
Полная версия
Освобождение бессмертия
После этого всем машинам с операторами было приказано отъехать на сотню метров от населенного пункта, не глушить двигатель и не гасить фары. Дополнительно было выделено еще два робота, курсировавших в режиме патрулирования вокруг компактно, в два ряда вставших машин.
***
В ночь с тридцать первого августа по первое сентября роботизированная войсковая часть отбила еще три улицы и прибрежные домики у реки Тетерев. Это обошлось дороже. Кроме потерь трех военнослужащих и одного раненого водителя, сломавшего ногу, прошедшего безжалостный дезинфекционный душ и десяток тестов, мазков и заборов проб, перед тем как его приняли в госпиталь, было потеряно еще несколько машин. Зомби начали что-то вроде партизанского сопротивления. Организованно, группой в несколько существ отвлекали робота, а потом обливали бензином и поджигали, сбегая с места как только в их сторону направлялись другие ПР и вертолеты. Но утро, осветившее местами горящий населенный пункт, показало совсем неожиданную картину. Перед глазами у операторов, заступивших на дневную смену, кроме ожидаемых картин запустения и разрушения, мертвого скота, черных огородов и деревьев появились надписи, сделанные на стенах домов улицы Толочина: «Убирайтесь!» Надписи были сделаны краской и на рекламных щитах, и на окнах домиков, и на стенах многоэтажек.
Зомби определились с ситуацией. Они осознали, кто их противник, не понимая причину, почему у них вдруг появился враг, и то, что же, собственно, случилось с ними. Командование приказало приостановить операцию – срочно нужен был переговорщик. Возможно, получится вывести пораженных вирусом на мировую или прийти к какому-либо соглашению. В любом случае упускать такой шанс было нельзя. Для этого экстренно был поднят Худных Алексей Викторович, ответственное лицо по закрытым зонам, куда в первую очередь входила Зона отчуждения вокруг ЧАЭС. Именно специалисты из Зоны лучше всех ориентировались в вопросах зомбированных и им подобных человекообразных мутантов.
Через очень короткое время голубоглазый разговаривал по телефону с приставленным к Гудину Трофиму человеком.
– Как в Турции? – переспросил голубоглазый, смутно вспоминая что-то.
– Ну вы же сами сказали, Алексей Викторович, пусть летит отдыхать, нам с наблюдения не сходить. Потом у вас на второй линии срочно что-то было, – уверенно объяснял ему мужской голос.
– Ах, да… черт… совсем забыл, – приложил руку ко лбу голубоглазый. – Когда обратно?
– Так они с семьей вчера прилетели. Сейчас начало утра, мы в номере аппаратуру установили, наблюдаем. Спят.
– Ясно. Отбой, – скомандовал Алексей и положил трубку.
Звонок застал его еще дома, когда он только собирался на работу, поэтому сейчас он сидел на кровати в отглаженной голубой рубашке, при галстуке, в носках и без штанов. «Нужного специалиста на месте не оказалось, – глядя в сторону, понял он. – Остается «Янтарь», а там только один спец с опытом». Подумав еще немного, он нажал несколько кнопок на телефоне и, сделав хмурое лицо, приложил трубку к уху.
– Да, Алексей Викторович. Здравствуйте. Слушаю Вас, – раздался полный готовности выслужиться голос Водопьянова, директора научного комплекса «Янтарь», чьи акции в свете последних событий резко полетели вниз.
