«Свет и Тени» «Русского Марса» А. В. Суворова, его кумира, короля-викинга Карла XII и его врага, короля-полководца-музыканта Фридриха II Великого

Волею судеб он так и не доживет до своего 70-летнего юбилея, но зато уйдет в Бессмертие… Непобежденным – трюк (маневр?), оказавшийся посильным лишь единицам среди великих полководцев!

…Кстати сказать, рассказывали, что сам Александр Васильевич Суворов, очевидно, всю жизнь сильно комплексовал по поводу своей неказистой внешности и, отнюдь, не богатырского здоровья – невысокий, щуплый, жилистый, но зато невероятно волевой, исключительно выносливый и чрезвычайно темпераментный (армянские корни?). Недаром же он приказывал везде, где ему приходилось останавливаться (вплоть до имперских апартаментов), непременно занавешивать зеркала во всех комнатах. Судя по всему, он не без оснований считал свою внешность отнюдь не героической…

Говорили, что одним из его излюбленных удовольствий стало со временем… церковное пение: Суворов был очень набожным человеком. Он еще не знал, что слава (к которой он так стремился всю свою богатую на опасности жизнь военного, как впрочем, и все остальные знаменитые полководцы всех времен и народов) – это последнее разочарование всех великих людей, ибо безвестность представлялась ему худшим из уделов. Рассказывали, что только на смертном одре он, как и многие другие легенды ратного искусства, вроде бы постиг эту самую простую жизненную мудрость и даже вслух сказал об этом. А пока он, как и многие мальчишки бредит бессмертной славой и еще не знает, что всю его жизнь ему придется «с боем» вырывать ее на… поле боя, где ставка одна: Жизнь или Смерть!

По преданию на военную стезю он встал с благословения старого Петровского генерала Абрама Петровича Ганнибала, знаменитого «арапа Петра Великого» и прадеда А. С. Пушкина, приятеля его отца. Рассказывали, что именно Ганнибал, побеседовав с мальчиком, поинтересовавшись – какие книги он читает, чем увлекается, поразился, насколько тот хорошо разбирается в военном деле и убедил своего друга, что призвание Александра – быть военным. «Оставим его. У твоего сына сейчас собеседники по интересней нас с тобой…» – по-дружески успокоил он Василия Ивановича, сомневавшегося в выборе жизненного пути для своего единственного сына. Сам Суворов всю жизнь с гордостью говорил, что у него всегда были самые лучшие советники – великие полководцы, умевшие управлять Капризной и Смазливой Девкой по имени Фортуна: «У меня много старых друзей: Цезарь, Аннибал, Вобан, Тюренн, Монтекукули… и всех не вспомню…». [Раймунд Монтекукули (1609—1680) – граф, австрийский фельдмаршал; Анри Тюренн де Ла Тур д`Овернь (1611—1675) – виконт, маршал Франции.] Ганнибал сказал, что Петр Первый поцеловал бы мальчика в лоб и определил бы обучаться военному делу. Совет старого друга и особенно ссылка на авторитет глубоко почитаемого императора Петра Великого привели к тому, что вопреки первоначальному замыслу отца Суворова отдать своего тщедушного и мелкого отпрыска в гражданскую службу, он пошел-таки по военной линии.

Впрочем, конкретных свидетельств в пользу этого крайне популярного предания – уже почти пару веков встречающегося в любом произведение об Александре Васильевиче Суворове – у нас нет.

Тем не менее, 22 октября 1742 г. в элитном лейб-гвардии Ее Величества Семеновском полку, стоявшем на Яузе, по соседству с Покровским, появился сверх комплекта новый юный недоросль-солдат – 12 (?) -летний Суворов Александр Васильевич. Но, конечно, тогда никто не знал, что этого тщедушного и неприметного мальчишку ждет заслуженный в кровавых боях, а не в дворцовых будуарах, чин генералиссимуса российских войск и Бессмертная Слава непобедимого полководца, коих во всей истории, повторимся, были единицы. Его настоящая служба начнется только 1 января 1748 г., когда вышел приказ: «Явившемуся из отпуска 8-й роты капралу Суворову быть при 3-й роте». Надлежало сдать экзамены, отпущенным в учебный отпуск двадцати юношам-дворянам.

