Полная версия
Книжная аптека
Ехать предстояло почти девять часов. Книгу я прочитала с небольшими перерывами на середине пути. В ней девушка, молодой библиоцевт, поехала на свою первую конференцию, она не знала, что делать и говорить, всего боялась, в итоге ужасно выступила и убежала со сцены. Но все равно была рада, ведь там она встретила одного важного человека, который потом повлиял на всю ее жизнь.
Ну и ну. Не стоит бояться поражения, бла-бла. Какая-то часть меня, разумеется, понимала, что это правда, и мне в любом случае будет полезно такое масштабное мероприятие. Но страх все равно не отступал до конца.
Я еще раз взглянула на безмятежное лицо Вилены, которая улыбнулась мне и показала "класс", подняв вверх большой палец. И правда, надо брать с нее пример, все будет хорошо. Я не заметила, как уснула, а проснулась уже на месте, новая знакомая теребила меня за плечо, приговаривая, что скоро пора выходить.
– Я что, полдороги проспала? Да уже темно!
– Ну да, осталось заселиться в отель и отдохнуть. Завтра ведь конференция.
О! Снова это слово.
– Ты где остановилась?
– Мне забронировали номер в "Гранд агат".
– А мне, как его, в этом. – В "Арбионике".
– Ну тогда до завтра.
Мы разъехались каждая на своем трансфере к своему временному пристанищу. Обе гостиницы находились недалеко от нужного места, где и будет проходить ежегодная конференция библиоцевтов и книготерапевтов.
***
Утром я приехала заранее, чтобы не опаздывать и не переживать хотя бы за это. Еще придется повсюду таскать сверток от Лимы. Вот будет забавно, если этот Герман Владикович вообще здесь не окажется, ну мало ли что может произойти. Оставалось надеяться, что я смогу его узнать, видев только небольшое фото, показанное начальницей.
Передо мной появилось огромное величественное здание, словно все сделанное из стекла гигантом-стеклодувом. Ого!
На стойке регистрации у входа стояли сестры-близняшки, одна блондинка, а другая брюнетка. А я разглядывала их, пытаясь отгадать, кто из них покрасил волосы. Они меня зарегистрировали, и я прошла дальше.
Указатели внутри помпезного высотного здания говорили, где и о чем можно послушать лекции и мастер-классы. Я принялась читать названия тем на табличках: "Ужас какой-то. Исцелительная сила триллера", "Обхохочешься. Самые смешные истории уходящего года", "Читательский взгляд на библиоцевтику. Как они нас видят", "Вредители. Как с ними бороться".
Последнее я не поняла. Мы что, на собрании агрономов, а речь пойдет о саранче или каких-то жуках, съедающих весь урожай? Я уже хотела пройти по указателю и записаться на эту лекцию, как увидела его.
Точно! Все-таки приехал, как и обещала Лима. Герман Владикович, библиоцевт из какого-то там Стишовска или Стихотворска. Надо просто отдать ему сверток, который уже надоел мне, сколько можно таскать его под мышкой? У меня и так куча брошюрок с собой, надо будет разложить их на каком-то столе и поставить табличку с названием нашей аптеки. Мне казалось, что написала я там полную ерунду.
Порассуждала о темах книг и промежуточном этапе между библицевтикой и книжной терапией. Я все же думала над тем, чтобы попробовать совершить такой переход, вот и подняла важность одной профессии для другой и наоборот.
А если меня кто-то о чем-нибудь спросит? Ну скажу что думаю, ну вызову непонимание, поброжу еще на конференции, да вернусь домой. Все равно этих людей я скорее всего больше не увижу. Пусть конференция и ежегодная, может часть из них не будет уже больше работать или не сможет приехать. А может я сама уже не буду библиоцевтом? А может я к следующей конференции стану автором и напишу первую книгу для всех этих книжных аптек, сотрудники которых сегодня здесь!
От этой мысли почему-то потеплело в груди. А еще я ощутила явственный запах мандаринов. Может их где-то разложили и будут нас угощать?
Черт, он же сейчас уйдет, и ищи его потом по этому огромному зданию!
– Здравствуйте! – крикнула я стоявшему возле стойки с какими-то буклетами Герману Владиковичу. – Я от Лимы Пилигримовой! Герман Владикович! Стойте!
