Интервью после

Глава 1 Маргарет

Маргарет закрывает глаза и почти неслышно вспоминает. Лицо. Его лицо. В их последнюю встречу. Можно сказать уже и так. В ту последнюю встречу. Без повторений, продолжений, без тревожных оглядок назад. Без придирчивого осматривания себя в зеркало перед каждым новым свиданием, если только эти встречи, можно было назвать свиданиями. Почти наяву, но уже тысячу лет назад. Или две тысячи лет? До или после этого слова «сейчас». Они так часто встречались за это время, сталкиваясь в разных пространствах, странах, столетиях, даже снах. Он неожиданно возникал в ее жизни, потом также неожиданно пропадал. В какой-то момент она уже почти забывала его, но это длилось недолго. Как сейчас, так и в те далекие времена, которые хранились в ее памяти. Маргарет улыбается своим мыслям. Улыбается, вспоминая его глаза, изменчивые улыбки, недосказанные взгляды, запреты на губах и откровенные слова, которые он использовал с такой стремительностью и порывистостью. С такой щемящей отчетливостью и болезненным удовлетворением. Маргарет пытается стереть из памяти то, что было совсем рядом, или то, что случалось с ней в прошлом.

А в тот последний день было странным удовольствием наблюдать за его лицом и глазами полными слез. Сколько смирения, отчаянья, безнадежности. В ту последнюю встречу.

Маргарет никогда не видела его таким.

Маргарет никогда не увидит его. Не увидит?

Ральф, записывающий что-то в свою записную книжку, прервался и внимательно посмотрел на девушку. Она выглядела усталой, но спокойной.

– В зале суда соберется много слушателей на этот раз. Ваши показания будут важны для нас. Вы уверенны, что готовы повторить это на суде, – спросил он.

– Это будет просто. У меня не так много воспоминаний, связанных с этим человеком. Мы общались не долго, – Маргарет сделала акцент на слове «общались» и спокойно посмотрела на инспектора.

– В этот год? Последний год? – удивленно спросил он. – Вас часто видели.

– Как и многих из его знакомых. Ни много, ни мало. Обычных людей из его жизни. Из его обычной жизни. Вереницей окружающих его. Думаете, он замечал их?

Ральф снял очки, и устало протер глаза. Девушка все больше и больше не нравилась ему.

– Маргарет, – тихо сказал он. Возможно, вы обижены, даже оскорблены. Но многое уже не так важно.

– Всё – не так уж важно, – усмехнулась она, незаметно рассматривая угловатого и скромно одетого инспектора.

– Всё не так уж важно, – послушно повторил он. – Но пропал человек. Его ищут уже почти три месяца. Вы одна из последних, кто его видел.

– Одна из?

– Не придирайтесь к словами, – инспектор начинал терять терпение. Дело, которое казалось ему таким простым и банальным, начинало запутываться из-за упрямства какой-то самодовольной девчонки.

– В тот день, в тот последний день, – тихо сказала девушка. – В тот вечер. Его видели многие. Было много гостей на этом празднике. И «общался» он не только со мной. И в этот день, и в предыдущие…

Возникла небольшая пауза, после которой она продолжила.

– Он спросил меня про мое недавнее путешествие. Посмеялся над парой моих шуток. Подарил мне нежный взгляд. Один из тех, которые так нравятся его обожательницам. Был, как всегда, возбужден…

– Возбужден? – удивленно спросил Ральф, продолжая записывать.

– Ну да, – засмеялась Маргарет. – Очень возбужден перед выходом своей очередной книги. У него должно было быть, кажется, интервью. Или уже было. Я не помню. Нас постоянно прерывали его бесчисленные гости, какие-то снующие взад и вперед журналисты. А может быть это были официанты? Я в последнее время не делаю разницы между первыми и вторыми. Они так похожи, – Маргарет видела недовольный взгляд инспектора, но ей хотелось вспоминать детали бесполезных подробностей, которые были не только не интересны, но и раздражали. Особенно сейчас, когда дело все больше и больше запутывалось, не давая ожидаемого результата.