– Николай Николаевич? Приветствую, – хмуро поздоровался голубоглазый. – Мне тут на Большой земле ваш человек нужен… Ваш, ваш, – выслушав, подтвердил он. – С зараженными пообщаться… Ага, зомби. Да. Вот, вот он. Да, готовьте его. Вертолет будет через… у вас там тихо все? – спросил он, глядя на настенные часы на стене. – Через час будет. Все. Отбой,
И, не слушая мечущего бисер в телефонную трубку Водопьянова, он положил трубку. Затем на несколько мгновений застыл, вперившись взглядом в противоположенную стену, пожал плечами. «И этот тоже сойдет…»
***
Через два часа недалеко от Иванково в отдельно стоящей роботизированной военной части приземлился вертолет Ми-8. Из него вышли три человека в невиданных доселе военными этой части комбинезонах «Сева». Первый среднего роста с одним лишь пистолетом у пояса, а двое других – крупные бойцы, вооруженные кроме пистолетов современными стрелково-гранатометными комплексами ОЦ-14 с оттопыривавшимися от боеприпасов разгрузками. Забрала всех трех прилетевших были поляризованы, и сквозь отражающую поверхность невозможно было разглядеть лиц. Проследовавшие за первым человеком бойцы были мечены черно-красными нашивками в виде щита с мишенью и яркой надписью «Долг». Одной своей походкой они внушали неосознанный страх простым солдатам. Мягкий, осторожный шаг, какая-то вживленная в тело, но просвечивавшаяся через движения настороженность, пружинистость, экономность движений и готовность к действию, словно два хищных зверя, мастера убийств и выживания, попали вдруг из своей смертельной для жизни среды к тем, кто просто не готов бороться за свою жизнь. Военные притихли, провожая их взглядами до специально подготовленной для них машины. Если первый человек сразу сел на переднее место рядом с водителем, то бойцы, очевидно, получая информацию по выделенной линии связи, перед тем как сесть, обернулись, зафиксировав в памяти окружающее пространство, возможно, даже успев посчитать людей, осмотрели дорогу вперед и перевели оружие из положения у пояса в положение на живот. Это получилось автоматически. Так естественно и точно можно было обращаться с оружием, если ты сутками не выпускаешь его из рук. На самом деле так оно и было. Машина рыкнула двигателем и осторожно, двигаясь со скоростью не более сорока километров в час, двинулась по полю в сторону Иванково.
Один из офицеров, приложив небольшую рацию ко рту, сообщил:
– Специалисты к вам выехали. Встречайте.
Затем пристегнул рацию к поясу, выдохнул, расширив глаза, и сообщил никому и одновременно всем, кто мог его услышать, озвучивая общее мнение, повисшее в воздухе:
– Блин, звери какие-то. Из Зоны доставили.
Солдаты, подхватив волну, негромко заговорили, впечатленные увиденным. Они, конечно, слышали про Зону, про мутантов на уровне слухов, но сейчас один только вид тех, кто там живет, даже без взгляда на их лица произвел на них неизгладимое впечатление.
***
– Ну что, Капезыч, есть что сказать уродам? – спросил долговец по кличке Ящер, управляющий внедорожником.
Сидящий рядом с водителем открыл забрало, отодвинув его в сторону, обнажил довольно широкое азиатское лицо со светлой кожей. Берик Капезович, сотрудник шестой лаборатории «Янтарь», глубоко вдохнул воздух, бивший через настежь открытое переднее окно.
– Не могу ничего сказать. Надо будет по месту ориентироваться. Сейчас бы узнать, они вообще способны к адекватному общению с людьми или нет, – сказал он, разглядывая в зеркале заднего вида сгоревший остов внедорожника, который стащили с дороги. Комбинезон «Сева» не давал достаточной степени свободы, чтобы полноценно обернуться в нем, сидя в машине.
– Если они соображать не будут, сразу в расход их, – спокойно, с уверенностью человека, знающего цену своему слову, а потому не сулящей ничего хорошего для врага, сказал сидящий позади боец по прозвищу Холод. – Тут у них роботы зачищают вроде нашего Коллектора, только с автоматом. Дельная штука.
– С пулеметом семь шестьдесят два, – поправил Ящер.
Холод посмотрел на товарища.
– У тебя в «Грозе» какой калибр? – спросил он.
– Девять, – ответил Ящер.
– И у тебя автомат? – уточнил Холод.
