Звездные духи. Дух Января

Из ракушек (специальные устройства, близкие к земным граммофонам, только более современная модель) лились любимые «Нити». Рука Аурига нервно тряслась на моей талии, кругом влюбленной змеей обвивалась песня «Прежде, чем я упаду» – одна из лучших в новом альбоме, – на нас изредка натыкались другие кружащиеся пары и, неловко и быстро извиняясь, уплывали дальше. В воздухе висели разноцветные потоки, влекомые неведомым ветром.

Вдруг ракушки неожиданно затихли, и по залу по нарастающей зазвенели аплодисменты. Мы тоже остановились – при этом Марв убрал руку с моей талии и встал как вкопанный, устремив взгляд на небольшой помост, растянувшийся в одну из стен. Я тоже повернулась лицом к этой импровизированной сцене, стараясь ничего не пропустить.

На нее как раз взошел директор. Он был облачен в белый смокинг, седина в его волосах весело искрила в свете многоцветных ламп. Он протянул руки вперед, чтобы аплодисменты немного поутихли, и в воцарившейся возбужденной тишине громко произнес:

– Дорогие выпускники! Вот и настал тот день, когда вы покидаете стены школы. От лица всего преподавательского коллектива я горячо поздравляю вас и желаю успехов! В вашей жизни наступает очень важный этап, определяющий всю дальнейшую судьбу. Каждый из вас уже обзавелся заклинателем, и это первый шаг к взрослой жизни звездного духа. Теперь на вас лежит ответственность за жизнь нового, близкого, а для кого-то и не очень, человека, преданность которому служит доказательством чести нашей нации.

Сейчас перед вами открывается множество выбора вашего дальнейшего пути. Вы можете продолжить работать на своего нынешнего повелителя, можете подыскать себе другого, а можете поступить в Академию и продолжить повышение квалификации там. В любом случае, что бы вы ни выбрали, мы всегда поддержим вас на вашем жизненном пути. Знайте, что в школе у вас всегда будут друзья!

Все захлопали, директор, поклонившись, – его седина вновь забавно смешалась с цветом ламп – сошел с помоста, предоставив место нете Миле. Сияющая завуч, со следами слез на беленых щеках, поднялась на середину, держа в руках кипу дипломов. Вслед за ней неспешным шагом следовал нэт Офици с кучей медалей на синих ленточках. Мы снова захлопали, когда завуч приготовилась объявлять награждаемых.

Собственно, следующая за этим церемония была не самой интересной в моей жизни. Наверное, потому, что получающие медали были давным-давно известны. Вот, например, моя подруга Лиза – некоторые мальчишеские сердца глухо боднулись в грудных клетках, когда юбки платья неосторожно колыхнулись на высоте сцены, – она заслужила бронзу, а могла бы и серебро, но потеть было не в ее стиле.

Еще из известных мне духов серебро получил Энди Трианг, золото – всезнайка Дорадо (кто-то шепнул, что Шенди нашел-таки себе невесту, судя по тому, как он любовно вцепился в медаль; после хихиканий некто второй поддержал шутку, указав на то, что шафером у них будет диплом с отличием), также золото заслужил Монокерос, как лучший на курсе (ему так идет белый смокинг! Настоящий единорог!), и второй в списке, с кем мне не выпадало шанса пообщаться – Рудвиг Паво. Высокий парень с волосами оригинального фиолетово-синего цвета в пестром бирюзово-лазурном костюме. У него были такие длинные ресницы, что я всерьез задумалась о компетентности своих.

И, конечно же, блестящая медалька досталась мне. И сомневаться не стоило в том, какого она будет цвета, хотя для Академии это все равно мало имеет значения. Я невольно лучилась гордостью, когда под аплодисменты растроганная завуч вручала мне диплом, а нэт Офици надевал на шею ленту.

