Проект «Ворожея»

– За что простить? За пса? Так это вы еще меня приласкали! Обычно женщины козлом и кобелем зовут, – покачал я головой, стараясь свернуть тему.

– Не за пса. За бестактность, – очень тихо ответила женщина, идя к крыльцу галереи Гомона позади меня.

Первым, что мы увидели, едва переступив порог, это две огромные, больше человеческого роста картины, висящие на стенах строго друг напротив друга. На обеих были изображены гигантских размеров мужские половые органы неестественных цветов.

– Херасе, – пробормотал я, глядя на реалистично прорисованный двухметровый лиловый стояк.

– Рады вас приветствовать в нашем оазисе преклонения перед естественной красотой человеческого тела! – прощебетала высокая блондинка околомодельной внешности, одетая в некое подобие древнегреческой туники, только из ткани едва ли не тоньше и прозрачнее обычной марли. – Вы желаете ознакомиться с творчеством нашего мастера, взять несколько уроков боди-арта, или вас интересует наша общественная деятельность?

Я пробежался по ее телу взглядом и остановился на маленькой груди с торчащими сосками. Все же тут не Африка, и девчонке явно холодно. М-дя, вообще-то я предпочитаю фигуры пощедрее, чтобы в постели хоть педофилом себя не ощущать. Встретился взглядом с девицей, которая явно заметила мою задержку по пути наверх и истолковала это, видимо, как комплимент своим достоинствам. Юное личико растянулось в пошловатой улыбке, когда она попыталась изобразить сексуальную томность. Да ладно, детка, не надо так стараться! Я не богатый папик, чтобы меня обольщать, а простой мент. Да и в любом случае нахожу тебя малосъедобной, несмотря на мою широко известную всеядность.

– Нам бы с самим мастером лично повидаться, – подмигнул я девушке, не без удовольствия наблюдая, как становится кислым ее лицо при виде моего удостоверения. – А еще у меня почему-то острое желание взглянуть на ваши документы, чтобы быть уверенным, что я имею право видеть вас в подобном виде, не нарушая закон.

– Мне есть восемнадцать! – Вот оно – моментальное превращение из милого обольщающего создания в фурию, желающую сожрать твое сердце. Какие там мифические оборотни могут сравниться с женщинами в этом трюке. – И мастера нет ни для кого!

– Какая досада! Ну, мы можем тут погулять, полюбоваться на его… хм… творчество. Тем более нам надо тут вопросы позадавать, – безразлично пожал я плечами и пошел в сторону следующих закрытых дверей. За ними явно слышалась музыка, смех и даже повизгивания.

– Туда нельзя! – Тут же пулей метнулась девица, становясь у меня на пути с весьма агрессивным видом. – Там проходит частное закрытое мероприятие!

– Да я ничем не помешаю. Быстренько у всех документики проверю и все! – издевался я. Само собой, сделать это у меня права не было, но она-то не в курсе.

– Нет! Пройдите в галерею, – указала девушка на противоположную дверь, глядя теперь с нескрываемой ненавистью почему-то уже на Владу. – Я сейчас позову мастера!

– Ладно, – согласился я.

Мы прошли в просторный зал, в котором было еще больше шедевров в том же стиле, что и встретившие нас у входа. Я расположился у окна, а Влада стала медленно ходить вдоль стен, с интересом изучая все это цветное непотребство.

– Нравится? – не скрывая ехидства, спросил, когда она, наклонив голову, рассматривала очередной монструазный член радужной окраски, который и слону был бы велик.

– Форма весьма неплоха, – неожиданно в тон мне ответила она, вместо того чтобы смутиться, и бросила через плечо взгляд, который я у другой женщины счел бы поддразнивающим. Но у нее? Нет, вряд ли. Хотя мой член неожиданно со мной не согласился и дернулся, реагируя вполне себе однозначно. Эй, да ты сдурел? Ни в каком чертовом случае не смей рыпаться в этом направлении!

– С какой стати вы врываетесь, пугаете мой персонал и угрожаете сорвать мероприятие! – В помещение влетел низенький пузатый дядечка и прямиком направился к Владе, не сразу заметив меня у окна.

Он был упакован в нежно-розовую шелковую рубашку со свободными рукавами, которая плотно облегала его объемный живот, а на шее болтался развязанный галстук. Сам господин Гомон был раскрасневшимся и потным, как будто пробежал кросс, и гневно пыхтел.