…Кстати сказать, отец Александра Васильевича Суворова явно припозднился с определением своего единственного отпрыска мужского пола на военную службу, отдав его туда уже недорослем, тогда как аристократы могли записывать своих наследников «в армию» почти сразу после их рождения. В результате все они к моменту совершеннолетия уже оказывались в весьма высоких офицерских чинах. Тогда как будущий генералиссимус сравнительно поздно поступив на действительную службу, позднее чем его высокородные «сослуживцы» -коллеги по кровавому ремеслу получил свой первый офицерский чин. А ведь именно этим моментом определялся отсчет «старшинства» – обязательного условия при производстве в последующий чин. Получая очередное звание, офицер по сути дела вставал в «очередь» за последним перед ним человеком, произведенным в чин еще до него. Он не мог получить следующий чин раньше, чем его пожалуют всем «старшим» (перед ним) коллегам по ремеслу. Чем выше был следующий чин, тем строже соблюдалось это «неписанное» правило продвижения в чинах. Записанному на службу позже многих своих сверстников (не говоря уж об аристократах), Суворову придется все время их нагонять, «беря чины саблею» на поле боя, а не высокими связями в аристократических будуарах и на зеркальном паркете. Правда, ему это будет даваться исключительным напряжением его гения и всю свою жизнь он очень сильно расстраивался, когда всякие «Ивашки» – толком не знающие военного дела – будут его опережать в продвижении наверх по служебной лестнице. В результате императрица Екатерина II очень долго не решалась с производством Суворова из генерал-аншефов в фельдмаршалы, поскольку ей пришлось обойти в «старшинстве» целый ряд генерал-аншефов, стоявших в очереди на фельдмаршальство раньше Александра Васильевича. Крайне изворотливая (как и весь слабый, но такой сметливый, пол) императрица-«матушка», которая «все видела – все знала», ловко отшутилась перед глубоко оскорбленными «коллегами по ремеслу» (но никак не «братьями по оружию») в том духе, что порой, фельдмаршальство не дается, а берется! Знала «матушка», как поставить на место сверх амбиционных крутых мужиков-военных, всю жизнь (до гробовой доски!), выясняющих – кто же из них круче…

Конечно, его семья (отец владел в разных уездах 319 крестьянскими душами мужского пола) делала для него все, что могла. И все же, до возможностей елизаветинской аристократии ей, было далеко. Тем более, что влиятельный дед Ф. С. Мануков уже ушел в мир иной. Все эти годы юный капрал обучался на дому на своем коште (за свой счет) обязательным наукам: арифметике, геометрии, тригонометрии, артиллерии, инженерии и фортификации. Особо прилежен он был в штудировании иностранных языков, как древних (латынь и греческий), так и новых. В общем, времени он даром не терял или, как потом сам писал: «…обращался я всегда с драгоценнейшим на земле сокровищем – временем – бережливо и деятельно». Всю свою жизнь Суворов занимался самообразованием, поражая всех вокруг своей эрудицией. В результате из 20 дворянских недорослей осилили экзамен лишь пятеро: три подпрапорщика и два капрала, в том числе, и наш герой.

Для прохождения действительной службы капрал 8-й роты лейб-гвардии Семеновского полка (в белых кюлотах и гетрах, ярко-красном камзоле с зеленым кафтаном) Александр Васильевич Суворов отбывает в Санкт-Петербург, чтобы более полувека служить отечеству верой и правдой. Сначала он квартировал в казармах, а затем перебрался в дом своего дяди лейб-гвардии поручика (а потом и капитан-поручика) Преображенского полка А. И. Суворова. Солдатам-дворянам из гвардейских полков разрешалось иметь при себе не более двух десятков слуг мужского и женского пола: экономный Суворов умело обходился всего лишь двумя. Причем, все свои воинские обязанности он нес сам: чистил оружие, ходил в караулы, что было крайне необычно (моветоном) для его сослуживцев, привыкших нанимать вместо себя солдат из крестьян и это считалось хорошим тоном. Юный Александр Васильевич слыл среди сослуживцев, охочих до шустрых и понятливых молоденьких столичных «штучек» неумехой, предпочитающим «стремительному огневому контакту» с вьющимися вокруг них «вострухами» чистку мушкета, даже во время придворных праздников и развлечений, считавшихся для семеновцев и преображенцев служебными мероприятиями. А ведь порой, благодаря ловкости и неутомимости на «зеркальном» дворцовом паркете и в «томных» парковых гротах лихо «брались» чины и награды, стремительно «лепились» карьеры. Но наш капрал-генералиссимус, как известно, брал чины на поле боя вострою саблею, а не в будуаре… «длинно-предлинным палашом». Александр Васильевич отдавал себе отчет, что его путь к командным высотам будет очень труден, но зато воинское дело во всех его ипостасях не будет ему в диковинку и когда-то час его настанет.

