит голова…

______


Яблочки румяные в церкви светит Спас,

А Михайло месяц уж не кажет глаз.

Погуляли славно за реку да в лес,

Отчего ж влюбиться вдруг попутал бес?


Вдруг к сестрицам гости – сваха бьет поклон

В красный угол села – весь осмотрен дом:

– Есть у вас товары, а у нас купцы -

Парни загляденье – просто молодцы!

Старшую красотку приглядел вдовец,

А Дуняшу выбрал молодой кузнец…


Дуня, розовея, будто расцвела,

Что ей люб Михайло вид не подала.

Разве ль ждала счастья, хоть кузнец и мил,

Но сестрице старшей все цветы дарил?


Побледнела Настя словно полотно -

Все кругом в тумане и в глазах темно.

Сваха, удаляясь, спешно крестит лоб,

Насте будто выпал не венец, а гроб.


Ходит, как хмельная, Настя целый день,

На чело тревога положила тень.

Дуня вся сияет, весело щебечет.

Погубил голубку быстрокрылый кречет…

______


Уж давно стемнело – Насти не дозваться.

– С кем же ты сестрица пошла миловаться?


На реке стремнина – в омутах темна,

Что ж ты, Настя, бродишь вдоль реки одна?

– Эх, сестра-сестрица, холодна вода,

Доля наша бабья – до чего горька…


Хмель, зачем под ветром стелился ковром?

Может, это было только чудным сном?

Рожь, зачем скрывала, нас от чуждых глаз?

Нет, сестра, не будет счастья и у вас…


Нам зачем светила, полная луна?

Что ж тебе, Михайло, стала не мила?

Ты зачем так клялся мне в любви у ног,

Видно не напрасно, утонул венок…


Девичьи надежды приняла река,

Так пускай и домом будет мне вода…

______


Отложили свадьбу Дуня и Михайло:

В трауре невеста – никому не тайна:

Утонула в речке милая сестрица,

Может, шла купаться, а может, топиться.


Был ли не по нраву суженый-вдовец,

По другой ль причине – не скажет кузнец.

______


Уж весна настала – шел по речке лед.

Пара молодая за рекой живет.

Живут душа в душу, в доме мир и лад,

Старое не помнят, не глядят назад…


Слух прошел по селам, будто неспроста

Завелась виллиса в речке у моста.

С заунывной песней жуткою своей,

Запрягает будто в ладью лебедей.


Рыбаков русалка манит по ночам,

Волосы все в тине по белым плечам.

То как плоть живая, то скользит как тень,

И в тумане тает, лишь наступит день.


Из черемух белых все плетет венок,

И кого-то страстно по ночам зовет.

И нагая пляшет на речном песке,

И венки пускает по рябой воде.


Уморила лаской, пришлого купца,

У купальщиц юных платья увела.

А лишь только выйдет полная луна,

Плещется в стремнине будто вся из льда.


Светится сквозь тело поросль ракит,

Когда та виллиса на мосту сидит…


Шепчутся в деревне, что русалка та -

Вылитая точно Дунина сестра,

Настя, мол с виллисой на одно лицо,

Знать не зря в водице не нашли ее…


Кто-то и Михайле рассказал о том -

Больше не забыться ему сладким сном.

Только ночь наступит, верь или не верь -

Кузнецу приснится, что стучатся в дверь,


То в окошко глянет белое лицо,

Или скрипнет тяжко новое крыльцо.


Хмурится Дуняша – ей покоя нет,

Мужу ночь не спится, он встает чуть свет,

Кузница закрыта уж недели две,

Страх и горе глушит парень в кабаке.


Треснет где-то ветка, ветер ль запоет -

Кузнеца ж морозом сразу дрожь проймет.

Сохнет он и чахнет уж совсем не в мочь,

Старая знахарка не смогла помочь.

На страницу:
1 из 2