Во главе кошмаров

Веста пристально посмотрела мне в глаза, ожидая реакции, но я не ответила.

– Переправа, Кассия. Гипнос создал это место, она часть его. Он смог оторвать от неё фрагмент и вложить в тебя. Я, Камаэль и Гипнос – кровные родственники. Тебя же отец связал с собой через Переправу. Мы с братом были здесь, и произошедшее напомнило катаклизм. Гипнос вырвал значительный кусок, чтобы позволить тебе дышать, и вся Переправа задрожала. Землетрясения, расщелины, наводнения, немалая часть территорий перестраивалась в течение какого-то времени. Она двигалась и волновалась, как огромный организм, стремящийся залечить болезненную рану. – Веста нахмурилась и обернулась на дом. – Так ты стала живым осколком Переправы, Кассия, поэтому она затянула, стоило тебе подойти близко к проходу.

Я растерянно ощупала свой живот, ища нечто инородное внутри.

– Не волнуйся. Пока ты дышишь, украсть или достать из тебя эту часть нельзя, – неверно поняла моё беспокойство Веста. – Фрагмент Переправы вернётся на место после твоей смерти.

– Кто же я?

Веста понимающе улыбнулась и взяла мои руки в свои.

– Ты полукровка. Твой отец – даорий. Мать – палагейка, но внутри ты носишь осколок Переправы, родственной нам. Гипносу, Моросу, мне и Камаэлю. Поэтому отец привёл тебя в нашу семью: ты, может, и не кровно, но её часть. С самого рождения до восьми лет ты жила здесь. Основное время с тобой проводила я, ты стала мне младшей сестрой.

В груди сдавило от тоски, нос защипало перед подкатывающими слезами. Но в последнее время я плакала слишком много, поэтому взяла себя в руки: глаза остались сухими, а ощущение постепенно отпустило, позволив мне дышать ровнее.

– Тогда почему вы от меня отказались? – в голосе прозвучало больше обиды, чем я хотела показать. Плечи Весты поникли, она стыдливо опустила взгляд.

– Имея часть Переправы внутри, ты получила схожую с нами способность творить иллюзии. Мы учили тебя ими управлять. После пяти лет за тобой стало сложнее присматривать. Ты росла смышлёной и сообразила, как путешествовать по Переправе, но далеко не все территории безопасны. Сперва мне и Камаэлю удавалось справляться с любыми трудностями, но затем кое-что произошло, – нехотя призналась Веста, отвернулась и зашагала ближе к деревьям.

Я заторопилась следом, ожидая подробностей.

– Ты провалилась в образовавшуюся расщелину. Чудо, что внизу была река, но и это бы тебя не спасло, если бы рядом не оказалось Камаэля, – призналась Веста. – При падении ты сломала обе ноги и потеряла сознание. По сравнению с людьми, мы восстанавливаемся намного быстрее, но ты получила многочисленные переломы со смещениями, местами кости были раздроблены. Потребовалось несколько операций, но… ты поправлялась медленно… месяцы, больше полугода точно, – на лице Весты отразилось смятение, она потёрла пальцами висок, немигающий взгляд замер, словно она пыталась подсчитать, но не получалось. – Ты не переставала хромать… врачи людей и целители Палагеды не были уверены, что последствия когда-либо пройдут.

Мой взгляд сам собой опустился к сандалиям из тонкой кожи. Я не помню хромоты, хотя Дардан тоже упоминал об этом, скармливая мне ложь, что кто-то бросил меня в холле его компании.

– Поэтому вы решили отказаться от меня?

– Нет! – порывисто возразила Веста. Я не хотела её обвинять, хотя не сумела скрыть разочарование, подобрав резкие слова. – Мы с Камаэлем думали, как обезопасить твою жизнь, но отец решил всё за нас. Тебе требовалась новая операция, её планировали сделать врачи, работающие на Мороса. Но отец вернулся один и… сказал, что ты умерла, что травмы… были всё-таки тяжёлые, наплёл, что у тебя сердце не выдержало наркоза… даже часть Переправы не смогла помочь, – Веста продолжала запинаться в рассказе, она выглядела испуганной воспоминаниями и сбитой с толку одновременно. – Я… была в ужасе и пришла к Камаэлю, который тогда работал в Санкт-Данаме. Отец не показал тело, заверив, что тебя кремировали, поэтому мы ему не поверили. Но все последующие попытки тебя найти провалились. И теперь ясно почему. Иллюзия. Отец поступил умно, он наложил не свою иллюзию, а научил тебя. Камаэль рассказал про твой ахакор и как ты его сняла, – речь под конец вновь стала уверенной, словно она отыскала нужные моменты и наконец разобралась.

