Принц по ГОСТу

Дверь Академии показалась мне спасительной. Я резко дернула ручку, но она была заперта!

Пытаясь отдышаться и присматриваясь к окнам, я стала барабанить в дверь.

На двери проступили буквы: «Кто там? Кто это к нам пришел такой красивый?»

– Открывай! – процедила я, вытаскивая ветки и листья из волос и сплевывая грязь.

«А волшебное слово?» – снова проступила надпись. Я всегда была уверена, что в мире есть много волшебных слов, кроме «спасибо» и «пожалуйста». Мой бывший начальник был настоящим волшебником, искренне полагавшим, что волшебства слова «спасибо» вполне достаточно, чтобы не платить зарплату. Может быть, в детстве это и были волшебные слова, но жизнь показала, что есть куда более чудодейственные словечки и выражения, не стесняясь которых, можно получить очень ощутимый результат. Пара емких трехэтажных заклинаний открыли мне дверь. Я вошла в гулкий коридор, недовольно сопя и сжимая кулаки.

«Какая же ты молодец! Уже и окрестности посмотрела!» – появилась надпись на стене.

– Если бы я читала все надписи на стенах, то дальше своего подъезда я бы не ушла! – рявкнула я, открывая дверь своих покоев.

Передо мной откуда-то с потолка на пол упала голубая роза.

– Я – ректор, а не уборщица! – огрызнулась я, спеша в ванную и отбрасывая ногой цветок.

«Ах, так? Я ведь по-хорошему хотел!» – появилась зловещая надпись на стене.

Я сняла мантию, окунулась в горячую воду, блаженно постанывая и чувствуя, как вода щиплет царапины. Алле? Это отдел из жизни привидений? У меня тут есть привидение, которое не снилось вам в самом страшном сне!

Я погрузилась в воду с головой, играя в Офелию. Но пока что получалась отличная Муму, сплевывающая воду и пытающаяся отлепить мокрые волосы от лица.

«Чтобы дух от вас отвязался – просто не обращайте на него внимания!» – промелькнула фраза из какой-то документалки. «Привидения – это сгустки энергии, которые питаются вашим страхом! Если вы не будете бояться их, перестанете обращать на них внимание, они поймут, что вас пугать бессмысленно!»

Нет, это – действительно здравая мысль! Того и гляди – отстанет. Главное, потерпеть первое время и просто не обращать на него внимания!

На стенах появлялись какие-то надписи, но я мурлыкала себе под нос какую-то заунывную мелодию, смывая грязь с ноги.

«Я кому это все пишу???» – появилось на противоположной стене, а я тут же сделала вид, что продала азбуку с красивыми картинками за пять золотых монет, которые закопала на Поле Чудес вместе со своими надеждами выбраться отсюда.

«Значит, ты меня решила игнорировать???» – появилось во всю стену. Я продолжила мурлыкать песенку, вынимая колючку из пятки.

«Ладно!» – проступила надпись во всю стену. Может, я и близорукая, но дальновидная! Пусть делает что хочет! Побесится – переста…

Невидимая сила подняла меня вместе с водой, заставив вздрогнуть от ужаса. Вода упала в ванну, обдавая брызгами стены и пол. Просто не обращать внима…

Такое чувство, словно меня держали на весу невидимые руки.

– Ух ты! Я умею летать! – заметила я, глядя в слегка запотевшее зеркало.

«Спроси куда?» – появилась надпись на зеркале. Меня подбросило к потолку, и я поняла, что законы физики очень хотят для меня третью группу инвалидности.

Перед самым полом меня поймали, а потом на меня напялили мантию, причем задом наперед, дверь сама по себе открылась, а меня вытащили в кабинет, бросив в ректорское кресло.

«Давай, красавица, вспоминай буквы!» – появилась надпись на стене. Я делала вид, что разучилась читать, зевая и рассматривая свои ногти.