Он повернул на меня слегка взъерошенную голову и моргнул одним глазом, как будто у него нервный тик. Но скорее это он так выразил удивление, потому что вскоре глаза стали моргать вместе и абсолютно одинаково.
– Какая приятная встреча. Он откашлялся, чем поставил под сомнение его последние слова.
– Вот, она просила передать. Вам.
– Что это?
– Не знаю, меня просто попросили передать это вам, когда встречу вас здесь. И вот вы тут, так что, прошу вас, это вам.
Я протянула ему неизвестный сверток, и он отпрянул назад. А они, судя по всему, не такие уж друзья с Лимой, раз он так отскочил. И что она там могла такое положить, что он так шарахается?
– Надо же.
– Вы не чувствуете, пахнет как будто мандаринами?
– У меня легкая простуда, ничего не чувствую. Нос заложен. Аппчхи!
– О, как жаль. Пхчи! Ой.
– Аппчхи! Простите, и будьте здоровы.
– Вы тоже. Пчхи! Нет, правда, я чувствую запах цитрусовых.
– А у меня на них жуткая аллергия. Так что, надеюсь, их тут нет. Я однажды потрогал апельсин, так потом неделю чесался и кашлял.
– В общем, это вам.
Я наконец отдала ему несчастный сверток, еще раз обозначив, что меня об этом просто попросили. Он развернул его, просунул туда лицо и руку, после чего почему-то выскочил из зала, отбросив сверток на пол. Больше я не видела Германа. Скорее всего пошел чихать в укромном уголке.
Сверток остался у меня под ногами. Там что, мандарины? Так вот откуда я ощущала их аромат. Я развернула сверток побольше и разглядела оранжевую горку, а еще записку: "Не продвинуть тебе проект Кеплера!"
Что? Дурдом какой-то. Ну раз он убежал, то я просто съем мандарины в номере, а то мне от этого запаха так цитрусовых захотелось. А по приезду скажу, что передала. Вот уж тайна, несколько мандаринок и какой-то непонятный текст на бумажке.
Может надо передать хотя бы записку? Что еще за проект? Но этого Германа Владиковича словно след простыл.
И тут я увидела вывеску над отдельным залом, где толпились люди. "Проекту Кеплера быть?" И пошла туда. Почему я ничего не знаю об этом проекте?
В толпе заметила фото Германа с подписью: "Главный спикер по проекту. Время выступления – 13.00, ждем Вас!"
Я взглянула на часы. Так это же сейчас! А его нет. Ну конечно, он ведь куда-то убежал с приступом чихания. А теперь возможно еще и кашля. Вокруг уже слышались недовольные голоса.
Рядом стоял задумчивый парень, который, судя по всему, очень хотел послушать выступление. Теперь он был озадачен и взволнован. Вот он точно должен знать, – подумала я.
– Простите, а что такое "Проект Кеплера"?
Он взглянул на меня так, словно я оторвала его от чего-то важного. Хотя он просто стоял и ждал, когда придет спикер. Вздохнув, он все же ответил:
– Это проект, защищающий так называемых вредителей.
Тьфу, да что же такое! Спрашивать, кто такие эти вредители я не стала. И так уже выставила себя дурой и вызвала недовольство.
На небольшой помосток вышел какой-то важный человек в костюме. Его представили как Президента федерации библиоцевтов и книготерапевтов. Ого!
Он поприветствовал присутствующих, пожелал всем удачи, все как всегда на любых подобных сборищах. Тут к нему подошел распорядитель и что-то шепнул на ухо.
Видимо, что Германа все еще нет. Чтоб тебя, кажется, я сорвала мероприятие. Что же теперь будет? И зачем это понадобилось Лиме? Понятия не имею.
Тут откуда-то выбежал весь потный и всклокоченный Герман, залетел на сцену и огляделся ошарашенным взглядом. Ну и вид у него.
Пожал руку Президенту федерации и вдруг как чихнул прямо ему на лоб. Огромная сопля потекла между его глаз. Лицо побагровело. А у Германа побледнело и позеленело одновременно.
Президент федерации схватил его за ворот и потянул на себя. Открыл рот, чтобы что-то сказать. Герман снова зашелся чиханием прямо в этот раскрытый рот.
Проглоченный чих превратился в сдавленный писк. Герман полетел на пол, резко отодвинутый от себя Президентом федерации.
