Вокруг Луны

– Успокойся, милый друг, – сказал Барбикен. – Когда снаряд прорезал атмосферу, он выдержал температуру повыше теперешней. Я нисколько не удивился бы, если бы жители Флориды приняли наш снаряд за раскаленный болид.

– Значит, Мастон считает, что мы изжарились?

– Я и сам удивляюсь, что этого с нами не случилось, – сказал Барбикен. – Вот опасность, которой никто из нас не предусмотрел.

– Ошибаетесь, я очень этого опасался, – просто сказал Николь.

– И ты ни слова не проронил об этом, доблестный капитан? – воскликнул Ардан, пожимая ему руку.

Тем временем Барбикен продолжал устраиваться в снаряде, словно он собирался остаться здесь навсегда. Мы помним, что воздушный вагон представлял в основании площадь в пятьдесят четыре квадратных фута, а в высоту достигал двенадцати футов. Он был очень искусно отделан внутри: каждому предмету – дорожной утвари, поклаже, приборам и инструментам – было отведено свое место, и поэтому, не загромождая снаряда, они оставляли пассажирам довольно большое пространство. Толстое стекло, занимавшее часть дна, могло выдержать большую тяжесть. Барбикен и его друзья спокойно расхаживали по стеклу, как по обыкновенному полу, а солнечные лучи, падая отвесно снизу, освещали внутренность снаряда, создавая самые фантастические световые эффекты.

Путешественники осмотрели бак с водой и ящик с провизией. Благодаря мерам, принятым для ослабления толчка, кладовые нисколько не пострадали. Провизия имелась в изобилии, и ее хватило бы для троих путешественников на целый год. Барбикен позаботился запастись продуктами на тот случай, если бы снаряд опустился в совершенно бесплодных областях Луны. Что же касается водки и воды, запасы которой достигали пятидесяти галлонов, то они были рассчитаны всего на два месяца. По последним наблюдениям астрономов, атмосферное давление на Луне считалось очень низким, атмосфера была плотной и насыщенной парами, в особенности в глубоких низинах, где, несомненно, имелись многочисленные ручьи. Таким образом, во время путешествия и первого года пребывания на Луне мужественные исследователи не должны были испытывать ни голода, ни жажды.

Оставалась проблема воздуха внутри снаряда. Но и здесь все оказалось предусмотренным. Аппарат Рейзе и Реньо, предназначенный для производства кислорода, был заправлен хлорноватокислым калием с запасом на два месяца. Он, конечно, расходовал некоторое количество газа, так как калий подогревался до температуры свыше четырехсот градусов. Но и в этом отношении все было рассчитано с запасом. К тому же аппарат не требовал почти никакого обслуживания и работал автоматически. При указанной высокой температуре хлорноватокислый калий, превращаясь в хлористый калий, отдавал весь содержащийся в нем кислород. Какое же количество кислорода можно получить из восемнадцати футов хлорноватокислого калия? Семь фунтов – все, что требовалось для дыхания обитателей снаряда.

Задача, однако, не ограничивалась только восполнением израсходованного запаса кислорода; надо было также позаботиться об удалении выделяемой при дыхании углекислоты. За двенадцать с лишним часов атмосфера внутри снаряда была перенасыщена этим газом, представляющим продукт соединения элементов крови с кислородом. Капитан Николь сразу же заметил по учащенному трудному дыханию Дианы, что воздух в снаряде тяжелый. Как и в знаменитой Собачьей пещере, углекислота вследствие своего веса собиралась на дне снаряда, и бедная Диана, лежавшая головой на полу, должна была гораздо раньше своих хозяев испытать действие этого вредного газа. Капитан Николь поспешил исправить дело. Он тотчас же расставил по дну снаряда несколько банок с раствором едкого натра, предварительно их встряхнув. Это вещество, жадно поглощающее углекислоту, быстро очистило воздух внутри ядра.

После этого друзья перешли к осмотру инструментов и приборов. За исключением одного минимального термометра, у которого разбилось стекло, все термометры и барометры уцелели. Превосходный металлический барометр был вынут из выложенного ватой ящика и повешен на стену. Он показывал, конечно, только давление воздуха внутри снаряда, но зато был снабжен гигрометром, определявшим влажность воздуха. В данную минуту его стрелка колебалась между 765 и 760 миллиметрами. Это означало хорошую, ясную погоду.

