Ловушка силы

Катька ткнула меня в бок:

– Пойдём поближе к отцу, что встал. Нам положено первыми после гроба идти.

Вот же на мою шею проклятие. Я взял девушку под руку и поспешил за отцом. За нами двинулись остальные.

Стараясь со скорбным выражением лица смотреть под ноги, я думал о мачехе. Не то чтобы желал ей смерти. Просто ведь ни капельки не жалко.

Когда парни поставили гроб на землю у разрытой могилы, я наконец увидел Лидуню. Как живая! Она лежала на бирюзовой ткани в нежно-розовом длинном платье и выглядела совсем молодой. Юной. На щеках играл румянец, полные розовые губы выделялись на бледной коже. Светлые волосы обрамляли лицо. Казалось, она сейчас встанет и улыбнётся. Даже сейчас будто чуть улыбается. Я тряхнул головой, отгоняя наваждение. Это всё грим от тех же ритуальных услуг. Обманка.

Взглянул на отца. Никогда не видел у него такого скорбного выражения. Брови изогнулись черными треугольниками над широко раскрытыми влажными глазами. Губы сжались в тонкую линию.

Я отвернулся: многие тоже смотрели с жалостью. В том числе и группа мужчин в строгих костюмах, которые наверняка были коллегами отца и едва знали покойную. Даже Катька пустила слезу. Наверное, это общее чувство накрыло всех: такая молодая, так рано ушла. Все замерли, устремив взгляды на гроб с покойной, повисла тишина. Я вздрогнул, когда отец заговорил:

– Мы прожили вместе девятнадцать лет. Слишком мало…

Катька сжимала мою руку, а я продолжил разглядывать собравшихся.

Немного, человек двадцать. Хотя откуда мне знать, много ли это. С маминых похорон я мало что запомнил, а больше на таких мероприятиях, слава богу, бывать не доводилось. Ветер нещадно дул в уши, и они уже начинали ныть. Чтобы отвлечься, я стал рассматривать собравшихся.

Вот дядя Саша, брат отца, с женой, надо бы подойти поздороваться после. Он-то меня теперь заприметил. Сестра отца, Марина. Снова одна. Не везёт ей с мужиками.

Больше знакомых не оказалось. Из толпы выделялись две женщины: брюнетка и рыжая. Я задумался, почему они так бросились в глаза. Наверное, выражением лиц: все либо пытались как-то сделать скорбные мины, либо и в самом деле горевали, но эти выглядели чуть ли не довольными и то и дело переговаривались между собой. Их лица – это в первую очередь. Одежда! Пусть и не яркая, но не чёрная. Рыжая куталась в тёмно-зелёный кардиган, перебирая складки пальцами с ярким маникюром, а брюнетка была одета в бордовое пальто с большой брошью. Тонкой бледной рукой, унизанной браслетами, она время от времени убирала от лица волнистую прядь. Н-да. Ещё и укладка, макияж, как будто с подиума сошли. Может, какие-то светские подруги Лидуни? Когда отец закончил речь, они кивнули друг другу и почти одновременно отступили назад, скрывшись за спинами остальных приглашенных.

– Вот странные, ушли, не дождавшись пока гроб землёй засыпят, – шепнула мне Катька, которая, оказывается, тоже наблюдала за необычными дамами.

Слава богу, мне говорить речь не пришлось. Отец подошёл к гробу и поцеловал покойницу в лоб. Дальше выстроилась очередь желающих попрощаться. Кто-то просто касался деревянного края, кто-то целовал руки. Катька потащила и меня тоже, шипя, что после отца я должен был быть первым. Я подошёл к гробу и наклонился. Повеяло холодом, и этот лоск, наведенный сотрудниками ритуала, сразу обнаружил свою фальшь. Из-под толстого слоя грима просвечивали синяки под глазами. Руки были на тон бледнее лица и замерли в восковой неподвижности. Смерть не спрячешь под гримом, каким бы дорогим он ни был. Я отсчитал два вдоха-выдоха и отошёл от гроба, так и не дотронувшись до рук покойницы, не смог.