«Хорошо! Будем учить их заново!» – появилась надпись на стене и тут же померкла. Передо мной на стол упало несколько папок.

«А! Ах, какой из тебя плохой ректор!» – застыла на стене надпись. Я тоже не видела, чтобы у меня висели дипломы за особые заслуги на образовательном поприще.

Открытое окно с треском захлопнулось. «Б! Бежать у тебя не получится!» – мелькнуло на стене. Дверь захлопнулась так, словно кого-то пристрелили. «В! Выхода у тебя нет!» – проступила надпись, пока я мысленно дошла до буквы «х». «Я кому сказал! Слушай меня внимательно!»

– Решил сократить алфавит? – съехидничала я, понимая, что он и мертвого поднимет. Уронит, а потом снова поднимет! Прямо представляю, как покойники встают из могил, собирают венки и памятники, берут лопаты и, чертыхаясь, бредут копать себе могилы в другом месте.

«Молодец! Не думал, что мы так быстро вспомним весь алфавит!» – прочитала я, чувствуя, как меня вместе со стулом придвигает к столу.

Перо, которое валялось рядом с чернильницей, внезапно поднялось в воздух, обмакнулось и стало писать на бумаге летящим бисерным почерком какой-то список. Перо скрипело, словно им выводила невидимая рука. Первый лист подошел к концу, потом второй лист, потом третий. Я терпеливо ждала, пока он допишет свою рукопись, чтобы обрадовать его как следует!

«Все понятно? – появилась надпись на стене. – Это твое задание на завтра!»

– Это какая буква? – уточнила я, присматриваясь к листочку. «С» – появилась надпись на стене.

– Отлично! Теперь все понятно! Переходим ко второй букве! – впервые я горела желанием работать.

«Это – кошмар какой-то!» – проступила на стене надпись.

– Я просто очень сильно хочу подружиться, – с надеждой заметила я, коварно улыбаясь. – У меня никогда не было говорящей недвижимости!

«Что??? Какой недвижимости?» – проступило на стене. Нет, сейчас кто-то явно вращается в гробу. Осталось узнать, по часовой или против часовой!

– В бархатной коробочке! – сообщила я с улыбкой. – Слушай, потусторонняя «сучность», тебе что? Внимания родственников не хватает? Нет, ну хочешь, я тебе на могилку цветочки отнесу?

«Правила нашей дружбы!

1. Следить за каждым принцем и преподавателем. Посещать все лекции и практикумы.

2. О любых странностях докладывать мне», – появилось на стене.

Потом кто-то подумал и дописал:

«Помимо этого: переписка с родителями, организация вечеров для принцев, вечерний обход комнат и т. д. и т. п».

– А можно я начну с «т. д.» и «т. п.»? – устало заметила я, проходя в комнату и видя свой ужин. – Тупо доем и тупо посплю? Поверь мне, я отлично справлюсь! Можешь на меня рассчитывать! У меня есть опыт в этом, причем приличный! Могу показать рекомендации родителей, воспитателей детского сада, работников школьной столовой и даже коменданта студенческого общежития. В этом деле я – профессионал!

«Если будешь выполнять мои поручения, то я смогу вернуть тебя туда, откуда ты появилась! Так „да“ или „нет“?» – появилось на стене.

Да, так деликатно меня еще никто не посылал в то самое место, откуда в двадцать с большим хвостиком появилась моя голова под крики акушерки: «Тужься!»

«У тебя со зрением плохо?» – проступила надпись крупными буквами.

– Ты прав, со зрением у меня проблемы, – согласилась я, вытирая руки об салфетку. – Один глаз почти не видит, а другим в гробу тебя видала с твоим предложением!

И он отстал! Невероятно! Никаких надписей, тишина, спокойствие. Я решила отдохнуть, пользуясь возможностью, залезая под одеяло и удивляясь в очередной раз мягкости подушки.

Стоило мне задремать и согреться под одеялом, как вдруг оно начало подниматься, впуская холодок.