– Ну да, – поколебавшись, ответил долговец, слегка вильнув рулем.
– А у них, значит, семь шестьдесят два – пулемет?
– Ну, конструктивно да, пулемет, – снова вынужден был подтвердить Ящер.
Холод, хоть этого и не было видно через непроницаемое забрало, скривился. Его дружбан и приятель Ящер прекрасно понимал эту паузу.
– Ящер, давай так, все, что до девяти миллиметров, – автоматы, все, что больше, – пулеметы, – не в силах передать иначе свое презрение к такому мелкому калибру предложил Холод.
– Ну, а пистолеты? У меня «Компакт», патрон ноль сорок пять аэспэ, калибр одиннадцать сорок три мэмэ. Это что значит, у меня пулемет? – решив отстоять официальную классификацию огнестрельного оружия, задал провокационный вопрос Ящер.
– Пистолет. Обойма короткая, – резонно ответил Холод.
– А если нарастить? – не унимался Ящер.
– Если нарастить, то пистолет-пулемет, знаешь такое? – немного с язвой спросил Холод.
– О как… – немного растерявшись от приведенного, в общем-то не лишенного логики аргумента, сказал Ящер.
Не известно, чем бы закончилась словесное единоборство двух друзей, если бы не группа стоявших в два ряда внедорожников и приблизившиеся дома Иванково.
Капезович захлопнул забрало. Их просили не светиться. Он не спрашивал, почему и для чего, но указание начальства есть указание начальства. Камера, которая установлена на уровне глаз, внутри шлема прекрасно все показывает и прослушивает, и нет никакой необходимости дразнить Водопьянова, который, к слову, после ухода Трофима стал гораздо более чувствителен в личном общении с рядовыми сотрудниками «Янтаря». Машина, ведомая долговцами, остановилась в десятке метров от группы армейских внедорожников, в которых сидели люди, а к ним уже мчались на всем ходу, подбрасывая редкие оторванные стебельки травы, два ПР-762. Долговцы не стали выходить из машин, дожидаясь, когда к ним подойдет офицер и введет в курс дела, которое, возможно, окажется другим, чем то, которое было передано им через посредников. Быстрым шагом к ним, оглядываясь по сторонам, подошел капитан.
– Капитан Ермольчук, – отдав честь, представился он. Его взгляд в ожидании уставился на отражающие его самого поверхности забрал.
– Здорово, капитан, – отозвался Ящер, показав ладонь комбинезона. – Как обстановка?
Поняв, что к ним прислали людей, чьи полномочия, а возможно, и звания выше его собственных, он вытянулся в струнку и, глядя в крышу внедорожника перед собой, доложил.
– Активные действия приостановлены согласно приказу до вашего появления. Обстановка контролируется с земли и с воздуха. Передвижения противника не обнаружены. Время подлета авиации до двух минуты.
– Вольно, капитан, – скомандовал Ящер. – Дай-ка свой планшет, – попросил долговец, указывая на электронный планшет с картами и последними данными со спутников, которыми можно было пользоваться и координировать свои действия в режиме реального времени.
Капитан замер, соображая, что делать.
– Ты спроси разрешения, подождем, – успокоил его Ящер, отвернувшись от взявшего в руки рацию военного, и принялся изучать ПР, один из которых встал напротив машины и чуть-чуть поворачивал стоящие друг на друге башенки, наводя то один, то другой глазок на людей, идентифицировать которых ему не получалось.
Этим же занимался и его товарищ Холод, разглядывая стоящего рядом с его дверями второго робота, также остановившегося и пытавшегося просканировать явно человекообразное существо, не попадающее ни под один из его параметров. Костюм высшей защиты «Сева» не пропускал тепла ни снаружи, ни изнутри, лица не идентифицировались, но движения и звуковые волны вполне попадали под определение «человек». Не имеющие достаточной фрагментарной базы и предусматривающих ситуацию алгоритмов роботы, следуя инструкциям, цикл за циклом гоняли получаемые параметры по микросхемам, не в силах прийти к какому-либо решению.