Его непосредственным командиром стал, водивший дружбу с самим Бестужевым-Рюминым и влиятельными братьями Шуваловыми, вальяжный генерал-аншеф Степан Федорович Апраксин – известный в будущем своей неоднозначностью, главнокомандующий русской армией на первом этапе участия России в Семилетней войне. Апраксин не слишком усердно допекал семеновцам, но при случае радел за них перед императрицей-«матушкой».

…Кстати, если верить рассказу, записанному в 1799 г. со слов самого Суворова, то именно тогда произойдет уже известный вам случай (зачастую гуляющий в отечественной литературе из издания в издание), когда стоя на карауле у Монплезира в Петергофе, он демонстративно откажется от серебряного рубля (крестовика), пожалованного ему – сыну известного ей Василия Ивановича Суворова, – самой императрицей Елизаветой Петровной. Тогда он объяснил изумленной государыне и ее спутникам, что часовому-караульному это запрещено уставом! Только сменившись, он все-таки поднял положенный самодержицей к его ногам рубль и потом всю оставшуюся жизнь бережно хранил тот «елизаветинский рубль» вместе с орденами, как первый знак отличия за безукоризненную службу. Более того, он часто рассказывал затем во всех подробностях эту давнюю петергофскую историю сослуживцам, как образец неподкупности русского солдата. В тоже время, повторимся, что офицеры-дворяне той поры практиковали отлынивание от караульной службы. Они нанимали солдат, которые и отстаивали дежурство за высокородных офицеров. Зато Суворов относился к дежурствам крайне ревностно, знал наизусть статьи устава, посвященные обязанностям часового, и, напротив, нередко выручал товарищей, подменяя их на караульном посту. Не брезговал он и хозяйственными («стройбатовскими») работами…

Параллельно службе неутомимый и любознательный Суворов являлся вольным слушателем в Сухопутном шляхетском кадетском корпусе. На мраморной доске выдающихся выпускников этого элитного корпуса значится и фамилия будущего генералиссимуса, хотя он формально никогда не был кадетом. По усердию к службе, по знаниям в артиллерийском и инженерном деле Суворову не будет равных. Он станет первым солдатом во всей гвардии, первым капралом, первым подпрапорщиком и первым сержантом. Служба государю и Отечеству и начальствование над солдатами – вот его главное и единственное призвание. Вне службы он был прост с солдатами как брат, но на службе – крут и неумолим. Недаром он так любил повторять: дружба – дружбой, а служба – службой. При этом – любопытный факт – у него не было… друзей. Когда его спрашивали об этом «чудачестве» он, повторимся в который уже раз, очень серьезно отвечал, что у него масса «старых друзей» – от Ганнибала и Цезаря до Тюренна и Монтекукули – и таким друзьям негоже изменять ради новых, необстрелянных.

Суворов, как «Человек Войны», а затем и «Бог Войны», а точнее, «Русский Марс», знал только две истины: совершить невозможное и остаться непобедимым.

Глава 2. «Я – солдат, не знаю ни племени, ни роду»

Интересны некоторые нюансы повседневной жизни «Бога Войны»! До гробовой доски его быт был предельно прост, если не сказать – крайне примитивен. Суворов вставал до рассвета – обычно в два часа пополуночи, никогда не позже четырех часов. Правда, с годами это становилось все труднее и труднее и слуге Прошке было приказано тянуть Суворова за ногу, если будет лениться. (Этим же «недугом» под старость «страдал» и прусский король-полковдец Фридрих II.) Постелью ему служила охапка свежего сена, покрытая простыней. Под голову он клал подушку, а укрывался плащом. Спал Суворов совершенно раздетый, без рубашки. Летом и осенью, пока позволяла погода, жил и спал в палатке. Проснувшись, обязательно окатывался ледяной водой, быстро растирался простыней, одевался и полчаса бегал по дому или на улице, нередко заучивая при этом турецкие, татарские, польские, финские либо итальянские слова и фразы – в общем, язык той страны или народа, где он в данный момент находился. После такой «зарядки» Суворов обязательно выпивал несколько чашек чаю. Звал повара и заказывал ему обед. Затем занимался делами: читал и писал на разных языках.

