Люди Приземелья

Сначала тебе кажется, что люди должны рисковать собой. Потом под руку подвертывается нелепый значок. На нем – имя. Мало того: на нем еще и номер.

А по номеру всегда можно найти. Это номер связи. Куда бы ни уехал человек…

Нет, не надо. Лучше думать о чем-то другом. О природе. Чудесный вечер. Зажигаются первые звезды…

Почему-то люди хотят летать к звездам сами. А ведь куда целесообразнее, чтобы летали автоматы. Люди не должны гибнуть. Так говорит Учитель…

Опять?

Это наверняка не она. И номер не ее. На Земле сто миллионов Ирэн. Даже двести.

Она тогда тоже говорила: человек должен…

Ну, перестань, пожалуйста. Успокойся.

Кедрин усмехнулся. Призовем на помощь логику. Так советует Меркулин, Что говорит логика? Советует призвать на помощь теорию вероятности. А теория?

Теория говорит, что эта Ирэн – не Ирэн. И номер – не ее номер.

Если бы ты был твердо уверен в этом…

О, тогда бы я спал спокойно.

Думаешь? Так убедись. Вызови этот номер. И поговори с Ирэн. Она окажется… да не все ли равно – кем? Не той, и все.

Кедрин облегченно вздохнул. Конечно, надо позвонить.

Он быстро разыскал лодку и попросил отвезти его на станцию связи. Когда освободилась кабина, набрал номер, уселся и принялся ждать.

Чтобы отвлечься и сократить время ожидания, Кедрин стал представлять, как автоматы среди невообразимого множества каналов связи разыскивают нужный. Интересно, где он окажется? Может оказаться в этом самом городе. А может и где-нибудь в Антарктиде. Или мало ли где. Почтенная старая дама подойдет к аппарату. Ее выцветшие глаза будут с удивлением смотреть на Кедрина… Тогда он извинится. Или ничего не скажет, просто выключит аппарат. И вообще, не следовало набирать номер. Лучше отозвать заказ.

Он протянул руку к аппарату. И в это время раздался слабый звонок и экран засветился.

На нем была молодая женщина. Светлые волосы, веселые глаза, вздернутый нос. Нет, не Ирэн. И ничего похожего.

Кедрин облегченно вздохнул, но сердце его сжалось.

– Добрый вечер, – вежливо сказал он. – Я вас побеспокоил…

«А милая девушка! Интересно, это далеко?»

– Ничего, – сказала девушка. – Собственно, вызов был по шифру моей подруги. Но она сейчас на Архипелаге. Все наши сейчас на Архипелаге. Решили отдохнуть, и связь оставили здесь. Что-нибудь передать? Не зря же вы набрали ее номер.

Кедрин молчал, собираясь с мыслями. Девушка весело глядела на него. Потом по экрану поплыли какие-то волны, незнакомка на секунду превратилась в бабу-ягу. В следующий миг изображение стало нормальным, но Кедрин уже понял: раз такие помехи – это очень далеко.

– Ее зовут Ирэн? – спросил он. Девушка кивнула. – Какая она?

Девушка насмешливо улыбнулась.

– Хорошая.

– Да ну… Сколько ей лет?

Девушка подняла брови.

– Не знаю… Она старше меня. – И милостиво прибавила: – Ненамного.

– А скажите… – Кедрин запнулся. Он понял вдруг, что не знает, что спросить, как описать Ирэн. И вдруг закричал: – У вас там нет ее фотографии?

– Нет, – сухо сказала девушка. – Вас интересует еще что-нибудь?

Вот несчастье: она, кажется, принимает тебя за искателя приключений.

– Ну хотя бы скажите, кто вы?

– Елена. Но я вряд ли смогу заменить… И мне некогда.

– Да нет! – закричал Кедрин. – Не то… Где это? И потом – как ее фамилия?! – Он вдруг вспомнил, что и у Ирэн есть фамилия.