Странно, насколько пугающе неестественным и отталкивающим кажется тело, в котором больше нет жизни. Никакая сила в мире не заставит эту грудь подниматься в такт дыханию, губы двигаться, глаза открыться. Всё. Дальше только разложение. Тлен. Почему это вообще происходит? Почему это ждёт каждого из нас? Разве это не ужасно? И ничего нельзя сделать. Ничего!

Я почувствовал, как на плечо легла рука отца, и только тогда понял, что плачу. Неловко смахнул слёзы тыльной стороной ладони. Катька тут же сунула мне платок. Кажется, я наконец-то влился в общее похоронное настроение.

Гроб закрыли крышкой и спустили в чёрный прямоугольник земли. Отец бросил первый ком, я проделал то же самое, почти скопировав его жест. Дальше мы стояли и смотрели, как парни в чёрном работают лопатами, накидывая землю, укладывают венки. В голове было пусто. В душе тоже.

После кладбища Катька всё же уехала на работу, хотя теперь я бы предпочёл, чтобы она осталась. Но в пафосном ресторане «Алая роза» мне пришлось сидеть одному. Отвечать дяде Саше и тёте Марине, кивать, когда отец произносит очередную речь о Лидуне, ловить на себе сочувственные взгляды его коллег. Одно радовало: я мог постоянно заказывать горячий чай, чтобы прогреть уши. Через несколько часов мои мучения наконец-то закончились, приглашённые разошлись. Дядя Саша крепко обнялся с отцом, потрепал меня по голове со словами: «Пацан совсем большой стал». А через минуту я сидел на заднем сидении мерса отца по дороге к его квартире.

Он позвал, а я согласился. Не оставлять же его одного после такого дня. Я, конечно, совершенно не знал, что делать, но, наверное, всё само пойдёт. Поговорим, посидим. Может, ещё одну чашку разобьёт.

Конечно, мы сразу пришли на кухню, и отец заварил чай. Я сидел, молча уставившись на скатерть: на белом фоне пестрели золотистые вензеля. Катька бы одобрила дизайн. Я водил пальцем по выпуклому рисунку и думал, как бы не разболтать отцу о Фиолетовом и Оранжевом. Выпивка всегда развязывала мне язык, а на поминках пришлось приложиться, и не раз. Отец, кстати, хмельным не выглядел. Кремень.

Он поставил передо мной знакомый уже японский чайник, а затем две чёрные керамические чашки без ручек. Их глубокий землистый цвет напомнил мне о чёрном прямоугольнике, куда сегодня опускали гроб. Я не смог сдержаться и ляпнул:

– Как думаешь, есть там что? За чертой?

Отец вздрогнул, его рука замерла на полпути к чайнику. Через секунду он медленно продолжил движение:

– Ты же знаешь, я атеист. Хотя после этих событий поверишь во что угодно. Проклятие моё… – Он вздохнул. Светло-зеленая ароматная струйка устремилась из носика чайника в чашку. – А Лидия верила, да. Она вообще увлекалась чем-то странным. Йога, медитации, всё палки эти вонючие в квартире жгла. Подруги её странные. Видел их на похоронах?

Я кивнул.

– Ушли, не попрощались даже. – Отец нахмурился и поставил чайник. Вышло немного неловко, и фарфор жалобно звякнул. – Подруги. В Индию с ними ездила. А я тут волновался, пока она там была неизвестно где. Говорил ей, лучше бы детей завели, или нашла бы себе дело какое. Вместо всей этой ерунды: саморазвитие, медитации. Сегодня это модно стало. Эх, да что теперь! Всё равно вон как вышло.

Он махнул рукой, задумчиво посмотрел в черную бездну чашки и взглянул на меня, как мне показалось, с надеждой.

– Может, и есть что там. Не может ведь быть так: раз и всё.

Я снова кивнул:

– Не может.

Отец выдохнул, поморщился и одним махом, как стопку водки, осушил чашку.