– Они невпопад задавали вопросы, – продолжала она – Даже мне. Мы не так долго разговаривали…

–Не долго, верно – настала очередь инспектора. – Но некоторые из гостей утверждают, что Вы были не очень любезны в этот вечер. И хотя вашу беседу никто не слышал, многие заметили, что разговор носил отнюдь не спокойный и дружелюбный характер. Многие заметили, как изменилось его лицо после пары ваших фраз. Я не уверен, что эти слова были о вашем путешествии…

– Бросьте, инспектор, – гостям было не до нас. Слишком много было выпивки. К тому же громко играла музыка. Я даже помню, какая играла музыка в тот вечер…

Девушка сделала вид, что вспоминает музыку и попыталась напеть что-то.

– Но даже громкая музыка не смогла скрыть злости на вашем лице и растерянности на его, – Ральф раздражался все больше и больше.

«Идиот», – думала про себя девушка.

Спустя три месяца после исчезновения известного писателя газетная шумиха не стихала, обрастая новыми, шокирующими, пикантными, бесстыдными и откровенными подробностями чужой жизни. Существовало несколько версий, пустых, иногда комичных, почти бездарных, как и всё в этой снующей взад и вперед толпе бывших прихлебателей и завистников. Самая главная версия, которой придерживалось следствие, делала неоднозначные намеки на то, что Стива похитили за долги, а не получив обещанное, уничтожили. Многие из ближнего окружения знали некоторые пристрастия писателя, придумавшего себе псевдоним Стив Хоррис.

«Хотите услышать всю правду о Стиве Хоррисе?!?» – пестрели заголовками многие газеты, журналы и интернет порталы. За этим следовали детали откровенных признаний бывших «друзей, подруг, любовниц и бойфрендов.

– Стив был ненасытный, жадный до удовольствий, очень наблюдательный и безумно талантливый человек, – тараторила с экрана телевизора накрашенная как кукла Барби ведущая известного телеканала.

– Хоррис шокировал всех при жизни и продолжает насмехаться над своими читателями даже с того света, – резюмировала самая агрессивная из всех католических газет.

– Известный писатель покончил жизнь самоубийством из-за несчастной любви, – участливо делился очередным откровением гламурный журнал.

– Премьера новой песни, посвященной Стиву Хоррису! Эксклюзивно на нашем канале – анонсировала ведущая радиостанция, повышая рейтинг своего канала.

Скандал удобно расположился в кресле, напоминающем огнедышащего дракона, из пасти которого вылезали исписанные неровным почерком страницы рукописей. Тиражи новых и старых книг раскупались мгновенно. Особенно дневники писателя, каким-то образом, попавшие в лапы жадных до сенсаций и прибыли издательств.

– Это правда, что некоторые свои книги он писал от руки? – спросил Ральф.

– Если вы имеете в виду дневники, то их он действительно писал, а не печатал. Но большинство книг были напечатаны и хранились в его ноутбуке. Он был аккуратен в своих записях. Каждый файл шифровался отдельным именем. Именно именем, – усмехнулась Маргарет. – Он любил присваивать собственные имена своим книгам, как будто они были его старыми друзьями. Только потом книги получали названия. Вот, например, его последняя новелла «Влюбленный» носила название «Грег». А самый ранний роман «Вместе – никогда» он называл «Шарлотта».

– Забавно, – задумчиво произнес Ральф, перестав записывать. – А откуда вы знали об этом.

– Он не скрывал, рассказывал об этом многим из нас. Его …, – девушка запнулась, а потом увереннее произнесла, – Его знакомым и друзьям.

– А как вы познакомились? – с деланным безразличием спросил инспектор.

Маргарет с трудом удалось сдержаться, чтобы не рассмеяться в лицо наивному инспектору.

– В самый первый раз? – сделав напряженное лицо, спросила она.

Ральф недоуменно посмотрел на еле сдерживающуюся от смеха девушку, с искрящимися от удовольствия глазами, не понимая причину.

– А были другие разы? – сняв очки и прищурив близорукие глаза, подозрительно спросил инспектор.

– Я имела в виду, что впервые познакомилась со Стивом Хоррисом, прочитав его книгу. – Это ведь тоже знакомство, заочное, но знакомство, – покорно склонив голову, сказала Маргарет. – А попав на встречу с ним, подписывая книгу, слово за слово…даже не помню, как так получилось, но мы обменялись телефонами.