А потом – о милостивые звездные боги! – потом вышли «Нити»! Настоящие живые «Нити»! Как хорошо, что никто из них серьезно не пострадал… Я снова видела их, и теперь так близко. Музыканты – две девушки и трое молодых парней – улыбались нам во всю ширину зубов, и играли музыку – ту самую, что всегда отзывалась в моем сердце.

Меня на удивление много приглашали на танец. Я сама не ожидала, что столь популярна. Помимо журчащего, как горный ручеек, Рикки Делфа, среди пригласивших были Монокерос, Трианг («У тебя сегодня солнце сияет в волосах»), Соул, – соизволил-таки отлепиться от Лизы, – еще пара знакомых с курса, и даже Бивел Ариес, которого я так позорно (не буду лукавить, получить от девушки все-таки позорно) одолела на последнем поединке.

Помню, как на меня бросал гордые взгляды Рудвиг Паво, но, видимо, внутренние нормы не позволили снизойти ему до моего уровня. Впрочем, ни одна девушка, с надеждой бросающая на него затуманенные взоры, не удостоилась этой чести.

Во время очередного танца с Триангом я так сильно крутанулась, что у меня зазвенело в голове. Но уже через секунду выяснилось, что этому не взятый темп виной – а я, не заметив теплого грудного чувства, некоторое время игнорировала сигналы Ковена. Так что последнему ничего не оставалось, как постучать меня по макушке. Изнутри.

Еле скрывая воодушевление, я извинилась перед Энди и поспешила в коридор, чтобы там, вдали от шума, произвести перемещение. На выходе из зала меня поймал за руку Марв, теперь демонстрирующий все оттенки бледности. Он что-то маловнятно пробормотал о том, куда я ухожу, а я лишь улыбнулась, сказав, что меня ждет неотложное дело. Он смирился, покорно отпустил мою руку и проводил взглядом. В самом деле, что это сегодня с ним?

Я прошла несколько коридоров, чтобы мне уж наверняка никто не помешал – по дороге встретилось несколько парочек, шумно щебечущих на подоконниках. На меня они обращали внимания ровно столько, чтобы проследить укоряющим взглядом, вроде «Что ты тут забыла?». Я не обижалась – праздник во всех вселил задор. Я сама была практически на седьмом небе от счастья. Не хватало, пожалуй, только Ковена рядом, но ведь к нему я и направлялась.

Меня зовет Ковен. Эта приятная мысль грела мне душу, пока я перемещалась в снежном вихре к моему повелителю. Как он там? Смог ли уйти незамеченным? Не ранен ли? Как Риден-то, в конце концов?

Я оказалась в каком-то темном помещении. Сначала мне показалось, что это комната Ковена, но присмотревшись, поняла, что ни разу здесь не была. Больше всего помещение было похоже на заброшенный склад: по крайней мере, вокруг были полуразбросаны, полурасставлены ящики, а каких-либо голосов, свидетельствующих о планомерной работе, слышно не было.

Я уже готова была испугаться, гадая, что же приключилось здесь с заклинателем, как вдруг увидела их – стоящих темной кучкой у стены. Все друзья Ковена. И он сам – в центре, с твердо опущенной головой.

Меня захлестнула радость. Вот он, Ковен, живой, здоровый! Я метнулась к нему, воскликнув его имя, но в смятении остановилась, потому что заклинатель не поднял головы. Мальчики смотрели на меня такими глазами… Мне вдруг показалось, что одновременно с чувством восхищения, которое вызвала моя внешность (в иной раз я бы покраснела от такого внимания), в их взглядах читалось… жалость, разочарование. Как будто они очень хотели извиниться.

– Ты сегодня очень красивая, – произнес Риден, но его фраза прозвучала как «Зачем ты сегодня именно такая?»

У меня пропали все слова.

– Ребята!.. – беспомощно сказала я. – Ковен!

– Тебя не задели? – резко перебил он. От него так и веяло мрачностью.