Я нахмурилась, переваривая услышанное.

Зачем Гипносу скрывать меня от Кая и Весты?

Тем более лгать таким жестоким способом?

Вопросы почти сорвались с языка, но, поймав взгляд Весты, я оставила их при себе. Искренне хотелось довериться ей, но что-то здесь было не так. Я дала себя обмануть Руфусу, Каю и Дардану. И куда меня это привело? Веста – дочь Гипноса, и сейчас мне не ясно буквально ничего. Кай упрекал Гипноса в секретах, но половина всех наших диалогов с ним были ложью. Похоже, Гипнос и его дети, каждый по разную сторону, гнут свою линию и не могут прийти к согласию.

– Дальнейшего я ещё не выяснила, но, судя по всему, отец попросил Мороса спрятать тебя среди людей даже от него.

– А от него зачем?

– Чтобы мы тебя не отыскали, – натянуто улыбнулась она. – Камаэль годами следил за отцом, надеясь подловить на обмане. Но не найдя подсказок, мы сдались, решив, что ошиблись и ты действительно умерла. Только Гипнос способен вырвать часть Переправы, и он один знал, как всё работает. Нам ничего не оставалось, кроме как бросить тщетные попытки.

Что-то тут не так.

Непохоже, что Веста врала. Скорее, недоговаривала.

Избегая моего взгляда, она подошла к персиковому дереву и схватилась за ветку. Та начала стремительно сбрасывать цветы и покрываться густой листвой, появились зелёные персики. Плоды на глазах увеличились в размерах и сменили цвет. Я с восхищением следила за происходящим, будто кто-то ускорил время для одного-единственного дерева, остальные же остались стоять в цвету.

– Хочешь? – предложила Веста, сорвав сочный плод.

Я кивнула и поймала брошенный мне фрукт. Он казался абсолютно реальным.

– Я действительно могу от него откусить?

– Конечно. Они как съеденные тобой вафли.

– Но это же иллюзия.

– Да, но на Переправе она реальна, – возразила Веста и рассмеялась, пока я была обескуражена простотой чудес.

«Привратник и Жнец вселяют страх даже в архонтов и царей.

В основном миражи существуют в пределах Переправы, но Привратник и Жнец – её часть. Они могут создавать их и за границами своих территорий. Жнец никогда не носит с собой оружия, но при этом может создать иллюзию меча, и пока он в его руках, то смертельно опасен и способен убить».

Кай рассказал это, забыв упомянуть, что сам кровный родственник Привратника и способен на то же самое. Надкусив плод, я ощутила сладкий сок.

– Эти персики получится съесть лишь у Гипноса и тех, кто как-то связан с Переправой? – уточнила я.

– Нет. Переправа – особенное место, мощный эпицентр снов и иллюзий, поэтому застрявший здесь в состоянии найти себе пропитание вроде этих фруктов, а может отыскать целые банкетные залы и рестораны, если Переправа ему их покажет, – пояснила Веста. – Но за её пределами, например, в Санкт-Данаме, созданный иллюзией персик останется реальным только до тех пор, пока я или связанные с Переправой держат его в руках. Передам тебе, и он останется материальным. Передам человеку, и плод исчезнет.

– А человек может его съесть, если ты будешь держать фрукт в руке?

Веста задумчиво надкусила другой сорванный плод, пожевала, разглядывая высокое небо.

– Какой интересный вопрос, никогда не пыталась кормить людей с рук, – с воодушевлением ответила она, – но вполне возможно, что если я продолжу держать персик, то кто-то другой, не связанный с Переправой, сумеет от него откусить. В моих руках иллюзия продолжает существовать. Не хочешь попробовать?

– Что?

– Создать иллюзию. Ты ведь умеешь, Кассия. Не хочешь вспомнить, каково это?

Я потеряла дар речи, не уверенная, не шутит ли Веста.

– Я… не представляю как.

– Так и знала, что Морос вернул тебе не всё, – она недовольно сжала свой персик и тот исчез. – Но это не сложно. В любом случае тебе придётся вспомнить умения. Это часть тебя, Кассия. Худшее – иллюзия просто получится кривой, но давай попытаемся! Заставь свой персик прорасти.

Я уставилась на надкушенный фрукт, не имея ни малейшего понятия, что с ним делать.

– Мне его закопать?