Но девушка уже отключилась; экран потемнел. Кедрин с досадой сжал кулаки. В дверь кабины деликатно постучали. Ну да: торопят. Мог спокойно добраться до дома и разговаривать оттуда.

Впрочем, все равно ее нет, она сейчас на Архипелаге.

И вдруг в голову пришла странная, абсолютно лишенная логики мысль: поехать на Архипелаг. И найти эту Ирэн. Чтобы убедиться.

Нет, ты окончательно расклеиваешься. То старый корабль производит на тебя какое-то уж чересчур сильное впечатление, то имя женщины заставляет совершать нелепые поступки.

Правда, последнее время было тяжелым. Этот проклятый автомат для землехода отнял немало сил. И оказывается, они потрачены почти зря: стоило только забраться в «Джордано»…

А эти люди, которые…

Опять?

Кедрин даже застонал. Нет, невозможно. Домой. И скорее – спать. Впрочем, он сомневался в том, что сможет уснуть.

6

Дома он улегся сразу, едва успев вынуть все из карманов и аккуратно сложить и повесить одежду.

Против ожидания, он уснул быстро, но сон был тяжел. Обрывки каких-то видений преследовали его. Звезды кружились вокруг, автоматы, замаскированные под людей, выходили из звездолетов и церемонно раскланивались. А иногда не было никаких видений, и Кедрину снился голос. Знакомый голос – голос Ирэн.

– Велигай, – говорил голос. – Почему ты не отвечаешь? Ты спишь? Герну удалось найти Гончего пса, теперь связь устойчива. На круглый ставят последние куски обшивки. Мы на Архипелаге; так хотелось побыть у моря, отдохнуть… Приезжай поскорее. Почему ты молчишь? Почему молчишь?..

Голос бормотал еще что-то, умолкал и начинал снова. Потом наконец настала тишина. Спал Кедрин плохо. Торопливо позавтракав, с тяжелой головой, Кедрин отправился в институт. К кому еще, как не к Меркулину, следовало идти в такие вот минуты, когда не хватало душевного равновесия?

7

Впоследствии этот разговор вспоминался Кедрину не целиком, а какими-то урывками. От первой части – пока Кедрин рассказывал о звездолете – не осталось в памяти вообще ничего. А от второй…

– Откровенно говоря, я им позавидовал, – сказал тогда Кедрин, потому что ему хотелось вернуться ко вчерашнему разговору. – Тем, кто летал.

По сути дела, на этом разговор должен был закончиться. Но тут он только и начался по-настоящему.

– Не завидовать надо, а жалеть! – необычно резко ответил Меркулин. – Какой смысл в парусной романтике? Это красиво со стороны, а для тех, кто на реях вязал паруса, это был тяжелейший труд! Наш долг – избавить человека от подобных вещей.

– Но ведь они сами… – пробормотал тогда Кедрин.

– Сами! Косность мышления. Людям все кажется, что автоматы что-то упустят. Виноваты не машины, а люди, которые так думают. – Ты казался мне более… гм… логичным. Конечно, не в моих силах – запретить тебе думать так. Но у меня есть обязательное требование к моим сотрудникам: чтобы они были и моими единомышленниками! Иначе – на Земле полно других институтов. Пожалуйста! Нельзя конструировать машины, не веря в них.

Кедрин верил в машины. Но, наверное, минуты, проведенные в рубке «Джордано», накрепко засели в памяти – и не только в памяти. Ирэн… Не говорила ли она когда-то?.. И Кедрин промолчал. Только кровь прилила к голове. Наверное, он покраснел. Потому что Учитель впервые был несправедлив.

– Люди заслужили счастливую жизнь, – после паузы уже мягче проговорил Меркулин. Кажется, он и сам понял, что был чересчур резок. – Жизнь в тех оптимальных условиях, какие только может дать современная техника – и лишь на Земле. Разве это так трудно понять?