– Нет, – замотала я головой, слабо улыбаясь, – со мной все в порядке…

– Хорошо, – мне показалось, что он с облегчением закрыл глаза. Затем он поднял голову.

Как он мужественно выглядел в тот миг! Брови устало, но решительно сдвинуты, глаза смотрят спокойно и прямо, губы неестественно крепко сжаты. Я залюбовалась им и в то же время почти испугалась, потому как ни у кого еще в глазах я не встречала такой боли.

– Джина, – ласково протянул он, будто в последний раз в жизни произнося мое имя. Затем его взгляд мгновенно затвердел, и я услышала решительное: – Я разрываю договор.

…Нет.

До меня не сразу дошел смысл фразы. «Я разрываю договор». Он не мог так сказать, мне послышалось, и правда послышалось, это всего лишь игра моего взбудораженного воображения…

– Ковен, – попыталась как можно мягче произнести я, а язык уже заплетался. Заклинатель резко прервал меня взмахом руки.

– Нет. Я не желаю ничего слышать. Я разрываю договор – и точка.

Нет, я не верю своим ушам!

– Ты не можешь!..

– Могу! – он как-то хищно и неестественно оскалился, от чего меня бросило в дрожь. – Еще как могу! Ты ведь не собиралась мне этого говорить? Ни тогда, ни позже? Обоюдное согласие или твое слово – ха! Я здесь заклинатель! Это я решаю, когда мне заключать договоры, а когда их расторгать! И последнее слово будет за мной – ты меня слышишь, Джина?

Кажется, я сильно побледнела.

– Ты не можешь быть таким сильным, – пролепетал кто-то моим голосом.

Звездные духи. Только очень сильный заклинатель может расторгнуть договор своим решением, и такие случаи бывали единицами. Но Ковен… Он не может…

– Ты не можешь так со мной поступить! – закричала я что было сил.

Но было поздно. Мальчики смотрели на меня с ужасом, а Ковен – он был страшен, как ни один звездный черт. Я была готова закричать от безысходности, но мой голос потонул в резком снежном вихре, взметнувшемся вокруг меня плотным столбом.

– Моим окончательным решением, я, Ковен, заклинатель звездных духов, разрываю с Джиной Янви, снежным духом, звездный договор. Да будут нерушимы мои слова. И да никогда мы больше с ней не встретимся…

Его глаза. Они были леденее моего самого сильного заклинания.

***

Я сидела под колонной, прижавшись спиной к стене, беззвучно роняя слезы на давно мокрые колени. Юбка платья посинела до цвета морского дна, просвечивая согнутые, уже не трясущиеся ноги. Мне было ничего не важно, мне было ничего не нужно, но о черепушку настойчиво билось одно его имя. А в груди нарастала пустота.

Кто-то остановился с левой стороны и стоял до того времени, пока я не подняла заплаканное лицо на нарушителя спокойствия. Это был Маджи Весен. В темно-изумрудном смокинге, в белоснежной сорочке, небрежно расстегнутой на груди. Волосы, как и ожидалось, собраны в низкий конский хвост. Зеленые глаза… Нет, только от него мне не хватало жалости! Я собралась выплюнуть всю накопившуюся ненависть ему в лицо, но из моих губ вырвалось только:

– Он разорвал договор… Мой хозяин, он…

И я зарыдала. Снова, надрывно, не успокаиваясь. Маджи сидел рядом, гладя меня по голове, а я, уткнувшись ему в рубашку, безнадежно портила его безупречность. Он ничего не говорил, что, в общем-то, не имело бы особого смысла, ведь я бы его все равно не услышала.

Не знаю, сколько прошло времени… Но я успокоилась. Щеки высохли, что еще нескоро станет с рубашкой, я тупо уставилась в невидимую точку где-то у Маджи в груди. А потом он заговорил.

– Я тоже люблю его. Своего хозяина. Не знаю, что делал бы, оказавшись на твоем месте, но я тебя понимаю. Больше, чем кто-либо.