Одна из сестер-близняшек с зоны регистрации подбежала к самому главному начальнику и подала ему платок, чтобы он мог вытереть следы казуса на своем лице. Другая из девушек помогала встать Герману, шепча ему видимо что-то приободряющее, мол, ничего страшного.
У него самого было такое лицо, словно его дни сочтены. Так или иначе, лекция по загадочному для меня проекту Кеплера уже никого не волновала. Даже тот молодой человек, который неудачно меня просветил, смотрел во все глаза на происходящее на сцене, разинув рот.
Потом оба участника странной сцены резко куда-то испарились, словно близняшки были иллюзионистками и сделали так, чтобы они исчезли.
Стало понятно, что на этой локации ничего больше не будет. Все стали искать глазами что-то занятное и разбредаться по другим местам в этом огромном здании. Возможно, они даже больше друг друга здесь сегодня не увидят, хотя только что стояли плечом к плечу.
Вот так дела. Пойду тогда узнаю все-таки что-нибудь интересное. Я увидела зазывалу на лекцию "Ужас какой-то" и пошла за ним.
На помостке уже стоял выступающий, одетый во все черное, видимо, чтобы подчеркнуть всю ужасность темы.
– Чем нам помогают страшные истории? – начал он с вопроса к самому себе и ко всем сразу. – Когда мы пугаемся во время чтения, то можем осознать, что у нас все хорошо, ведь с нами не происходит таких страшных событий, как в книге. Наприме…вз, ох, ээээээ…
Он говорил так монотонно, что я больше ничего и не уловила, кроме этой первой мысли. Зевнув, пошла на другую локацию. Под плакатом с надписью: "Обхохочешься!" раздавали какие-то статуэтки.
Ведущая выкрикивала названия номинаций и имена.
За самый смешной сюжетный поворот! Лида Маковка! Судя по всему, эта самая Лида вышла и приняла статуэтку. Пара вспышек фотокамеры, и девушка ушла, улыбаясь.
За самого веселого и неунывающего персонажа! Вероника Клюс!
За самое смешное начало!
За самый забавный конец!
За самое смешное название книги!
У меня закружилась голова, и я пошла куда глаза глядят в надежде интуитивно натолкнуться на что-то, что смогу воспринимать, в душе у меня был какой-то сумбур.
И тут я увидела ее. За столиком сидела моя недавняя попутчица из поезда и раздавала автографы. Рядом стояла в держателе книга "Судьбоносная конференция" от автора В. Рассказовой, а рядом лежала еще стопка таких же. Я раскрыла рот от удивления. Так она автор? И ничего не сказала. Только так странно обрадовалась, когда я достала ее книгу в поезде и показала ей. Ах, так вот в чем было дело!
Я тоже подошла к столику. Она подняла на меня глаза и заулыбалась.
– О, привет!
– Мне тоже автограф.
– Конечно, сейчас подпишу. – Как дела?
– Осваиваюсь.
Я протянула ей ту самую книгу, которую тоже на всякий случай везде таскала с собой. Она нарисовала красивую закорючку. Класс! Мне есть чему у нее поучиться.
– Вот, держи.
– Спасибо, здорово! А я тоже подумываю стать автором-книготерапевтом.
– Правда? Думаю, у тебя получится. Тогда можем куда-нибудь сходить, когда вся эта суматоха закончится.
– Хорошо.
Теперь я иначе восприняла ее предложение. Может это и неплохая идея. Она протянула мне свою визитку с номером телефона, а когда я уходила, то обернулась, и она помахала мне рукой. А может, это не было случайным знакомством в поезде? Тогда Вилена мне показалась странной, но теперь я гадала, какой бы стала я сама, если бы передо мной достали мою же книгу и начали ее читать. Особенно, если бы до этого я с таким не сталкивалась.
Что-то мешалось в руках, и я вспомнила про свои брошюрки, в которые буквально вцепилась. Нашла свободный столик, красиво разложила их веером, а рядом поставила табличку с надписью: "Книжная аптека Лимы Пилигримовой. Город Тиражевск". Все. Дело сделано.
Я услышала призыв на лекцию про этих несчастных вредителей, с которыми никак не могла разобраться. Но была в таких расстроенных чувствах от всего происходящего, что слышала только "буль-буль-буль". Или что-то в таком духе.
Я так и не пойму, причем тут какие-то вредители?!
