Зюзя. Книга первая

Привели меня в местный пункт охраны правопорядка. Во всяком случае, именно такое впечатление производит длинная изба с зарешеченными дверями камер, стойкой дежурного и расписаниями патрулей на стене. Шедший за спиной всю недлинную дорогу охранник по-военному чётко, без лишних слов доложил старшему о случившемся, закрыл меня в свободную камеру, после чего уселся за стоящий у стены стол оформлять задержание документально, на бумаге. Покончив с этим скучным делом, он, бесшумно шевеля губами, перечитал, а после сдал начальству написанное, забрал двух остальных конвоиров и отбыл обратно. Это вызвало даже некоторое восхищение – как служба налажена! Ни ахов, ни охов, ни разглагольствований не по делу – быстро, эффективно, просто. Если это заслуга Фролова, то снимаю перед ним свою несуществующую шляпу.

А вот и он сам, лёгок на помине. Часа не прошло, как пришёл. Хотя… что это я? О таких вещах, как убийство, даже в те, цивилизованные времена, всегда сообщали руководству в любое время дня и ночи.

Сергей Юрьевич поздоровался с дежурным, вдумчиво изучил бумагу от охранника, после чего приказал вызвать конвойных и провести задержанного, то есть меня, в его кабинет. И пяти минут не прошло, как мы сидели снова друг напротив друга в небольшой, аскетичной комнатушке с крохотным окошком, при неромантичном огне свечей. Да, в наших реалиях вот так – романтика горящей свечи и бронзовых канделябров умерла вместе с электричеством; теперь это только дрожащие на сквозняках, играющие тенями источники освещения.

Отпустив конвой, он сам снял с меня наручники, совершенно не опасаясь моей нынешней репутации жестокого убийцы, вернулся на своё место и начал с главного:

– Обмен предлагали?

– Обмен… Грабили меня – я защищался, как мог.

– Грабили? – неискренне удивился особист. – Против вас использовали оружие, избивали или использовали иные способы угрозы для жизни? У вас с применением насилия отобрали ваши вещи? Есть доказательства в виде ран, шрамов, ссадин и прочих неопровержимых фактов?

– Да! Э-э-э… пятеро раздели одного и взамен кинули старьё – это честный обмен, по-вашему?!

– Я ничего не говорил про честный обмен – только про обмен, и всё. Сапоги?

– Одежда. Сапоги в отряде были…

– Виктор, не смотрите на меня волком. Я прекрасно знаю, что произошло, свидетелей хватает. Под видом обмена была попытка на грани законности отжать у новенького имущество. Старая, как мир, каторжная затея поживиться. На слабака рассчитанная. Будь вы поопытнее – настояли бы на своём без мордобития, и охрана непременно бы приняла меры. Поверьте, это происходит не в первый раз, навык есть. Просто своим лёгким невмешательством люди позволили себе немного отвлечься от рутины караульной службы, понаблюдать из спортивного интереса за вашими действиями. А вы? Вы совершили убийство! Вы это понимаете?! Про последствия вообще умалчиваю…

Мне оставалось лишь угрюмо кивать головой. А что отвечать, что доказывать? Люди всё видели, и каждый интерпретирует случившееся под себя. Кто-то скажет: «Молодец, отстоял своё!»; кто-то наоборот – проклянёт урода, который из-за поганых шмоток человека убил. Этот умник вон, вообще всё наизнанку выкрутил. Я на такое философствование плевать хотел, не его штаны отжимали. Единственный вопрос, который в моих глазах сейчас имеет практическую ценность, прекрасен в своей простоте – как мне собственную шкуру спасти?

Между тем Фролов продолжил:

– Вам только до ноября потерпеть надо было, но, видно, не судьба… Всего-то выполнять самые простые требования и работать честно! Никто ведь запредельных задач не ставил, на органы продать не грозился, что же вы за человек беспокойный такой?!

– До ноября? – мой мозг вычленил именно эту фразу. Что он несёт, этот бывший рыцарь плаща и кинжала?

– Да. Вы не ослышались. Именно до ноября и именно этого года. – Сергей Юрьевич позволил себе мягкую, почти отеческую, улыбку. – Цель упечь на полный срок такого молодца в трудовые отряды не ставилась изначально. После вашего отказа о добровольном поселении в Фоминске Андрей Петрович палку, конечно, перегнул, однако сильно обижаться на него не стоит.