Тут Кедрин, кажется, начал оправдываться. Заговорил о чем-то таком… Помнится, приплел даже сон. Это развеселило Меркулина.

– Я не истолкователь снов, – сказал он. – Но о Велигае я сам тебе говорил вчера. А Ирэн… Наверное, что-то тебе напомнило о ней. Но ведь нельзя менять убеждения в зависимости от того, что тебе приснилось.

Это Кедрин знал. Однако дело было не только в сне. В чем – Кедрин и сам не понимал как следует.

– Ты просто устал, – произнес в заключение Меркулин. – В последнее время ты очень много работал. Не рассчитываешь силы. Знаешь что? Поезжай на месяц куда-нибудь. Отдохни. И ты сам увидишь, как пропадут все эти… гм… не очень умные мысли.

– Хорошо, – согласился Кедрин, хотя вовсе не думал, что именно сейчас должен ехать отдыхать.

Он вышел из лаборатории Меркулина. И не успел закрыть за собой дверь, как в голову снова толкнулась нелепая мысль: «А что, если съездить на Архипелаг?»

Глава вторая

1

Порой снится много всякой чепухи. Как, например, тот голос, который бормотал Кедрину что-то про Велигая и Гончего пса.

А между тем «Гончий пес» существует. Правда, находится он далеко: где-то на орбите Трансцербера. На так называемой орбите так называемого Трансцербера.

На так называемой – потому что еще неизвестно, существует ли сам Трансцербер, небесное тело за орбитой Цербера (десятой планеты Солнечной системы). Может быть, смиренного мудреца Герна на сей раз просто подвела аппаратура.

Что же, и это не исключено. А пока что «Гончий пес» идет по следу. Ученые возятся у приборов, пилоты устроились за шахматным столиком, капитан Лобов для собственного удовольствия крутит в кают-компании старые фильмы, а инженер Риекст сидит боком к пульту и старается хоть на миг уловить голос диагравионных двигателей, которые, как всем известно, работают совершенно бесшумно. Что же, у всякого свои странности.

Одним словом, все в порядке, и с того момента, как Герну удалось наладить канал связи, капитан Лобов регулярно уведомляет Землю о полном благополучии. Конечно, сказываются условия необычно долгого рейса. Ученые – очень милые люди, хотя и не очень слетанные – успели разделиться на две группы и сидят у приборов спиной друг к другу. Спины одной группы выражают непреклонную уверенность в том, что Трансцербер уже где-то почти в сфере действия приборов. Спины второй группы – что поименованное небесное тело вообще существует лишь в воображении Герна. Что выразила бы спина самого Герна – неизвестно, ибо достойный ученый пребывает в Приземелье, на расстоянии двенадцати с половиной миллиардов километров от «Гончего пса».

Кончается еще один условный день полета. Капитан Лобов досмотрел очередной фильм и теперь пьет чай, поглаживает щеку и поглядывает на ящичек, в котором лежит бритва. Инженер Риекст перестал прислушиваться и направился к контрольной системе. Вероятно, он вспомнил поговорку: лучше один раз увидеть, чем сто – услышать.

Что касается пилотов, то каждый из них лишился двух пешек и одной легкой фигуры. Белые получили несколько лучшую позицию, но черные исполнены оптимизма и вскрывают центр.

– Держитесь, гроссмейстер, – говорят черные.

– Ай-ай-ай… – произносят белые, и голос их полон сарказма.

Потом наступает тишина.

2

Тишина звенела в ушах. Кедрин выдохнул воздух – белые пузырьки заторопились вверх. Но Кедрин, сильно оттолкнувшись ногами, обогнал их и первым взлетел над неровной, постоянно меняющейся поверхностью.

Вокруг изламывались волны. Их гребни, торопясь, опережали основания и, не сумев удержаться на весу, обрушивались, разбивались и таяли, оставляя в воздухе радужный туман и колючую водяную пыль.