– Да я только позвоню, и ты на пузе приползешь мне извинения приносить! – продолжал орать он, переходя на «ты». Влада неожиданно выпрямилась, оказываясь как минимум на голову выше этого творца, и гордо вскинула голову.

– Да неужели? – Женщина насмешливо приподняла бровь, и в этот момент я аж завис, залюбовавшись ее осанкой и этим чуть надменным изгибом губ и буквально кожей ощущая волны исходящей от нее неоспоримой силы. Она сейчас прямо-таки сияла вокруг Влады темным пугающим ореолом, и это опять непостижимым образом отозвалось во мне новой вспышкой возбуждения. Да какого же черта!

– Гражданин Гомон, шумите не по адресу! – окликнул я через долгих полминуты обомлевшего владельца галереи, ухмыляясь вышедшему каламбуру. Ага, представляю, как он сейчас себя ощущал.

Гомон медленно развернулся ко мне и пару секунд смотрел непонимающе, как человек, которого оглушили ударом по голове. Похоже, эффект госпожи Владиславы в действии!

– Капитан Чудинов! – представился, снова демонстрируя удостоверение. – Мы к вам вообще-то по делу, так сказать, за помощью следствию, а вы тут шумите, репрессиями грозите.

Художник покосился на Владу через плечо и поежился как от холода, когда она снова проделала этот трюк с пристальным расчленяющим взглядом. Мне тут же остро захотелось узнать, что же она рассмотрела в нем. Так, глядишь, для меня это в увлекательное времяпрепровождение превратится. Типа, игра в сравнение: что вижу я в человеке, исходя из опыта, и что она – используя свои способности. Да, похоже, еще пара дней, и я, если уж не уверую до конца, то стану воспринимать все как обыденность.

– А она? – дернул в сторону Влады головой Гомон, отказываясь, однако, встречаться взглядом. Ага, ссышь, когда страшно, крикливый? – Тоже из ваших?

– Из наших, – кивнул я. – Тоже консультант по определенным вопросам.

– Я хочу, чтобы она ушла! – К хозяину галереи стал возвращаться гонор, хотя было четко заметно, что говорить напрямую с Владой он не хочет.

– Да с удовольствием! – ответила женщина, почти с облегчением. – Антон, можно я вас в машине подожду?

Я на какой-то момент заколебался, уже собираясь настоять, чтобы она осталась, но потом увидел краткую гримасу и вдруг четко осознал одну простую вещь. Людям, в которых она видит что-то дрянное, неуютно в ее присутствии, но и ей самой рядом с ними тоже находиться не в кайф. Не зря же тогда ее так колбасило из-за Сысоевой. Поэтому просто молча протянул ключи.

Уже почти выйдя из зала, Влада обернулась и снова посмотрела на Гомона, и он буквально съежился от этого.

– Сколько бы вы ни пытались их изуродовать и испачкать, уродливей и грязнее от этого становитесь только вы. – Больше она не стала задерживаться и быстро ушла.

– Кто эта чертова стерва? – взвизгнул Гомон, как только отмер.

– Мы не разглашаем информацию о сотрудниках, – скрывая насмешку, ответил я.

– Плевать! Кто ей давал право так со мной разговаривать! Кто она, и кто я! Я все равно добьюсь…

– Может, перейдем к делу? – жестко оборвал его все нарастающие словоизлияния. Очевидно, Гомон быстро отходил от шока и собирался воплями создать иллюзию несуществующей смелости.

– Давайте, что там у вас, я, между прочим, занятой человек, – пробурчал он, явно недовольный тем, что я не досмотрел этот спектакль одного актера под названием «Я крут!» до конца.

– Я тоже не погулять вышел, – ответил, протягивая ему папку с фотографиями вырезанных на телах жертв рисунков и знаков.

Как только Гомон понял, что перед ним, его крошечные глазки стали как блюдца, а руки затряслись так, что фото разлетелись по полу.

– Это же… – придушенно пробормотал он. – Они ведь…

– Да, вы все верно поняли. Это художества с тел жертв, – сухо подтвердил, собирая фотографии.

– Но почему вы ко мне-то пришли? – Он, может, и хотел опять заорать, но горло его не слушалось.

– Ну, вы же всем известный гуру росписи по телу! – привел я довод, глядя в его побелевшее лицо и уже размышляя, не звать ли кого с нашатырем.