Я вскинулся – он меня вообще за идиота держит?

– А извиниться мне перед вашим градоначальником не надо? Ну, за то, что вообще есть и что не оправдываю неизвестных мне надежд?

Фролов грустно, как на тяжелобольного, посмотрел на меня, вздохнул, и ровно, не повышая голоса в ответ на моё откровенно хамоватое поведение, продолжил:

– Извиняться не надо. Хотите вы верить моим словам или нет – это не моё дело, а ваше. Просто знайте – я говорю правду. Сотрите с лица эту скабрезную улыбку! Вы действительно думаете, что вокруг одни заговоры и интриги? Глупо. Не понимаете? – он побарабанил кончиками пальцев по краю стола. – Объясню по – другому. Скажите, сколько раз вас тут обманули, только без детских обид?

В запале уже совсем было открыл рот, чтобы вывалить на этого мутного Сергея Юрьевича всю свою злобу, ненависть и прочие «благодарности за курортно-санаторные условия проживания», однако вовремя заткнулся. Вопрос явно с подвохом. Хорошо, посчитаю… С дрезиной некрасиво поступили – это один, а два – так и не смог вспомнить, хоть и честно пытался. Но и первого лично мне выше крыши будет – слишком многое изменилось в худшую сторону.

– Один, – процедил я. – С оплатой в виде заветного билетика. Расчёт окончен – мне этого вполне достаточно.

– Понимаю, неприятно, но вас никто не обманывал. Просто билет был на другую дрезину – ту, которая весной пойдёт. Так что наш город вёл себя по своему честно по отношению к вам.

– Издеваетесь?

– Да что же вы все мои слова в штыки воспринимаете?! – ледяное спокойствие особиста слегка пошатнулось. – Просто всё. Смотрите сами – основное богатство Фоминска – это люди, и это непреложный факт. Они постоянно прибывают понемногу со всех сторон, как правило спаянными семейными общинами. А нам надо на зиму новый северо-восточный пост укомплектовать. Только построили, рано ещё по-настоящему обживать, но заселить людьми в первую зиму жизненно необходимо. Разведать места, установить наличие тварей, нарубить строевого леса, вычистить и подготовить для постоянных колонистов делянки под огороды – дел просто громадьё!

Из семей на это дело мужиков не выдернешь – или во все тяжкие пустятся по алкогольному делу, или по жёнам сохнуть начнут и головы ревностью забивать. В любом случае ничего хорошего по умолчанию получиться не сможет. С бабами на зимовку отправлять – пробовали. Сначала все между собой перелюбились да передрались, а затем и до увечий дошло. Как вы понимаете – тоже не вариант.

Остаётся наиболее эффективный выход – отправлять одного опытного взрослого и несколько юношей. Старший расслабиться молодёжи не даст, а заодно и дурь гормональную вышибет, и обучит полезному, и задачи, руководством поставленные, выполнит. Вот вас мы и хотели старшим назначить. Выпустили бы из отрядов в конце осени в виде великого одолжения под нужным соусом – и поверьте, вы с вероятностью практически сто процентов приняли бы наше предложение, никуда бы не делись.

– Почему я и почему ноябрь?

– Удивлён, что вы не поняли. Хорошо. Вы – потому что вы одинокий; потому что до сего дня не нарушили ни одного городского закона, наоборот – всячески демонстрировали умное смирение с бесконфликтностью; раз смогли живым дойти до наших Палестин – весьма живучий, рассудительный и не склонный к скоропалительным решениям и прочим глупостям. Хотя тут вы сегодня подкачали… Ноябрь – потому что снег. Дороги сейчас не чистят, куда вам идти из Фоминска? На верную смерть? И ещё потому, что у нас холостых взрослых мужиков на все окрестные поселения меньше, чем пальцев на руках – выбирать особо не приходится. Хотите отвара? – неожиданно сменил тему Фролов.

Даже не раздумывая, согласился. Лучше тут время за беседой коротать, чем в камере, как обезьяна, сидеть. Особист покопался под столом и достал оттуда старенький термос, большой, литра так на два с половиной. Кружки попросту извлёк из тумбы, стоящей справа от его кресла.

Мы неспешно, в молчании, выпили странноватой, уже довольно остывшей, жидкости. Без всяких сомнений вкусной, отдающей летним лугом. Из всего сложного букета разнотравья смог опознать только мяту и чабрец, остальной набор ингредиентов остался загадкой.

