Сфера влияния: Перехват

И никого не увидел. Пришлось открыть второй глаз и, оторвав голову от подушки, повертеть ею по сторонам. С те же результатом. В голове зазвучало: «Да открой же дверь, наконец!» В голове?!

Егор дал двери команду открыться, одновременно рывком вскочив с кровати. И тут же упал обратно под весом молниеносно ударившего в грудь тяжёлого пушистого комка.

– Ну и горазд ты спать! Я тут ору, ору!.. – возмущённо заявил Пантелей, сердито скалясь и уперев лапы с полувыпущенными когтями в грудь напарника.

– Мог бы и чуть попозже заявиться в выходной день, – пробурчал Егор, пытаясь выбраться из-под придавившей его туши.

– Ты не рад видеть старого друга? – с нарочито расстроенными интонациями в голосе поинтересовался рысь.

– Рад, конечно… А ты не мог бы с меня слезть, старый друг? – человек оставил попытки освободиться самостоятельно. Аккуратно убрать в сторону довольно упитанного рыся не получалось, а применять боевые приёмы не хотелось.

– Мог бы. А самому справиться слабо? Совсем форму потерял?

– Ну, смотри, сам напросился, – с этими словами Белецкий молниеносно ткнул пушистого напарника в бок правой рукой, а левой чуть-чуть подбросил его вверх. Левая рука пришла в движение раньше правой, но коснулась рыся позже. «Перекос» в преобразовании организма, заложенный ботами Вейтангура, сказывался до сих пор. Но Егор уже приловчился к такому состоянию своего тела.

Рысь улетел вверх и влево, перекувыркнулся в воздухе и, приземлившись на все четыре лапы, с места снова сиганул на человека, который, пока Пантелей кувыркался в воздухе, успел вскочить на ноги и принять боевую стойку. И по комнате заметался стремительный вихрь, в котором иногда можно было различить смазанные силуэты человека и зверя.

Спарринг продолжался около пяти минут. Что на таких скоростях очень много. Остановил поединок тот же, кто его и спровоцировал: Пантелей отпрыгнул в дальний угол, поднялся на задние лапы и замахал передними:

– Стоп! Стоп! Разбушевался…

– Будешь знать, как будить несчастного уставшего человека! – оскалился Белецкий, тяжело дыша.

– Хм, уставшего… Что-то особо не заметно, – рысь тоже, мягко говоря, чуть запыхался.

– Серьёзно, – Егор снова опустился на кровать. – Первый выходной за всё это время, – пожаловался он напарнику. – Вымотался полностью. А ты как? И какими судьбами сюда?

– Какими судьбами – не знаю. Не тебе объяснять – у нас же всё секретно, – скривился Пантелей. – А время провёл неплохо. Отдохнул. Свадьбу сыграл. Привет тебе от супруги, кстати.

– Спасибо! Поздравляю! – улыбнулся Белецкий, одновременно пытаясь представить, как выглядело это мероприятие. Почему-то представился Пантелей в манишке и с галстуком-бабочкой на шее и Василиса в белой фате. Егор нервно хихикнул.

Пантелей подозрительно прищурился:

– Что смешного?

– Да нет, это я так, о своём, – выставил перед собой руку Егор. И на всякий случай решил перевести разговор на другое:

– Однако устроили мы тут…

Рысь огляделся вокруг и небрежно отмахнулся лапой:

– Да ладно… само уберётся.

Действительно, автоматическая система уборки помещения уже трудилась вовсю.

– Уберётся-то уберётся, а если начальство нагрянет?

– Чего оно тут не видело? А если чего-то и не видело, есть видеокамеры.

– Спасибо, утешил, – забеспокоился Белецкий. – Так, посиди тут немного, отдохни, а я пока приберусь немного.

Совместно с уборочной системой дело спорилось быстро: через пять минут комната снова блистала чистотой. Егор удовлетворённо огляделся и собрался уж было, ещё раз извинившись перед другом, сгонять в душевую, как на комм поступил внешний вызов.

Глянув, кто его вызывает, Егор поспешил разрешить соединение.

– Доброе утро, Егор Николаевич! – Фон Стиглиц сегодня выглядел гораздо лучше, чем неделю назад. – Как жизнь молодая? Не разбудил? Вижу, ты ещё не одет…

– Доброе утро, Андрей Павлович. Нет, не разбудили, – Белецкий бросил быстрый взгляд на Пантелея, который в приёмо-передающий объём не попал, из-за чего собеседник рыся сейчас не видел. – Жизнь нормально. Вот, даже выходной сегодня дали… А у вас как дела?

