Ангелы без крыльев

– Эй, красавица! – возглас с лёгким акцентом заставил машинально обернуться.

За столиком неподалёку расположилась компания: трое парней кавказской внешности и две девушки.

– Такая замечательная, необычная девушка – и одна будет обедать? – весело проговорил симпатичный парень с пронзительно чёрными глазами, – составь нам компанию!

– Я не одна, – голос дрогнул.

– Да? – парень растерянно заозирался, выглянул в окно, – с подружкой?

– С любимым человеком!

– И где же он? – недоумённо наклонил голову незнакомец, – почему сам не заказывает? Такая девушка должна отдыхать и наслаждаться жизнью, а не бегать…

– Что-нибудь выбрали? – позвала вернувшаяся барменша.

Я посмотрела в её равнодушные, безэмоциональные, ехидно прищуренные (слышала наш разговор) глаза и… вдруг захлопнула папку. Как же в этот момент захотелось громко выматериться, плюнуть на всё и подсесть к этой пирующей компании. Парень всё ещё выжидающе смотрел в мою сторону. И снова, самым последним усилием воли, взяла себя в руки и, избегая взглядов других посетителей, опрометью выскочила на улицу.

Алексей сидел, вальяжно развалясь, за столиком, брезгливо смахивая с него невидимые соринки.

Вся дрожа от непонятного порыва, я быстрым шагом подошла и встала, как вкопанная

– Ну? Чего заказала? – всё ещё демонстративно обиженно спросил он.

– НИ-ЧЕ-ГО! – отчеканила зло, – знаешь, дорогой, я тебе не служанка, чтоб бегать и приносить! Хочешь есть – иди сам. Мне вообще по барабану, я сюда не рвалась…

– Тихо-тихо… – Лёша испуганно подскочил, – что с тобой, Лизонька?

Доселе он ещё не видел меня в такой ярости. И на глаза совсем некстати снова навернулись слёзы. Меня затрясло, еле сдерживалась, чтоб не разрыдаться и не извергнуть из себя истерикой накопившееся напряжение.

– Прости, дорогая, конечно же, сядь, отдохни… Я сейчас сам всё сделаю… – залепетал любимый.

Осторожно приблизился, как к фарфоровой статуэтке, но смертельно ядовитой, протянул руки, только прикоснуться не осмеливался, очевидно, опасаясь следующего приступа гнева. И я сама бросилась к нему в объятия.

Алексей растерянно обнял, прижал к себе, не зная, что сказать. А я и была благодарна ему сейчас именно за молчание. Просто расплакалась, навзрыд, вцепившись в парня, как в спасительную соломинку, не задумываясь о том, как выгляжу со стороны.

Что со мной происходит, с чего сорвалась? Ведь и раньше случались проблемы с учёбой, бывало и пострашнее. А сейчас жизнь на мгновение какой-то беспросветной показалась. Смешно даже помыслить – всё бросить и уйти… куда? От жизни вполне возможно, но от себя самой? Что так сбило с толку?

– Прости, Лёш… – отрыдав, хлюпая носом, жарко прошептала парню на ухо, – не знаю, что на меня нашло. Прости, любимый.

Парень тихонько облегчённо вздохнул.

* * *

Домой вернулась только под вечер с, в полную силу разыгравшейся, головной болью. С Лёшей распрощались в центре, он никогда не провожал меня до самого дома, отсюда ему было далековато возвращаться к себе.

Морщась от злосчастной мигрени, ввалилась в квартиру, любимый ранее запах жаренной рыбы, приготовленной к ужину, ворвавшись в мозг, только ещё больше растеребил, усугубил и без того отвратительное самочувствие. Накатила противная тошнота

– Лизавета! – отец, шурша газетой, махнул из кухни, – чего припозднилась? Давай-ка за стол.

– Спасибо, я не голодная, мы с Лёшей в кафе были, – пояснила разуваясь и всё-таки шагая на голос.