Я подняла на него глаза, уставившись в изумрудную глубину. Странно. Мое сердце уже не трепетало, когда я находилась вот так близко, язык не стремился прилипнуть к нёбу, ладони не становились липкими от пота. Я смотрела в его глаза и видела… понимание, участие, друга. Больше не было недоступного красавчика, по которому сохнут все за редким исключением девчонки, а было нечто другое, новое.

И мне стало легче.

Впервые за долгие минуты я вздохнула грудью – и почувствовала, что успокоилась.

Маджи немного наклонил голову, определяя мое состояние. Он уже понял, что ему не за что волноваться.

– Ты сегодня особенно красивая, Джина, тебе ведь уже говорили? Не стоит тратиться на слезы в этот вечер.

Он встал и подал мне руку.

– У нас еще остался танец, – сказал он.

Глава 12. Мешок

Хранение (залеплено бумагой)… из письма (подчеркнуто):

«…это был лучший вечер в моей жизни! Да-да, можешь не смеяться, у тебя такого точно не будет, ты же с трудом переходишь в следующий класс. То платье, которое мы выбирали… (зачеркнуто, пометка: «информация не имеет ценности»). Я была сногсшибательна! Ну вот, ты опять смеешься. Не смейся, говорю же тебе, когда играли «Нити» (зачеркнуто, пометка: «не имеет ценности»), меня трижды приглашали. Я была очаровательна, говорю тебе, сам Дельфи заглядывался на меня!

(пометка: «важно»; слова обведены в круг) Но знаешь, когда играли «Смелое сердце»… вышли они, на середину зала. Он – это Весен, сияющий, как всегда, своим внутренним ослепительным светом, а с ним рядом… Я ни разу не видела ее такой… ах!.. (далее подчеркнуто красным) Ледяная, как айсберг, прекрасная, как в той сказке про Снежную Королеву, в воздушно-голубом платье, с каскадом медных волос… Мы все затаили дыхание, все до единого! Я сама признала, что она в этот вечер самая красивая из нас, а ты знаешь, что никто не может мне так понизить самооценку, но в эту минуту я восхищалась ей. Я восхищалась ими, такими красивыми, как будто ангелы сошли к нам с параллельных облаков (три восклицательных знака).

А потом они начали танцевать… они были восхитительны!.. Эта магия, – их магия – она струилась из них при каждом движении, окутывая зал удивительным колдовством. Мне показалось, что даже смолкли «Нити»… А они танцевали. Прекрасные, самые красивые на свете!.. (зачеркнуто, пометка: «информация не имеет ценности»)».

***

За десять минут до события

Не знаю, сколько прошло времени с момента, когда я поняла, что меня что-то беспокоит. Точнее даже не так: беспокойство поднималось из груди и являлось обычным последствием вызова повелителя. Поморщившись, я заглушила неприятный порыв. Хватит с меня этой девчонки. Взбалмошной, глупой, маленькой. Не хочу о ней думать, даже думать…

Со дня, когда Ковен разорвал договор, прошло полторы недели. Мне сразу же предложили нового заклинателя, и я, в свою очередь, успела сменить уже двух. Последняя девчонка вызывала меня по каждому поводу, начиная с покупки заколок для волос и кончая уборкой в туалете. Я вспылила уже на третьем вызове и несколько дней грубо игнорировала ее звонки. Не надо мне такого повелителя. Она никогда не сможет сравниться с Ковеном. Никогда.

Никто…

Наверное, хорошо, что школа уже закончилась – я бы ее бездушно пропускала. Но меня это не волновало бы, ничуть. Меня и сейчас ничего не волнует. Я пытаюсь расслабиться, глядя на огромный млечный путь над моей головой, сидя в городском звездном парке. А в голове одни мысли. Мысли, мысли, Плутон бы их побрал. И ничего я не могу с этим поделать. В голове все одно: Ковен, Ковен, Ковен. А я так хочу думать: черт его, черт, черт, черт!