– Нравится?

– Да. Вкусно очень, Спасибо, – нисколько не покривили душой я.

– Приятно слышать, по собственному рецепту завариваю. С собой в дорогу надо не забыть вам положить, попьёте вечером у костерка.

– Вы меня отпускаете после того, что мне пришлось совершить, на все четыре стороны?

– Не безвозмездно, конечно, но в целом верно.

– Сергей Юрьевич, я, наверное, сейчас должен биться в припадках счастья и радости, однако опыт мне подсказывает историю о бесплатном сыре в мышеловке. Не скрою, жить очень хочется, и как можно дольше и лучше, но что вы попросите взамен? – к сожалению, волнение сдержать не получилось, поэтому голос слегка дрожал. – Чем отрыгнётся?!

Фролов внимательно посмотрел мне в глаза, вздохнул, почесал переносицу тем самым жестом, который знаком всем, кто провёл на работе как минимум часов двадцать, и стал отвечать с видом человека, пересказывающего в сотый раз одно и тоже.

– Начну издалека, так понятнее будет. Как любит к месту и ни к месту повторять САМ, ну, в смысле, наш горячо любимый Фоменко: «Люди – наше главное богатство». Я от себя дополню эту мысль одним из девизов германского генштаба времён Первой Мировой: «Отбросов нет, есть кадры». Поэтому случившееся досадное недоразумение на чистке рва, конечно, несколько спутало наши планы относительно вас, однако полностью бесполезны вы не стали. Просто будет поставлена другая задача. Конкретно в вашем случае – необходимо доставить письмо, кстати, по тому же маршруту, по которому вы планировали изначально ехать на дрезине. Назад можете не возвращаться, живите своей жизнью.

– Почему именно я? Насколько известно, с купцами передать послание гораздо проще, чем с бегущим от высшей меры одиночкой. Или будет официальное помилование?

– Да Бог с вами, какое помилование? Тихо исчезните, никто ничего не узнает. И вообще, официально вас завтра повесят при большом стечении народа с обязательным чтением приговора и под громкие аплодисменты.

– К-как… повесят? – сглотнул подступивший комок к горлу я.

– Традиционно. За шею на верёвке. Мы тут не извращенцы, нам на издевательства и мучения смотреть ни к чему. Тем более не стоит, – он поднял вверх указательный палец, подчёркивая значимость своих слов, забывать о совершённом вами деянии! Преступление в данном случае равно наказанию.

– Тогда к чему все эти байки о письме?! Поглумиться напоследок?!

– Да успокойтесь вы! Это была лёгкая шутка! Понимаю – мне смешно, вам – не очень. Я посмеялся, вы забыли, – вот только в голосе и выражении лица особиста не было и намёка на юмор или веселье. – Вместо вас повесят совершенно другого человека. Не волнуйтесь, на нём грехов как травы на лугу – убийства, мародёрство… а, не хочу даже перечислять. Петля в его случае самое мягкое наказание. Ну вот, к примеру… в том году вырезал с подельниками хутор неподалёку от города. И как посмел – в наглую, среди бела дня! Так они там такое творили… В общем, дружков его при задержании положили, а этого упыря живым взять удалось. Вот в дело и пойдёт, изобразит для обывателей торжество правосудия.

Всех, кто сегодня присутствовал при ваших разборках, отправили по баракам в Фоминске, чтобы под присмотром были и не учинили каких – либо дополнительных глупостей; завтра спозаранку отряды обратно в поля отгонят, с глаз долой. Охрана при них неотлучно будет, а больше вы тут никому и неизвестны. Так что вашей одежды и мешка на голове казнимого будет вполне достаточно. Вряд ли кто-то заметит подмену, рот осужденному кляпом заткнём, чтобы не гавкал, погань… Думаю, даже с одеждой перестраховка излишня, однако лучше перебдеть, чем потом сопли на кулак наматывать, выкручиваясь из-за нелепой случайности.

– Понятно. А если сбегу? В моём положении, как правило, соглашаются на любые предложения, лишь бы вырваться.