Инспектор самодовольно усмехнулся. Он прекрасно знал, как молоденькие и неопытные девушки любят знакомиться со знаменитостями. Известный трюк, обмен телефонами, или мейлами при получении автографа, был известен с давних времен.

Ничуть не смутившись, Маргарет кивнула головой и продолжила

– Если вы имеете в виду, кто первый оставил свой телефон, то можете не сомневаться, это была я. Если мне нравится мужчина, я первая оставляю ему свой номер.

Ральф надел очки, и, опустив глаза, продолжал записывать.

– А Стив – был удивительный. Всегда удивляющий. Постоянно меняющийся. Слегка насмешливой, с допустимыми нотками запретных желаний и понимания человеческих слабостей. Того, что люди привыкли скрывать, стесняясь собственных импульсов. Маргарет говорила уже почти с вызовом.

– Вы были влюблены в него? – тихо спросил Ральф.

Маргарет не удержалась от смеха и в этот раз.

– Была. И в этот раз, и в предыдущие. Каждый раз, когда мы встречались, я влюблялась в него заново. Каждый раз не узнавая, добиваясь своего, теряя его, чтобы встретить снова. Снова и снова. Тогда и сейчас.

Маргарет так хотелось рассказать кому-то обо всем, что случалось с ней при каждой встрече с человеком, которого полиция искала уже три месяца, а родные и друзья, не могли сдержать слез при упоминании его имени.

– Хотите, расскажу, как мы впервые встретились? – не удержалась она.

Ральф заметил, что голос Маргарет дрожит от нетерпения, и это не было похоже на шутку взбалмошной девчонки, влюбившейся в знаменитость. В голове инспектора пронеслось, что девушка могла быть просто не здорова. Или, не оправившись от случившегося, пыталась выдать желаемое за действительность.

– Детали ваших личных отношений не так интересны следствию, – спокойно произнес он, убирая записную книжку.

– Вы не любопытны, инспектор, – откинувшись на спинку стула, девушка внимательно смотрела на Ральфа. – Но я могу понять вас и ваше следствие. Выслушивать каждого друга, или подружку Стива! О, вам не хватит всей жизни. Он всегда окружал себя обожателями своего таланта. У каждого будет история. Единственная в своем роде.

Инспектор встал, собираясь попрощаться, но Маргарет, почти силой усадила его обратно.

«Ральф не жилец, это точно, – лихорадочно думала она про себя. «Но мне так хочется рассказать ему обо всем. О нас. О Стиве и обо мне…»

– Выслушайте меня, просто так, у вас же есть время? – Маргарет выглядела по-настоящему взволнованной.

Ральф послушно сел, мысленно ругая себя за слабость и неумение отказывать сразу. Но не только это остановило его от ухода. Было что-то в этой девушке тревожное, беспокоящее, отталкивающее и даже опасное. Следствие не брало в расчет поклонников и случайных знакомых знаменитого писателя. К тому же у Маргарет было твердое алиби, подтвержденное почти всеми гостями: после вечеринки, она уехала с друзьями на машине. И ночь провела дома, что было также подтверждено ее родителями, с которыми она жила. И следующие три дня Маргарет была в университете, не пропустив ни одной лекции. Даже, когда она вечером выходила с собакой, ее видели соседи и бармен за стойкой в соседнем кафе.

Ральф понимал, что попросту теряет время, но послушно уселся обратно в кресло и приготовился слушать.

После первых фраз, возникла пауза. Помолчав некоторое время и убедившись, что ее начало произвело эффект на Ральфа, она продолжила. А инспектор, слушая дальше сначала сбивчивый, а потом все более и более уверенный рассказ, убеждался в том, что бывшая подружка Хорриса, несмотря на юный возраст, была не здорова. Но история произносилась с такой уверенностью, что Ральф уже не хотел прерывать возбужденно рассказывающую девушку.

Глава 2 Остров Самос

Я была третьим ребенком в семье одного богатого торговца. Мы жили на острове, который до сих пор называют вечнозеленым и приносящим плоды даже не выжженной солнцем земле. Самос – был моей родиной, любимой и прекрасной, дарящий множество сюжетов для моей фантазии и творчества. Я единственная в семье хорошо рисовала, часами просиживая перед морем в любую погоду, делая разные рисунки, или наброски, которые потом становились картинами, украшая стены нашего огромного дома. Отец не хотел продавать мои работы, вывешивая их только у себя. Но при каждом удобном случае, когда собирались гости и мы отмечали очередное торжество, с гордостью демонстрировал мои пейзажи. Я была любимым ребенком, впрочем, моего младшего брата и сестру любили не меньше, но баловали, почему-то, только меня. И самые лучшие наряды и украшения я выбирала себе сама. Также как и друзей, чуть позже возлюбленных. Я не знала запретов. Ни в чем и никогда.