Остров то скрывался в этом тумане, то выныривал. Он расталкивал мятущуюся воду крутыми боками конической, с усеченной вершиной, горы. Остров медленно приближался.

Волна подтолкнула к Кедрину доску. Он вцепился пальцами в ее края. Доска была очень кстати. Сзади наползал вал, мрачный как туча. Он был еще монолитен, молекулы его двигались в полном согласии, и тем страшнее казался вал снизу, из зыбкой водяной долины.

Кедрин медленно заполз на доску. Волна, притворяясь пологой и смирной, исподтишка подлезала под нее, словно невзначай поднимая Кедрина все выше. Остров рос на глазах. Тогда Кедрин, подобрав ноги, встал на четвереньки. Волна понесла его вперед, все убыстряя бег. Кедрин неторопливо распрямил колени, встал во весь рост. Он раскинул руки и полетел, балансируя на доске, помчался сквозь мириады клубящихся водинок, сквозь радужный блеск, сквозь свой торжествующий, никому не слышный крик. Земля!

Это была стоящая вещь – схватка один на один с природой. Кедрин громко смеялся. В следующий миг доска, неожиданно вильнув, вырвалась из-под ног, Кедрин снова очутился в воде.

Он сделал несколько судорожных движений и вынырнул, показавшись над морем почти по грудь. Но волна ударила его в лицо и заставила опять уйти на глубину.

Кедрин сильно отталкивал воду руками, стремясь забраться поглубже. Надо уметь плавать, иметь запас воздуха в легких – и никакое море нам не страшно. Тут-то уж мы обойдемся без автоматов, Глубже! Глубже! Еще!..

В темной воде под ним вспыхнул тусклый красный огонь. Он прерывисто мигал. Потом Кедрин услышал голос. «Глубже не ныряйте, – заботливо сказал кто-то невидимый. – Поднимайтесь. Вам может не хватить воздуха». Кедрин перестал грести, и вода подтолкнула его вверх.

Внезапно он насторожился. Слева и чуть ниже промелькнуло темное тело. Акула? Кедрин невольно усмехнулся и почувствовал на языке соль. Какие уж тут акулы! Это автомат-спасатель пристроился за ним, как только Кедрин достиг запретной глубины. Теперь он не отстанет до самого мелководья.

Это почему-то не понравилось Кедрину. Он попробовал перехитрить автомат, резко меняя направление. Акула из пластика и металла не оставляла преследования, все время держась метрах в трех позади. Порывистые движения истощили запас воздуха в легких, и Кедрину пришлось устремиться вверх и пробить головой плоскость, отделяющую море от мира солнца и ветра.

Он пробыл под водой не больше минуты. И все же Служба Жизни успела предпринять все необходимое на случай, если Кедрин будет нуждаться в помощи. Искатель спасательной станции был уже направлен на него и едва заметно поворачивался, провожая Кедрина, пока он приближался к берегу. Кедрин покачал головой; он не мог понять: хотелось ему, чтобы его провожали, или нет.

Последняя волна отхлынула, оставив Кедрина на песке. Он лежал ничком, потом перевернулся на спину. В вышине быстро проплывали облака. Воздух был свеж и прозрачен.

Так все-таки: хорошо это было, или нет? Интересно, нырнул бы он с такой же уверенностью, не знай он, что за ним следят, что кто-то непрестанно заботится о его здоровье и жизни? Эти воды кишмя кишат предупреждающими и спасательными автоматами. Машины приучены лишь не попадаться людям на глаза, пока в этом нет необходимости. Служба Жизни постоянно начеку, крупнейшая служба человечества. Наверное, это хорошо.

Но, значит, это всего лишь иллюзия – думать, что ты вступаешь в единоборство с природой. На самом деле тебя ведут на поводке, как ребенка. И стоит тебе шагнуть в сторону, как сразу же следует оклик. Не шали, мальчик! Но не потому ли и стремятся люди туда, где никто не был? С другой стороны, остаться одному, без опеки надежных защитников – машин… Меркулин прав: это ушло. Здесь есть автоматы – но есть и море, плавать в котором чудесно.