– Хороший вопрос. Правильный и своевременный. Насколько мне удалось понять – ну не зря же я столько с вами общался; вы – человек слова и нарушите его только в силу непреодолимых обстоятельств. Данный расклад вполне приемлем, а даже если и нарушите – не велика потеря, изыщем другой способ связи. Только и всего. Но мне почему-то кажется, что наш договор будет выполнен. Значит, смотрите – после освобождения вы отправитесь вдоль железной дороги на юг. На первой встреченной вами платформе найдите кирпич, лежащий под ступеньками. Под ним заберёте послание. Сделать это необходимо в тёмное время суток, днём там бывает… оживлённо, так что лучше не рисковать. Сразу уточню – послание можете даже не пытаться прочесть, оно зашифровано.

– Кому послание? – решил уточнить я.

– Полковнику Коробову, начальнику гарнизона.

У меня от удивления глаза поползли на верх, и это не укрылось от Фролова.

– Вы знакомы?

– Не знаю… Может, однофамилец…

– Давайте проверим. Полковник Коробов, связист, пришёл откуда-то с севера, где командовал узлом секретной связи и ещё неизвестно чем.

– Из-под Вологды, – уточнил я, не видя особого смысла скрывать факт моего знакомства с этой личностью.

– Значит знакомы… Расскажите мне об этом человеке абсолютно всё, что знаете.

Весь последующий час я рассказывал о своём пребывании у полковника, его характере, привычках и прочих нюансах, интересовавших особиста. Ответил на целую кучу вопросов, сделал массу уточнений в наиболее заинтересовавших Сергея Юрьевича местах. Узнав, что нужно, он долго задумчиво сидел, глядя в неизвестную мне точку на столе, а затем произнёс:

– Это многое объясняет… Хорошо, что я тут с вами валандаюсь, не зря… Психологический портрет соответствует моим выводам… Отлично! Давайте начнём соби…

– Ещё одну минутку вашего внимания, если позволите. У меня есть пара неясных моментов в поставленном задании. Как я понимаю, официально передать информацию возможности нет, значит действуете вы секретно. Какие ограничения накладывает на меня данное обстоятельство? И второй – что делать, если письмо попадёт не в те руки?

Собеседник подумал, неожиданно взмахнул рукой в стиле «пропади оно всё пропадом», встал из-за стола и заходил по кабинету.

– Тайны здесь никакой нет. Мы – крупное поселение, у Коробова – тоже не маленькое. Примерно лет через пять – семь наши интересы и фактические границы соприкоснутся, а затем начнётся неизбежная разборка – чьи именно в лесу шишки, причём со стрельбой и прочими ненужными геройствами. Чтобы упредить подобное развитие событий, необходимо договариваться уже сейчас. Послать дипломатов или переговорщиков – не вариант. Это будут официальные люди и отношение к ним будет соответствующее. Нам же сейчас необходимо просто провести конфиденциальную встречу на высшем уровне с глазу на глаз, чтобы наметить условия добрососедства и просто друг к другу приглядеться. Созрела на данном этапе такая необходимость, пришло время разбираться кто есть кто. Именно поэтому вы – первая ласточка в наших совместных проектах, даже голубь мира в некотором роде.

Я искренне рассмеялся последней шутке, но настырно продолжил гнуть свою линию.

– Мир во всём мире – это, конечно, прекрасно, но вот ответы я пока не получил. Почему просто не передать с купцами письмо, почему через меня? Почему…

– Потому, – прервал он меня. – Потому что купцы с седой древности были слугами всех господ. На современный лад – двойные, тройные, чёртзнаетсколькерные агенты. А даже если и не шпионы, то разболтают об этом, понимаете? И слухи в массах поползут нехорошие, зашевелятся на окраинах всевозможные приспособленцы с диссидентами. Вы что думаете – у нас тут поголовное счастье? Да недовольных, как и при той власти, выше крыши, просто молчат, потому что идти некуда! Как только узнают, что рядом есть ещё одно крепкое поселение – сразу говна забурлят, шептаться начнут о том, что у соседей булки бесплатные и у баб под юбками поперёк. Конституционные права вспомнят…

Понятное дело, шила в мешке не утаить и народ знает о других городах, но ничего конкретного – так, торгуем помаленьку. Вот только пока мы официально молчим – они где-то далеко, за тридевять земель. А вот когда зашевелимся… Потому и налаживаем дипломатию втайне, вряд ли у Коробова ситуация иная – шебутного народа везде полно. По уму сначала обговорим основное, обсудим, а уж потом и послами перебрасываться начнём для закрепления, так сказать.

Послать своих доверенных людей вместо вас я сейчас не могу – у них другие задачи. Так что остаётесь вы. И вообще, что вам не нравится, убийца камешком?