Веста рассмеялась моему бесхитростному решению.

– Ты знаешь, как выглядит косточка без мякоти? – Я кивнула, словно примерная ученица. – Тогда представь сердцевину, а мякоть заставь исчезнуть.

Несмотря на не покидающие меня сомнения в собственных способностях, секунду назад я видела, как из ниоткуда появился этот фрукт, поэтому отрицать возможность было глупо. Я выровняла дыхание и мысленно приказала мякоти исчезнуть. Ничего не изменилось.

Веста сложила руки на груди, наблюдая с покровительственной полуулыбкой. Я предприняла ещё пару попыток, мысленно приказывала персику в руке, но плод оставался неизменным.

– Не думай словами, Кассия. Думай образами, – снисходительно подсказала Веста, похоже, догадавшись о проблеме. – Иллюзия не знает твоего языка или какого-либо другого. Но если ты вообразишь вид косточки, вспомнишь ощущения, то иллюзия подстроится под то, что ты хочешь создать.

Я последовала совету. Потребовалось около минуты, чтобы детально представить прикосновение сухой косточки к коже. Я вскрикнула от удивления, когда мякоть разом исчезла, а пальцы сами сжались вокруг твёрдой сердцевины. Веста захлопала в ладоши и засмеялась над растерянностью на моём лице. Я была испугана содеянным, но вместе с тем в восторге от увиденного.

– А теперь представь, как косточка прорастает.

Такое я видела только по телевизору или в книгах, но, воодушевлённая успехом, накрыла второй ладонью и подумала о семени внутри. Я зажмурилась, представляя побег и тянущиеся вверх стебли. Абсолютно детская радость захлестнула с головой, я больше не думала словами. Мыслила лишь образами, запахами и ощущениями. Неожиданно в руках потяжелело, я сложила ладони лодочкой, почувствовав движение.

– Эй! Полегче, Кассия, а то уронишь! – предостерегающий тон сменил очаровательный смех Весты.

Я распахнула глаза, глядя на проросшую косточку, как на величайшее чудо света. Кажется, я перестаралась, побег протянулся ввысь сантиметров на десять, а корни оплели мои пальцы и ладони.

– Давай посадим его. Дальше пусть растёт сам, – предложила Веста, видя, с какой любовью я разглядывала сотворённое.

Я опустилась на колени и начала раскапывать землю голыми руками. Наверняка Веста могла бы мысленно создать яму, но я благодарно ей улыбнулась, когда она принялась пачкать руки вместе со мной. Этот простой монотонный процесс успокаивал, позволяя отвлечься от многочисленных вопросов и тревожных мыслей хотя бы на короткий срок.

* * *

Оставшуюся часть светового дня мы провели с Вестой. Она заставляла меня выращивать цветы, множить ветви у дерева, создавать различные предметы, которые я могла детально вспомнить, начиная с резинового шарика и заканчивая ручкой и книгой. Правда, та внутри оказалась пустой. Веста заставила меня трижды изменить цвет её платья, пока зелёный оттенок её не удовлетворил.

Я провела ещё около часа в одиночестве у могилы Сирши. Я больше не плакала, но увиденные чудеса не могли исцелить боль от потери. Несмотря на рассказ о семье и радушное отношение Весты, я всё равно чувствовала себя потерянной. Раньше у меня были мир и, может, не выдающиеся, но цели: окончить университет, найти работу и более-менее неплохо прожить жизнь. Теперь же не было ничего, а будущее и вовсе казалось туманным, так как я не понимала даже настоящего.

Солнце окрасило пейзаж в алые цвета приближающего заката, и к дому пришли Гипнос, Кай и Морос в сопровождении архонта Раздора и его свиты. Я заметила их раньше, чем они меня. Веста вышла из дома навстречу гостям, что-то отрывисто бросила отцу и брату. Те ответили мягче. Они стояли слишком далеко, чтобы можно было разобрать слова, но я внимательно следила за языком их тел, стараясь угадать. Когда все двинулись в мою сторону, я вновь напряглась, не зная, чего ожидать, и на мгновение пожалела, что не попыталась хоть раз создать в руке оружие. Хотя бы короткий нож или молоток.