Взятые Барбикеном компасы тоже оказались в целости и исправности. Внутри снаряда их стрелки бешено вращались, не указывая никакого направления. Естественно, что на таком расстоянии от Земли магнитный полюс не мог оказывать ощутительного влияния на прибор. Но на Луне компасы могли бы обнаружить любопытнейшие явления. Во всяком случае, было очень интересно проверить, подчиняется ли спутник Земли тем же законам магнетизма, как и сама Земля.

Осмотрели и гипсометр – прибор для измерения высоты лунных гор, секстант для определения высоты Солнца, теодолит – геодезический инструмент, служащий угломером. И наконец проверили подзорные трубы, которые должны были сыграть важную роль во время приближения снаряда к Луне. Все эти инструменты и приборы после тщательного осмотра и проверки были найдены в хорошем состоянии, несмотря на резкий толчок при вылете.

Рабочие орудия – кирки, заступы и прочие, – о которых специально позаботился Николь, всевозможные семена и саженцы, которые Ардан мечтал пересадить на лунную почву, – все лежали на своих местах, в верхних помещениях снаряда. Здесь, под куполом, образовался своего рода чердак, который изобретательный француз завалил целыми горами какой-то утвари. Что именно там хранилось, было неизвестно. Мишель не считал нужным ставить об этом в известность своих товарищей. Они заметили только, что Мишель время от времени поднимался в этот тайник по вделанным в стене ступенькам и наводил там порядок. Он что-то раскладывал, переставлял, торопливо шарил в каких-то таинственных коробках, напевая старинную французскую песенку и при этом немилосердно фальшивя, чем несказанно веселил всю компанию.

Барбикен придавал большое значение сохранности ракет и фейерверков. Эти важные приспособления с тяжелым зарядом предназначались для замедления скорости ядра, когда, пройдя нейтральную зону, оно должно было войти в область лунного притяжения и затем упасть на поверхность Луны. Впрочем, благодаря различию в массах Земли и Луны сила падения была в шесть раз слабее той силы, с которой ядро упало бы на Землю.

Итак, весь осмотр закончился ко всеобщему удовлетворению. Затем каждый из путешественников снова вернулся к наблюдениям межпланетного пространства через стекла боковых иллюминаторов.

Их глазам представлялось все то же зрелище. Все пространство небесной сферы усыпано было звездами и созвездиями необычайной яркости, способной свести с ума любого астронома. С одной стороны сверкало Солнце, как жерло громадной огнедышащей печи, как ослепительный диск без сияния, на фоне совершенно черного неба. С другой стороны Луна отбрасывала отраженные солнечные лучи и казалась неподвижной среди окружающего ее звездного сонма.

Внизу виднелось темное пятно, словно глубокий колодезь в небе, окруженное серебристой каемкой, – это была Земля. Там и сям проступали туманности, точно громадные комья звездного снега, а от зенита до надира тянулось исполинское кольцо, образованное из россыпи неисчислимых звезд, – Млечный Путь, в котором наше Солнце представляет светило всего лишь четвертой величины. Друзья долго не могли оторвать глаз от невиданного зрелища, не поддававшегося никакому описанию. Сколько новых мыслей, сколько неведомых доселе чувств рождала эта картина Вселенной в их душах! Барбикен под свежим впечатлением решил приступить к путевым заметкам; он отмечал час за часом все события, сопровождающие осуществление его дерзкого замысла. Он писал спокойно крупным, словно квадратным, почерком, сухим слогом, напоминающим коммерческие отчеты.

Математик Николь тем временем проверял свои расчеты траекторий и с необычайной ловкостью орудовал астрономическими цифрами. Ардан то и дело заговаривал с Барбикеном, который ему не отвечал, или с Николем, который его не слушал, или, наконец, с Дианой, ничего не понимавшей в его рассуждениях. Он вел длинные диалоги сам с собой, задавая вопросы, сам же отвечая на них, вертелся, шмыгал то сюда, то туда, то приседая на корточки над нижним иллюминатором, то залезая под самый купол снаряда, – и при этом всегда напевал себе под нос. В этом микрокосме он олицетворял собою подвижность и способность приспосабливаться к любым условиям, столь свойственные французской нации, и надо сказать, что его родина имела в нем достойного представителя.