На последний аргумент возразить было совсем нечего, и я даже испуганно замахал руками.

– Да не спорю я, просто разобраться хочу. Чтобы не накосячить по незнанию.

– Не накосячите. В случае чего письмо выбросите, только и всего. Код, которым написан текст, вряд ли кто-нибудь сможет прочесть кроме меня и полковника. Он ему по роду службы знаком, мне по курсам криптографии. А даже если и прочтёт кто-нибудь – то расстроится. Там никаких тайн нет, скорее личное обращение. Больше скажу – я понимаю, что воспоминания об этом человеке у вас так себе, потому требовать передачу из рук в руки не стану. Просто изыщите способ передать письмо кому-то, наделённому властью. Да хоть в окно закиньте, как анонимку – мне без разницы, главное результат. Если по неким обстоятельствам решитесь на прямой контакт с подчинёнными полковника – не вздумайте лгать. Отвечайте честно на все вопросы. Так что, даёте мне слово?

– Да.

Мы скрепили договор рукопожатием.

– Пойдёмте. Пора. К сожалению, от кандалов вам придётся избавляться без кузнеца, но тут я кое-чем смогу помочь.

Меня грыз червячок сомнения.

– А всё же, почему отпускаете – истинную причину назвать можете?

Сергей Юрьевич грустно посмотрел на меня и его лицо стало каким-то… человечным, что ли…

– Чтобы Богом себя не чувствовать, – совершенно серьёзно ответил он. – Понимаете, когда у человека в руках большая власть, он начинает переставать быть человеком. Он начинает всё знать, всё видеть лучше других. Следующий этап – вершитель судеб. Захватывает это дело очень… Вот поэтому я всегда стараюсь от земли не отрываться и, по внутреннему убеждению, или желанию собственной левой пятки, виновных не назначать. Да и какой прок от вашей смерти? Разве что новый грех на душу. И вообще, – смутился Фролов. – Хватит философствовать, пойдёмте.

Меня вернули в камеру, а через час ко мне пришёл неизвестный с большой, видавшей виды сумкой. Ни слова не говоря, он достал из неё ножовку по металлу и принялся перепиливать заклёпки на кандалах, благо щель между половинками браслетов позволяла. Работал он усердно, и через каких-то минут двадцать мои ноги стали свободны. Затем всё так же беззвучно взмахом руки указал на выход и мы, пройдя мимо совершенно игнорировавшего нас дежурного, оказались на улице. Практически сразу из темноты к нам подошёл Сергей Юрьевич.

– Уже управились? Молодцы! – бодрым тоном изобразил он радость. – Теперь вот что. Сейчас Дима проведёт вас, Виктор, к реке. Там вы переоденетесь в другую одежду, надуете водный матрац – из старых запасов жертвую, и переправитесь на другой берег. Дальше действуйте по плану, только плавсредство не выбрасывайте, а в кустиках припрячьте – найдём потом, ещё сгодится. Вопросы?

– Как всегда, есть, – не стал скромничать я. – Мне бы хотелось самому выбрать место для пересечения реки, подальше отсюда. В идеале – в районе отрядного полевого стана, где так увлекательно и незабываемо провёл последние дни.

– Нашла? – с прищуром посмотрел на меня особист. Надо же, какой догадливый!

– Угадали.

– Что же… может, оно и к лучшему, что так всё сложилось. Сдаётся мне, что в полях бы вы не задержались, покинули нас не прощаясь. Хорошо. Там сейчас нет никого, так что вариант допустимый, – и, уже обращаясь к Дмитрию. – Доведёшь до поля, дальше не ходи. Если встретите кого – по ситуации разберёшься.

Мой новый сопровождающий понятливо кивнул, и мы попрощались с особистом. Не скажу, что тепло – скорее как люди, которые друг о друге завтра без необходимости и не вспомнят.

Дима, по-прежнему храня безмолвие, повёл меня непонятными зигзагами по ночному Фоминску. Как он тут ориентировался – ума не приложу. Затянутое облаками небо практически не пропускало лунный свет, про уличное освещение и говорить нечего. Однако не заблудился, вывел к незаметной калитке в ограждающем город заборе абсолютно ни единой души не повстречав; за руку, петляя, протащил через ров (видимо, были тут сюрпризы кроме кольев) и только тогда широким, размашистым шагом направился в поля.