– Я художник! Художник, слышите! Это… это… зверство какое-то! – Сорвавшись с места, Гомон забегал по залу вдоль своих непристойных творений, размахивая руками. – Вы должны были предупредить меня, что там! Я бы ни за что не стал бы смотреть на такое! Я же теперь забыть не смогу!

– А давайте вы успокоитесь и подумаете: не мог бы кто-то из ваших учеников или… хм… клиентов сделать что-то подобное? – Я снова прислонился к подоконнику и наблюдал за беготней разволновавшегося творца, на его взгляд, прекрасного.

– Клиентов? – резко затормозил он, злобно прищуриваясь на меня.

– Вы прекрасно понимаете, о чем я, – не постеснялся добавить в голос изрядную долю металла, ибо в гробу я видел сейчас игры в оскорбленную творческую невинность. – Так что мы сейчас не будем пререкаться, а вы просто подумаете и ответите на поставленный вопрос.

Гомон практически подбежал к дверям и плотно их прикрыл, а потом так же торопливо вернулся ко мне, подойдя на некомфортно близкое расстояние. На меня пахнуло тошнотворной смесью кисловатого запаха его пота и приторно-сладкого парфюма, но я не отстранился.

– Послушайте… как вас там… – пробубнил он, глядя снизу вверх.

– Капитан Чудинов, – подсказал я.

– Точно! Так вот, капитан, мои, как вы выразились, клиенты – это сплошь ценители прекрасного, а не какие-то там психи-извращенцы! Все они состоятельные и весьма уважаемые люди, щедрые меценаты. – Я не смог сдержать усмешку, услышав последнее, и Гомон раздраженно поморщился, заметив мою гримасу, но продолжил: – Да, не отрицаю, у некоторых есть странные фантазии, но ничего… подобного! А что творится в головах учеников, я понятия не имею! Они платят – я учу! Чем они там живут, дышат, и что творят – мне глубоко плевать! Так что вы совершенно напрасно пришли сюда со своими фото, вопросами и этой…

Он глянул в сторону дверей, будто боялся, что Влада может в любой момент вернуться.

– Само собой, рассказывать о том, что вы сейчас назвали странными фантазиями, вы не намерены? – усмехнулся, уже точно зная ответ.

– Естественно! И поверьте, у вас нет и никогда не будет полномочий заставить меня сделать это. Поэтому прошу, по-хорошему пока – уходите отсюда и не возвращайтесь. То, что вы мне тут показали, натуральный садизм, и вам стоило скорее уж в какой-нибудь тематический клуб наведаться, сейчас они расплодились, или там в местную психушку, да к черту за пазуху! Куда угодно, а не ко мне в галерею!

– Ладно. – Я уже внутренне смирился с тем, что здесь ничего не узнаю. – Возможно, я и воспользуюсь вашим советом, господин Гомон. Но сами рисунки вам ничего не напоминают? Не знаю, как это называется… типа, стиль, почерк или как там у вас художников…

– У нас, художников, для такого, что вы показали, нет названия! – снова почти сорвался на визг он. – И рассматривать тщательней я отказываюсь, и вы меня не заставите. Всего хорошего, капитан Чудинов!

Гомон вылетел из зала, проорав по дороге: «Лидочка, проводи его!»

Когда я вернулся в машину, Влада сидела, задумчиво глядя перед собой, и на меня едва посмотрела.

– Зря потратили время? – тихо спросила она, когда я уселся.

– Ну почему же зря? Теперь у нас есть еще один желающий настрочить кляузу, так что день прошел не впустую. – Черт, даже сам не заметил, что, говоря это, вроде как объединяю Владу и себя в некую единую команду.

– Он просто отвратительный человек, – горько вздохнув, сказала она.

– Что, тоже кого-то убил или собирается? – я даже не язвил, просто спросил.

– Не физически, – помолчав, ответила женщина, одарив меня немного недоверчивым взглядом. – Он ненавидит их за то, что они красивые.

– Кого? – не понял я.

– Этих мальчиков и девочек. Своих моделей и натурщиков. Он ненавидит их за то, чего никогда не было у него – за внешнее совершенство. И поэтому отчаянно старается развратить, утопить в грязи их души, пока они молоды и доверчивы. Выворачивает их наизнанку, коверкает, уродует, выжигает, делая так, чтобы ничего кроме этой внешней оболочки у них и не оставалось. А когда и она начинает стареть, и совершенство разрушается, с упоением выбрасывает, чувствуя себя при этом хоть сколько-то лучше.