День, или, точнее говоря, двенадцатичасовой промежуток, составлявший день на Земле, закончился обильным, мастерски приготовленным ужином. Никакое событие до сих пор не нарушало беспечного настроения друзей, не поколебало их уверенности в успехе.

Так, полные надежд, не сомневаясь в удаче, они мирно заснули, в то время как снаряд со все убывающей скоростью летел по неведомым путям Вселенной.

Глава 4

Немного алгебры

Ночь прошла без приключений. Собственно говоря, слово «ночь» в данном случае не подходит.

Снаряд нисколько не изменил своего положения относительно Солнца. По астрономическому времени в нижней части снаряда был день, в верхней – ночь. Поэтому каждый раз, когда в нашем рассказе мы будем употреблять слова «день» и «ночь», их надо понимать как время от восхода до захода Солнца на Земле.

Глубокий сон наших путешественников был тем спокойнее, что снаряд, несмотря на громадную скорость полета, казался совершенно неподвижным. Никакое сотрясение не обнаруживало его движения в пространстве.

Движение, с какой бы скоростью оно ни происходило, никак не отражается на человеке, когда оно совершается в пустоте или когда масса воздуха, окружающая тело, движется вместе с ним.

Кто из обитателей Земли замечает скорость ее движения? Однако же он несется вместе с нею со скоростью девяносто тысяч километров в час. Движение в таких условиях не ощущается так же, как и покой. Ни одно тело на него не реагирует. Если тело находится в покое, оно продолжает оставаться в покое, пока его не выведет из этого состояния какая-либо посторонняя сила. Если же тело в движении, оно не остановится до тех пор, пока ему не преградит путь какое-либо препятствие. Это безразличие к движению или к покою и есть инерция.

Барбикен и его спутники, заключенные в снаряде, чувствовали себя в полной неподвижности. Впрочем, их ощущение покоя не прекратилось бы, даже если бы они расположились на поверхности снаряда. Не будь Луны, которая все увеличивалась над ними, они могли бы побиться об заклад, что реют в какой-то совершенно неподвижной среде.

В это утро, 3 декабря, друзья были разбужены радостным, но совершенно неожиданным звуком. Это был крик петуха, раздавшийся в самом снаряде.

Первым вскочил Мишель и проворно вскарабкался на свой «чердак». Он поспешно запер какой-то приоткрывшийся ящик.

– Да замолчишь ли ты, – сказал он шепотом. – Эта тварь провалит всю мою затею!

Николь и Барбикен проснулись.

– Петух! – воскликнул Николь.

– Успокойтесь, друзья мои, – с живостью ответил Мишель. – Я просто захотел вас потешить сельской музыкой.

И он издал такое великолепное «кукареку», которое сделало бы честь самому гордому представителю петушиной породы.

Оба американца разразились громким смехом.

– Необычайный талант, – сказал Николь, лукаво посматривая на своего товарища.

– Такие шутки очень приняты у нас во Франции, – ответил Мишель. – Это совсем по-галльски. У нас кричат петухом даже в самом лучшем обществе.

Затем, желая перевести разговор на другую тему, он добавил:

– А знаешь, Барбикен, о чем я думал всю ночь?

– О чем? – спросил председатель.

– Я все думал о наших кембриджских друзьях. Ты, конечно, заметил, что я ни черта не смыслю в математике. Так вот я никак не могу понять, каким образом наши ученые в обсерватории могли вычислить скорость, которую должен иметь снаряд, чтобы долететь до Луны.

– Ты хочешь сказать, – перебил Барбикен, – до той нейтральной точки, где силы земного и лунного притяжения одинаковы, потому что с этой точки, которая находится почти на девяти десятых всего расстояния между обеими планетами, снаряд полетит на Луну сам собой, вследствие собственной тяжести.

– Ну да, именно это я и имел в виду, – сказал Мишель. – Но как же все-таки они вычислили эту скорость?

– Ничего нет легче.

– А ты сумел бы сам провести это вычисление?

– Ну разумеется. Мы с Николем вычислили бы эту скорость и сами, если бы справка обсерватории не избавила нас от этого труда.