– Катя твоя – хорошая девушка. Знаешь что? У меня тут есть одна вещь. Сейчас.

Он вышел, долго шебуршал чем-то в соседней комнате и вернулся с небольшой бархатной коробочкой чёрного цвета. Протянул мне.

– Лидии купил. День рождения у неё скоро… теперь уже не пригодится. Кате подари.

В коробочке на белой подкладке лежал браслет. С виду серебряный. Плетёные завитушки хитро соединялись друг с другом, образуя ажурный узор.

– Ей понравится. Но не знаю, как воспримет…

– Так ты и не говори, что от меня, сам подари, – отец покачал головой. – Всему тебя учить надо! Эх.

Кивнув, я спрятал коробочку в карман. Спорить с отцом бесполезно. Особенно, когда он взял такой тон.

– Спасибо.

Дома про браслет я забыл напрочь. Стрелки часов уже приближались к полуночи, и дико хотелось спать. Катька валялась на разложенном диване с ноутом, оставив для освещения только ночник. Это было мне на руку. Следы на щиколотках она заметить не должна.

Я забрался под одеяло, и, чмокнув девушку в упругую щёчку, спросил для приличия про дела на работе. В свою очередь Катька начала сыпать вопросами о том, как прошли похороны. Я старался отвечать, чувствуя, как слипаются веки и тяжелеет голова. В какой-то момент что-то во мне перестало сопротивляться, и, прервавшись на полуслове, я со страшной скоростью полетел вниз. В глазах потемнело. Где-то на границе сознания мелькнула мысль, что это прямой вход в сновидение. Кажется, на форумах писали, что хорошо входить вот так. Вспомнить, почему помешало приземление на что-то мягкое.

Через несколько секунд перед глазами проявилась картинка: сплетение ветвей облетающего осеннего дерева на фоне серого неба. Я поворочался и сел, чтобы оглядеться. Кладбище. Но не то, где сегодня хоронили Лидуню. Какое-то а-ля европейское, старинное. Среди голых корявых деревьев тут и там возвышались остроконечные макушки склепов. Один был совсем рядом. Готический стиль. Серые с чёрным налётом плиты испещрены замысловатыми знаками. Под крышей склепа расположились уродливые горгульи, вероятно, охраняющие могилу от непрошенных гостей. Одна из них повернула голову в мою сторону, оживая прямо на глазах. Камень под её лапами посыпался вниз мелкой крошкой.

Я подскочил, чтобы дать дёру, но это оказалось не так-то просто. Ноги вязли словно в киселе. Почему же так тяжело идти? Чтобы доковылять до ограды, пришлось приложить титанические усилия. Всё время казалось, что горгулья вот-вот вопьётся в спину. Я вышел через кованую калитку и только тогда оглянулся. Горгулья замерла и снова казалась каменной. Наверное, охраняет только территорию склепа, или вообще показалось: где это видано, чтобы горгульи оживали и нападали на людей? Я пожал плечами и осмотрелся. Передо мной тянулась широкая, устланная осенними листьями тропа. Она петляла между коваными оградами. Повсюду, насколько хватало глаз, маячили остроконечные крыши склепов и ветви деревьев на фоне белесого неба. Непонятно, в какую сторону идти, чтобы отсюда выбраться. Повернув наугад, я заковылял направо.

Они появились из ниоткуда совсем рядом. Двое с длинными белыми волосами, одетые в чёрные кожаные плащи. Готы? Или того хуже – сатанисты. Только их здесь повстречать и не хватало. Кто знает, чего от таких ждать. Я отступил назад, но один из них быстро подскочил ко мне и схватил за руку. Достаточно было взглянуть в его фиолетовые глаза, чтобы всё вспомнить.

– Осознался? – спросил он.

Я кивнул, припоминая прошлые наши встречи, и не мог решить, бежать или оставаться на месте.

– Времени мало, – продолжил Фиолетовый. – Она близко. Теперь помочь мы тебе не сможем, только предупредим – это самое большее, что теперь можно сделать. Ведьма не должна знать, что мы были здесь.