Обедал от 7 до 11 часов утра – чаще всего в 8 часов. Перед обедом выпивал одну-две рюмки тминной водки, которую очень любил и закусывал редкой с постным маслом. Вина почти не пил, но любил побаловаться английским пивом, которое наряду с русским квасом весьма почитал. Во время болезни водку заменял пенник с толченым перцем. Весь обед состоял из 4—5 блюд (жаркое, рыба, похлебка, каша). Фрукты и лакомства он не употреблял, а шампанское можно было увидеть на его столе только в торжественных случаях. Ел только из своей посуды – глиняных горшочков. Один не любил сидеть за столом, поэтому у него всегда были сотрапезники, с которыми он вел оживленную беседу. Табак он не курил, а нюхал и был весьма придирчив к его качеству. Постился Суворов очень строго, отдавая предпочтение рыбе и в непостные дни. После обеда, если позволяли обстоятельства, отдыхал несколько часов, снова раздевшись. Спать ложился не позднее 10 часов вечера.

Человеком он был исключительно опрятным и обливался водой несколько раз в день. При этом в бане бывал нечасто, но парился страшно и, тут же, обливался ледяной водой. Обычно на нем был только мундир. Плащ и шубу он брал в дорогу, но пользовался ими крайне редко. Все время суток свободное ото сна и еды Суворов был очень деятелен. Времени на балы и прочие светские развлечения у него было очень мало. Если же он там оказывался «по долгу службы», то в карты не играл, а вот потанцевать любил благо был легок и стремителен в движениях.

Суворов очень любил ласкать животных, однако в доме никогда не держал. При встрече с собакой лаял на нее, а с кошкой – мяукал. Зимой у него было некое подобие зимнего сада – птичья «горница»: кадки с деревьями, снегири, щеглы, синицы перепархивали с ветки на ветку. Здесь он прогуливался между деревьев, принимал гостей. Весной птиц выпускали.

Женщинами, подобно одному из своих любимых полководцев шведскому королю-«последнему викингу» Карлу XII, а также главному сопернику по славе лучшего полководца Европы XVIII в. прусскому королю Фридриху II Великому, Суворов не интересовался. Встречи с ними, судя по всему, он считал необходимыми только на случай… заведения потомства и, пардон, физиологической разрядки. Во всяком случае, до нас не дошли какие-либо сведения о сердечных привязанностях Суворова, даже тени соблазнительных женских силуэтов не мелькают в его биографии. Скорее всего, их просто не было. Недаром на вопросы об амурных увлечениях, он говорил: «Я – солдат, не знаю ни племени, ни роду». Александр Васильевич, как и многие другие не только выдающиеся, но и гениальные военачальники (например, Александр Македонский или Ганнибал?), обладал весьма… умеренным сексуальным аппетитом и по-настоящему он был «женат» лишь на Кровавой по Натуре и Страшной на Лик Девке по имени Война…

Часть II. Его Кумир

Глава 1. «Последний викинг»!

Интересно, а были или между Карлом XII и Суворовым кое-какие общие черты характера? Причем, не только в прохладном отношении к… женщинам! И это при том, что оба никогда не подозревались в… гомосексуальных отношениях! Почему бы не «полистать страницы» биографии выдающегося шведского короля-полководца!? На них можно найти много любопытного и поучительного, отчасти, для понимания фигуры Александра Васильевича Суворова…

Об удивительном шведском короле Карле XII за рубежом написано много книг, как водится у нас – не переведенных. Российские историки, как это издавна у нас велось, долгое время трактовали жизнедеятельность этого незаурядного человека-«кометы» весьма скупо и однобоко: врагу полагалось оставаться не только «плохим», но и «примитивно-банальным».