Мама, как обычно, совмещала ужин с заполнением рабочих бумаг. Их ворох занял добрую половину стола, папа сиротливо жался с краю. Оторвала взгляд и, строго поджав губы, констатировала:

– Ужинать нужно дома, только деньги тратить по кафешкам!

«С удовольствием бы…» – уныло подумала я, потирая виски.

– Как дела в университете, сдала зачёт?

– Нет, – обречённо проговорила, – Пупс снова был не в духе. В понедельник сдам.

– Преподаватель виноват в том, что ты не смогла ответить? – мама вздёрнула брови, голос обжег льдом: она неимоверна строга ко всему, что касается моей учебы.

– Мама, он срезает нас, когда настроение плохое, что, в первый раз что ли? Вот проблему нашла…

Я прошла в ванную, принялась намыливать руки. Не спеша, потому что за закрытой дверью родительские нотации звучали приглушенно и не так раздражали слух.

– Проблема не в нём, а в том, что ты так легкомысленно относишься к учёбе! – отчеканила мать, – думаешь, выйдешь замуж и осядешь дома? Так муж тебя очень быстро бросит.

Я прямо физически ощутила тоску папы, выразившуюся в этот миг во вздохе. Он бы с удовольствием согласился на такой вариант в своей семье, но мама была непробиваемо устремлена на карьеру и статус домохозяйки не воспринимала категорически. Потому, даже дома, в редкие, свободные минутки, всегда бывала с головой погружена в дела, если не в бумаги, то думала о них беспрестанно. Удивительно, и как только она вообще так лояльно выделила время на то, чтоб родить меня? Потом же за воспитание взялась бабушка.

В своей семье я с детства всегда сильнее тянулась к папе, он мягче, человечнее, более домашний. С ним и поговорить можно, а не только выслушать неоспоримую точку зрения. Однако это возможно лишь наедине. Стоит рядом появиться маме, он меняется на глазах: всячески её поддерживает, даже тон перенимает, ни разу не возразил жене. В лучшем случае, просто молчит, вот как сейчас.

– Лёша любит меня не за образование и статус, а… – начала оправдываться я, ощущая всю нелепость этого занятия, – к тому же я не карьеристка…

– Будешь рожать детей и сидеть с ними дома? – язвительно хмыкнула мама.

Её пронзительный тонкий голос ржавой пилой проникал сквозь стены, полосовал мой воспалённый мозг, и больше не в силах выдерживать, желая пресечь дальнейший спор, я сорвалась, сама того не желая:

– Мне придётся сидеть с детьми, бабушка умерла, а бабушке моих деток просто будет не до них, что поделать!

Выскочила из ванной, не дожидаясь ответа, хлопнула дверью и убежала к себе в комнату.

Мама, похоже, остолбенела от такого отпора. Через некоторое время я услышала бубнящие с надрывом звуки, она что-то яростно выговаривала отцу, Но самое главное – меня не трогают!

* * *

В своей маленькой, пару лет назад обклеенной небесно-голубыми обоями и уставленной неприхотливыми домашними бабушкиными цветами, комнате, я зажгла приглушённый свет, сбросила на стул куртку и устало улеглась на кровать. Подумала было о том, чтоб взять конспекты и создать хотя бы видимость учебы (на случай, если кому-то вздумается полюбопытствовать), но вот незадача: конспекты остались в пакете, в прихожей, а двигаться не возникло ни малейшего желания.

Закрыла глаза, чтоб лишний раз не напрягать их, провоцируя очередные приступы головной боли, выгнала все мысли из головы, погрузившись моментально в некое подобие дремоты. От нагревающейся лампы по комнате кругами расходился аромат апельсинового масла…

«…Под ногами край крыши, а там, внизу, повсюду насколько хватает взгляда – раскинулся наш город. Причудливые облака зелёных крон деревьев замерли над дворами, укрывая их своей тенью, серые крыши скромных пятиэтажек робко выглядывают из-под листвы, а там, на горизонте, серой чертой отсекает городской сектор от пригородного железнодорожная насыпь с тонкими линиями рельс. Рядом – соседняя девятиэтажка, вторая и последняя, на весь город.