Оранжевый подошёл и пощёлкал пальцами у меня перед носом:

– Держи концентрацию и запоминай. У ведьмы будет сорок дней, чтобы зацепить тебя энергетическими крюками. А потом она перетащит твоё тело и сознание в пространство сновидений.

– А так можно? – перебил я.

– Сложно, но можно, – кивнул Фиолетовый.

– Прикольно!

– Ни фига это не прикольно! – передразнил меня Оранжевый и залепил пощёчину.

В ушах зазвенело, и мир внезапно стал чётким. Почти как реал, только едва уловимое ощущение какой-то невесомости, комфорта тела давало понять, что я в сновидении.

Оранжевый кивнул и продолжил:

– Она вытащит тебя, чтобы убить. Сновиденный мир – только переходная точка. Дальше она откроет портал в мир неорганов. Физическое тело, энергетическое, сознание – всё пойдёт им на корм.

– Кому?

– Неорганам – сущностям неорганического мира. Ты – пропуск для её вечного существования и их мире. Непрерывность сознания, памяти, личности – вот что она получит взамен, – раздражённо объяснил Оранжевый.

Я попытался обобщить услышанное.

– То есть вы говорите, что моя мачеха собирается жить вечно в каком-то ином мире, и для этого она скормит меня тамошним тварям?!

Звучало дико.

– Именно, – кивнул Оранжевый.

– Может, вы её того? Ну, не могли бы вы мне помочь?

Оранжевый фыркнул, а Фиолетовый покачал головой:

– За ней – неорганы. Мы не можем и не станем биться со своими. Наш с тобой уговор этого не предусматривал. Но кое-что мы для тебя сделали. Неорганы не будут ей помогать в борьбе с тобой. Воюйте один на один.

– Призрачный шанс, – хмыкнул Оранжевый и повёл носом. – Она близко.

Внутри у меня всё тревожно сжалось, и я вцепился в плечо Фиолетового:

– А о каком уговоре вы сейчас? Наш уговор?

– Ты не помнишь, – ответил он, отстраняясь. – Но помним мы.

– Расскажем, если выживешь, – пообещал Оранжевый и взмахнул рукой, с лязгом выпуская когти. – А это – чтобы наш разговор не показался тебе пустым сном!

Я не успел отскочить. Стальные лезвия мелькнули возле лица и полоснули по плечу.

Позади парочки вспыхнул синий шар, по его поверхности зазмеились серебристые трещины. Близнецы шагнули внутрь.

– Не позволяй ей задеть тебя! – крикнул на прощание Фиолетовый.

Шар сжался в светящуюся точку и исчез.

Казалось, вокруг стало темнее, будто медленно наступал вечер. Небо заволакивало тучами. Зловещие силуэты склепов чернели на фоне голых деревьев. Внутри заворочалось нехорошее предчувствие, к которому стал примешиваться страх.

– Ах вот ты где, Андрюша! – раздался за спиной звонкий голос, я поспешил обернуться.

Лидуня. Мачеха. Ведьма. Мёртвая.

Она стояла в какой-то паре метров от меня и кокетливо улыбалась. Мачеха была всё в том же розовом платье, что и на похоронах. Из собранных в пучок белых волос выбивались пряди, завитками спадая на юное лицо.

Но ей же за сорок, и вообще мертвая! Я вспомнил похороны: толстый слой грима на лице и проступающие свозь него тёмные круги под глазами. Передо мной обманка. Наваждение.

Мачеха недовольно поморщилась под моим взглядом, и её лицо пошло трещинами, гладкая кожа начала осыпаться, как штукатурка, обнажая новую: синеватую и дряблую. Тонкие губы стали бледными и бескровными.

– Такой ты меня хочешь видеть? Да?! – завизжала она.

Я собрался с духом и ответил:

– Этот облик тебе куда больше к лицу, ведьма! – И выпустил фаербол, как учил Колян.