Маргарет прервалась и немного успокоившись, посмотрела на присмиревшего и напуганного инспектора.

– Спасибо, что не прерываете меня. – Вам кажется, что это бред, или розыгрыш?

– И то, и другое, – Ральф откинулся на спинку кресла, – но если вам угодно, могу слушать дальше. – Остров Самос? Это в Греции? А было это до нашей эры? – он старался быть любезным и спокойным, зная, что с душевнобольными не стоит спорить.

– Да, именно там. – Рядом с нами жили обеспеченные люди, у многих была своя земля, богатые дома, рабы и рабыни. И в нашем доме их было тоже не мало. Когда мне исполнилось 16, отец предложил сделать мне подарок: рабыню, или украшение. Я выбрала второе, не задумываясь и отнюдь не из-за жалости и протеста против рабства. Мне были несвойственны жалость и человеколюбие, особенно в те годы. Я не хотела, чтобы какая-то чужая женщина помогала мне одеваться, тем более, раздеваться, или укладывать мои волосы, или, еще хуже, помогать мне купаться. Любое вторжение в мою жизнь вызывало во мне отвращение. Тогда и сейчас.

В моей жизни встречалось не так много друзей, но если и были, то особенной близости в отношениях не было. Хотя, с некоторыми подругами мы обменивались разными секретами и клялись в вечной дружбе, закапывая в песок ракушки-ловушки, как мы их называли. Знаете такие небольшие ракушки, которые могут закрываться на створки. Именно туда мы и складывали наши записки с любимыми именами, или предсказаниями самим себе. Или клятвами. А потом закапывали обратно. Но морской песок ненадежное укрытие, особенно во время штормов, или наводнений. Можно было легко потерять место и свою тайну. Также и с человеческими чувствами. Я рано поняла, что не стоит доверять тайны, даже самым близким и надежным людям, даже песку, даже морю. Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе преподнесет человек, или природа. Поэтому, я всегда радовалась, что ракушки с моими записками никто не найдет. А если даже найдет, то никогда не поймет о ком, или о чем там написано.

Маргарет задумалась на некоторое время, а потом совсем успокоенная и умиротворенная продолжила.

– Я не так часто влюблялась, скорее мне больше нравилось подсмеиваться над юношами, которые проявляли интерес ко мне. В искренность чувств я не очень верила, или боялась верить. Интуиция меня редко подводила и расчеты некоторых воздыхателей я просчитывала заранее. Я считалась богатой наследницей. Земля, дом, дело моего отца, который готов был с радостью поделить все это между своими детьми, не забывая про ближайших родственников. Мой отец возлагал большие надежды на будущего зятя. Ему с каждым днем становилось тяжелее и тяжелее заниматься торговлей. Это важное занятие требовало много времени, смекалки и сноровки. Отец старел и за многим мог не уследить. Мой брат был слишком молодым и неопытным, чтобы помочь ему. А мы с сестрой были далеки от дел, тем более, таких серьезных.

Не буду хвастать, но на всем острове самые лучшие украшения были у меня, а драгоценности, которые я вплетала в свои волосы, вызывали восторг и зависть у многих моих подруг. У них не было таких густых и красивых волос, как у меня, тем более таких красивых украшений. Отец специально заказывал их у самых лучших ювелиров. Особенно один браслет, напоминающий огромную летящую птицу, обрамленную множеством сапфиров и изумрудов. Я обожала надевать его. На обратной стороне была выгравирована фраза: «κάθε λεπτό μαζί σου ευτυχία».

Ральф вздрогнул от звука непонятных слов, произнесенных на другом языке. «Она настолько естественно и спокойно произнесла их, как будто греческий язык был ее родным», – пронеслось в голове инспектора.

– К сожалению, не могу вспомнить, как это звучало на древнегреческом, но на современном греческом это звучит именно так, – спокойно продолжала Маргарет, улыбнувшись растерянному выражению лица Ральфа.