Ликующее ощущение свободы! Ни головокружения, ни боязни высоты, ни страха невзначай оступиться. Стою и – «весь мир у ног моих». Где-то там внизу «муравьишками» передвигаются люди, не видят меня, не подозревают, что сейчас творится в моей душе.

Ласковые закатные лучи обнимают, разжигая внутри тоскливое, странное, жгучее желание, подобно тому, что овладевает волком при полной луне. Невыразимая тяга, влечение к чему-то, мне неизвестному. И безумное желание… лететь.

Но я не двигаюсь. Любуюсь оранжевым шариком, огненными всполохами красиво расцветившим небо, улыбаюсь счастливо: вслед за тоской нежданная эйфория окутала душу, вскружила, как кружит голову аромат прекрасных духов, заворожила. Я сама уже не знаю, чего хочу и для чего нахожусь здесь…

И в этот момент замечаю на соседней крыше пару силуэтов. Парень и девушка. Они стоят рядом, рука об руку – есть что-то торжественное в их позе – и так же, с жадным наслаждением вглядываются в последние закатные лучи, пьют их.

Мысленно робко тянусь к ним с легким интересом и в этот момент, словно ощутив порыв, парочка дружно оборачивается и наши взгляды встречаются. Так далеко друг от друга, что лиц толком не рассмотреть, но ярким красным пятном алеет кофточка девушки, приветственно вскинувшей руку…»

И вдруг все помутнело, а когда обрело четкость – обнаружила, что лежу на кровати, уставившись в хорошо знакомый потолок. За окном комнаты виднеется соседний дом и отсюда, с моего пятого этажа, открывается прекрасный обзор на его крышу. Закатные лучи мягко освещают её и стену дома, а у самой кромки что-то ярко краснеет…

Поморщившись, чтоб смахнуть наваждение, не желая верить глазам, я медленно встала и мягко, ощущая слабость в ногах, подошла к окну, отодвинула тюль.

Де жа вю. Девушка стояла там же, а чуть поодаль мужская фигура. Что они делают на крыше?

Отсюда можно было гораздо лучше рассмотреть их, чем в сновидении, я жадно вглядывалась, замерев в оцепенении от нереальности происходящего, в какой-то миг стало вдруг страшно от нелепой мысли: сейчас она сделает шаг и… Но девушка не двигалась и будто не замечая любопытную меня, вполоборота подставляла, щурясь в упоении лицо закатному солнышку. Наслаждалась, как наслаждается кошка первыми весенними, проглянувшими из-за зимних туч, лучами, будто бы набираясь сил.

Опершись всем телом о подоконник, я почти не дышала.

И тут девушка заметила меня. И, улыбнувшись широко, открыто, как близкому другу, помахала весело рукой. А потом размашисто начертила в воздухе какой-то знак, смутно знакомый, и снова рассмеялась, кивнула… Мне показалось, что услышала звенящий колокольчик её смеха.

Резко разорвавшая тишину мелодия мобильника вернула меня в реальность.

Девушки на крыше не было. Там вообще не наблюдалось никого, кроме голубей, устраивающихся на ночлег, выглядывающих из чердачного окошка…

– Что за… – пробормотала растеряно, смущенно, рассерженная на ударивший по нервам телефон.

Ещё раз глянула с опаской на пустую соседнюю крышу (и померещится же!), задёрнула тюль, подумала секунду – и шторы тоже. А потом выудила из кармана брошенной на стул куртки надрывающийся мобильный и ответила хмуро:

– Слушаю.

