Моя Люси

Надежда Вения

Моя Люси

Глава 1

Между горем и надеждой

На опушке леса, в объятиях густых деревьев и кустарников, притаился дом. Тишина здесь была почти осязаемой, нарушаемая лишь переливами птичьих трелей и шелестом листвы. Воздух, насыщенный кислородом, пьянил с первого вдоха. Рассветы и закаты превращали небо в полотно неземной красоты, даря ощущение безмятежности и единения с природой. Здесь, казалось, можно было по-настоящему почувствовать себя живым.

Но сегодня, несмотря на всю эту красоту, Элиза ощущала лишь всепоглощающую боль. За окном бушевал ливень, словно оплакивая её горе. Элиза Фиесто лежала в постели, безутешно рыдая. В камине потрескивали дрова, но их тепло не могло растопить лёд, сковавший её сердце. Всего несколько дней назад она была счастлива, вынашивая под сердцем своего первенца. Она мечтала об этом волшебном дне, когда увидит своего малыша, представляла, как будет укачивать его в этом доме, читать сказки при свете ночника. Теперь же её мир рухнул. В комнату, словно вихрь, ворвалась мадам Фиесто с тревогой на лице.

– Элиза, гонец от Генри! Он прислал письмо! – воскликнула она, протягивая ей сложенный пергамент.

Элиза с трудом приподнялась в постели. Дрожащими руками взяла письмо, узнавая знакомый почерк. Сердце на мгновение забилось сильнее, но тут же сжалось от невыносимой боли. Как она скажет ему? Как расскажет о том, что их мечта разбилась вдребезги?

"Моя дорогая Элиза, – начиналось письмо.

Элиза затаила дыхание, боясь читать дальше.

"Наконец-то всё закончилось, и я с радостью сообщаю тебе, любовь моя: через три дня я буду дома и надеюсь обнять тебя и нашего малыша. Твой Генри".

С каждой строчкой боль в груди Элизы становилась невыносимой. Генри возвращался с войны, полный надежд и планов на будущее. Он мечтал о ребёнке, о тихой семейной жизни в этом доме на краю леса. А она… она должна сообщить ему, что всё это разрушено. Слёзы вновь хлынули из глаз, обжигая щёки. Как скажет ему? Как выдержит его взгляд, полный любви и ожидания? Как сможет смотреть в глаза человеку, который так сильно мечтал о ребёнке, которого больше нет?

– Элиза, что пишет Генри? – спросила взволнованная женщина.

– Он скоро вернётся, – произнесла Элиза. – Как я скажу ему? Как?

– Тише, милая, – мадам Фиесто подошла к Элизе и крепко прижала её к себе. – Ты сильная, Элиза. Ты пережила самое страшное. Генри любит тебя. Он поймёт.

– Но как? – Элиза всхлипнула, комкая письмо в руке. – Он так ждал… Он воевал за нас, за наше будущее. А я… я не смогла его сохранить.

– Не вини себя, дитя. Это не твоя вина. Такова воля судьбы.

Элиза отстранилась от мадам Фиесто и посмотрела в окно. За окном бушевала весенняя гроза, словно отражая бурю в её душе. Молнии пронзали тёмное небо, а ветер яростно трепал ветви деревьев.

– Я должна быть честной с ним, – прошептала Элиза, вытирая слёзы. – Он заслуживает правду.

– Да, это так. Но не спеши. Дай ему время прийти в себя после войны. Дай ему почувствовать себя дома. А потом, когда придёт подходящий момент, расскажи ему.

Элиза кивнула, чувствуя, как в её сердце зарождается слабая надежда. Может быть, мадам Фиесто права. Может быть, есть шанс, что Генри поймёт и простит.

– Я напишу ему, – сказала Элиза, поднимаясь с постели. Её голос звучал чуть тверже, чем прежде. – Напишу, что жду его, что люблю его. Но не буду говорить о… о ребёнке. Пока не буду.

Она не могла представить, как сказать Генри, что их ребёнок, которого они так ждали, не выжил. Что она, Элиза, не смогла его уберечь. Эта мысль разрывала её изнутри.

– Вот и правильно, напиши ему. А я пока спущусь вниз и распоряжусь, чтобы тебе разогрели ужин. Ты совсем ничего не ела сегодня. Генри не обрадуется, если увидит тебя такой измождённой.

Мадам Фиесто вышла из комнаты, оставив Элизу наедине со своими мыслями и смятым письмом Генри.

Рука её дрожала, но она заставила себя писать. Она писала о доме, о весне, о том, как сильно она скучает по нему. Она писала о своей любви, о своей надежде на будущее.

Закончив письмо, Элиза почувствовала себя немного легче. Она знала, что это только отсрочка, что рано или поздно ей придётся рассказать Генри правду. Но сейчас, в этот момент, она могла позволить себе немного надежды.

Она отдала письмо мадам Фиесто, чтобы та отправила его с гонцом. Затем она снова села у окна и стала смотреть на грозу. Ветер стихал, и сквозь тучи пробивались первые лучи солнца, но дождь не прекращался. Элиза закрыла глаза и глубоко вздохнула. Она знала, что впереди её ждёт трудный разговор. Но она также знала, что она не одна. У неё есть Генри, её любовь, и у неё есть мадам Фиесто. Элиза долго сидела и слушала шум дождя.Но одиночество стало невыносимым, и Элиза спустилась вниз. Там её ждал подогретый ужин. Она лишь пригубила вино, не чувствуя голода. Её потянуло в кабинет мужа. Комната была пропитана запахом табака и старой кожи. На столе, под тёплым светом лампы, лежали бумаги, исписанные мелким, аккуратным почерком Генри. Элиза взяла одну из них. Вдруг она услышала глухой стук, а затем ей показалось…"Неужели я схожу с ума?" Женщина подошла ближе к приоткрытому окну и стала прислушиваться. Она долго стояла в надежде, что ей показалось. Сердце забилось сильнее. Она услышала плач ребёнка. Тихий, слабый, но отчётливый плач. Он доносился откуда-то снизу, из сада. Элиза, забыв о слабости и тошноте, выбежала из кабинета и бросилась к выходу.

Мадам Фиесто, услышав шум, выбежала из своей комнаты.

"Элиза, куда ты? Ты же простудишься!"

Но Элиза не слушала. Она выбежала на улицу, под моросящий дождь, и побежала в сторону сада, туда, откуда доносился плач. Она шла по мокрой траве, пробираясь сквозь кусты роз, пока не увидела его.

В тени старого дуба, в корзинке, лежал новорождённый ребёнок, завёрнутый в розовое кружевное одеяльце. Его маленькое личико было красным от плача, а ручки и ножки дрожали от холода.

Элиза замерла, словно громом поражённая. Сердце бешено колотилось в груди, заглушая шум дождя. Она медленно подошла к корзинке, не веря своим глазам. Неужели это правда? Ребёнок? Здесь?

Она опустилась на колени, не обращая внимания на мокрую траву, и осторожно прикоснулась к щеке младенца. Кожа была ледяной. Элиза, не раздумывая, подхватила корзинку и прижала её к себе, стараясь согреть маленькое тельце своим теплом.

"Боже мой, боже мой…" – шептала она, глядя на крошечное личико. Кто мог оставить его здесь, в такую погоду? Кто мог быть настолько жестоким?

Мадам Фиесто, запыхавшись, догнала Элизу в саду. Увидев корзинку в её руках, она ахнула и прикрыла рот ладонью.