– Подумать только, – вздохнул Мишель. – А я бы не мог решить этой задачи даже под страхом смертной казни.

– Потому что ты не знаешь алгебры, – спокойно ответил Барбикен.

– Эх вы, «иксоеды»! Вы думаете сказали: «Алгебра», и этим все объяснили!

– Мишель, – сказал Барбикен, – ты, надеюсь, не станешь отрицать, что нельзя ковать без молота или пахать без плуга?

– Не стану, конечно.

– Ну так алгебра – такое же орудие, как соха или плуг, и орудие весьма полезное для тех, кто умеет с нею обращаться.

– Не может быть.

– Сущая правда.

– А ты согласен воспользоваться этим орудием тут же при мне? Если тебе, конечно, не скучно.

– Разумеется.

– И показать мне, как вычислить начальную скорость нашего снаряда?

– Да, дорогой друг. Приняв в расчет все известные условия задачи: расстояние от центра Земли до центра Луны, радиус Земли, массу Земли, массу Луны, – я могу с точностью установить начальную скорость нашего снаряда, и при этом с помощью самой простой формулы.

– Какая же это формула?

– А вот увидишь. Но только я не стану вычерчивать кривой, описанной нашим снарядом между Луной и Землей, учитывая их относительное движение вокруг Солнца. Предположим, что обе планеты неподвижны. Этого будет совершенно достаточно.

– Почему же?

– Потому что именно так решаются задачи, называемые «задачами трех тел», интегральный же метод для решения таких задач еще недостаточно разработан.

– Скажите, пожалуйста, – насмешливо произнес Мишель Ардан, – стало быть, математики еще не сказали своего последнего слова!

– Ну разумеется, нет, – ответил Барбикен.

– Ну что ж! Авось лунные жители довели интегральное исчисление до большего совершенства, чем вы! А кстати, что такое интегральное исчисление?

– Это способ, противоположный дифференциальному исчислению…

– Благодарю покорно!

– Другими словами, это исчисление, дающее нам конечные величины, дифференциалы которых нам известны.

– Вот что по крайней мере понятно! – воскликнул Мишель с видом полного удовлетворения.

– А теперь, – сказал Барбикен, – дай мне кусочек бумаги, огрызок карандаша, и через полчаса я покажу тебе нужную формулу.

С этими словами Барбикен принялся за вычисления. Николь продолжал изучать в окно необозримые межпланетные пространства, предоставив Мишелю заботу о завтраке.

Не прошло и получаса, как Барбикен, подняв голову, показал Ардану бумажку, исписанную алгебраическими знаками, среди которых выделялась следующая формула:

– Что же это значит? – спросил Мишель.

– Это значит, – ответил Николь, – что одна вторая V в квадрате минус V нулевое в квадрате равно gr, помноженное на r, деленное на х, минус единица плюс m прим, деленное на m, умноженное на r, деленное на d минус х, минус r, деленное на d минус r…

– Икс плюс игрек на закорках у зета и верхом на р, – расхохотался Мишель. – И все это тебе понятно, капитан?

– Ничего нет понятнее.

– Ну еще бы! – сказал Мишель. – Да ведь это же ясно с первого взгляда; теперь мне больше ничего не требуется.

– Вечно ты издеваешься! – вмешался Барбикен. – Захотел алгебры, ну и получай.

– Пусть уж лучше меня повесят!

– В самом деле, – сказал Николь с видом знатока, читая формулу. – Мне кажется, эта формула совершенно правильна. Это интеграл уравнения действующих сил, и я не сомневаюсь, что она приведет к искомому результату!

– Но я тоже хочу хоть что-нибудь понять! – вскричал Мишель. – Я готов отдать за это десять лет жизни… Николя.

– Ну так послушай, – начал Барбикен. – Половина V квадрат минус V нулевое в квадрате – это формула, дающая нам полувариацию действующей силы.

– Ну допустим. А Николь тоже понимает, что это значит?

– Конечно, Мишель, – ответил капитан. – Все эти кажущиеся тебе каббалистическими знаки составляют самый простой, самый точный и логичный язык для тех, кто им владеет.