– Лизка, привет! – жизнерадостно защебетала трубка голосом давней и хорошей подруги Оксаны, – как твоё ничего?

– Совсем ничего… – и только в этот момент я поняла, что совершенно прошла головная боль. В связи с этим непроизвольно улыбнулась. А перед глазами отчего-то встал знак, начерченный девушкой-виденьем…

– Слушай, в Москве в это воскресенье будет проходить концерт Лары Фабиан, я тебе с утра не могла дозвониться, а сама только вчера узнала! Ромка сюрприз хотел сделать, молчал зараза, билеты уже забронировал нам всем, присоединишься? Выезжаем завтра с утра.

У меня в глазах вмиг потемнело от радостного возбуждения, это же давняя мечта: побывать на концерте любимой певицы. И она, кажется, имеет возможность осуществиться! И ничего, что на машине ехать до ого-го-где-находящейся Москвы почти 10 часов, это всё такие мелочи в сравнении с тем, что я услышу её «живьём»! А повезёт нас Оксанкин молодой человек Роман. Узнала, однако, цену билета и на меня снова обрушилась темнота – на этот раз от обиды и разочарования. Я никаким образом не могла сейчас достать такую сумму…

– Лиз, займи у кого-нибудь, у родителей, наконец! Ты что, такой шанс редко выпадает, – кричала Оксана в трубку, – мы с Ромчиком решили отпуском пожертвовать, все накопления вложили. Но это того стоит, отпуск каждый год, а Ларочка… да что говорить, сама понимаешь.

– Родители не дадут, – тускло прошептала в трубку, захотелось зареветь.

Зная принципиальность матери и её стремление только поощрять за заслуги, но за промахи жестоко наказывать, нечего было и надеяться взять в долг. На отца же тем паче не приходилось рассчитывать – он всё до копейки отдает супруге, она ведет все финансовые дела в нашем доме.

– А Лёшка? – воскликнула Ксюша, – неужто откажет тебе?

– Оксюш, у него зарплата ещё меньше, чем у меня…

– Вы же на квартиру копите, ну, возьми из заначки, потом доложишь, делов-то! – у подруги всё всегда было так просто и беспроблемно, – ну что?

Чувствуя, как всё безнадежно обрывается внутри, я проговорила хрипло:

– Нет, не поеду…

– Зря ты, жаль… – опечалилась на миг Оксанка, а потом вновь защебетала счастливо, – ну не переживай, не последний день живёшь, авось будут ещё концерты, обязательно попадёшь. А мы расскажем, фотки покажем, поснимаем видео, а вдруг даже удастся автограф взять! Я и для тебя попрошу.

Она в таком ажиотаже воскликнула последние слова, что я поняла – она уже там, она уже забыла про меня, ничуть не расстроившись за свою подругу, а могла бы хоть прикинуться.

Сославшись на тяжёлый день и наскоро распрощавшись, отключила мобильник совсем, к чертям собачьим и, закусив губу, уселась прямо на пол. На душе так погано, скребут просто какие-то бешеные и невменяемые кошки… Счастливица Оксанка, Роман ради неё на всё готов, не было бы ни копейки – достал бы в рекордный срок. А разрешил бы мне Лёша потратить такую сумму на билет? Несомненно, нет. Ещё бы и обиделся, что на всякую ерунду выкину такую важную часть бюджета. Слёзы обиды закипели на глазах, одним жестом смахнула их. А вот интересно, сколько там уже набежало накоплений.

Скрипнув зубами, схватила трубку, судорожно включила, чертыхаясь, набрала номер.

– Лёш, привет! – и безо всяких предисловий, не тратя времени, перешла сразу к делу, – скажи мне, сколько там уже отложено у нас с тобой на квартиру?

– А почему ты спрашиваешь? – осторожно и слегка растеряно пробормотал любимый.

– Ну, как же почему? Я ведь должна быть в курсе, это наш общий фонд, уже около полугода откладываем…интересно, сколько там «набежало».