Я встала. Все замерли в неловкой тишине на расстоянии нескольких метров. Все чего-то ждали от меня, но я молчала, внимательно разглядывая Майрона. При первой встрече решила, что внешне он едва дотягивает до пятидесяти, но при ближайшем рассмотрении казалось, что произошедшее в Даории за один вечер состарило его на пару лет. Сеть морщин вокруг карих глаз стала чётче, появились едва заметные синяки под глазами, нахмуренные брови и упрямо сжатый рот в аккуратной бороде. Светло-русые волосы с проседью были расчёсаны и спадали на спину, но наряд был скромнее, чем на встрече, в терракотовых и бледно-жёлтых тонах с золотой вышивкой. Архонт и его свита явились без брони или оружия – в подпоясанных туниках, штанах, сапогах и в свободных плащах. Словно гости всеми способами подчёркивали свой дипломатический статус.

Я невольно почувствовала то, о чём говорил Кай: вибрацию в воздухе, особенный тон силы архонта. Меня окатило волной неясного гула, волосы на затылке встали дыбом, как наэлектризованные. Мне захотелось поклониться Майрону или хотя бы стыдливо опустить взгляд. У Весты тоже не было ахакора, но её гул ощущался таким лёгким и ненавязчивым, что я прекратила его замечать спустя пару минут.

Архонт Раздора сделал шаг навстречу, и я моментально отступила. Его сила будто оттолкнула, удерживая на определённом расстоянии. Однако внезапный гул в ушах дошёл до пика и затих. Я с недоумением заморгала, поняв, что влияние его силы перестало на меня давить. Майрон выглядел не менее озадаченным, он растерянно открыл и закрыл рот, а затем что-то сказал на палагейском.

Я с трудом разобрала несколько слов. Хоть и учила язык, но в университете мало тренировали разговорную речь, а Майрон произносил слова то ли на неясном диалекте, то ли я просто туго соображала. Он повторил, но моё недоумение только усилилось. Брови Майрона взлетели вверх, рот так и остался приоткрыт в изумлении, архонт повернулся к Моросу и, судя по тону, высказал какую-то претензию.

Я не могу с ним нормально общаться. Как мне вернуться в дом, где я никого не понимаю? Находясь здесь, Гипнос, Кай и Веста говорили исключительно на известном мне языке людей.

– Я учила палагейский в университете, могу читать тексты средней сложности, но речь мы редко тренировали. Слова звучат похоже, но, может, дело в интонации… я не успеваю понимать… – попыталась объяснить я, ища поддержки у Гипноса, Весты и Кая.

– В ваших университетах преподают старый стиль, – пояснил Гипнос. – Я видел те учебники. Они почти не обновлялись на протяжении нескольких сотен лет. Тебе легче читать, потому что алфавит и письменность сохранились, но живая речь менялась в течение поколений.

Веста ощутимо ткнула Мороса локтем под рёбра.

– Отдай ей воспоминания, – напомнила она.

– Верни мне всё, что забрал, – присоединилась я к претензии.

– Нельзя возвращать всё сразу, – отреагировал Морос. Он не скрывал внешность Жнеца, это действительно либо его настоящее лицо, либо более привычный образ. Дардан Хилл не более чем иллюзорная личина. – У Микеля были забраны лишь первые минуты жизни. У тебя же – восемь лет. Возвращение воспоминаний таких объёмов за раз лишит тебя рассудка. Я буду отдавать понемногу.

– Тогда начни со знаний палагейского, – предложил Кай, однако на меня он едва ли взглянул.

Я нахмурилась, упрямо уставившись на него. Знала, что он почувствует. Кай заметно напрягся, но головы не повернул, смотря на Мороса.

– Я владею человеческим языком, – заявил Майрон. Он говорил с неверной интонацией, излишне растягивая звуки. Поэтому слова хоть и были понятны, но казались немного странными, словно свои знания языка он почти не применял. – Многие из приближённых тоже. Но для Кассиопеи небезопасно не понимать остальных в Палагеде.

– Кассии, – поправила я, распрямив плечи.

Архонт перевёл всё внимание на меня и на протяжении нескольких секунд обдумывал услышанное.

– Для Кассии, – повторил Майрон, и его согласие приободрило, кажется, ругаться или принуждать он не собирался.

Несмотря на строгий образ, он смотрел изучающе, без ненависти или презрения, как это делал Мелай. Я пока не могла принять, что вижу кровного дедушку, но какая-то часть меня хотела узнать его поближе, расспросить о нашей семье и об Илире.

Морос подошёл и поднял руку, но я с подозрением отшатнулась, избегая прикосновения.

– Не дёргайся, Кассия. Это займёт секунду, но будет неприятно, потому что воспоминания я передам напрямую.

– Насколько неприят… ай!