– И ты полагаешь, Николь, – сказал Мишель, – что при помощи таких иероглифов, еще более непонятных, чем египетские «ибисы», ты сможешь найти начальную скорость, которую следовало сообщить снаряду?

– Безусловно, – ответил Николь. – При помощи этой формулы я смогу даже сказать тебе, с какой скоростью летит снаряд в любой точке пространства.

– Честное слово?

– Честное слово.

– Подумать только, ты, значит, ученый не хуже нашего председателя!

– Нет, Мишель. Барбикен сделал как раз самое трудное. Он нашел уравнение, определяющее все условия задачи. Остальное – вопрос арифметики и требует только знания четырех правил.

– Ну это действительно пустяки! – ответил Мишель Ардан, хотя ни разу в жизни не одолел ни одной задачи на сложение и называл эти упражнения «китайскими головоломками, позволяющими получать бесконечно разнообразные итоги».

Барбикен, однако, уверял, что и Николь, поразмыслив, смог бы самостоятельно найти ту же формулу.

– Не знаю, – возразил Николь, – чем больше я ее изучаю, тем больше она меня восхищает.

– А теперь, – сказал Барбикен, обращаясь к своему невежественному другу, – слушай. Ты поймешь, что все эти буквы имеют определенные значения.

– Слушаю, – смиренно сказал Мишель.

– d означает расстояние между центрами Земли и Луны, – сказал Барбикен. – Эти точки нам нужны для вычисления сил притяжения.

– Понятно.

– r – радиус Земли.

– Радиус… Допустим.

– m – масса Земли, а m прим – это масса Луны. Эти величины приняты в формуле потому, что притяжение тел пропорционально их массам.

– Понимаю.

– g – сила тяжести, скорость, приобретаемая телом в течение секунды при падении на поверхность Земли. Ясно?

– Как божий день!

– Буквой х я обозначил то переменное расстояние, которое отделяет нас от центра Земли, а V – скорость снаряда при данном расстоянии.

– Прекрасно!

– Наконец, скорость снаряда по выходе из атмосферы обозначим V нулевое.

– Правильно, – сказал Николь, – до этой точки и следовало вычислять скорость, так как известно, что начальная скорость в полтора раза больше той, которую снаряд сохранил при выходе из атмосферы.

– Ничего не понял! – воскликнул Мишель.

– Это же так просто! – сказал Барбикен.

– Просто, да, видно, не для меня! – ответил Мишель.

– Это значит, что, когда наш снаряд достиг границы земной атмосферы, он уже потерял треть своей начальной скорости.

– Так много?

– Да, милый друг, и притом только вследствие сопротивления воздуха: трения о воздух, понимаешь? Ты представляешь себе, что чем быстрее движется снаряд, тем большее сопротивление оказывает ему атмосфера?

– Это понятно, – согласился Мишель, – это я себе представляю, но все эти ваши V нулевое и V нулевое в квадрате отскакивают от моей тупой башки как от стены горох…

– Первая естественная реакция на алгебру. Но погоди, голубчик, – сказал Барбикен, – сейчас, чтобы доконать тебя, мы вставим в эту формулу числовые значения, соответствующие каждой букве.

– Делать нечего, приканчивайте меня! – с отчаянием воскликнул Мишель.

– В этой формуле, – продолжал Барбикен, – есть величины известные, а есть и такие, которые еще придется вычислить.

– Этим займусь я, – сказал Николь.

– Итак, во-первых, r представляет собой земной радиус, величина которого на широте Флориды – точке нашего отправления – равняется шести миллионам тремстам семидесяти тысячам метров; d – расстояние между центрами Земли и Луны, равное пятидесяти шести радиусам Земли, значит…

– Значит, – перебил Николь, уже успевший сделать вычисление, – это самое расстояние будет равно тремстам пятидесяти шести миллионам семистам двадцати тысячам метров в то время, когда Луна находится в перигее, то есть в наиболее близкой точке от Земли.

– Правильно, – подтвердил Барбикен. – Далее: m прим, деленное на m, есть отношение массы Луны к массе Земли, равное одной восемьдесят первой.

– Отлично, – заметил Мишель.

– g – сила тяжести, которая во Флориде равна девяти метрам и восьмидесяти одному сантиметру; отсюда следует, что gr равно…

– Шестидесяти двум миллионам четыремстам двадцати шести тысячам квадратных метров, – подхватил Николь.