– А что означает эта фраза? – не удержался он.

– «Каждое время с тобой – это счастье», – произнесла тихо девушка.

– Может быть, «каждая минута с тобой – это счастье?» – также тихо спросил Ральф. – Так звучит правильнее.

– Можно и так, но для меня счастье было в каждом времени, в которое я попадала.

Ральф тяжело вздохнул. Ему с каждой минутой становилось горько и больно, что молодая и красивая девушка страдала таким недугом. «Но как уверено она рассказывает», – изумленно думал он.

– Мне понравился один юноша. Красивый, умный, благородный и из хорошего рода. Он давно заглядывался на меня, а я незаметно рассматривала его из своего окна, когда он проходил мимо со своими друзьями, или родителями. Все было решено с нашего обоюдного согласия. Что может быть лучше? Молодость влюбляется в молодость. Впереди годы счастливой жизни. Мои родители были добрыми людьми. Они никогда бы не стали настаивать и заставлять меня делать выбор без сердца, только умом, или расчетом. Я была влюблена, по-настоящему и верила, что это навсегда.

Наступило молчанье, лицо Маргарет помрачнело, а затем осветилось совсем другим светом.

– Оставалось несколько недель до свадьбы, когда я попала в дом к другу своего отца. Он был славен своим богатством, щедрыми пирами и красивыми речами. Мой отец часто называл его философом и цитировал его высказывания. Многие фразы я тоже брала на вооружение и пользовалось ими в нужные и важные моменты.

– Вам понравился другой? – снова не удержался Ральф. – Женщина слушает ушами…

– Не спешите, дорогой инспектор, делать выводы. Я действительно попала в дом известного философа, которому все поклонялись и которым многие восхищались, но понравился мне совсем не он. Я уже не помню, как возник этот спор, но «хваленный» философ не мог ответить на вопросы, которые ему задавали, разгоряченные от выпитого вина, гости. Они смеялись над ним и требовали ответа. Кажется, они поспорили на мешок серебряных монет, или на его дом, или жену? – Маргарет ненадолго задумалась.

Ральф прекрасно знал эту историю, тем более, того, о ком хотела рассказать девушка.

«Мне еще не хватало услышать эти басни, которые я читал в детстве», – ворчал про себя Ральф, стараясь не выдавать своего разочарования и недовольства.

– Потерпите еще чуть-чуть, – почти взмолилась Маргарет. – По вашему лицу вижу, что вы поняли, о ком я хотела рассказать.

– Да, дорогая, – со вздохом произнес Ральф. – Про этого баснописца сложено немало историй. Я читал. Вы хотите рассказать мне какую-то свою любимую.

Маргарет снова засмеялась.

– На самом деле друг отца, которого все называли мудрецом и философом, был глуп, тщеславен и самодоволен. Все знали, что его жена изменяет ему, друзья насмехаются, а рабы просто боятся. Все рабы, кроме одного. В тот вечер я увидела того, ради которого приходили многие гости. Они приходили послушать его. Я считала, что слушать раба – пустая трата времени, да и мысли мои были заняты другим. К тому же, вечером у меня было назначено свидание, поэтому можете представить, как мне хотелось поскорее уйти домой. Гости шумели и все настойчивее требовали, чтобы хозяин выполнил обещание. Я стояла в стороне и, отвернувшись, смотрела на море. Как оно было прекрасно в этот вечер. Волнующее, тревожное, покрытое темными бликами и отсветами садящегося солнца. Среди гостей постоянно слышалось одно и то же имя. Они буквально выкрикивали его. Выкрикивали до тех пор, пока не появился тот, кого они звали. Даже когда наступила звенящая тишина, мне не хотелось поворачиваться и принимать участие в чужом споре. Затем раздался голос, неприятный, отталкивающий, сухой как песок в пустыне. Знаете, такие голоса, без глотка воды, без надежды, без чувств. А чуть позже я увидела то, что вряд ли могло называться человеком.

Помолчав немного, Маргарет продолжила.