Так было принято…

А вот в Европе начала XVIII в. много говорили о «последнем викинге» – потомке знаменитых шведских королей-воинов Густава II Адольфа и Карла X, молодом 18-летнем Карле XII (17 (27/28) июня 1682, дворец Тре-Крунур, Швеция – 30 ноября (11 декабря) 1718, Фредриксхальд, Норвегия). Он был старшим сыном деспотичного короля Карла XI и датской принцессы Ульрики-Элеоноры. Поначалу его хотели назвать Густавом (тогда бы он стал королем Густавом III), но отец настоял на имени Карл.

…Между прочим, рассказывали, что рождение долгожданного наследника в Швеции так крепко «вспрыснули», что не все его соплеменники выдержали «нагрузки» и ушли в мир иной раньше срока…

Непоседливого шалуна и упрямца Карлушу рано оградили от «телячьих нежностей» со стороны обожавшей его матери и стали планомерно готовить к непростой роли монарха. Забегая вперед, скажем, что почти все из того, что так старательно прививал ему жесткий, но справедливый отец, потом ему пригодилось. Единственное чего Карл XI так и не смог передать своему сыну Карлу XII – это столь нужного для правителя широкого формата, каким был он сам – чувство потребностей своего народа и своей страны, попросту говоря – чувство меры. (Это очень нужное, даже необходимое качество и соблюдать его удается лишь единицам – примеры всем известны.) У его сына это отсутствовало напрочь и впоследствии сыграло роковую роль в его судьбе. Недаром, янычары, восторгавшиеся упрямством Карла XII, прозвали его «Железная башка» (тур.Demirbaş). А современники-соотечественники считали его «последним викингом», более того, берсерком!

…Между прочим, особым почетом у викингов окружались берсерки или берсеркеры/берсеркиры (медвежьи рубашки) – воины, которые бывали одержимы боевым бешенством (ради которого они, кстати, по преданиям нередко жевали сушеные мухоморы) и бились сразу двумя мечами. Медведь считался их магическим талисманом и в бою берсерки громко выли. При этом они не носили доспехов, не замечали боли от ран и крушили врага до полного изнеможения. Считалось, что один такой берсерк стоил в бою двадцати воинов и победить его в одиночной схватке было практически невозможно. Память о них сохранилась до сих пор. Так в современном английском языке существует выражение «становиться берсеркером» – оно означает «потерять над собой контроль»…

Унаследовавший от хрупкой и болезненной матери религиозность и чувство справедливости, а отца-мужлана – жесткость и целенаправленность, юноша получил прекрасное общее (свободно владел немецким, французским и латинским языками) и военное образование (стратегия, тактика, математика, баллистика, фортификация и артиллерия). Впрочем, он легко усваивал все, что вызывало у него интерес, например, религия и география, архитектура и театр.

И все же, рассказывали, что главной его страстью с детства стало военное дело. И под девизом «С Божьей помощью» (по-шведски – Med Guds hjälp) он провоевал всю жизнь и стал последним из королей, погибшим на войне.

Если верить источникам, то уже в 4 года королевич уверенно сидел на пони во время маневров королевских войск в парке Юргорден. В 6 лет всю женскую прислугу от него уже удалили и он уже вовсю играл в «войнушку»: стрелял, фехтовал и штурмовал крепости. В семилетнем возрасте он уже командовал своим собственным лейб-гвардии полком и нес ежедневный отчет перед отцом (в тайне обожавшим своего единственного наследника) о проделанной в полку работе. В 11 лет Карл потерял горячо любившую его мать – мягкую и покладистую женщину (рождение в течение 6,5 лет семерых детей – из них четверо умерли в младенчестве – пагубно сказалось на слабом здоровье датчанки!), чей образ он потом будет вспоминать всю свою жизнь. А в 12 он уже лихо скакал на взрослой лошади во главе полка королевских драгун, с упоением врубаясь в самую гущу «вражеской» кавалерии на маневрах. Будучи настоящим фанатом верховой езды, он мог спать и есть на лошади, не слезая с нее по несколько дней, за что получил от сверстников звучное прозвище «Шведский Аттила»! Скачки на коне по тонкому льду заливов и озер с частым проваливанием под лед, переправы по пояс в ледяной воде стали для юного Карла столь же привычны как сон зимой на голом полу в сенном сарае.