В груди защемило настойчивее. Я раздраженно поворочалась на месте. Я не позволяла этой девчонке – я не удосужилась запомнить ее имя, она для меня никто – связываться со мной телепатически, хотя она божилась, что умеет. Ха, кишка у нее на такие дела еще тонкая. Ни за что. Никому не позволю лезть в мою голову, никому! Только один человек имел право это делать, и сейчас он от меня отказался. А больше – я не позволю никому заставить меня испытать то же самое.

А еще – я не знаю, что делать… Я не знаю. Хочется плакать, тихо или навзрыд – все равно. Мое тело будто вдруг разом выросло и взорвалось преждевременно, а на его месте остались только мысли, которые упорно гложут меня изнутри.

Не хочу. Ничего не хочу. Ничего…

…Пожалуйста, хоть бы не хотеть ничего.

Мою грудь взорвали паникой – и все вдруг стихло. Ну ладно, настырная девчонка, иду я, иду, что ты мне еще помыть да принести прикажешь? Раздраженно поправляя образовавшиеся на блузке складки, я встала и нащупала паникующую нить. Уф, ох уж эти девушки-заклинатели.

Я перемещалась долго, чему не придала значение вначале, – как будто меня упорно не хотели пускать в человеческий мир, вытягивая звездной тянучкой. Приземлилась, оглянулась, убирая выбившиеся волосы, и поняла, что страх подкрадывается ко мне черепашьими шажками. А черепаха, как всем известно, быстрее зайца.

Переулок. Грязный, темный, хотя, судя по солнцу, сейчас еще едва за полдень, повсюду мусорные баки и вязкий запах отбросов. Что я здесь делаю? Ужас уже подбирался к горлу, а когда я метнулась к стонущему серому мешку и отвязала горловину, у меня перехватило дыхание.

– Ты пришла, – и моя заклинательница закашляла кровью.

Рябая, как деревенская простушка, она была вымазана кровью с головы до пят, волосы ссохлись и твердым покровом обволакивали бледное лицо. Я на секунду окаменела. У нее трижды закатывались глаза, пока я, очнувшись, пыталась выдавить из нее хоть слово, пускай голос с трудом меня слушался.

– Да что с тобой случилось? Почему ты не вызвала меня раньше?! – смогла я произнести наиболее внятно.

– Я звала, – слабо сказала она и ласково улыбнулась. – Но ты все не приходила.

– Плутоновы дети! – я готова была зарыдать, но и слезы отказывались появляться на моих глазах. – Кто тебя так? Кто они?

– Послушай, – вдруг посерьезнел ее голос, и она заставила посмотреть ей в глаза. – Ты ни в чем не виновата, слышишь меня? Это я ввязалась в это дело, глупая, взяла то, что мне не принадлежит, и поплатилась за это.

– Что ты?.. – но она меня не слушала.

– Я хотела с тобой подружиться, – робкая улыбка из красных зубов, – я всего лишь хотела понять, как ты и чем ты живешь. Но я такая глупая. Прости меня.

– Эй, эй, смотри на меня! Ты что удумала?! – у нее снова закатывались глаза.

– Джина Янви, звездный дух, я… я… разрываю договор… Ты ни в чем не виновата. Нет…

– Повелительница!

Но она уже умерла.

Я смотрела на ее лицо, как безумная, потом я взглянула на свои руки. Грязные. Почему на них нет крови? Стекленелые глаза уставились куда-то за мусорные баки. Из моей груди вырвалось что-то, похожее на взрыд, и я накрыла ее голову мешком и опустила на землю. Мне хотелось плакать, очень хотелось. Но я не могла. Почему я не могла, Плутон меня дери?!