– Не стрельнет? – обеспокоено спросил Ящер таким тоном, будто про собаку, мол, не укусит ли, глядя, как щитки короба, по форме напоминающего ящик для инструмента, чуть приоткрылись, словно пес чутка вздыбил шерсть и оскалил зубы.
Лицо военного едва не обронило самодовольную улыбку. Он помедлил секунду, взглянув на ПР, и снова взялся за рацию.
– Отгоните песиков, – негромко сказал он операторам.
Кто надо услышали приказ, и ПР, потеряв всякий интерес к сидящим в машине людям, двинулись обратно по своим маршрутам. Через минуту рация капитана зашуршала, и он, выслушав говорящего, сказал: «Есть!» и передал свой планшет долговцу. Ящер потыкал стилом в экран, нашел нужную карту и, поблагодарив капитана, двинулся в Иванково. Военный, оставшись один на дороге, вздохнул, почесал под фуражкой, что-то сообщил по рации и пошел обратно в сторону стоявших лагерем машин.
Ехать было недалеко, по улице Киевской до улицы Толочина. Если для военных Большой земли картины разрушения, мертвых животных, локальных черных пятен, иногда летящих с деревьев или несомых ветром черных листочков, черной поземки из растительных останков или просто действительно выгоревших мест были угнетающими, то для прибывших из Зоны, знавших, что здесь, кроме зомби, больше ничего нет, даже простеньких аномалий, это была территория еще более спокойная, чем Кордон.
– Красота… – чему-то своему сказал Ящер, проезжая мимо огромного выжженного черного пятна.
Пятно располагалось между двумя далеко отстоящими друг от друга домами на залитой солнцем лужайке под линией проводов электропередач, тянущихся вдоль дороги. По отсутствию светлой золы на пятне и правильной форме можно было понять, что это последствие воздействия зомби.
Все, что они видели и о чем говорили, фиксировалось на камеру, но долговцев это мало волновало. Зона давным-давно оставила в них свой отпечаток, и теперь бойцы невольно видели все через призму аномальной территории. Наконец показалась улица Толочина, название которой читалось на покосившемся указателе.
– Приехали, наука. Выходим, – скомандовал Ящер, выбираясь из машины.
Оказавшись снаружи, он огляделся, не закрывая двери и не двигаясь. Чуть ли не с десяток ПР-762 стянулись к ним.
– Филин, дай прямую связь с операторами, – попросил он.
Через минуту связь была предоставлена, и он уверенно, точно зная, что делает, дал команду.
– Раз, раз, говорит Ящер. Пару роботов на охранение машины, остальных спрячьте, не отсвечивайте. Вертолеты уберите подальше – слышно здесь, пугать будут. Наблюдатели, следите за нами, если понадобится – выручайте.
Дождавшись, пока все стихнет, а железо спрячется, куда сможет, он развернулся и, махнув рукой остальным, двинулся в сторону дома с табличкой «58а», на стене которого было вырисовано черной краской из баллончика: «Убирайтесь!». Ветер катил черные тополиные листья по асфальту и прибивал их к бордюру, словно наступила осень. Но не золотая осень Большой земли и не вечная серая осень Зоны, а черная осень. Черная осень бессмертия.
Первым пошел Ящер, за ним последовал Капезович, а замыкающим – Холод. За домом с надписью располагался ряд металлических гаражей, стояло несколько машин, пара зеленых тополей, кидавших шевелящиеся тени листвы на входивших во двор, справа еще одна пятиэтажка с табличкой «56», стоявшая перпендикулярно улице Толочина.
– Самое кровососное место, – негромко сказал Холод, рефлекторно беря на мушку приоткрытый гараж.
Ящер достал детектор жизненных форм и, включив его, медленно крутился вокруг своей оси.