– Эй! Я не готова к постельным отношениям! – сонно возмутилась я, пытаясь вернуть его на место.

«Ну почему же нашим отношениям не перейти на новый увлекательный уровень?» – проступило на стене.

Никогда не думала, что «одеяло убежало, улетела простыня, и подушка, как лягушка, ускакала от меня» – это начало серьезных отношений. Причем настолько серьезных, что я жалела о том, что кто-то успел задушить, заколоть или отравить одну неоднозначную личность еще до моего появления! Я искренне завидовала этому человеку!

– Подушку отдай! – возмущалась я, пытаясь поймать подушку, которая поднималась в воздух вместе с простыней и одеялом.

«Раз уж дело дошло до постели, хочешь постонать?» – проступило на стене, вызывая у меня негодование.

И тут одеяло обернулось вокруг меня, пока я отчаянно вырывалась. Из подушки появилось перо, которое стало приближаться к моей пятке.

– Нет! – задергалась я, пытаясь уползти. Ничего, как выскочу, как выпорхну злобной «ибабочкой»!

Я стонала, кусала губы, кряхтела и орала, пока перо щекотало мне пятку.

«Мне кажется, что в наших отношениях не все так гадко! – проступило на стене. – Вставай! Тебе еще на письма родителей отвечать!»

Я клятвенно пообещала, что встану с утра пораньше, отвечу на все письма, но меня тут же вытащили из постели поставив на ноги, и мне ничего не осталось делать, как поковылять в свой кабинет, недовольно сопя. Открыв смежную дверь, я уселась в кресло, нахохлившись, как воробей, а мне на стол шлепнулась пачка красивых писем с гербовыми печатями в виде корон.

«Уважаемый ректор Академии! Мы требуем, чтобы нашему сыну Брендону были предоставлены лучшие покои, которые есть в Академии! Его должны обслуживать за столом как наследника престола! Качество еды должно соответствовать королевской кухне! Помните, наш мальчик любит, когда в его тарелке разложено по цвету!»

– Кстати, – зевнула я, глядя на часы и с тоской раскрывая остальные письма. «И чтобы салфетки были с нашим гербом!», «Чтобы ему на десерт подавали взбитые сливки!», «Чтобы к нему были приставлены лучшие слуги!», «Пьют ли сыновья прописанные лекарями отвары?» В конце каждого письма все родители требовали отчитаться о том, как их дражайший сынок устроился на новом месте и наказан ли тот, кто учинил «безобразие»!

Я дочитала письма до конца, взяла листочек бумаги и написала шаблон, душераздирающе зевая и понимая, что дико хочу спать. Опыта «челобитных» у меня не было, поэтому, набравшись пафоса, я решила не баловать венценосных родителей индивидуальным подходом, а просто отправить очередную порцию спама по единому шаблону, который усиленно составляла, пожевывая перо. Послание должно быть коротеньким, но сладеньким и пафосным.

«Уважаемый Каквастамович и Каквастамовна! С проблемой мы разобрались. Утверждаю, что понес заслуженное наказание. Ваш дражайший сын почивает в своих покоях. Он собьется со счету, сколько замечательных дней ему предстоит провести в нашей Академии. Он исправно пьет отвары. А мы, в свою очередь, стараемся всеми силами обеспечить индивидуальный подход! Так что можете спать спокойно! С уважением, ректор Академии, Анастасия».

Я перечитала письмо, молча взяла чистый лист и стала переписывать его с именами родителей. Я старалась, выводила каждую букву, отчаянно зевая и мечтая, чтобы здесь поскорее изобрели принтер. Но до принтера здесь было далеко, поэтому на третьем письме я поняла, что засыпаю. Письма все никак не заканчивались, я уже лежала головой на столе, вяло водя пером по бумаге и оставляя жирные кляксы.

– Все! – выдохнула я, глядя, как передо мной появились конверты. – Можно отправлять! Ты как хочешь, а я – спать! И попробуй только… Я тебя предупредила!