Только потом… случилось самое страшное для звездного духа, наш смертный приговор. Я смотрела на мешок, еще сохраняющий форму молодой девушки, и с нарастающим ужасом понимала, что он не исчезает. Я посмотрела на свои руки, затем ощупала тело. Не может быть. Мой заклинатель отпустил меня, разорвал договор, но я не вернулась на небо. Я осталась здесь. Одна, перед мертвым бывшим повелителем, в забытом всеми переулке, и не могла переместиться.

Я оказалась в ловушке.

Часть 2. Земной цикл

Глава 13. Жизнь длиною в год

Спустя год после события. Настоящее время

Над домами аккуратной кромкой оранжевел закат. Луна сегодня была особенно яркой – так и резала глаза холодным светом – хотя никто, кроме меня, похоже, не обращал на нее внимания. Щурясь от слепящей белизны, я пробиралась по редеющему рынку, мимо прилавков с капустой, арбузами, дынями, клюквой и украшениями. Вот в каких только городах я не побывала на земле, везде торговцы пропихивают блестяшки. Пару раз наткнулась на них даже среди портовой рыбы. Но может, это только в Зелоори так.

Не скажу, что я обрадовалась, когда узнала, что Влада посылает меня в Орпидонт, но это лучше, чем сидеть в четырех стенах в Балуге. Да, город был немаленький, даже сравним по размерам с небом, как иногда мне казалось…

Я тихонько подняла глаза на редкие перистые облака: лунное светило не унималось, заслоняя далекое сияние звезд. Я постаралась вдохнуть, чтобы… еще раз понять: чувства уже несколько месяцев играли со мной какую-то странную штуку. Глядя наверх, я совсем не вспоминала дом. Не грустила по нему, хотя земля ни на миг не стала мне ближе. Все, что я видела в вышине – плоскость, покрытую облаками, будто линяющую пухом. И – ничего.

Ни обиды, или, венера упаси, ненависти я не испытывала. Хотя иногда мне хотелось кричать, громко – почему обо мне никто не справился? Я пыталась припомнить случаи, когда на моих семнадцати веснах пропадала какая-нибудь звезда, и ее бы искали, пусть даже преступника… И память отзывалась пустотой, подбрасывая вместо этого дни, проведенные в доме, игры на лужайке, на втором этаже. Но я воспринимала это спокойно. Отстраненно даже.

Как будто на небе никогда ничего плохого не случалось, а это заточение на земле происходит лишь в моей голове. Крайне несмешная шутка.

Впрочем, это все мысли. Реальность такова, что, если я не успею до следующего утра закупиться снадобьями, корабль уплывет без меня, и к Владимире я уже вернуться не смогу – ведьма с меня сдерет три шкуры. А я видела, как она это делает.

Жила я у нее уже с год. Месяц назад можно было праздновать мое чудесное воскрешение. Влада сумела-таки сделать противоядие, как она его называла, которое смогло остановить процесс умирания. После двух недель поилки этим зельем – двух недель сущей нервотрепки для Ридена и моего любования фиолетовой юбкой в легком бреду, – я наконец встала на ноги, больше не грозясь свалиться в обморок на первом же удачно подвернувшемся деревянном полу. Владимиру это не могло не радовать – Риден шепнул мне, что девушка шла на большой профессиональный риск. В тот же день парень уходил, держась за ухо. Но я замечала, как менялось его лицо, когда мне становилось лучше, и была ему действительно благодарна – что бы случилось со мной, если бы не он?

Правда, на этом мои мучения – в отличие от Риденовских, который умотал тогда на месяц по каким-то своим делам, – не закончились. Владимира оказалась жесткой женщиной и дичайше зацикленной знахаркой, хотя в моих глазах она не отдалилась от идеала ни на один световой шаг.