Лидуня явно не была готова к такому повороту. Огонь ударил ей прямо в лицо, опалил розовое платье, растрепал волосы. Вторую мою атаку она остановила, выставив перед собой руки со скрюченными пальцами.

– Решил поиграть, мелкий засранец! Думаешь, сильнее меня? Да я тебя одним чихом перешибу! – заорала мачеха.

Что-что, а орать она была мастер. Когда отец не видел.

Я отступил на шаг. Кажется, пора валить. Что там Колян говорил? Ногой дёрнуть?

– Андрюша, ты куда? А как же с мамой поговорить? – спросила ведьма певучим голосом, вмиг вернув обратно личину прекрасной блондинки у в розовом.

– Не мать ты мне! – прошипел я, сосредоточенно пытаясь почувствовать левую ногу. Кажется, начало получаться. Всё вокруг стало бледнеть и затягиваться туманом.

– А хочешь, я расскажу, как умерла твоя мать? – слова резанули по нервам, и мир мгновенно обрёл четкость.

– Ах ты, мерзкая гадюка! – здоровенный фаербол возник прямо передо мной, стоило только о нём подумать, даже не пришлось ничего руками изображать. Хорошо, теперь лети вперёд, ведьме в рожу!

Она выставила руки, рассеивая огонь, но не рассчитала сил. Часть пламени успела достать ведьму, волосы вспыхнули. Впрочем, они тут же отросли вновь и сложились в безупречную укладку. Стерва!

– Ух ты! Какая ярость! – ведьма хлопнула в ладоши. – Давай ещё!

Я сделал шаг вперёд.

– И как ты убила мою мать? Отвечай, гадина!

– Андрюша, какие нехорошие слова ты говоришь. Хорошо, что отец не слышит, – осклабилась ведьма.

– Отвечай! – заорал я, и мой голос разнёсся по кладбищу гулким эхом.

Ведьма перестала улыбаться и широко распахнула глаза, будто удивилась:

– Важно не как она умерла, Андрюша, а из-за чего. Или из-за кого. А умерла она из-за тебя! Представляешь, ты винишь меня, а она умерла из-за тебя?

Я в два шага подошёл к ведьме вплотную, не боясь уже ни её силы, ни того, что она мёртвая и собирается меня куда-то там утащить. Ненависть делала этот мир чётче, а меня бесстрашнее.

– Что ты сказала, стерва? Придушу на хрен!

Я протянул руки, чтобы исполнить свою угрозу, но ведьма перехватила их. Хватка у неё была железная, запястья словно стальные кандалы сжали. По телу растеклась слабость. Я попытался вырваться.

– О, понимаешь, они почему-то выбрали тебя, – промурлыкала она, улыбаясь. – Им нужен ты и никто другой. Из-за этого ты нужен мне. Из-за этого мне пришлось убить твою мать. Чтобы подобраться к тебе. Так что ты – причина всех бед. Подумай об отце. Если я заберу тебя, он же умрёт от горя. Кстати, как он там?

Перед глазами возникло лицо отца с беспомощно раскрытыми глазами и подрагивающим ртом. Я мотнул головой, отгоняя наваждение.

Она схватила меня за плечи и заглянула в глаза:

– Мне правда очень жаль. Я просто хочу жить вечно. А вы все умрёте, всё равно.

– Это ты умерла, а мы живы!

– Это пока, – прошептала мачеха. – Умрёшь ты, умрёт и отец. Только представь себе: сначала его покидает первая супруга, потом любовь всей жизни тоже умирает, а за ней уходит единственный сын.

– Любовь всей жизни? Много ты о себе возомнила, сучка!

Ведьма резко крутанулась, продолжая удерживать меня за руки. Я с трудом удержал равновесие и заметил, что картинка сменилась. Мы всё ещё были на кладбище, но на другом, том, где хоронили сегодня Лидуню. Только в гробу лежал я. В том самом костюме, который одолжила мне сегодня Катька. Вот и она рядом стоит, в обтягивающем черном платье и шляпе со страусиными перьями.