Через полчаса ходу мы остановились, он извлёк из сумки вещи и сунул мне. Я переоделся в старенький камуфляж, слегка великоватый для моей щуплой фигуры, натянул такие же не новые сапоги (размер совпал – радует), соорудив перед этим подобие портянок из остатков нательной рубахи – нормально, не жмёт нигде. Подхватил всё ту же сумку и, следуя направлению, указанному рукой в темноту, отправился прочь. Свой старый комплект одежды, как и уговаривались, оставил для неизвестного смертника. Прощаться с этим молчуном я не стал.

В этом городе для пытливого ума осталось много загадок, и особенно истинные мотивы, побудившие Фролова на такую авантюру, однако мне было пофиг. Главное – свободен! А все эти вопросы – суета от них одна. Надо отнести письмо – сделаю, раз обещал. Тут меня ловко поймали, имею такой вот пунктик в честности с детства. Но, вместе с тем, приложу все усилия, чтобы Коробову не попадаться на глаза. Второй раз на него приступ человеколюбия может не накатить, опять в вечные работяги пристроит.

А ещё до меня дошёл глубинный смысл поговорки «Бойся своих желаний». Сколько в пути мечтал с людьми пообщаться – как вспомню, самому смешно. Получил дурачок желаемое, наговорился вдосталь, даже сверх всякой меры. И заодно огрёб по самое некуда. Поделом мне, чего тут умничать…

Не успел дойти до стана, как без жалости был обпрыган и облизан радостной Зюзей. Спасибо, что хоть предупредила о своём появлении голосовым, или лучше сказать «мозговым», приветствием. Иначе бы меня Кондратий хватил. Сами представьте – чёрная молния безлунной ночью с внушительными белыми клыками несётся прямо на вас. Зрелище для неподготовленного человека то ещё.

Наскоро посвятив подругу в план наших дальнейших действий, не сбавляя шага, пошёл к реке. Чем раньше переберусь на ту сторону – тем лучше, тем спокойнее. На берегу извлёк матрац, надул его и долго объяснял четвероногой, что плыть ей придётся на вот этой мягкой штуке, а потому когти выпускать категорически не рекомендуется. Она долго, с сомнением, пробовала его лапой, недоверчиво фыркала, однако спорить не стала. Когда с подготовкой к заплыву было покончено, доберман по моему совету улеглась, плотно прижавшись всем телом и зажав значительно полегчавшую сумку в зубах, на матрац, и мы отчалили.

Против ожидания, транспортировать собаку оказалось несложно. Я без надрыва грёб, лёжа на спине, одной рукой и помогая себе ногами, а другой рукой крепко держал наше плавсредство. Особо течению не противился, рассудив, что далеко в любом случае не отнесёт, а до моста тут даже по прямой совсем не рядом. Так и получилось. Сколько вышло по времени – не скажу, но смертельно устать я не успел, когда ноги коснулись прибрежного дна.

С воодушевлением выбравшись на берег, я выразил мою безграничную благодарность спутнице за спокойствие при храбром форсировании водной преграды и пообещал ей самую лучшую косточку при оказии. Затем припрятал матрац, раскрыл сумку, чтобы достать одежду и вообще решил посмотреть, чего нам подкинули от щедрот особистских. Там оказался, к огромному облегчению, мой привычный засапожник, три мешочка с крупами, мешочек с травами для отвара – надо же, не обманул, две упаковки бинта, банка тушёнки и немного успевшего подсохнуть хлеба. Разводить костёр не стал – покушали всухомятку и, отойдя в кусты, завалились спать. Уснул мгновенно – сказывались пережитые события, причём впервые даже не задумался о том, что я терпеть не могу спать под открытым небом.

Рассвет встретил нас росой, влажным холодком, тянущимся с реки, пением птиц и прочими звуками живой природы, сопровождающими летнее утро в безлюдных местах. По традиции завтракать не стали, сразу пошли к тайнику с моим оружием. На всякий случай заложили крюк, однако наши предосторожности оказались излишними, все вещи лежали там, где я их оставил после памятного рейда. К сожалению, ружьё от долгого хранения в ненадлежащих условиях нуждалось в срочной чистке и смазке, зато патроны не пострадали – выглядели сухо и надёжно. Быстренько привёл оружие в порядок, традиционно осмотрел себя, и мы пошли прочь от этого неблагосклонного к нам города.