Этот длиннолицый, бледный безусый юноша с искрящимися голубыми глазами, высоким лбом, орлиным носом и полными губами, грезивший о рыцарских подвигах и военной славе своих предков-викингов, удивлял Стокгольм своими сумасбродствами. То он с ватагой сверстников, сломя голову, мчался в одних рубашках, давя всех встречных и поперечных, то так горланил и шумел на ночных улицах столицы, что в домах дребезжали стекла, то на спор заливал кровью со своим зятем (женатым на его старшей сестре Хедвиг-Софии) герцогом Фридрихом IV Гольштейн-Готторпским парадную залу в сейме, выясняя кто из них двоих за день без отдыха нарубит больше голов… баранам и телятам.

Невозможно было предугадать заранее, что он еще придумает.

…Кстати сказать, ходили слухи, что злокозненный гольштейнец Фридрих IV, бывший старше короля на целых 12 лет, специально подвергал опасностям безрассудного Карла, надеясь, что он погибнет, и тогда ему герцогу – мужу шведской принцессы, откроется прямая дорога к шведскому трону…

Рассказывали, что ловкий охотник, Карл в подражание обожаемым им викингам запретил употреблять на охоте огнестрельное оружие и смело выходил на медведя один (!), оглушая его ударом дубины! Если, конечно, верить шведским источникам, то в 7 лет он добыл свою первую лису, в 8 – за день сразу 3 оленей, в 10 – без посторонней помощи убил волка и 11 лет – своего первого медведя!? Причем, это был первый и последний раз, когда он воспользовался на охоте огнестрельным оружием, но при этом свитских офицеров удивило с каким хладнокровием мальчик направил ружье на приближающегося лесного великана.

…Кстати сказать, парадоксальный факт! Этот отлично сложенный и физически крепкий вояка до мозга кости, не умел… плавать! Не раз при переправах или в иных случаях Карл «камнем шел на дно», но его всякий раз спасали расторопные драбанты-телохранители и гвардейцы либо простые солдаты. И каждый раз, отряхиваясь словно собака, он лишь смущенно бормотал: «Ничего страшного»…

Честолюбие его было непомерным. Рассказывали, что как-то на замечание своего воспитателя об очень короткой жизни легендарного царя и полководца Александра Македонского (всего 32 года!), Карл восхищенно воскликнул: «Разве этого мало, когда он успел покорить полмира!» Юноша восхищался им и хотел во всем походить на своего кумира. Спустя годы – в зените славы – он повторит знаменательную фразу, приписываемую Александру Македонскому: «Запомните, что я – Александр, а не какой-нибудь там мелочный спекулянт!»

…Между прочим, очень похоже вел себя и сам Александр Македонский! Стремление к славе и подвигам наполняло душу Александра с малых лет и стало преобладающей страстью всей его жизни. Рассказывали, что, следуя по стопам своего знаменитого отца – царя Филиппа, мальчик хотел не только ни в чем не отставать от него, но и превзойти. Когда Филипп одерживал победы во Фракии и Элладе, вроде бы царевич с горечью говорил друзьям-сверстникам: «Мальчики, отец успеет захватить все, так что мне с вами не удастся совершить ничего великого или блестящего». Он страстно жаждал великих дел. Став царем и полководцем, он возмечтает завоевать не Персию и даже не Азию, но весь мир – до края Океана, как тогда говорили. Недаром он якобы в запальчивости как-то бросил своим друзьям: «Пусть Зевс довольствуется Олимпом, а мне оставит землю!» Впрочем, то ли – быль, то ли, все же – не быль!? Вторил ему и… другой великий полководец древности Гай Юлий Цезарь! Этот один из самых честолюбивых людей своего времени: все свои поступки он подчинял единственной цели – завоеванию власти и славы. Друзья его рассказывали, как однажды, когда ему было то ли 32, то ли 34 года (все зависит от того, какую дату принимать за год его рождения), он, читая книгу о деяниях Александра Македонского (по другой версии дело происходило в испанском городе Гадес перед статуей этого великого македонского царя), прослезился и воскликнул: «В моем возрасте Александр правил уже столькими народами, а я до сих пор еще не совершил ничего замечательного!» А в другой раз, когда в 61 г. до н. э. Цезарь по дороге в Испанию, проезжал через бедную галльскую деревушку либо городок с немногочисленным населением, его спутники стали шутить над тем, что и здесь, как в Риме, идет борьба за власть, он серьезно возразил им: «Лучше быть первым здесь, чем вторым в Риме». Возможно, и тут легенда переплелась с мифом…