– Ну что? – спросил его напарник, убрав оружие, но продолжая разглядывать скрытные уголки двора.
– Шесть штук, – негромко сказал Ящер. – Желтые. Четверо – сигнал чистый, остальные непонятно, может, в схроне, может, за железом, может, солнцем нагрело чего. Разберемся.
В динамиках внутренней связи раздался голос Филина, еще одного долговца, прилетевшего с ними и оставшегося на базе для обеспечения связи и координации действий с военной частью.
– Ящер, тут пехота волнуется насчет количества. Говорят, опасно, – его голос был ровным и даже равнодушным, словно он смотрел кино и параллельно отвечал что-то по телефону.
– А чего они за них волнуются? Капезыч-то стрелять не будет… – сурово пошутил долговец, ощутив чувство гордости за то, что то количество безоружных зомби, которое вдруг может кинуться на них, не особо волнует его.
За его жизнь в Зоне бывали вещи и похуже. Гораздо хуже.
– Вот ближние двое в подъезде стоят, в потемках, дверь открыта, температура отличается.
Ящер показал на дверь пальцем.
– Иди, наука, твои клиенты.
Капезович выдал что-то не очень разборчивое по внутренней связи и двинулся к подъезду. Мягкий солнечный день, тишина, легкий шелест зеленых тополей, солнечные зайчики, прыгающие через их зеленую листву на стекла окон. Покой, мир и уют. Ничего не говорило о том, тут могут убить одним только желанием насытиться.
– Здравствуйте, – достаточно громко сказал Капезович, обращаясь в темноту приоткрытой двери подъезда. – Да, да, вы двое. Выходите, не бойтесь. Мы спасательная бригада. Я доктор, мы вам поможем. Выходите.
Несколько секунд тишины. Затем дверь распахнулась, и из нее вышли два молодых человека, покрытых пятнами. Они были как будто напуганы: резкие нервные движения и раздражительный голодный взгляд. Одеты были в синие джинсы, один в красной футболке, другой в синей клетчатой рубашке с коротким рукавом. Судя по всему, они не были охвачены никакой идеей, как члены Братства, все еще были дезориентированы и действительно не понимали, что с ними произошло.
– Присаживайтесь, – напустил на себя «доктора» Капезович, указав на скамейку при подъезде. – Знакомиться будем. Я Берик Капезович, врач. Извините, лица не открою, у вас тут опасная болезнь появилась. Сами понимаете.
Оба пятнистых сели на скамейки, раскрыв рот от удивления. Их движения были вполне себе человеческие, разве что чуть более выражены в резкости, но в принципе так резко и порывисто могут двигаться многие молодые люди. Капезович достал из кармана бумажный планшет, карандаш и сел на скамейку напротив.
– Давайте говорите. Как зовут? Где живете? Какие галлюцинации?
Пятнистые переглянулись.
– Леня, Леонид Петрович Лаврентьев, Толочина пятьдесят шесть, квартира шесть, – сказал один, беспокойно глянув на Холода, смотревшего как будто в сторону. – Это что, все галлюцинации?
– Галлюцинации, Леонид, галлюцинации, – спокойным и важным тоном подтвердил «доктор». – Так, а твоя как? – обратился он к сидящему рядом с ним товарищу.
Тот не отвечал, лишь, набычившись, смотрел на спрашивавшего и редко, тяжело дышал. Слишком редко.
– Ему совсем плохо, доктор… У него уже припадки были, – судорожно покачиваясь, ответил Леня.
– Да ты что? – воскликнул Капезович. – Мне надо его осмотреть, дать лекарство, поможешь?
– Лекарство? А что это, доктор? Чем мы болеем? – вполне по-человечески обеспокоенно спросил зомби.