Письма были запечатаны, а я поплелась в комнату, обессиленно рухнув лицом в подушку.

С меня стягивали одеяло, но я намертво вцепилась в него, предварительно укутавшись как следует. Из-под меня вырывали подушку, но я держала ее мертвой хваткой. Я подняла голову, глядя, что на улице едва забрезжил рассвет.

На полу рядом с кроватью лежала груда писем! Ничего себе, как быстро работает местная почта! Не благодарите, дорогие родители, я и так делаю все что могу!

Я лениво достала первое письмо, распечатала его и…

«Да как вы смеете!!! Что вы сделали с нашим сыном! Понос – это заслуженное наказание. Вас казнить за это мало! Почему наш сын дрожит? И почему он в помоях? Да как вы смеете так обращаться с наследником!»

Какой понос? О чем это вы? Что не так?

«Мы знали, что он сопьется в вашей Академии! Почему он дрожит? Как вы посмели вылить на него помои! Это неслыханная дерзость, за которую вам предстоит ответить!»

Я бросилась к столу, доставая все испорченные черновики. «Уважаемые родители! С проблемой мы разобрались. Утверждаю, что понос заслуженное наказание. Ваш дрожащий сын почивает в своих помоях. Он сопьется со счету, сколько замечательных дней ему предстоит провести в нашей Академии. Он исправно пьет отравы. А мы, в свою очередь, стараемся всеми силами обеспечить индивидуальный подох! Так что можете с…ать спокойно! С уважением, ректор Академии, Анастасия».

«Молодец!» – проступила надпись на стене и тут же померкла.

В дверь постучали, я сжалась в кресле, глядя на брошенное поверх черновиков перо и кляксы на столе.

– Можно войти? – послышался мужской голос, а потом кто-то надрывно прокашлялся. – Я, конечно, извиняюсь, что в такую рань… Я – повар Академии.

На пороге стоял сгорбленный старичок с длинными седыми волосами, в грязном фартуке.

– Я, конечно, дико извиняюсь, многоуважаемый ректор, – старик отвесил поклон, – но принцы объявили голодный бунт… Они выбросили все, что я готовил, из окна и требуют королевскую еду! Они сказали, что «лучше подохнут с голоду, чем будут есть эту дрянь!».

По щеке непризнанного гения кулинарии потекла скупая слеза.

– Вразумите их! Помрут ведь с голоду! – вздохнул старик. – Я ведь стараюсь, стараюсь! Раньше, когда у меня был трактир «Дохлая крыса», никто не жаловался! Ели аж за обе щеки! Я-то трактирщик… Толк в еде знаю! Каша с грибами, пирожки с мозгами, кишки коровьи, начиненные фасолью, ворона на вертеле, как вам, например. Между прочим, это – мое… кхе-кхе… коронное блюдо. Все нахваливали. Говорили, что прямо как курица. Но курица – дорого выходит… Так как вам мое блюдо?

– А нормальные продукты есть? – сглотнула я, понимая, что подавлять рефлексы и бунт – дело неблагодарное.

– Откуда? – пожал плечами обиженный повар. – Тут и ворону поймать – целая наука! Хитрющие стали, хоть убей…

«А может быть, ворона?.. Кар-кар-кар… А может быть, собака? Гав-гав-гав… А может быть, корова?» – звенела в голове детская песенка. «Но тоже хороша!» – вздрогнул желудок. Что-то мне подсказывает, что прямо сейчас на одного призрака в Академии станет больше!

Глава шестая

Ущемленное королевское достоинство

Уронил принцессу на пол,Оторвал принцессе лапу,Все равно жениться мне,Ведь иначе быть войне!

– Вы дверь закрыли? – проскрипела Шарман, сидя в кресле. Ее руки нервно теребили веер и обтрепанное кружево юбки.

– Боишься, что опять надует? – съязвил Лючио, ослепительно улыбаясь обаятельной улыбкой мерзавца.