– Выходной – это хорошо, – улыбнулся барон. – У меня тоже всё путём. Иду на поправку. Уже могу передвигаться без посторонней помощи. Я тебе вот что хочу предложить: раз мы оба сегодня свободны, давай навестим вдову Павла Евгеньевича.

– Да, конечно! – не раздумывая, согласился Егор. – Но у меня только выходной. Увольнительной не давали.

– По поводу увольнительной не беспокойся, – небрежно отмахнулся фон Стиглиц. – Давай так: с утра у меня процедуры, а после обеда встречаемся прямо на месте. Вот адрес.

– А меня возьмёте? – из-за плеча Белецкого высунулась пушистая морда рыся.

– О, а ты как здесь оказался? – удивился барон. Как показалось Егору, удивление было несколько наигранным. Может, действительно показалось, но в последнее время Белецкий превратился в заправского параноика. Улыбка на лице фон Стиглица быстро сменилась озабоченностью. – Я, конечно, попрошу… – неуверенно произнёс он после двухсекундной заминки. – Но сомневаюсь, что позволят. Давайте я перезвоню через пять минут. – Барон отключился, и Егор наконец-то смог направиться в душевую. Следовало поторопиться – если педантичный фон Стиглиц сказал, что перезвонит через пять минут, значит, так и будет.

Барон перезвонил строго в указанный срок.

И сразу огорчённо развёл руками.

– Нет. Пантелея на встречу не отпускают.

– Но бывают же домашние рыси? – возмутился напарник Егора. – Ну, мало… Я согласен. Но есть. Можно даже поводок на меня надеть…

Белецкий удивился. Чтобы гордый разумный рысь согласился идти по улицам на поводке, пусть даже силовом!

Фон Стиглиц добавил в голос металла:

– Нет! Нельзя! – и, чуть смягчив интонации, сообщил: – Но зато разрешили погулять вместе в Центральном парке. С условием, что вас не будут видеть рядом.

– Это как? Вместе, но не рядом? – иронично поинтересовался Пантелей.

– Это значит – можете гулять недалеко друг от друга, но если рядом окажутся другие посетители, ты, Пантелей, прячешься.

– А почему я, а не он? – обиделся пушистик. – Человеческий шовинизм?

– Как ты думаешь, что подумают люди, когда увидят, что при их приближении в кусты прячется офицер в парадной форме? – ухмыльнулся барон.

Пантелей задумчиво почесал задней лапой за ухом.

– Ну ладно, уговорили.

– Тем более что вам, чтобы общаться, не обязательно быть не то что рядом, но даже в пределах слышимости, – подмигнул своим собеседникам фон Стиглиц. – В общем, можете отправляться прямо сейчас. Но к тринадцати ноль-ноль, Егор Николаевич, вам надо прибыть по указанному адресу.

С этими словами барон отключил связь, а Белецкий полез в шкаф за парадкой.

– Да, несовершенные вы, люди, создания, – вздохнул Пантелей. – То оденься, то разденься… Причём в одной ситуации одно надень, в другой – другое… То ли дело мы!

– Ну да, рыси – венец природы. Венцы… Кстати, о венцах: у тебя запись со свадьбы есть? – поинтересовался Егор, надевая рубашку.

– А как же, лови!

Белецкий открыл файл и опустился на кровать.

– М-мм? А-аа? – промычал он, одной рукой хватая себя за шею, а второй делая пассы над головой.

– Нравится?

– Я угадал, – наконец обрёл дар речи Егор. – Галстук… Фата…

– Ну и что? – возмутился Пантелей. – Есть какой-нибудь закон, по которому рысь не может надеть на свадьбу галстук-бабочку? Особенно если невеста просит. А фата… Каждая женщина мечтает хоть раз в жизни надеть фату. Даже если она это горячо отрицает. Так что если не хочешь, чтобы жена тебя потом пилила всю вашу совместную жизнь, советую на будущее – залезь в долги, но свадьбу сыграй такую, чтобы потом всю жизнь вспоминать.

– Спасибо, я подумаю, – Егор закрыл фотографию с рысями, похожими на большие плюшевые игрушки, «приодетые» их хозяином – ребёнком, и улыбнулся. – Странные вы, конечно, рыси, создания, в одной ситуации одно надень, в другой – другое…

– Так, закрыли тему, – фыркнул рысь. – Тем более что «другой ситуации» не будет.