– Это форма менингита такая. Воспаление оболочек мозга, человек с ума сходит, срочно в больницу надо. Но сначала лекарство, чтобы приступы снять, – уверенно сказал Капезович и встал, подходя к «больному». – А ты пока, Лень, расскажи, что за приступы, что за галлюцинации. На-ка проглоти пилюлю, – протянул он ему что-то на ладони. – Не разжевывай только, целиком глотай и вот эту другу своему дай.
– Ага, – согласился пятнистый и, сделав усилие, проглотил поданное.
Затем взял другую пилюлю и начал просовывать ее в рот товарищу.
– Давай, друган, глотай лекарство. Видишь, доктор приехал. Давай, Гриня, блин, пока приход не начался.
Гриня посмотрел на товарища и с усилием проглотил.
– Так что за приступы, что за галлюцинации? – отходя назад и садясь на скамейку, спросил «доктор».
– Блин, как Вас…
– Берик Капезович, главный врач по этой болезни, – напомнил «доктор».
– Берик Ка… – позабыв незнакомое слово, протянул пятнистый, потом, решив не вспоминать, продолжил: – Короче, маза такая была, что мы, блин, короче, стыдно говорить, но… в общем, он сестру свою как-то прикончил и братика, а я типа, ну… соседскую бабушку, кошек ее и собаку, ну, свою уже. Но, доктор, никому не говорите, это же просто капец как стремно, – зомби сделал умоляющий жест, и вполне человеческая мимика лица говорила о том, что он все еще думал, как человек.
– Понятно. Конечно, не скажу. Врачебная этика, – успокоил его некробиолог. – А что за приступы?
– Не знаю, прям крышу рвет. Прям хочется на человека или на скотину кинуться, схватить его, сожрать, но не так, чтоб прям сожрать или кинуться…
Леня запутался в своих ощущения.
– Мы, доктор, и на тебя тоже смотрели как на… не знаю. Но поняли, что не то что-то, что… Короче, блин, – он с досадой махнул рукой, так и не найдя нужных слов, уставился в пол. – Трясет просто как жрать охота. Дома ничего не принимает желудок, даже чай не заходит.
– Ясно, – Капезович сделал несколько чирков на планшете.
– А на стенах домов кто тут пишет, не знаешь? – спросил он.
– Я пишу! – неожиданно раздался грубый, полный сил голос откуда-то сверху.
Глава 21. Дядя Миша
– Я пишу! – неожиданно раздался грубый, полный сил голос откуда-то сверху.
Капезович первым делом посмотрел на своих напарников, ожидая их команды. Но, видимо, они давно заметили зомби наверху, потому что ни по внутренней связи, ни движением они не показали, что хоть как-то обеспокоены этим. Если бы опасность была реальной, хотя бы на уровне слепого пса, то они бы как минимум знаком показали охраняемому ими сотруднику «Янтаря» на нее. Только теперь ученый поднял голову. С козырька подъезда на него смотрело широкое лицо зомби с залысиной, чьи желтые осмысленные глаза говорили о том, что уж он-то не поведется на сладкие речи некробиолога.
– Вы кто такие? – резко спросил он, не показывая больше чем голову с козырька. – Вы что, по нашим домам с оружием ходите? – не менее зло спросил он. – Вам что, не ясно написано, валите на хрен отсюда! Это наш город! Это наши дома! Здесь наше все.
Ученый посмотрел на Леню.
– Это кто? – спросил он.
– Дядя Миша.
– Дядя Миша, спускайся! – крикнул ему Берик. – Взрослый мужчина, а ерундой страдаешь, по козырькам лазаешь.
Зомби выглянул снова. Желтые глаза его недобро блестели. Он пожевал губами, собираясь что-то сказать, но, не найдя слов, вытянул вниз пятнистую руку и как будто бы щупал сидящего на скамейке человека. Затем так же на расстоянии пощупал стоявшего дальше Холода, зло и придирчиво осмотрел Ящера.
– Это кто такие? Почему с оружием? – все так же громко, по-базарному сказал, почти выкрикнул он.