Кедрин сел. К берегу приближался еще один вал. Пришлось подняться. Он нашел свою куртку, набросил на плечи. К кармашку был прицеплен маленький значок, тот самый, найденный под рефлектором «Джордано». Кедрин носил его с собой, чтобы многочисленные люди и пейзажи не заставили его забыть о причине этого неожиданного путешествия. Кроме того, значок был красив. И сейчас Кедрин с удовольствием посмотрел на его гладкую поверхность, на которой голубой кружок был охвачен множеством совсем маленьких красных точек.

Потом Кедрин перевел взгляд на океан.

Волны все так же катились, подгоняемые молодым ветром. Они изламывались, падали и снова вздымались. На досках, на аквапланах и лыжах, на размашистых катамаранах, в прозрачных шарах, на вогнутых платформах, на узких лодках с яркими, развевающимися, хлопающими и надувающимися парусами – на всем, что могло держаться на воде и взлетать на гребень волны, от берега и к берегу мчались, стремились неслышно кричащие, ликующие люди. Они выносились на песок и, отдышавшись, снова устремлялись в океан.

Кедрин глядел и улыбался. Потом неторопливо пошел по берегу.

Нет, это все-таки очень хорошо, что Служба Жизни внимательна. Разве в ином случае люди могли бы так безмятежно веселиться над бездной? Наверное, нет. И страшно подумать, что получится, если Служба Жизни однажды прекратит работу.

«Не прекратит, – подумал Кедрин. – С чего бы?»

Но раз кто-то не только не отказывается от риска, но заранее примиряется с возможностью очутиться в таком месте, на которое деятельность Службы Жизни не распространяется?..

Да полно, есть ли такие места?

Кедрин попытался – не вспомнить, нет, а хотя бы теоретически представить себе, есть ли такие места. Но и теория не помогла ему. Нет, Служба Жизни – это механизм настолько совершенный, так хорошо оснащенный, так точно работающий, что таких мест нет ни на земле, ни на воде, ни под ними, ни в воздухе, ни за ним. Нигде, ни в одном месте, в котором может оказаться человек.

Даже в космосе, куда уходят корабли. Меркулин любит повторять, что машины способны охранять нас от всех мыслимых бедствий.

Это очень мудро устроено. Техника – наше создание. Ты ее проектируешь и рассчитываешь. В конечном итоге – сам охраняешь себя.

Это звучало убедительно. Кедрин усмехнулся и зашагал чуть вразвалку. Примерно так, как, по его мнению, должен был шагать всемогущий человек.

Вот так. И хватит думать об этом.

Команда была внушительной, ее следовало выполнить без прекословия. Кедрин так и сделал; и какая-то юркая мыслишка, попытавшаяся получить слово, была с негодованием изгнана. Она успела лишь пискнуть что-то вроде: «Не знать или победить…» Конец мысли так и не прозвучал.

А в следующую секунду Кедрин забыл обо всем на свете… Женщина обогнала его. Она прошла мимо не оглядываясь, быстрым, упругим шагом и теперь уходила все дальше. Кедрин глядел ей вслед. Воздуха не хватило, он стал дышать ртом, и в груди стало горячо.

3

Она уже уходила вот так когда-то. Сколько лет тому назад? А что значит – сколько лет? Пустые слова. Если тебе двадцать пять, и с тех пор прошло пять лет – значит, миновало очень много времени. Пятая часть жизни.

Она уходила вот так же, не оглядываясь, и уносила с собой и эти пять лет, и еще неизвестно сколько. А он и тогда стоял и не мог догнать ее.

Хотя это сейчас – не мог. Тогда – не хотел.

Он не хотел, потому что Ирэн была не права. А можно ли жертвовать своей правотой, хотя бы и ради чего-то очень большого?