– Э…ну… – замялся он.

– Что, ты сам точно не знаешь? – удивилась я непонятной заминке.

– Лизок, дело в том, что… в общем, я на днях одолжил их другу отца. Понимаешь, там беспроигрышное дело назрело и он вернёт обязательно в конце следующей недели, с бешеными процентами…

– Что?! – я аж захлебнулась от изумления, – ты отдал НАШИ деньги? Постороннему человеку? И даже не знаешь сколько?

– Знаю, – Лёша назвал сумму, дар речи вторично покинул меня: да на эти деньги уже можно было приглядывать что-то.

– Лёша… – голос сел от переполнявших эмоций, – ты хоть расписку взял?

– Что? – обиделся Алексей, – он же друг отца, служили вместе, почти брат. Я ему на слово верю!

– Ты… ты идиот? – я едва не падала в обморок, – как вообще в голову пришло… и со мной не посоветовался!

– Да что ты так переживаешь – хорохорился Лёша, – он нормальный мужик, сказал вернёт, значит вернёт, ну срочно понадобились, надо помочь! Да и вернёт-то почти в два раза больше, выгодно. Не переживай.

– А если бы мне вот сегодня срочно понадобились деньги? Если бы от них моя жизнь зависела… – почти шептала я, – разве так можно?

– Лиз, не закатывай истерику, – прервал Алексей, – и не придумывай там ничего, вообще, это наши мужские дела, ты не лезь. Через неделю, если хочешь, я тебе сам покажу все купюры в целости и сохранности, ещё похвалишь. Да ты и не узнала б даже, если бы не стукнуло в голову…

Не слушая более, я положила трубку. А в висках вновь гулко запульсировала боль. Сейчас я готова молиться лишь об одном: дай Бог, чтоб всё закончилось хорошо, чтоб эта долбанная квартира перестала быть бесплотным миражом, а стала, наконец, явью. Чтоб не тянуть время, может мне удастся даже уговорить Лёшку купить однокомнатную для начала. Потом подкопим и увеличим жилплощадь. Страшно мне что-то такую сумму денег хранить таким образом, как это делает Лёша. Дай-то Бог.

* * *

Всю ночь я бесполезно и очень муторно проворочалась в кровати, периодически зависая в полубреду и кошмарных образах. В них я ссорилась с Алексеем, ругалась с родителями и ощущала невероятную непонятную тяжесть на сердце.

Проснулась до рассвета вся в холодном поту от собственного выкрика, но никак не смогла вспомнить, что же приснилось. Встала, прошлась по комнате, озябла, но стало полегче. У окна откинула занавеску и выглянула на улицу.

Серый серпик луны висел в мареве редких облаков. Как будто колышущийся, он казался призрачным, скупо бросал тусклый свет на крышу соседнего дома и, остатками, рассеяно освещал двор. Совершенно безлюдный – лишь наспех припаркованный и уснувший у подъезда автомобиль непонятного цвета (в сумерках все кошки, как известно, серы), фантасмагорично выделялся из общей картины безликих сооружений: оградок, перекладины для выбивания ковров, полусломанных скамеек и покосившихся мусорных баков. Выделялся своей принадлежностью к людям, казался более живым, чем всё сейчас в этом городе, почти одухотворенным.

Щёлкнула щеколдой и распахнула форточку, впустив ночной свежий воздух, пахнущий росой. Стояла, глотая его и слегка замерзнув от сквозняка, набросившегося на ещё мокрое от пота тело.

Сквозь белую рваную дымку облаков проглядывали звёздные точки – то проступали, то, подмигнув, скрывались снова в туман. Зрелище завораживало, хотелось стоять и так смотреть вечно. И проблемы все забылись, отошли на задний план, казались чем-то далеким, несущественным, не принадлежащим моей реальности.