– А дальше что? – спросил Мишель Ардан.

– А дальше, – ответил Барбикен, – когда буквы заменены числовыми величинами, я могу приступить к определению V нулевого, то есть скорости, которую снаряд должен иметь при выходе из атмосферы, чтобы с нулевой скоростью достигнуть точки равного притяжения. Итак, если в этот момент скорость должна быть равной нулю, то х будет расстоянием, на котором находится эта нейтральная точка, и может быть выражено девятью десятыми d, то есть мы получаем расстояние между двумя центрами.

– Сплошной туман, – вздохнул Мишель.

– У меня, стало быть, получится: х равно девяти десятым d и v равно нулю, а тогда моя формула примет вид…

Барбикен быстро выписал формулу:

– Так! Именно так! – вскричал Николь, жадно впиваясь глазами в формулу.

– Все ли ясно? – спросил Барбикен.

– Чего же яснее! – воскликнул Николь.

– Ну и мудрецы! – прошептал Мишель.

– Понял ли ты, наконец? – спросил его Барбикен.

– Еще как! – воскликнул Мишель. – Того гляди, голова треснет…

– Итак, – продолжал Барбикен, – V нулевое в квадрате равно двум gr, помноженным на единицу минус десять r, деленных на девять d, минус одна восемьдесят первая, помноженная на десять r, деленных на d, минус r, поделенное на d минус r.

– А чтобы получить искомую скорость снаряда по выходе его из атмосферы, – добавил Николь, – остается только произвести вычисление.

И капитан, не страшась никаких трудностей, с неимоверной быстротой принялся за вычисление. Столбцы цифр вырастали из-под его карандаша, и скоро вся страница была испещрена делениями и умножениями. Барбикен внимательно следил за капитаном, а Мишель, сжав обеими руками голову, старался избавиться от начавшейся мигрени.

– Ну как? – спросил Барбикен после некоторого молчания.

– Готово! – ответил Николь. – Для того чтобы снаряд мог долететь до нейтральной точки, где притяжения Земли и Луны уравновешиваются, скорость его при выходе из атмосферы должна быть равной…

– Чему? – с нетерпением спросил Барбикен.

– Одиннадцати тысячам пятидесяти одному метру в первую секунду.

– Как? – воскликнул Барбикен. – Сколько?

– Одиннадцать тысяч пятьдесят один метр, – повторил капитан.

– Проклятье! – воскликнул в отчаянии Барбикен.

– Что с тобой, дорогой? – спросил Мишель Ардан, не понимая волнения председателя.

– Что со мной? Если в данный момент скорость от трения уже уменьшилась на одну треть, то первоначальная скорость должна была равняться…

– Шестнадцати тысячам пятистам семидесяти шести метрам! – ответил Николь.

– А по расчетам Кембриджской обсерватории выходило, что достаточно скорости в одиннадцать тысяч метров. И именно с этой скоростью мы и вылетели из колумбиады!

– Ну так что ж? – недоумевал Николь.

– Да то, что эта скорость, значит, была недостаточной.

– Ну?

– И мы не долетим до нейтральной точки!

– Черт возьми!

– Мы не пролетим и половины пути!

– Проклятое ядро! – завопил Мишель Ардан, вскакивая с такой поспешностью, словно снаряд через несколько минут должен был грохнуться о Землю.

– Значит, мы упадем обратно на Землю!

Глава 5

Холод межпланетных пространств

Результат вычислений как громом поразил наших путешественников. Кому бы могла прийти в голову мысль о подобной ошибке? Барбикен все еще не верил в такую возможность. Николь, однако, снова проверил все свои расчеты и убедился в их правильности. Точность же формулы, взятой в основу вычислений, не подлежала никакому сомнению. После вторичной проверки оказалось, что для достижения желаемой точки снаряду действительно нужно было сообщить начальную скорость в 16 576 метров в первую секунду, в противном случае снаряд не мог долететь до намеченной цели.

Трое друзей молча переглянулись. О завтраке никто уже не думал. Барбикен, стиснув зубы и конвульсивно сжав кулаки, нахмурившись смотрел в окно. Николь, скрестив на груди руки, уставился на свои цифры.