– Какое горе! Он не переживёт этого! Точно не переживёт! – Ведьма отпустила меня и толкнула к гробу. От толпы отделился высокий силуэт, в котором я узнал отца. Он шёл навстречу медленно, прихрамывая. Лицо его перекосило от горя. Сама фигура как-то сжалась, скособочилась, и я понял – не дойдёт. Подбежал к отцу и едва успел подхватить. Он был невесомым, как пушинка. Я склонился к его лицу, чтобы сказать: «Я жив, я здесь, со мной всё в порядке. Мы одолеем ведьму вместе. Я не позволю ей убить меня», – и вдруг обнаружил, что стою над гробом. А в нём на белых подушках лежит отец.

– Нет, не может быть! Ты не умер. Вставай! – закричал я и вцепился в плечи отца. – Ты не можешь умереть!

Гроб качнулся, как лодка на волнах и, оттолкнувшись от моих рук, стал уплывать под землю, в черноту. Я кинулся было за ним, но сзади меня схватила чья-то рука. Я обернулся и получил удар в грудь.

Мачеха сжимала рукоятку чего-то металлического, и это что-то торчало из моей груди. Боли я почти не чувствовал.

– Проснись! Это сон! – крикнула она высоким голосом.

Меня передёрнуло от этого крика, по телу прошла дрожь. Одновременно испытывая желание придушить ведьму и облегчение, что смерть отца оказалась лишь сном, я проснулся.

Глава 6. Королева сальвии

– Что это вообще, блин, было? – я облокотился о перила балкона и выпустил струйку дыма. Курить бросил, блин. – Почему со мной стало происходить такое дерьмо? Ведь жил же спокойно, никого не трогал.

Четыре часа ночи, а сна ни в одном глазу. Да, попробуй усни после такого. Ладно, работа, срачи бытовые с Катькой, с отцом. Но сны. Сны всегда были моими. Мир, где я побеждаю в любой схватке, где я хозяин, царь и бог. Неприкосновенная территория личного пространства. И это у меня теперь отобрали!

А может, я просто схожу с ума? Подсознание придумывает всё новые и новые сюжеты. Вот были похороны – и Лидуня приснилась. А это всё – я коснулся свежих отметин на плече, оставленных когтями Оранжевого – научно объяснимые вещи, стигматы. Психосоматика. Бывают у особо впечатлительных людей.

Или я умер, и всё вокруг такая же иллюзия, как и сны. Вспомнилась недавно прочитанная статья про состояния перед смертью. Прежде чем навсегда отключиться, мозг видит предсмертные галлюцинации, и они, такие же яркие, как и реал, для человека кажутся очень длинными. Ещё одна жизнь перед смертью, во сне.

Тогда должна быть какая-то несостыковка во времени. Когда я мог умереть? Где-то перед первым сном про тех фриков. Только в моей жизни всё было настолько спокойно и гладко, что и моментов таких не припомнишь.

– Да ладно, несчастный случай мог произойти в любое время. Сбила машина, остановилось сердце во сне, упал с балкона, например, – сказал я и посмотрел вниз. Там у подъезда стояли припаркованные машины, маленькие, словно игрушечные. Если упасть туда, сначала придётся пару секунд лететь, а потом – раз, и всё. Точно не выжить. Главное, за эти пару секунд не успеть пожалеть о сделанном, ведь будет уже слишком поздно. Пожалею ли я? Или там, за перилами, всё наконец закончится?

Что-то внутри меня откликнулось на эту мысль, позвало сделать шаг вперёд. Решительный, окончательный. Возможно, так удастся найти ответы на все вопросы или проснуться?

Этот прыжок прекратит всю эту историю, и я просто проснусь у себя в постели. Или выйду из комы.

– Просто прыгнуть – и всё закончится. Это уж точно.

Я сжал холодные перила, решаясь, стараясь не слушать слабый голос инстинкта самосохранения.

– Вы, молодой человек, чего удумали? – от резкого голоса я чуть не подпрыгнул. – Нездоровые какие-то разговоры сами с собой ведёте.