Нельзя. А прав был он.

Что говорила она? Что-то она такое сказала… Да! Что Меркулин – страус. Вот. Страус, зарывший голову в песок.

Меркулин не страус. Он был и всегда останется большим ученым. Учителем многих и многих. И человеком. Уже одно такое сочетание дает право не выслушивать грубостей.

Правда, Меркулин их не слышал. Это было сказано Кедрину. Но тем обиднее: неужели она думает, что он, Кедрин, не уважает Учителя?

Она тогда говорила что-то похожее на: он воспитывает вас не только творцами машин, но и их жрецами. Вы горды; за спинами автоматов вы не знаете страха. А ведь у машин есть предел прочности, только у человека его нет. Нельзя не знать страха. Надо знать – и уметь одержать над ним победу.

«О чем-то таком я только что собирался подумать, – вспомнил Кедрин. – Собирался, но не позволил себе».

А она сказала это еще тогда.

Ну что же, сказала. Разве из-за этого?..

Да. Об этом они говорили часто. Сначала – днем. Потом дней стало не хватать. Они говорили ночами.

Кедрин мотнул головой.

А потом она ушла. Из института. От тебя. Вообще.

А ты не искал. Ты был обижен. А кроме того, в двадцать лет кажется, что впереди еще много других Ирэн.

Может быть, у кого-нибудь и получается так.

Ты тосковал? Да, наверно, это и была тоска. Но ты утешал себя. А кроме того…

Ну да, ты просто надеялся, что она поймет – и вернется. Придет и скажет: я была не права. Он знал: если она убедится в этом – придет и скажет. Ведь и он сделал бы то же самое.

А она?

Она только что прошла мимо – и не оглянулась.

И вдруг что-то толкнуло Кедрина: она не оглянулась! Да она просто не узнала тебя! Ведь кто знает, смотрят ли женщины на нас со спины так же внимательно, как мы на них?

И вот она уходит. А ты стоишь. И подумать только, что завтра ты улетел бы отсюда, и, может быть, никогда…

Кедрин кинулся вперед. Вдогонку.

Чего доброго, она ускользнет. Она всегда была странным человеком, человеком непонятных желаний и мгновенных решений. Привыкнуть к этому было очень трудно. Потому-то они и прожили вместе так недолго.

Кедрин торопился, почти бежал. Ирэн успела скрыться за изгибом берега, а там – кто знает, куда ей вдруг придет в голову повернуть? Недаром она принадлежала к тем немногим, кто, услышав предупреждение Службы Жизни, не только не поспешат вынырнуть, но и ухитрятся как-то провести бдительный автомат, чтобы он не тащился за ними.

У таких, как она, обычно беспощадные приговоры. И память, умеющая выбрасывать ненужное. И как знать, осталось ли еще место для Кедрина в ее памяти?..

Он шагал широко. И вдруг остановился как вкопанный.

Жалобный звук, похожий на болезненный вскрик, раздался совсем рядом. Кедрин огляделся. Вскрик повторился; он слышался, казалось, под ногами, и Кедрин отпрянул, затем нагнулся: полузасыпанный песком матовый купол жаловался на свою скучную судьбу. Кедрин шумно выдохнул воздух. Это был всего лишь прибор штормовой защиты, забытый здесь давно и так же основательно, как и сами штормы. Скоро песок занесет его совсем, вместе с рожками антенн… Кто знает, не занесло ли меня вот так в ее памяти?

Кедрину стало жалко автомат и еще больше – себя. Но надо было торопиться. Ему необычайно повезло: ведь только приехав на Архипелаг, он понял, какой глупой была затея. Чтобы осуществить ее, надо было бы подходить к каждой женщине и спрашивать, не зовут ли ее Ирэн, чтобы таким образом убедиться в своей ошибке. И вдруг – откровенно говоря, неожиданно для него – она и вправду оказалась здесь. И можно подойти к ней и сказать: Ирэн, мне нужна ясность, кажется, я утратил ее. И я искал тебя не только потому, что… что… словом, не только потому, но и ради этой ясности. Помоги мне…

Он оборвал себя: «Это потом, потом. Торопись».