Но сжалось вдруг сердце, заныло отчего-то. Мягкой лапой взяло за душу какое-то непонятное отчаяние, ворвалось внутрь ощущение безысходности, разрушив умиротворение и гармонию любования. Я остро осознала, что всё вокруг не то, что мне нужно и живу я не своей жизнью, а чужой, надиктованной другими людьми. Хожу по кругу, протоптанному за меня, по чужой дорожке… А моё… оно где-то там, за этим кругом, в том месте, где душа обретает спокойствие и радость от каждого шага по жизни. Не для этого я родилась, чтоб просто жить! Как странно, это ощущение охватывает каждый раз, когда выныриваю из плена обыденных забот и мыслей, остаюсь наедине с собой. Словно что-то изнутри нашёптывает, зовёт куда-то, в такие моменты всё хочется бросить, решительно отринуть, не сомневаясь уйти по зову и не оглядываться назад, знаю, что не пожалею. Но что это за странное влечение и куда мне идти? От себя не убежишь…Сначала надо найти себя. Но почему, как и когда я потерялась в этом мире? Что мешает увидеть ясно свой и только свой путь?

Поёжившись от нового потока прохладного ночного воздуха в окно, неприятно скользнувшего по телу, я выпала из оцепенения и вдруг ощутила слёзы на глазах. Моргнула – и два ручейка заструились по щекам. Что творится со мной, какие-то неосознанные, смутные порывы, откуда они?… Вид звёздного неба определенно способен любого выбить из равновесия!

В последний раз кинув взгляд на небо поверх крыш, отметила едва уловимые перемены в нём: там, далеко, предвосхищалось рассветное зарево. Вздохнула и вернулась в кровать.

* * *

Наутро, когда я открыла глаза после очередного забытья, и солнце уже уверенно светило в окна, внутри не оставалось ни следа, ни отголоска ночного настроения, даже намека.

Суббота. Но я уверена, что мама на работе, а папа, как обычно, за компьютером, погружён в научные бдения на многочисленных интернет-форумах. Что поделать, это его работа. Всей семьёй, в полном сборе, мы отдыхаем лишь в воскресенье и то, если маму не вызовут внезапно, а у папы не возникнет очередной внеплановой конференции. В детстве я отчего-то восхищалась такой работоспособностью, думала, что когда вырасту – наверное, стану такой же деловой дамой. Хоть иногда и грустила: отец тогда ещё работал в городском научном центре, не бывал дома сутками. Потом, с приходом в Россию Интернета, он засел за компьютер, но ничего это не изменило: его словно не было дома, мешать и отвлекать категорически запрещалось да и было чем-то на грани фантастики – умудриться папу отвлечь. Стой в квартире непомерный гвалт, ори громкая музыка или грохочите взрывы – он, честное слово, не услышит, никак не отреагирует…

В безмолвной, не по субботнему пустой квартире я поплелась на кухню и вяло позавтракала, предчувствуя неприятную необходимость браться за конспекты, от которых, если честно, попросту тошнило. Я больше чем уверена, что юристом не стану никогда работать по своей воле, меня привлекает совсем другая область – филология. Однако мамой категорически было заявлено, что «сначала требуется сделать карьеру на поприще, где она гарантирована, если есть мозги, а потом уже, на свои деньги, воплощать дурацкие желания!»

«С жиру беситься» – так называет это мама. Я не замедлила поинтересоваться – когда же она начнёт «беситься» – то есть воплощать свои мечты, кроме бесконечного служения своей работе (ведь не это же её сокровенные желания?), карьера уже как бы состоялась. А мама отвечала, что она женщина умная и мечтала всегда о действительно умных, серьёзных, востребованных вещах, которые и воплощает «без отхода от производства». Но мне сдаётся, мама просто отделалась от вопроса таким образом. Если и были у неё необычные мечты, фантазии, желания когда-то – они давным-давно погребены под толстым слоем респектабельности, замещены бесконечной деловой хваткой и забыты.