Даже не удивилась, когда заметила тут неподалеку того парня, который пытался мне все объяснить на несостоявшейся лекции Германа Владиковича. Он тоже посмотрел на меня, а потом сказал: "О, я вас потерял, возьмите мою визитку. Мало ли, может пригодится".
Почему у всех тут есть визитки кроме меня?
На его карточке было написано: "Старший научный сотрудник по утверждению сюжетов". Хм!
– Я видел, как вы раскладывали брошюрки и посмотрел одну. Интересные мысли. Если хотите писать собственные книги, удачи.
– Спа-сии-бо.
Он уже снова куда-то исчез. И тут ведущий позвал всех в главный зал, чтобы желающие могли зачитать краткие доклады.
Послушала, почти не разбирая слов, нескольких участников, некоторые из них тоже волновались. Как и я всегда в подобных ситуациях, но никто их не выгонял и не перебивал. Все смогли завершить свои выступления и даже получить внимание в виде аплодисментов.
Но моя тревога преподносила все это страшнее в воображении. На самом деле вышло и правда довольно познавательно и интересно. Столик с моими брошюрками почти опустел к концу мероприятия.
А после конференции мы с Виленой пошли в одно местное заведение и отметили все это коктейлями с лаймом и мятой. Правда, я чуть не закашлялась, вспомнив багровое лицо Германа. Видимо, у меня теперь всегда будет такая реакция на цитрусовые. Где они, там и воспоминание об этом человеке. Но все это скорее веселило, и мы с новой знакомой смеялись, обсуждая все что видели сегодня, свои планы и работу.
В итоге я была правда рада такому знакомству, мы договорились приехать друг к другу в гости в будущем, и я возвращалась к себе в город окрыленная.
Добравшись до дома, я была под таким впечатлением, что быстро рассказала родителям, что происходило на конференции, опустив некоторые подробности, само собой, а потом прошмыгнула в свою комнату.
Где же он?
Я открывала ящики комода и шкафы. Выбросить тот блокнот я точно не могла. Проискав весь вечер и перерыв половину комнаты, я так и не нашла свои старые записи.
– Мам, пап, а вы не видели такой желтенький блокнот с розовыми цветочками? – решила я узнать у родителей.
Папа только пожал плечами, а мама махнула рукой и сказала:
– Да когда-то давно попадался. Кажется, он в коробке с хламом на балконе. Мы хотели ее в деревню отвезти.
Что? И не спросили меня? Это же моя вещь! Что за манера без спроса лазить по чужим шкафам и принимать какие-то решения по поводу нужности или ненужности их содержимого?! А если я залезу в твой шкафчик и что-нибудь оттуда выброшу? И тут же я подумала, что будет, если я это на самом деле скажу. Я окажусь ужасным человеком.
Вспомнилось, как подобное уже происходило раньше, когда мама отдала мой букварь соседскому первокласснику, не спросив меня. А я хотела оставить этот самый первый учебник в моей жизни на память, чтобы через много лет листать его и вспоминать, как водила по нему пальцем.
А потом они еще удивляются, что у нас нет взаимопонимания. Видите ли, с коллегами и соседями они нормально ладят, значит, проблема во мне. А я была почти уверена, что если бы мама заглянула в комод соседки, пока та вышла из комнаты на пару минут, выкинула бы блокнот с ее записями в мусорное ведро, не думаю, что у них после этого были бы хорошие отношения.
Конечно же, блокнот в таком случае был бы спасен, потому что за это можно получить штраф. Выброс бумажной продукции строго запрещен, как и пластика, в общем всего, что можно переработать и использовать повторно.
А вот отвозить в деревню мои вещи можно! Там муж тети Эллы мастерит из всего подряд разные штуки.
И я еще поддалась на их уговоры, поступила на другой факультет, чтобы им угодить!
Я ничего не сказала, только сверлила мать взглядом. Ну ясно. Открыла рывком дверь балкона, не обращая внимания на мамины причитания, что уже холодно.
По телу и правда побежали мурашки, но меня бил жар. Я нащупала коробку и стала рыться в ней, пока не достала нужную мне вещь.
Вот он. Здесь мои первые попытки что-то сочинять и записывать свои мысли. Страницы пожелтели от времени. Я прижала этот артефакт из прошлого, где еще была собой, пока меня не сдвинули на удобное для других место, как мебель.