– К сожалению, за это его не посадишь. – И это правда. Я действительно сожалею, что не в моих силах прикрыть этот конкретный гадюшник, как и многие другие. – Эти девочки и мальчики сами к нему приходят. Хотят веселой жизни, роскоши, подарков, праздников и восхищения тем, что им за просто так досталось от природы. Никто насильно их тут не держит.

– Возможно, вы и правы. Но этот Гомон – все равно мерзкий тип, – мотнула Влада головой.

– Вот тут у меня никаких возражений! – усмехнулся я и завел машину. – Но он мне подкинул идейку, и сейчас мы ее поедем и проверим.

Глава 9

Выехав с парковки перед галереей, мы тут же встряли в пробку на центральном проспекте. М-дя, похоже, дорога займет приличное количество времени. Что же, я ведь всегда могу использовать его с пользой.

– Итак, госпожа экстрасенс, вы обещали ответить на все мои вопросы, – покосился я на ее профиль, отметив едва заметную горбинку носа, которая, однако, нисколько не портила Владу, а наоборот – придавала общее впечатление аристократичности, что ли. Любопытно, какая гремучая смесь кровей должна быть намешана в ней? Такой контраст между темными волосами и настолько светлой, явно от природы, а не только от отсутствия загара, кожей. Почти черные глаза, чуть ли не вполлица, но при этом ни малейшего намека на кукольность или излишнюю мягкость. Губы не назовешь пухлыми, но когда она перестает их сжимать, наверняка о чем-то напряженно думая, становятся заметны их резковатые, очень красивые очертания.

Влада повернулась ко мне, ловя за пристальным рассматриванием, но я не тот парень, кто мог бы смутиться от такого. Однако все же перевел взгляд на дорогу. И это потому, что я должен следить за движением, а не из-за того, что женщина ответила мне таким же прямым, изучающим взглядом.

– Не на все, – поправила она меня. – Я обещала рассказать вам о своих способностях, но не более этого.

Ну надо же, как быстро портятся люди, пообщавшись в нашей среде. Уже так просто на откровения не раскрутишь. Ну-ну, посмотрим.

– То есть если я вас спрошу, скажем, какой у вас самый любимый цвет или что предпочитаете есть, вы будете хранить молчание? – усмехнулся я.

– А вы меня об этом спросите? – в тон мне ответила Влада.

– Нет, на это мне плевать, если честно, – отмахнулся я.

– А зря. Потому как мой любимый цвет, а точнее его отсутствие, имеет прямое отношение к тому, как я вижу окружающих, а значит, и к моим способностям.

– И как это понимать? – тут же напрягся я.

– Так и понимать. Люди, которые сами не совершили ничего дурного или кому так повезло не столкнуться с темнотой в других, для меня бесцветны. И я очень люблю смотреть на них. К сожалению, почему-то их становится все меньше. Даже среди детей они редкость.

– Ну, какая жизнь, такие и люди, – пробормотал я, переваривая инфу. – Ну, а мы все, лишенные бесцветной невинности, для вас сияем как радуга?

– Нет. Не так. Например, все те, по чьей вине кто-то умер, для меня имеют разные оттенки в красном спектре. – Надо же, как госпожа экстрасенс деликатно обошла слово «убийцы».

– Типа, краснокожие, как индейцы? – хмыкнул я.

– Типа, как я вижу сквозь дымку или цветное стекло, не знаю уж, как объяснить поточнее, – поправила меня Влада, отзеркаливая мою интонацию. – И это совсем не похоже на просто другой оттенок кожи. Вот, например, Сысоева была для меня какой-то буро-сизо-красной. Как плоть разлагающаяся. Отвратительно.

Влада передернулась и тяжело сглотнула, как человек, желающий прогнать подступившую дурноту. Наверное, это по-настоящему мерзко, если она так среагировала, особенно памятуя, что в морге оставалась невозмутимой, как статуя. У самого при мысли об этом в желудке на мгновение образовалась какая-то тошнотворная невесомость. Естественно, меня так и подмывало спросить, какого же оттенка красного для нее я, но пока сдержался. Еще узнаю.

– Как понимаю, красный и любые его вариации не входит в число ваших любимых цветов? – уточнил, думая, как построить разговор дальше. Вызывать гадкие ассоциации и воспоминания у Влады мне не особо хотелось. Кто бы еще сказал почему.