– В прошлый раз мне чесотку надуло! Месяц мучилась! Сидеть невозможно! А потом вот такая болямба вскочила! Сижу, как говорится, хоть панталоны снимай! Все болезни от сквозняка! – скрипела Шарман, одергивая декольте. – А в замке их столько… Вот и просквозило!

– Раньше ты говорила, что все от нервов! – послышался хриплый голос Ардена, который брезгливо отодвинулся подальше.

– И от нервов тоже! Перенервничала на свидании! Еще бы! Незнакомец! Как тут не понервничаешь? – живо согласилась Шарман, обмахиваясь петухом. – И не смотрите на меня так! У меня, между прочим, есть личная жизнь! Я еще достаточно молода и красива, чтобы пользоваться успехом у мужчин!

– Нет своего – пользуйся чужим! Держи мой успех! Вернешь в целости и сохранности! – рассмеялся Робер, улыбаясь нехорошей улыбкой, протягивая руку, а потом тут же убирая. – Ручку целовать не буду, а то потом долго лечиться от сквознячков!

– Я тут замужество планирую! Даже платье выбрала! Не все же мне в девках ходить? – усмехнулась Шарман, приклеивая обратно отпавшую мушку.

– Да, такой красавице недолго в девках ходить осталось. – Винсент зевнул, листая книгу. – Многоуважаемая моль, будь так любезна передать эстафету червякам!

– Да как ты смеешь напоминать даме о возрасте! Мне всегда шестнадцать! У меня никогда от поклонников отбоя не было! – возмутилась мадемуазель Шарман, замахиваясь на него веером.

– Отбоя от покойников у тебя точно не будет! – смеялся бледный нездоровой бледностью Винсент, прикрываясь книгой.

– А ну скажи, что я все еще вне конкуренции! – бушевала Шарман, пока в разные стороны летели перья.

– Конечно. Твоя конкуренция уже давно остепенилась, – язвительно заметил Лючио, закатывая глаза и уворачиваясь от ударов. – И сменила адресочек на постоянный. Зато есть большой плюс! Мужчины носили их на руках, а теперь ходят с цветами!

– Любви все возрасты покойны! – смеялся Робер, хватая Шарман за веер и протягивая ей что-то черное на кончике пальца. – Забери своего таракана!

– Это – мушка! – заскрипела груженой телегой, подозрительно прищуриваясь на чужой палец, Шарман. – Ой! Опять ошиблась! Неужто снова в шкатулку с мушками заполз?

Мушка слегка зашевелилась, как бы намекая на последний писк моды.

– Прямо как раздетая, – причитала Шарман, ощупывая место, где до этого красовалось волосатое черное пятно.

– Успокоились? Кто сейчас не успокоится – преждевременно упокоится! – Черные клубы тьмы отмечали каждый мой шаг. Моя рука в черной перчатке еще не до конца впитала в себя тени. Я сжал кулак, вспоминая прежнее ощущение. Глубокий вдох… Воздуха нет, но грудь по привычке вздымается. Я взял свою руку, чувствуя прикосновение. Да, вроде до конца. Черный бархат, белые манжеты из кружева. Рука на сердце. Тишина. Ненавижу этот момент.

– Хозяин! – послышалось со всех сторон, пока я проводил большим пальцем руки по ладони. Ко мне тут же услужливо пододвинули черное кресло. Винсент принес столик, на котором стояла ваза с цветами. Голубые розы?

– Мессир! – Мадемуазель Шарман тут же стала обмахиваться остатками веера. – Я так понимаю, что вы сегодня не в духах?

– Хорошо, что вы уловили запах плохих новостей, – отзываюсь я, падая в свое кресло.