– Его лицо пострадало то ли от ожогов, то ли от побоев, или какой-то странной болезни. Когда он шел, казалось, что его тело передвигается на костылях, а не на ногах. Руки, распухшие от тяжелой работы и покрытые язвами, больше походили на срубленные стволы, огромные и уродливые. Часть лица скрывали спутанные темные с седой проседью волосы. Одежда, поношенная и старая, едва прикрывала его тщедушное тело. В довершении ко всему отвратительный горб, сдавливающий плечи и шею. Видно было, что каждый шаг причинял боль, но была странная уверенность в каждом движении этого получеловека – полсущества. И еще глаза, этот насмешливый взгляд, которым он одаривал нас, с ужасом, рассматривающих его.

– Если верить истории, то Эзоп был не таким уж уродливым, – Ральф решил, что даже безумию можно иногда противоречить. – Да и вниманием женщин он был не обделен.

– Это точно, – усмехнулась Маргарет, – только его внимание привлекали не многие. Ходили слухи, что он читает мысли людей, даже не взглянув на них. В тот вечер он почти спас своего хозяина и его богатство. А я видела, как жена этого философа, одна из красивейших женщин на острове, с восхищением смотрит на него. Казалось, что он сочиняет свои истории на ходу, записывая свои мысли и наблюдения в памяти, пробиваясь к человеческим порокам и достоинствам только глазами. В тот вечер мы не перемолвились ни словом, только обменялись взглядами. Его взгляд не задержался надолго на мне. Ни на моем лице, ни на ярком наряде, ни на сверкающих украшениях в моих пышных волосах. Не скрою – это было обидно, ведь я в те годы привыкла к вниманию и знала, что многие юноши и мужчины засматриваются на меня.

– Успели на свидание? – осторожно спросил Ральф, незаметно записав что-то в свой блокнот.

– Конечно, – улыбнувшись, ответила Маргарет, опустив глаза. – Мы так долго гуляли в этот день по берегу моря. Я слышала много восхищенных слов о своей красоте, о моем изысканном вкусе, о моем голосе, который сводил с ума моего жениха. Много слов и ни одного, которого бы я могла запомнить и сохранить в сердце.

Я вспоминала историю, которую рассказал Эзоп, и решила на следующий день нарисовать ее. День выдался жарким, поэтому мне пришлось укрыться от солнца под листвой огромного дерева. Место оказалось прохладным и открывало прекрасный вид на море, которое в этот день было спокойно, а небо безоблачно. Я любила выбирать безлюдные уголки, чтобы никто не мешал и не отвлекал вопросами и разговорами. Время бежало незаметно и, погрузившись в свои очередные фантазии, я даже не заметила, что кто-то пристально наблюдает за мной и за тем, что я рисую.

– Хочешь выпить целое море, не поделившись ни с кем?

От неожиданности я вздрогнула и выронила карандаш из рук. Эзоп ловко поднял его и протянул мне. Вблизи, при свете солнечного дня он показался мне еще уродливее. Насмешливые глаза с интересом рассматривали меня.

– Любоваться уродством не для такой девушки, как ты, – заметил он, почтительно отойдя на расстояние.

– Кто сказал тебе, что я могу любоваться рабом? – я начинала все больше и больше злиться, чувствуя смущение и покраснев до корней волос.

– Твои глаза, – отвечал Эзоп. – Они ярче, чем сапфиры на твоем браслете и свободны, как эта птица на твоей руке. Скоро на ней появится обручальное кольцо, самое красивое. Его уже специально делают для тебя и твоего избранника. Вас ждет долгая и счастливая жизнь. А ты хочешь выпить целое море? Наступит время, тебе будет мало и его. Захочешь снова стать свободной.

– Ты забыл, что я и так свободна, в отличие от тебя, – засмеялась я. – Убирайся, иначе все расскажу своему отцу, и он изобьет тебя розгами.

Эзоп рассмеялся, отступив еще на шаг.

– Если ты думаешь, что розги твоего отца изуродуют меня еще больше, то глубоко ошибаешься. Над моим телом работали настоящие умельцы.

– Действительно, выбили остатки ума из твоей глупой головы, – продолжала злиться я. – Отойди от меня и не приближайся. Тебе нет места рядом со мной.

– Рядом с тобой нет места никому, и не будет, – щурясь от солнца, произнес Эзоп. – А виноград действительно зелен, – продолжил он, отступая еще на шаг назад. – Кто учил тебя рисовать?

– Мне не нужны учителя. Я рисую с детства. Это называется…