– Не зарекайся. Оно так всегда: начинается с «бабочки», а потом, глядишь, фрак, штаны… А там, глядишь, и бриться начнёшь. Всё-всё, молчу! И не подходи! Помнёшь мою парадную форму – вообще никуда не пойдём!

Сборы заняли немного времени, и вскоре друзья уже шагали по привычной зелёной линии к выходу из базы. Дорога до парка заняла около получаса. Причём весь путь был проделан под землёй, так что, выйдя из вагончика подземного такси, или, по крайней мере, выглядевшего, как подземное такси, человек и рысь сразу оказались у лифта, ведущего в одно из служебных помещений парка.

Вообще, когда Белецкий попадал в Центральный парк, он всегда удивлялся, почему это называется парком. Скорее царство дикой природы, раскинувшееся на площади нескольких гектаров, надо было назвать лесом. Или джунглями. Столица была расположена недалеко от экватора, и буйная растительность парка была характерна как раз для джунглей. Хотя были здесь уголки, оформленные и под другие климатические пояса. Причём в них поддерживался и соответствующий климат. Но друзья попали именно в сектор джунглей.

Егор глубоко вдохнул напоенный южными ароматами воздух. Пение птиц, крики каких-то животных… Настоящих, между прочим. Конечно, с контролирующими поведение имплантатами. А самые опасные так вообще за силовыми барьерами. Права животных правами животных, а жизнь людей никто подвергать опасности не собирался.

Белецкий поймал себя на мысли, что почти забыл, как это – никуда не торопясь гулять под открытым небом среди настоящих деревьев. То есть помнить-то он помнил, но так, как будто это всё происходило не с ним, словно он видел это во сне или в кино.

Пока Егор наслаждался свежим воздухом и пейзажем, Пантелей рванул в ближайшие кусты, только его и видели. Слышно его тоже не было. Только по мыслесвязи иногда доносились восторженные вопли. Рысь чувствовал себя как дома.

Белецкий обернулся. Оказалось, они с рысем вышли из служебного помещения парка, оформленного как заброшенная хижина. Судя по указателю на стене, тут же находился вход в бомбоубежище. Вид указателя отрезвил молодого офицера. Какой бы идиллической не казалась окружающая обстановка, тишину в любой момент мог прорезать сигнал воздушной тревоги. И тогда каждый подданный Империи должен был сломя голову мчаться к ближайшему бомбоубежищу. Бежать далеко не приходилось: большие и маленькие убежища были густо натыканы под поверхностью планеты.

Пока тревоги были исключительно учебными. Но так как за медлительность даже при учебной тревоге полагалось серьёзное наказание (и, что немаловажно, неотвратимое) – уклоняющихся было мало. Даже очень мало.

Лейтенант вздохнул и, отвернувшись от указателя, рядом с которым в стену был вмонтирован стационарный дозиметр, не торопясь зашагал по одной из едва заметных дорожек, которыми был прорезан весь парк. Заблудиться он не боялся – встроенный в комм маршрутизатор подсказал бы выход из любого лабиринта.

Сверху послышались звуки смеха и музыки. На парк упала тень. Егор задрал голову. Вверху, на небольшой высоте неторопливо проплывал малый круизный летающий остров.

«Малый»-то он «малый»… Но всё в мире относительно. Тень закрывала солнце примерно минуту. А скорость острова составляла километров десять в час. Так что габариты парящего в воздухе диска были немаленькими. Особенно если учесть, что над Белецким он прошёл краем.

– Видал? – спросил Егор у Пантелея по мыслесвязи, когда небесный объект скрылся из виду.

– Наш больше, – отозвался рысь.

«Наш»… «Надеюсь, что уже не мой», – дёрнул головой молодой человек. Называть учебку штрафбата «своей» особого желания как-то не было.

– Как думаешь, не летать мне больше? – задал Егор напарнику мучивший его вопрос.

– С чего ты взял? – из кустов справа показалась пушистая морда. «А ведь ни звука, даже с усилителем!» – восхитился Белецкий.

– Ну, мы снова вместе… Нет, я рад, конечно. Но не будут же из тебя делать пилота. Мы живая связка – «приёмник-ретранслятор». Запрут где-нибудь в охране императорской резиденции на всю оставшуюся жизнь…

– Жизнь покажет, – философски ответил рысь и снова исчез в густых зарослях.