«Плохих новостей? Да у нас все хорошо!» – кудахтали преподаватели. «Все просто замечательно! Вот только… Но вы не подумайте! Я не виноват! Это все они! Я убеждал! Говорил!» – доказывал Робер, показывая на других. «Сам же предложил назначить ее ректоршей! А теперь сваливаешь!..» – возмущалась Шарман. «Мне вообще было все равно! Я сказал, решайте что хотите!» – качал головой Винсент. «Давайте подержу вашу перчатку! Хозяин, это будет честь для меня!» – Лючио учтиво протянул раскрытую ладонь. Перчатка упала на его протянутую ладонь.

Я поднял на них глаза, а они умолкли, опустив головы. Я чувствовал пальцами гладкий холод резного подлокотника, мои пальцы скользнули по столу, с которого тут же стали учтиво вытирать пыль. Робер протирал его рукавом, пока остальные смотрели на меня, не смея ничего сказать. Цветы… Непривычно прикасаться к чему-то. Прохладные гладкие лепестки, упругие бутоны. Я вытащил розу, перевернув вазу.

– Не переживайте! Сейчас все поднимем! – Мадемуазель Шарман принялась вытирать подолом воду.

– Главное… – заметил голос Робера, пока я чувствовал пальцами острые шипы. Интересно, пойдет ли кровь? – Главное – не переживайте! Не принимайте близко к сердцу!

– Оно уже давно обратилось в прах, поэтому я видал ваши оправдания в том месте, где оно лежит! – Я сжимаю стебель розы, чувствуя призрачную боль. Не могу понять, это – боль или память о ней?

– Вас что-то мучает? – учтиво заметил Арден. – Может, вина?

Интересно, это боль или просто память? Боль или память о боли?

– Спасибо, что напомнил. Я как раз хотел поговорить о вине. О вашей вине. – Лепестки мялись в моей руке, падая на колени. – Итак, у вас есть время объясниться.

Я оборвал один лепесток и бросил его на землю, глядя на побледневших преподавателей. Второй лепесток полетел следом.

– Я говорил, чтобы взяли того, немого! – как-то глухо заметил Лючио. – Говорил? Кто меня послушал! Это все Шарман! Она настаивала!

Третий лепесток. Время идет.

– Мало ли что я могла сказать? Я однажды сказала одному красавчику, что хочу звезду с неба! Он ушел и не вернулся! – заскрипела старуха, воинственно размахивая лысым опахалом. – Видимо, до сих пор выбирает! Еще бы! Я требовала самую красивую!

Четвертый и пятый лепестки летят на пол.

– Что-то вы сегодня жестоки, как работа с утра, – осторожно заметил Робер, опустив глаза.

– А хотите, чтобы я был ласков, как отпуск? – усмехнулся я, глядя на преподавателей. – Ну что ж. Я жду… Вы прекрасно знаете, что я имею в виду…

Шестой, седьмой, восьмой. Роза теряла лепестки, а я – терпение.

– Мессир, мы просто подумали, что хватит с нас ставленников! А то что ни ректор, то чей-то шпион! – осторожно заметил Лючио, отложив кинжал. – Поэтому я голосовал за то, чтобы ректором был кто-то со стороны… Причем из далекой… Но я не прочь ее заколоть, если вы прикажете!

Девятый, десятый лепесток летели на пол… Одиннадцатый упал на носок моего сапога.

– Родительское золотишко на дороге не валяется! Желающих, как обычно, много, причем все как один «случайные», – негромко перебил Робер. – Мы подумали, что так будет лучше!

– Я согласилась на… ректоршу, чтобы не отвлекаться от учебного процесса! – прикрылась веером Шарман. – Понимаю, что я – сногсшибательная женщина, и мужчины падают к моим ногам. Но когда в последний раз к моим ногам с вершины башни Королевы упал этот… как его… не помню… я решила, что пусть лучше ректором будет женщина. Она сможет устоять перед моими чарами…

Двенадцатый, тринадцатый. В руках оставался бутон.

– Я согласился исключительно потому, что времени искать кого-то у нас не было. Решение далось нелегко… Я до последнего… – вздохнул Арден, гордо вскинув голову.