Вспомнила свои чувства, когда записывала эти неровные строчки. Взглянула на самую первую строку, записанную в блокнот. Большая часть страниц осталась пустой. Надо их заполнить.
Я автор без книги, но это не навсегда.
Теперь становилось и правда морозно, погода выдалась не очень. Взглянув перед выходом на коробку я увидела еще что-то знакомое. Плюшевого мишку, которого мне подарил один мальчик еще в садике. Мы ходили за ручку, пока его семья не переехала.
Мишку я тоже вызволила из груды старых тряпок и ненужного никому сервиза, каких-то старых каталогов и журналов. Выскочила с балкона, закрыла его и прошла к себе.
Через дверь я слышала только бормотание мамы: "Переходный возраст затягивается. Вот была сегодня у соседки, такая вежливая со мной, а наша только дверью хлопает!"
Нет у меня никакого переходного возраста, мне уже двадцать лет. Хотя, нечто переходное в моем состоянии было. Я ощущала переход на другой уровень развития, где мне не могут указывать, где я занимаюсь чем хочу.
Надо в ближайшее время начать жить отдельно, это решило бы многие проблемы.
Я свернулась клубочком в кровати, обнимая блокнот. Надо уехать хотя бы для того, чтобы его могла трогать только я, это мое. У каждого должно быть что-то только его.
На работу я шла с новым ощущением себя, которое еще не могла до конца выразить словами. Помахала Лиме рукой, поблагодарила за книгу и вообще за все.
На Кристине не было лица, когда я увидела ее в книжном архиве. Оно и понятно, девушка так хотела выступить, столько готовилась, а я, получается, перешла ей дорогу, хоть и не по своей воле.
Полдня мы работали почти молча, я слышала от нее только: "Дай", "Возьми", "Этот" и "Вот".
Чтобы как-то разрядить обстановку и позволить ей почувствовать свою значимость, я решила задать вопрос, который несколько дней не давал мне покоя.
– Слушай, Крис, а ты знаешь, кто такие вредители?
Она посмотрела на меня так, как будто это знают все кроме меня, и ушла в другой конец хранилища.
Ну класс, она стала еще недовольнее, чем раньше. А еще я никогда не узнаю, кто такие эти вредители.
Любимая книга Варлея Непобоюк
За неделю до Нового года я собрала вещи и съехала от родителей в кампус. Квартирка была крошечная, зато тут я могла быть одна. Академия предоставляла своим студентам возможность снимать небольшие квартиры-студии, они построили корпус с такими квартирами неподалеку от учебного. В общежитие сейчас попасть было нереально, да тут и поуютнее будет.
Я никогда еще не жила одна, и первый день просто смотрела по сторонам, раскладывала вещи и не могла поверить, что это правда произошло. Я просто собрала чемодан, махнула родителям рукой и уехала.
Гордость за себя меня переполняла. На заработанные в аптеке деньги я оплачу первый месяц здесь, еще отложу наперед, а там накапает новая зарплата, я надеялась, что мне хватит. Плата за проживание тут все равно была символическая, по студенческой программе заселения. Ну в крайнем случае найду подработку в кафе на углу, только бы жить одной.
Часа два я мылась в ванной, даже купила себе пенящиеся бомбочки с ароматом клубники. Дома мне не позволяли ничего лишнего, мама сказала бы что-то вроде: "Вот еще деньги на это тратить!" Хотя на себя она их особо не жалела, покупала хорошую косметику и много чего еще. Когда же я просила что-то себе, мать повторяла мне, что нужно радоваться, ведь меня кормят и одевают. Видимо, пену или соль для ванны она не покупала, потому что ни к еде, ни к одежде это не относится.
А мне всегда нравились такие штуки. И теперь я пошла и купила себе одну бомбочку по цене целого куска хорошего мыла и наслаждалась водными процедурами. Пришла пора формировать собственные привычки, в том числе позволять себе желаемое. Правда в голове все еще звучал материнский голос: "Хватит воду лить! Ты куда это там намываешься? Мыться нужно для чистоты и здоровья, зачем так долго?"
Еще я как-то увидела в магазине красивое кружевное белье, когда мне было лет четырнадцать, так на это мать вообще заявила, что такие трусы нужны, чтобы "ходить по мужикам" и еще допытывалась потом: "Ты что, по мужикам ходишь?" До сих пор подкатывала тошнота от воспоминаний о тех расспросах, тем более я тогда вообще ни о чем таком не думала, была совсем ребенком.