Ну конечно, этот чокнутый сосед сверху. Поповкин! Любитель стучать по батареям, стоит сделать музыку чуть громче. Специально подслушивает, что ли? Ведь не курит же.

Непотушенная сигарета яркой искрой улетела в темноту. Я вернулся на кухню, нарочно громко хлопнув балконной дверью. Значит, этот хмырь подслушивал? Я представил его довольную рожу над моим размазанным по асфальту телом и слова: «А я слышал, как он на балконе сам с собой разговаривал. Наркоман».

Да не дождешься!

Только вернувшись на тёплую кухню, я понял, что замёрз. На дворе, конечно, май месяц, но холодный, скотина! Надо выпить чего-то горяченького, прогреть уши. Я ткнул чайник, нашел банку с кофе и открыл холодильник. Ага, вот и Катькин лимон. С тех пор как она увлеклась здоровой диетой, лимоны у нас есть всегда. И это хорошо. Отрезав толстый кусок кислятины, я сунул его в рот. Ух! Этот особенно ядреный. Зато запах сигарет хорошо отбивает. Я частенько использовал этот приём в школе, чтобы отец не учуял, пока не понял, что ему всё равно.

Чайник заворчал, закипая, и я кинул в чашку пару ложек кофе. Залил кипятком, морщась от лимона и пытаясь разобраться, что это на меня нашло. Ведь чуть не прыгнул с балкона.

Похоже, пришла пора сдаваться Коляну. Я открыл ноут. Непонятно, на что можно надеяться в полпятого утра, но ВК отмечал, что Николай Северов был онлайн двадцать минут назад.

Я хлопнул по столу. Мог бы и успеть, если бы не пошёл ныть сам себе за жизнь на балконе. А теперь Колян, похоже, лёг спать, и до полудня мне придётся маяться. Я не стал пересказывать ему случившееся, а просто набрал сообщение с просьбой срочно встретиться. Пока допивал кофе, обновлял страницу в надежде, что Колян ещё не лег спать и что-нибудь ответит. Ну а чего, собственно, я от него жду? Ну, ответит он сейчас, допустим. Но нельзя же всё сразу на него вываливать. Если так разобраться, может, оно и к лучшему, что он не онлайн. Как раз отойду пока, и при личной встрече спокойно поговорим. А то ведь сейчас не сдержусь, и понесёт. Я, скрепив сердце, вышел из ВК.

Заварив ещё чашку кофе и разбавив его молоком, я полез было покопаться в интернете, приготовившись отсеивать кучу левой инфы и откровенного бреда, и вспомнил о рекомендации Коляна. Кастанеда.

Включив прокси, я загрузил с торрента все десять книжек вместе с какими-то магическими пассами. Открыл через читалку на телефоне первую, «Учение Дона Хуана», и приготовился получить подробные ответы на свои вопросы.

Хрен там!

Где-то к шести утра я недоумевал, почему все так хвалят этого Кастанеду. Откровенная наркомания же, пусть и в контексте быта индейцев. Ну, пара страниц меня заинтересовала, про врагов человека знания. Я даже немного задумался, а вдруг Фиолетовый и Оранжевый действительно хотят сделать из меня мага и специально заварили всю эту кашу, затянули на путь Силы и столкнули с первым врагом – страхом. Ловушка Силы? Так Колян это назвал? Эти мысли немного отвлекли от размышлений о Лидуне и скорой смерти. Но потом снова началось подробное описание поедания Карлосом всяких наркоманских растений, и я заскучал. Дико захотелось есть – наверное, мозг затребовал пищи от диких потуг переварить написанное Кастанедой.

Я нашёл в хлебнице батон, порезал его. Набодяжил в миске из яиц и молока кляр. Катька раньше вкусно гренки делала, теперь мучное для неё – враг номер один, прямая дорога к ожирению. Я ухмыльнулся и кинул на сковороду куски батона, пропитанные кляром. Они радостно зашкворчали на разогретом масле, а через некоторое время распространился вкусный запах.