– Нет. Видеть его постоянно очень утомляет, – она улыбнулась, как будто извиняясь, и в этот момент показалась мне совершенно беззащитной и бесконечно усталой.

– Неужели вокруг нас ходит столько убийц? – недоверчиво хмыкнул я.

– Ну… полноценных убийц, – она искоса глянула на меня и поспешила пояснить: – тех, кто совершает преступление хладнокровно, обдуманно и не испытывает и грамма раскаяния, не так и много. Но только представьте, сколько вокруг тех, кто однажды прошел мимо, не помог, закрыл глаза. Тех, из-за чьей черствости кто-то дошел до грани и убил себя. Сколько врачей, чьи пациенты умирали по их халатности. Сколько спровоцировавших несчастные случаи на дорогах, когда самих не задело, но погиб кто-другой. Список можно продолжать бесконечно. И это не говоря о тех, кто просто в мыслях сотни раз убил кого-то, внушающего особую ненависть. Скажем, сволочного начальника или бывшего возлюбленного.

– Ну, большинство этих людей нельзя считать преступниками! – возразил я и тут же сам себя поправил: – По закону.

– По закону – да. Но, к сожалению, на мою способность видеть так, как я вижу, установки и статьи Уголовного кодекса не распространяются, – вздохнула Влада.

– А это… эта способность, ее нельзя отключать по желанию, ну, или хоть иногда отгораживаться?

– Можно. Помогает алкоголь, много алкоголя и некоторые препараты. Но они еще даже хуже, чем просто напиться. Под ними становишься почти растением. И совсем не можешь защитить себя… ни от чего, – она снова поежилась, но потом тряхнула головой, словно отмахиваясь от чего-то.

Вот и скажите, кому подобную хрень пришло в голову назвать даром? В гробу я видал такие подарочки судьбы, от которых еще и нет шанса отказаться или передарить при случае.

– И что, наша доблестная медицина не в состоянии предложить ничего, кроме как нажираться до потери пульса или задурять голову наркотой? – я не смог скрыть раздражения в голосе.

Влада совсем развернулась ко мне, выглядя гораздо более оживленной, чем я видел ее за это время.

– Вы меня жалеете, Антон? – спросила она непонятным тоном. Я ощущал в нем сильную эмоцию, вот только, как ни странно, не мог понять – это злость или удивление. – Не стоит! Я ни в коей мере вашей жалости не заслуживаю и не хочу!

А, ну вот теперь понятно. Дамочка злится. И сильно. И ответный гнев был настолько мощным, что я не смог сдержаться.

– Госпожа экстрасенс, а давайте вы не будете мне указывать, какие чувства относительно вас мне следует испытывать, а какие не стоит?! – не постеснявшись повысить голос, огрызнулся я. – Тем более что о жалости речь не идет! Я просто желаю знать, с кем вынужден буду проводить большую часть своего времени в ближайшие недели. Понять бы: вы просто обуза для меня и раздражающая помеха или способны принести хоть какую-то пользу! Не хотелось бы таскать за собой повсюду никчемное создание, от которого мне только головная боль обеспечена!

Ладно, последнее было несправедливо, учитывая историю с Сысоевой, но вот такой у меня сволочной характер! Если я уж и пес, каким она меня окрестила, то никак не белый и пушистый пуделек, а здоровая дворняга, что может и руку отхватить, если попробовать по морде хлопнуть, указывая место! Я резко свернул в нужную улицу, едва на светофоре зажегся зеленый, ругая себя за эту вспышку и чувствуя уже не псом, а редкостным козлом. В конце концов, экстрасенс там или нет, Влада – женщина. Баба, черт возьми! Что с них взять?

– Простите, – тут же примирительно пробормотала Влада. – Просто мой… наставник говорит, что я сама виновата. Должна научиться принимать и использовать во благо все… это. Но я не могу. И не знаю, смогу ли.

– Наставник? – Вот еще один загадочный персонаж, оказывается, существует. Злость улетучилась, тут же сменяясь интересом. Честное слово, похоже, эта женщина еще долго будет оставаться источником, питающим мое природное любопытство.

– Куда мы едем? – Тон голоса Влады вдруг взлетел почти до звенящего визга, хлестко ударив по моим нервам, и я чуть не зацепил припаркованную иномарку от этой неожиданной перемены.