«Хорошо бы сейчас поваляться на травке, – подумал Егор. – Но не в парадной же форме», – вздохнул он и продолжил прогулку.

Дорожка поднялась в горку, спустилась в ложбинку, прошла вдоль края ручья и зазмеилась между высоких густых кустов. Люди навстречу не попадались. Видимо, эта часть парка не пользовалась особой популярностью у посетителей. Внезапно слева послышалась какая-то возня.

– Пантелей, это ты там шумишь? – поинтересовался Белецкий у рыся.

– Кто? Я? – возмутился тот.

– Понял. Ладно, пойду, посмотрю. – Егор осторожно двинулся в сторону источника шума. Опасных зверей можно было не бояться – в худшем случае упрёшься в силовую ограду, в лучшем – зверь тебя просто не заметит, или не сможет напасть.

Звуки становились всё громче, и наконец, отогнув последнюю ветку, вчерашний штрафник увидел совершенно неожиданную картину. Шестеро молодых людей явно совершали противоправное действие: четверо тащили куда-то нечто явно живое, энергично извивающееся и пытающееся вырваться. Судя по некоторым особенностям анатомии и тона голоса, время от времени раздающегося из-под грубо закрывающей рот ладони – это явно была женщина. А двое шли рядом, настороженно оглядываясь по сторонам.

Егор буквально остолбенел.

Вероятность наткнуться в Империи на такую сцену, по всеобщему мнению, была примерно равна вероятности встретить на улице динозавра. Мало того что почти каждый уголок любого общественного места был нашпигован видеокамерами и микрофонами, так ещё и в каждом личном комме имелась «тревожная кнопка». Собственно, это была не кнопка, а комплекс программно-аппаратного обеспечения, который мог срабатывать как по приказу носителя комма, причём мысленному, так и самостоятельно, в случае выхода ряда медицинских параметров носителя за определённые рамки. Само собой, оперативно-спасательная группа выдвигалась на место пропажи сигнала с комма, если таковое случалось.

Надо ли говорить, что в таких условиях любое преступление влекло за собой неотвратимое наказание? А потому число таковых преступлений необратимо стремилось к нулю.

Однако сейчас Егор явно стал свидетелем из ряда вон выходящего факта. В голову приходили только две версии происходящего: либо проводится операция спецслужб, либо кто-то решил не очень удачно пошутить. Чуть погодя он нехотя добавил к первым двум версиям третью: какие-то отморозки реально решились на преступление.

Система опознавания у всех участников действа, как ни странно, включая девушку, была отключена, но шпаги на поясах молодых людей выдавали их дворянское происхождение. Тем более нереально в глазах Егора выглядело происходящее. От дворян он такого никак не ожидал.

Белецкого обучали мгновенно, на рефлексах, реагировать на изменение обстановки в боевых условиях, но то ж в боевых… Так что в данном случае отреагировал он не мгновенно. А с задержкой в полторы-две секунды. И отреагировал совсем не так, как до штрафбата.

Раньше он бы кинулся спасать честь дамы не раздумывая. Теперь же Егор, рассудив, что жизни гипотетической жертвы пока ничего не угрожает, первым делом вызвал по мыслесвязи Пантелея, вкратце обрисовав ему ситуацию.

Вообще-то, правильнее было бы вызвать не пушистого товарища, а полицию. В конце концов, это их дело – поддерживать правопорядок. Но среди дворян было принято разбираться между собой без помощи этой организации, да и, по всем прикидкам, полиция и сама должна была быть в курсе и с минуты на минуту нагрянуть на место преступления.

Так что Белецкий, хоть и снял с пояса свою шпагу, не бросился в атаку, а осторожно, прячась за кустами и деревьями, двинулся за удаляющейся группой, в ожидании подхода рыся и полиции.

Надо сказать, что скрытно передвигаться удавалось с трудом – парадная форма не имела функции адаптивного камуфляжа. «Хотя бы погоны защитного цвета, а не золотые», – с досадой подумал невольный сыщик, прячась за очередным кустом. Хотя до этого момента золотые погоны, эполеты, шевроны и прочая мишура парадки ему очень нравились. В основном потому, что производили если не неизгладимое, то благоприятное впечатление на молоденьких девушек.

Но сейчас все эти блестящие финтифлюшки только мешали, поэтому двигаться за странной процессией приходилось на порядочном расстоянии. Пантелею было проще. Он доложил, что находится почти рядом с группой, тоже не скрывая своего удивления и возмущения поведением людей. А вот полиции всё не было.