– Это сотрудники наши. С оружием, потому что больные вы все, опасные, на людей кидаетесь, – ответил Берик, практически не покривив душой.
Дядя Миша с сомнением посмотрел на «сотрудников», потом на истощенных пареньков и, приняв решение, привстал и легко спрыгнул вниз с козырька, прямо на асфальт между подъездными скамейками.
– Это мы-то больные? Да поздоровее твоего, щенок, будем.
Дядя Миша оказался среднего роста, но толст и крепок, был одет в футболку с синими и белыми полосами наподобие тельняшки, штаны на подтяжках и крепкие старые ботинки. Взяв Гришу за руку, повел его к одному из зеленых тополей, где прислонил его к дереву. Глаза Грини на секунду приоткрылись, он вдохнул, и тополь, едва заметно прошелестев листочками, стал черным. Леня, приоткрыв рот, смотрел на это, затем встал и пошел в огород позади, где росли тонкие яблони, рябина и пара кустов сирени. Он зачарованно касался всего руками, и оно умирало, просто превращаясь в черное. Листья почти беззвучно скручивались, потрескивали рассыхавшейся корой веточки, трава превращалась в черный ковер, рассыпавшийся под ногой зомби. Легкий ветерок приподнял черную пыль сломанной травы и погнал ее прочь со двора, посыпая ею асфальт и беленные бордюры.
– Так, значит, это не глюки… – услышал его тихий возглас Берик.
Руки долговцев уже были на автоматах. Легко было догадаться, что у них на уме. У них на уме только одно: расстрелять нечисть и нежить, затем найти других и расстрелять, если не поможет – сжечь. Дядя Миша, убедившись, что парни Леня и Гриня пришли в себя, вернулся к Капезовичу, теперь заметив кобуру с пистолетом у «доктора».
– Так ты, выходит, пришел мозги нам вправлять, а, доктор? А пистолет тебе зачем? Клятву Гиппократа сдерживать? Вам ясно сказали: убирайтесь! Че расселся? Мы че, ваших железок тут не видели? За каким вы сюда приперлись? А?
Его лицо если и не дышало гневом, то было искажено каким-то видом отвращения, наверное, вызванным тем, что он не может надкусить такую близкую и лакомую добычу. Глаза бегали по земле в поисках камня или дубины.
– Послушай, Миша, – вмешался Холод. – Ты мужик с головой, сразу видно. Ты, перед тем как превратиться вот в это, с чего начал? С детишек своих, со стариков родителей?
– Че-е? – изумленно протянул зомби, поворачиваясь к долговцу.
– Мы тебе шанс даем, может быть последний, в человека обратиться. Ты что, не понимаешь, что вас лечить надо?
Зомби осекся. В его глазах мелькнула тень сожаления, напоминая о чем-то, но тут же прошла.
– Так было нужно. Выживает сильнейший. Те, кто не хочет быть сильным, будет мертвым, – его глаза наконец нашли то, что искали, – обломок кирпича. – А ты, дохтор, за то, что пацанам голову морочил, сейчас ответишь…
Зомби бросился на Капезовича, который, подозревая об этом, сам откинулся назад со скамейки и тут же откатился в сторону. Зомби, не схватившись толком руками за плотную поверхность комбинезона, пролетел чуть дальше. Коротко грохотнула «Гроза» в руках Холода, пробив голову зомби в висок и перекосив ее. Дядя Миша упал и затих. Гриня и Леня растерянно смотрели на происходившее. Плотная кожа зомби не дала осколкам костей и мозгам вылететь наружу, поэтому содержимое мозгов не выплеснулось, и восстановление черепа и захваченного вирусом содержимого было закончено через пару десятков секунд. Застонав, он перевернулся с живота на бок и начал вставать. Его голова и лицо все еще были перекошены, но все стремительно восстанавливало прежнюю форму. Капезович уже стоял между долговцами.