Поспать сколько хочу я тоже не могла, стоило матери заметить, что я начинаю просыпаться, буквально вытаскивала меня из постели со словами: "Хватит лежать". Она не могла спокойно сидеть дольше получаса, ей не давало покоя, что я еще не поднялась, а продолжаю нежиться в кровати, в то время как она уже бодрствует. Мне же всегда требовалось больше времени на сон, а еще было сложно резко подниматься, не полежав просто с закрытыми глазами, поэтому часто я начинала свой день не до конца отдохнувшей.
И вот теперь, проспав около десяти часов подряд и лежа в ароматной ванне, я впервые задалась вопросом по поводу ее слов, что я должна быть благодарна за какие-то общепринятые вещи и радоваться им. Разве не подавляющее большинство живых существ заботится о потомстве? Это совсем не про радость, а про минимальные потребности для выживания. Даже у сирот есть крыша над головой, еда и одежда, потом какая-то социальная поддержка, льготы при поступлении в институт и помощь с жильем.
А еще, неожиданно для себя подумала я, ни один детский дом не требует своих выпускников приходить после восемнадцати лет и отрабатывать вложенные в них усилия. Мне же мать до сих пор придумывала какие-то поручения по вопросам, с которыми могла бы справиться и сама. Один раз я весь день бегала искала для нее какие-то хваленые биодобавки, принесла их, решив, что ей не здоровится, а она маску для лица делала и прекрасно себя чувствовала. Хотя у меня по учебе и своих забот хватало.
Наверное, семья дает что-то хорошее и обогащает человека, только когда тебя по-настоящему любят, ценят и принимают. Когда действительно воспитывают, то есть помогают находить и развивать таланты, а слабые стороны учат превращать в достоинства или обходиться с ними так, чтобы они ничего не портили. Показывают, как принимать себя вместе с плюсами и минусами, следовать за мечтой и достигать результатов. Когда поддерживают твои начинания и укрепляют веру в свои силы.
Иначе жизнь с родными людьми может быть не намного лучше, чем у сироты, а после такого "воспитания" еще нужно восстанавливать свое здоровье и учиться быть в этом мире. Когды ты выходишь из семьи в глубоком минусе, весь разбитый, тебе нужно еще долго собирать себя по кусочкам. И никто не компенсирует этот ущерб, а могут с тебя же требовать что-то в ответ за когда-то съеденную кашу.
Теперь я раздумывала, что если поделиться с кем-то такими мыслями, то у людей могут быть разные мнения, и тут важно ответить себе на вопросы: "Я вообще про что? Я про кашу или я про душу?" Потому что если важна душа, то ей все и измеряется. А если кто-то идет против твоей души, то он кто? Даже если он варил тебе кашу, что просто было необходимо. Дыру в душе кашей не замазать.
И тут даже не обязательно верить в душу, как в некую субстанцию, которая спускается с неба. Можно подразумевать под словом "душа" внутренний мир человека, его "Я". Человек ведь в любом случае – это нечто большее, чем просто тело, вот это большее, где живут чувства и эмоции, где скрыты таланты и настоящие желания, и будет той самой душой, которой нужно особое внимание.
За себя могла сказать, что я тот человек, который "про душу", и теперь стремилась жить по душе, искать ее настоящий путь. Училась любить себя, то есть узнавать и принимать во внимание все, что подсказывает душа, чего она просит.
В семье я этого не получила. Любовь же проявляется в поступках и в мелочах, в желании порадовать, чтобы как раз душа запела. Украсить квартиру воздушными шариками в День рождения или вместе смастерить что-то всей семьей, когда каждый чувствует свой вклад и значимость.
Ничего такого я не могла вспомнить. Но теперь я буду радовать себя сама и искать, что может сделать меня самой счастливой.
Так я привыкала к жизни отдельно от родителей и обустраивала свое новое жилище. Украсила его к предстоящему Новому году, который, судя по всему, буду встречать одна. И почему-то меня это не расстраивало. Не так уж плохо посвятить день себе и порадоваться своей самостоятельности. Хотя иногда тревожные мысли пробирались в мою голову, что я не справлюсь и вернусь к родителям, как и предрекала мне вслед мама.