– Мне вообще было плевать! Я подумал, что отравить всегда успею, – пожал плечами Винсент. – Тут дел на пять минут!

Отравить? Мягко сказано. Заколоть? Слишком гуманно.

– Все с вами понятно. – На пол падают последние лепестки, а следом – сломанный стебель. Что-то меня тревожит ректорша. «Я сейчас все решу!» – как-то подозрительно радостно заявила она и затаилась.

– В тринадцатый год, тринадцать кровей, одна из которых – ключ от дверей. – Я встал с кресла. – Следите за принцами. Не спускайте с них глаз. Это приказ. Марш готовиться к урокам!

Меня пугает эта подозрительная тишина. Что она там делает?

Последнее письмо было дописано и запечатано. Двенадцать конвертов лежало на столе, а я с коварной улыбкой смотрела в окно на стаю ворон, понимая, что план, придуманный еще моим классным руководителем, никогда не давал сбоя.

Стоило мне уйти в свои покои, чтобы переодеться и расчесаться, как вдруг перед глазами мелькнула надпись: «Начну издалека. Что такое пластилин?»

– Пластилин – это очень нужная вещь, – уклончиво заметила я, поглядывая сквозь открытую дверь на разорванное письмо, лежащее на столе. – Я бы даже сказала – основополагающая!

«Хорошо! Подойдем к вопросу ближе. Что такое плазма?» – проступило на стене.

– Эм… Это тоже очень нужная вещь, – снова уклончиво заметила я, поглядывая на часы. Кажется, плазмоид у меня есть, а вот плазмы нет. Непорядок! – Без нее никак… Престиж! Тем более они все равно не знают, что это такое! Так что не беспокойся!

«А теперь мы подошли почти вплотную к вопросу! Кто разрешал тебе собирать деньги за шторы, штукатурку, пластилин, пластиковые окна и плазму?» – проступило на стене. «Я правильно перечислил?» – появилось чуть ниже.

– Нужда! Большая и маленькая! – огрызнулась я, понимая, что мой неблагородный, но практичный порыв не оценили. – Пусть скидываются! Хотят, чтобы дети тут жили как принцы, – пусть раскошеливаются!

В меня прилетела подушка, чуть не сбив с ног.

«Еще раз я узнаю, что ты просишь деньги…» – появилось на стене.

– Ты что творишь, призрак онанизма! – взбесилась я, хватая подушку и швыряя в стену. – Я не прошу! Я требую! На вполне законных основаниях! Ты замок видел? Тут штукатурка на голову сыпется! Можно ходить и всех поздравлять с первым снегом! А шторы? Моль передает ее по наследству! «Слушай, малыш! Эту дырку еще твой прапрапрадед сделал!»

«Быстро на урок! Иначе я тебя прикончу!» – прочитала я на стене.

– Послушай, призрак голодной смерти! – возмутилась я, глядя, как по зеркалу пошли трещины, а мазня в золотых рамах, которая тщетно пыталась украсить мои покои, с треском рухнула вниз, заставив отскочить. – Тебе-то все равно! Ты все равно дохлый! Понимаю, что ты лежишь в своем склепе, сложив ручки на груди, но нам тоже хочется кушать!

«Считаю до трех! Раз, два, три», – проступило на стене, а позади меня разбилась огромная ваза и пошли трещинами оконные стекла.

– Я сразу поняла, что с арифметикой у тебя проблемы. Ничего, после трех идет четыре, а потом пять! Ты, главное не расстраивайся, узнав, что там еще есть цифры, – вздохнула я, зевая и поглядывая в окно. Стая ворон клубилась над Заколдованным Лесом, пронзительно каркая. Вы как хотите, но я больше туда ни ногой!

«А ну быстро на урок! Я три раза повторять не буду!» – проступило на стене, а я мысленно требовала заменить слово «покойник» словом «беспокойник»!