Что было плохо, ибо молодчики, похоже, достигли места назначения – укромного уголка парка, и, мягко говоря, не очень бережно опустили жертву на землю.

Девушка, а как удалось наконец рассмотреть Егору, жертвой оказалась молодая и довольно красивая девушка, тут же подскочила и попыталась убежать, но была моментально поймана и снова грубо брошена на сочную зелёную траву.

Видно было, что она что-то кричит, но не было слышно ни звука, из чего Белецкий сделал вывод, что тут не обошлось без «купола молчания» – портативного генератора тонкой куполообразной силовой плёнки, препятствующей распространению звука.

Егор вздохнул: «Придётся самому…» Вспоминая при этом, чем закончилось предыдущее его заступничество за честь дамы.

«Пантелей, не вмешиваться! Это дело между людьми», – с этими словами Белецкий вышел из-за ствола очередного дерева, за которым прятался от преследуемых, и решительно зашагал вперёд. Молча – ибо что-то говорить было бесполезно – «купол молчания» был двухсторонним и не пропускал звуки в обе стороны. Что сейчас сыграло Егору на руку – он смог приблизиться к месту действия метров на пятьдесят, прежде чем его заметили. К этому времени Белецкий уже перешёл на бег – ибо намерения ублюдков были уже предельно ясны – один начал расстёгивать на извивающейся в тщетных попытках вырваться из цепких объятий девушке кофточку, а другой, противно ухмыляясь, полез к ней под юбку.

Заметил Егора один из молодчиков, не принимавший участия в общей потехе. Очевидно, он должен быть следить за окружающей обстановкой, но предпочитал оглядываться, причём довольно надолго. Очевидно, увиденное доставляло ему удовольствие.

Обнаружив неожиданного гостя, наблюдатель что-то крикнул остальным. Те недовольно оторвались от своего занятия и схватились за шпаги.

«Похоже, на разговоры ребята не настроены», – констатировал Егор.

Пробежав ещё несколько шагов, Белецкий получил от комма сообщение: «Входящий запрос на принудительный доступ к блоку связи. Входящий запрос на принудительное отключение видеофиксации. Входящий запрос на принудительный доступ к оперативной памяти».

«Отказать!» – мысленно рявкнул Егор комму, мимолётно удивляясь сочетанию несочетаемых слов «запрос» и «принудительный». В голове мелькнуло: «Всё-таки СИБ!» Только спецслужбы могли вламываться в коммы подданных Империи без их, подданных, согласия.

Удивиться ответу комма: «Принято. Попытка несанкционированного доступа блокирована» Егор уже не успел. Пересечение границы «купола молчания» совпало с выходом в боевой режим. Ещё несколько шагов, или, скорее, прыжков, и вот он уже рядом с «противником».

«Только не убивать! Обратно в штрафники не хочу!» – мелькнуло в голове, и активированный клинок шпаги Белецкого скрестился с клинком первого соперника.

Они оказались неплохими фехтовальщиками. И в прошлой жизни у Егора не было бы ни единого шанса, даже если бы пришлось скрестить шпаги с одним из них. А не с шестерыми сразу.

Но сейчас всё было по-другому. Сквозь первых троих Белецкий прошёл как нож сквозь масло – они вышли против него по одному. Двое из оставшихся быстро сообразили, что к чему, и попытались напасть на передвигавшегося, словно молния, противника вдвоём. Это им не очень помогло – через полминуты один из них уже оседал на траву, выронив шпагу и зажимая глубокую рану на правой руке. Осталось только добить второго. Но тут последний из участников шоу, до сих пор державшийся в стороне, выхватил полицейский шокер и шарахнул из него, не разбирая, где свои, где чужие.

Если бы Белецкий был в боевом скафандре, то он бы даже ничего не почувствовал. А так…

От шокера, работающего в широкополосном режиме, не убежишь, будь ты хоть трижды ускоренным. Егор успел увидеть, как губы жмущего на гашетку человека растянулись в торжествующей ухмылке, и мир вокруг погрузился во тьму.

Однако это не было потерей сознания. Вот уж сознание, по-видимому, было единственным, что осталось функционировать в его организме.

«Я мыслю – значит, существую», – вспомнил Егор. Потом пришло удивление. После попадания под излучение шокера потеря сознания гарантирована. А тут… Странно. Удивление сменилось досадой: «Надо было всё-таки вызывать полицию. Проявил, блин, благородство… Толку теперь с того, что сознание я не потерял, если потерял контроль над телом? Со мной теперь можно делать всё что угодно».