И хоть я в глубине души никак не могла расстаться со свой мечтой, всё же завидовала маме втайне, завидовала её умению делать деньги и не терять, а приобретать, не экономить, а рачительно расходовать. На этом фоне мои попытки как-то сводить концы с концами в личном бюджете угнетали и вгоняли в депрессию. Но если уж мы с Лёшей решили самостоятельно вступать в совместную жизнь – надо учиться рассчитывать лишь на себя. Конечно, родители никогда не отказывали мне в финансовой поддержке, но всё это сопровождалось всякий раз лекцией на тему «как нужно жить». С папой было проще всегда, но всё равно, я уже не маленькая девочка, которой давали на карманные расходы в далёком детстве и просить сейчас, когда работаю сама, вдвойне неловко.

* * *

В коридоре, забирая пакет с лекциями, столкнулась неожиданно с папой, он для чего-то, вероятно чрезвычайно важного, неожиданно покинул комнату. Стоя растеряно в дверях своей комнаты, задрав очки на лоб, папа устало массировал переносицу. Не сразу заметив меня, промаршировал на кухню, и уже на пороге обернулся рассеянно.

– Доброе утро, дочь. А ты дома сегодня?

– Пап, суббота, – напомнила я и помахала тетрадкой, – но всё равно не до отдыха…

– Ясно, – отец вздохнул, – а у меня тут авральная ситуация…Слушай, доча, а тебе никуда не надо случайно? Ну, прогулялась бы, подышала воздухом, потом и учёба лучше пойдёт.

– Давай, говори, к чему клонишь! – усмехнулась я, прекрасно зная, что означают все эти речи.

– Да бумага для принтера почти кончилась, а как назло кучу материалов распечатать надо, может заодно бы и купила?

– Срочно?

– Ну, на остатках до обеда дотяну, – расплылся в благодарной улыбке родитель, – вот спасибо!

– Да не за что, – глянула на его взъерошенные рыжие кудри и пошла собираться.

В нагрузку к бумаге вдогонку получила ещё несколько заказов вроде дополнительного картриджа и новой флешки, некую сумму денег и пожелание приятной прогулки.

А погодка и впрямь благоприятствовала! На небе ни облачка, солнце беспрепятственно сияет – по-утреннему мягко – но его тепло уже предвосхищает весьма жаркий денёк. В такой бы выходной куда-нибудь на природу выбраться, в лесок, на пикник с друзьями или любимым мужчиной. Но любимый мужчина всё больше предпочитает проводить время в барах и кафе, иногда в бильярдной. Природа его не вдохновляет, хорошего настроения не создает, а странным образом наоборот – вызывает непонятное раздражение и упадок сил. Печальный единственный опыт вылазки, совместной с Оксаной и Ромкой, в прошлом году на шашлыки оставил не самые приятные воспоминания и лишь убежденность, что он был последним. Лёша ныл весь день: то комары, то сквозняк, то дым в лицо, хотя я не заметила ни того, ни другого, ни третьего, наслаждаясь свежим воздухом, птичьим пением и запахами свежей зелени. Что ж, как говорится, кому что: одним запах цветущих трав, другим – прокуренный воздух бильярдного зала.

Прикоснувшись мыслями к той поездке, машинально вспомнила о друзьях, которые сейчас как раз движутся на концерт моей мечты. И я могла бы отправиться с ними, даже заваленный зачёт не помеха, но… но вот обстоятельства снова победили, задавили. Сколько раз уже происходило это: ускользало из-под носа то, к чему очень долго стремилась! Поманит – и растает облачком на горизонте…

На остановке не было ни души, и мне вдруг почудилось, что вот-вот появится из-за поворота красная «Тойота», а через полуопущенное стекло глянет на меня лицо, скрытое за тёмными очками… Поёжилась, шагнула назад, вглубь остановки, подальше от дороги.