Как только Влада удостоверилась, что я крепко стою на ногах, – «крепко» в ее смысле значило, что меня не нужно каждую минуту поднимать с пола, – мне пришлось испытать на себе все прелести служения ведьме. Я уже успела обжечься, когда она готовила бульон (по виду больше смахивающий на зелье), расцарапаться с Зоей, которой приглянулась та же подушка, что и мне. Смазывание ранок становилось сравни пыткам, когда Влада водила белой ладонью по моему локтю и пыталась одновременно справиться с животным, которого держала за хвост. Что интересно, Зоя ни разу не коснулась ее когтями, а я заслужила еще два мелких пореза на скуле.

Сейчас, приседая под тяжестью удивительно маленького для этого дела цветочного горшка, я наблюдала, как Влада протирает мокрой тряпкой пыль в местах, где некоторое время назад должно было образоваться маленькое скопление паучьего семейства. С кухни доносился писк – Зоя, очевидно, готовила себе обед, – ведьма же не обращала на звуки внимания, больше занятая сеянием хаоса в местную фауну.

– Думала, это всё? – обратилась она ко мне сразу после того, как пришлепнула муху резким ударом тряпки. Мир и покой. – Мы сделали только первый шаг в твоем выздоровлении, и скажу тебе, девочка, он не самый важный.

Видимо, я на некоторое время превратилась в сильно изумленную статую, потому что очнулась, только почувствовав, как мои пальцы окончательно задеревенели, и я чуть не выронила горшок.

– Как это, не самый важный? – мне показалось, Владимира за время паузы уже успела потерять ко мне интерес. – Я ведь не умерла.

– Что было бы логичней, и малохлопотней, – бодро заявила Влада, обозревая чистые поверхности. – Хотя, признаюсь, мне давно не хватало такой помощницы. Ты же не против поработать на меня? Все же я тебя кормлю, одеваю, обучаю…

– Нет, что ты, мне очень нравится, – я неудобно перехватила горшок.

– Вот и хорошо. Можешь поставить сюда. Только не разбей. Убью.

В который раз я поразилась, как она прекрасна. Но все же…

– Что ты имела в виду? – я отряхнула ладони, пытаясь малость оживить пальцы. – Разве не это была основная цель – не дать мне умереть?

– Верно, моя девочка, верно, – промурлыкала Влада, и мир простился с еще одной мухой. – Моя задача – сохранить тебе жизнь, но неужели ты думаешь, что именно этим я делаю тебе одолжение?

– Я все еще не понимаю, Владимира, – озадаченно сказала я.

– Можно Влада. Когда у меня настроение есть. Так вот, жить мы тебе дали – я отсрочила твою смерть, но ты и сама понимаешь, что я не всесильна, – ведьма обратила на меня свои магнетические синие глаза. – Ты даже знаешь сроки, я уверена в этом.

Недолго я соперничала с ней в поединке взглядов. Ведь Влада была как никогда права.

– Думаю, три года. Не больше, – я помолчала, неосознанно уставилась в окно, за которым неуклюжая ворона вперевалочку прыгала по грядкам мяты.

Ведьма хлестнула смоченной тряпкой подвернувшегося паучка и начала яро намыливать канделябр.

– Что тебе известно о том, что случилось с такими, как ты? – спросила она с высоты табуретки. – Ведь если есть сроки, то ты знаешь, что произойдет по их истечении. Боль будет страшной?

– Не знаю, – я подержала мысль в голове. Наморщила лоб. – На самом деле, я не припомню ни одного случая, когда бы пропадала звезда. Даже из истории, – я закрыла глаза на мгновение и передернула плечами, отгоняя прочь образ, который навязчиво вплетался в мою память, когда я думала о доме – только не имеющий с ним ничего общего. – Я просто знаю, что максимум, который я могу продержаться без подпитки, – хотя это из разряда невероятного, ведь выжить звезда без силы может не больше лунного цикла, – я подняла на Владимиру глаза: она с увлечением вымывала засохший воск из подсвечника. – Но раз уж так со мной случилось, что я этот цикл пережила… То не больше трех лет. Как только минет это время, меня не станет. Я…