Глянув на нее, резко ударил по тормозам в шоке. Ехавший сзади седан возмущенно засигналил, когда я перекрыл ему въезд на парковку перед городской психбольницей.

– Почему? – До предела расширенные глаза с чернотой зрачков полностью пожравших шоколадную радужку уставились на меня. – Я ведь стараюсь! Я буду справляться! Пожалуйста, не нужно!

Я много повидал разных человеческих реакций. Страха, злобы, ненависти, отчаяния, боли от потери. Но прямо сейчас у меня волосы зашевелились от острейшей, откровенно животной паники, исказившей лицо женщины передо мной. Она пропитала все внутреннее пространство автомобиля, будто вмиг вытеснив весь воздух. Открыв рот, чтобы хоть что-то сказать, я тут же его захлопнул, потому что совершенно точно понял: говорить с кем-то в таком состоянии просто бессмысленно. Влада, еще полминуты назад бормотавшая извинения, в единое мгновение превратилась в трясущийся от ужаса сгусток плоти. Она не сводила наполненных безумным страхом глаз с дверей приемного покоя психушки, в паре десятков метров от нас, сжалась на сидении, подтягивая к себе и судорожно обхватывая колени, как будто хотела стать невидимой или врасти в него. Тонкие пальцы сцепились в замок, совершенно побелели от запредельного напряжения, и она стала раскачиваться и монотонно бормотать без остановки:

– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!

Я с визгом развернул машину, оставляя на мокром асфальте дымный черный след, матеря на чем свет стоит Владу с ее истерикой и гребаным даром, но гораздо больше тех, кто смог сотворить с ней нечто такое, что способно в секунды превратить человека разумного и относительно адекватного во невменяемое существо. Когда отъехали на несколько кварталов, Влада стала стремительно обмякать, расслабляясь, но при этом ее зубы начали выбивать дикую дробь, и все тело колотилось, как в ознобе. Меня и самого передернуло так, словно за шиворот щедро сыпанули ледяной крошки, не забыв добавить изрядную жменю еще куда-то в район сердца.

– Какого хрена, Влада! – не сдержавшись, заорал я, треснув кулаком по рулю и опасно лавируя между машинами.

Мой вопль подействовал на нее, видимо, как приводящая в чувство оплеуха, и Влада села прямо, вскинув как раньше голову и глядя прямо перед собой. При этом во всей позе читалось одеревенение и предельная скованность, напрочь убивающая ее так удивившую меня природную грацию. Передо мной снова была та самая женщина, которую я увидел первый раз в кабинете начальника. Скованная, зажатая, несуразная, состоящая из одних острых углов и абсолютно непонятная.

– Простите меня, господин Чудинов, – лишенным каких-либо эмоций голосом произнесла она. – Я поняла смысл послания. Я должна стараться больше и быть по-настоящему полезной.

Что? Да что за на хер?

Глава 10

Влада дернула головой и скосила на меня глаза, в которых теперь без всяких вуалей полыхала отчаянная злость существа, загнанного в угол. Я нечто подобное видел однажды. Когда-то давно, в другой жизни, в которой не было беды страшнее отцовского гнева за многочисленные проделки, мы с братом ловили котенка на стройке, куда ходить нам запрещалось строго-настрого. Маленького, чуть больше кулака. Грязного, уделанного в серую бетонную пыль настолько, что едва угадывался бело-рыжий окрас. И готового отстаивать свою свободу и жизнь неистово и остервенело, пока достанет сил в маленьком отважном сердечке.

– Да провались он! – завопил тогда Артем. – Стану тут я еще в арматуре лазить из-за него! Порвем вещи, мама нас прибьет!

Но я не был готов отступить так же легко, как он. Загнал малыша в узкое пространство, откуда ему уже было не выбраться, и протянул руку, уговаривая и обещая, что ни за что не обижу. И тогда этот крошечный рахитичный меховой шарик развернулся и стал размахивать своими игрушечными лапками со смехотворными когтями, глядя вот так же, как сейчас Влада. С безнадежной ненавистью того, кто знает, что слабее и обречен, но в душе не желает ни за что сдаваться.

Вернув внимание дороге, я быстро нашел место у обочины и, свернув, остановил и заглушил машину. Хлопнул на всякий случай по кнопке блокировки дверей, хотя женщина и не думала ломиться наружу.

– А вот теперь перестала меня испепелять глазами и нормально объяснила, какого хрена только что там было?! – очень хотелось это проорать, но я успел взять нервы под контроль.