Вскоре ему удалось нагнать ее; теперь он шел лишь в нескольких метрах сзади, песок заглушал шаги. Он смотрел на Ирэн, но не видел ее: не видел просто женщину, одну из многих, – перед глазами стояло что-то гораздо большее, для чего существовали лишь очень неточные определения: жизнь, счастье, любовь… Ведь все это начиналось, могло быть… Сейчас я обгоню тебя и упаду тебе под ноги; наступи на меня, и я буду счастлив.

– Какая ерунда! – пробормотал Кедрин-логик. – Нет, молчи, тебя нет, ты остался в институте, ты ничего не понимаешь. Это из-за тебя я не пробовал найти ее, написать… вызвать по связи… Ты ждал, но как? Неторопливо, как поджидают старость. Глупец! А она – ждала?

Сейчас просто невозможно было думать, что – не ждала. И надо было идти еще быстрее: может быть, именно сейчас истекает ее терпение; она еще ждет тебя, но через минуту перестанет…

Но Кедрин не решался преодолеть то небольшое расстояние, что еще оставалось между ними. Что-то мешало ему, и он не сознавал, что это – чувство вины. Если бы они столкнулись случайно… А сейчас – он остановит ее, но она взглянет равнодушно и обойдет его, как пень, как камень…

Он едва не пропустил момент, когда Ирэн свернула с тропинки и начала подниматься вверх по склону. Кедрин оглянулся: поблизости не было ни одного эскалатора. Тогда он последовал за нею, боясь потерять ее в лесу, которым порос склон.

Внезапно она остановилась, и он испугался, что Ирэн оглянется, увидит его и поймет, что он ее преследует. Он отступил и встал за деревом. В следующий миг он понял: это и была бы та случайность…

Но выходить было поздно. Ирэн начала одеваться. Кедрин отвернулся; он не хотел быть нескромным. Хотя странно: только что на нее можно было смотреть, не рискуя заслужить упрек, но достаточно ей начать надевать платье, как такой взгляд становится запретным. И, конечно, ей это не понравилось бы… Ну, готова?

Он осторожно выглянул. Ирэн была далеко, она справилась куда быстрее, чем он со своими мыслями. Пришлось карабкаться дальше. Куда она идет? К поселку не свернула. Может быть, на станцию связи? Ирэн прошла и этот поворот. Ага, она просто идет ужинать.

Это открытие повергло Кедрина в смятение. Идти за ней ужинать? Ирэн не любила небрежности в одежде. Кроме того, если он появится сразу за нею – она поймет… Бежать одеться? А если она за это время уйдет?

Оставалось надеяться лишь на быстроту ног. И он решился. Убедившись, что Ирэн не изменяет направления, Кедрин повернул на тропу, ведущую к поселку, и сразу же побежал, размеренно выбрасывая ноги.

Бег заставил его дышать ритмично. Вместе с дыханием пришла и уверенность, что она никуда не уйдет. Сейчас. И потом тоже.

4

В ярком спортивном костюме, со значком в петлице, Кедрин поднялся на площадку. Не успел он ступить на нее, как день погас и мгновенно спустились сумерки.

На площадке были столики. Кедрин остановился возле свободного, у самой балюстрады, и начал глазами искать Ирэн.

Она скользила между низкими столиками, поднимая загорелые руки. Танец был незатейлив и радостен. Кедрин улыбался. Ему показалось, что Ирэн заметила его.

Она внезапно прервала танец и вышла из круга. Обычные щедрые пожелания счастья провожали ее. Все еще звучала негромкая музыка. Кедрин в ожидании откинулся на спинку кресла.