Полностью беспомощен. Ничего не видно, ничего не слышно. Вокруг – только тьма. Как во время испытания, когда инициировались телепатические способности. Телепатия? Пантелей!

«Пантелей!» – мысленно заорал Егор. А в ответ – тишина. И темнота… Значит, и телепатия отказала, сделал печальный вывод горе-спасатель прекрасных дам.

Внезапно в темноте возникли светлые пятна. Они постепенно становились всё ярче и ярче, обретая резкость и наливаясь багровым светом. И наконец превратились в надпись: «Отказ опорно-двигательного аппарата!» Тут же под ней образовалась новая строчка: «Отказ зрения!» Сразу же под ней: «Отказ слуха!», и ниже: «Отказ!..», «Отказ!..», «Отказ!..».

«Глюки? – подумал Егор. – Я и так вижу, что всё отказало. Кстати, а что насчёт радиосвязи? Она ведь вроде не зависит от состояния тела…» Словно в ответ на эту мысль, а может, именно в ответ вспыхнула очередная надпись: «Радиосвязь заблокирована. Активные помехи».

Вот так, огорчился Егор. Тем временем сообщения у неведомо откуда взявшейся системы диагностики, видимо, закончились. Новые строки с сообщениями об отказах перестали появляться, и система выдала итог: «Основные системы, неработоспособность – сто процентов».

«Спасибо, я удивлён!» – саркастически подумал Егор.

Чуть помедлив, система вывела следующее сообщение: «Тестирование дублирующих систем».

Вот тут уж Егор удивился по-настоящему: «Какие дублирующие системы?!»

После небольшой паузы появилось сообщение: «Готовность дублирующих систем – тридцать шесть процентов», и чуть ниже: «Запускать дублирующие системы?»

«Да!»

Снова побежала череда строчек системы диагностики. Теперь буквы были жёлтые, а в конце каждой строки стояла степень готовности в процентах, колебавшаяся от двенадцати до пятидесяти семи. Лучше всего почему-то оказалась ситуация с обонянием. «Вот уж что мне сейчас больше всего нужно», – мысленно прокомментировал Егор. Наконец появилось сообщение: «Дублирующие системы запущены», и тут же стена, отделявшая Белецкого от внешнего мира, рухнула.

Первым, как и следовало ожидать, Егор ощутил запах. Это был запах крови. Потом появился вкус. Как ни странно, тоже крови. «Я что, грыз кого-то?» – удивился Белецкий. «Или разбиты губы?» – пришло ему на ум более реалистичное объяснение. Дальше рассуждать было некогда, так как подключились мыслесвязь и слух.

В звуковом диапазоне послышался какой-то скулёж, а по мыслесвязи раздался истошный крик Пантелея: «…вись! Остановись! Да стой же!»

Появилось зрение. Почему-то картинка была чёрно-белой. Земля оказалась слишком близко, как будто Егор стал ниже ростом или стоял на коленях. На земле валялся какой-то неизвестный бледнолицый тип. «Бледнолицый» – это не в смысле расовой принадлежности, а в смысле того, что лицо у него было белее мела. То ли от испуга – незнакомца нежно держал зубами за горло Пантелей, то ли от потери крови – почти вся одежда нового действующего лица была покрыта пятнами какой-то тёмной жидкости. Егор подозревал, что в цветном варианте изображения пятна будут красного цвета.

«Наконец-то!» – обрадовался Пантелей, при этом, впрочем, не отпуская свою «добычу». «А теперь отключи, пожалуйста, шпагу».

Егор попробовал двинуть головой. Получилось. «Хорошо… А наклонить?» Тоже. Замечательно. Заодно выяснилась причина близости поверхности. Белецкий стоял даже не на коленях, а на четвереньках, причём правая рука с зажатой в ней активированной шпагой была протянута в сторону композиции из рыся и человека.

«Так… Теперь попробовать разжать пальцы…» Тоже вышло. Рукоять упала в траву. Клинок, как ему и положено, погас, как только лишился физического контакта с владельцем.

«Ну и что здесь произошло, пока я был в отключке?» – Белецкий медленно обвёл взглядом поле боя, при этом пытаясь подняться с четверенек на колени. Подняться удалось с трудом. Егор подумал, что вот так себя, наверное, чувствуют дряхлые старики.