Я зашипела, хватаясь за висок. Морос буквально скользнул пальцами по коже, но ощущалось это так, будто мне воткнули иглу в голову. В ушах зазвенело, пришлось прикрыть глаза от внезапного головокружения.

– С ней точно всё хорошо? – как сквозь вату донёсся обеспокоенный голос Весты.

Кто-то подхватил меня под локоть, когда я покачнулась.

– Точно. Это скоро пройдёт, – заверил Морос, и он был прав. Звон и головокружение потихоньку отступили. Хотя голова не перестала раздражающе болеть, точно после резкой смены давления. – Я вернул толику воспоминаний и знания о языках. Но нужно многое наверстать, так как я отдал словарный запас восьмилетнего ребёнка.

Я не сразу сообразила, что половину последнего предложения он произнёс на палагейском. Сознание перевело само, но смысл дошёл не сразу. Я скованно кивнула.

– Теперь она понимает? – переспросил Майрон, медленнее выговаривая слова.

Я ощутила смешанные эмоции, уловив смысл его речи, которая ещё пару минут назад звучала смазанно, лишь отдалённо напоминая нечто знакомое.

– Понимаю, – с сильным акцентом выдавила я на языке палагейцев.

Он был достаточно мелодичным, звуки сочетались органично, привычными слогами, но вырвавшееся у меня слово получилось кривым и скрипучим. Я знала, как оно должно звучать, но мышцы гортани и язык не привыкли к правильному произношению.

– Необходима практика. Всё это мы решим дома, наймём лучших наставников. И чем раньше начнём, тем лучше. Нам пора возвращаться, Кассия, – кивнул Майрон, позволив себе скупую полуулыбку: первая из проблем была решена. Но похоже, впереди сотни таких же, а к миру теневых я готова не более чем малолетнее дитя к плаванию в море среди акул.

От мыслей отвлекли пальцы, сжавшиеся на моём локте, я вскинула взгляд на Кая, осознав, что это он поддержал меня, не позволив упасть. Как и прежде, он заметил моё внимание, но глаз не опустил, смотря на Майрона. Я высвободила руку, напомнив себе, что не могу верить никому из них.

4

МИКЕЛЬ

Сидя на кровати, я сжал голову руками. Мне осточертело ожидание, но попытка выйти закончилась усилением охраны у дверей.

Я мог бы убрать их со своего пути.

Жестокая, но правдивая мысль.

Во мне развилась нужная сила. Смешно отрицать, я чувствовал её кожей. Мышцы и кости казались крепче, а ощущение отчётливой способности влиять на мир опьяняло. Я с детства мог управлять металлом, но те силы были каплей в море по сравнению с тем, что появилось у меня сейчас. Тело неугомонно вибрировало рядом с любым сплавом, и я усилием воли запретил себе гнуть все металлические предметы просто ради интереса. Их было достаточно в комнате, где меня запер его величество Мелай. Или же мой отец, если всё сказанное на встрече – правда.

Я взглянул на предплечье левой руки со свежей чёрной отметиной от Привратника, а точнее, от самого Гипноса. Меня передёрнуло от нахлынувших воспоминаний, и я потёр лицо, силясь от них избавиться.

История о шаре Привратника и неизвестном ребёнке принца Металлов будоражила умы, сколько я себя помню. Она стала настоящей легендой в моём Клане, и я, как все, с нетерпением ждал развязки, гадая, кем окажется тот ребёнок и отличается ли он чем-то от нас, будучи полукровкой. Сколько было споров, склок и теорий. Кто-то поддерживал Мелая и ратовал за уничтожение шара, другие высказывались в пользу сохранения шанса для разгадки.

Найти и убить.

Найти и возвести на престол.

Не искать и не признавать полукровку.

Забыть о его существовании.

Я слышал разные мнения, но и представить не мог, что являюсь объектом этих разговоров.

Горло сдавило при мысли о Кассии. Я резко встал и начал нервно мерить комнату шагами. Произошедшее казалось нереальным кошмаром. Неприкрытый акт агрессии со стороны царя по отношению к собственной дочери, чьей ошибкой было лишь то, что она выжила. А ещё Мелай так поступил, скорее всего, потому что Кассия – наследница Дома Раздора. Я видел портреты Илиры, и изменившаяся внешность Кассии стала неоспоримым доказательством их родства. Гул её растущей силы заставил умолкнуть всех до единого.

У меня никогда не было сестры, и теперь её наличие сбивало с толку, оставляя один на один с тишиной в пустой голове и без малейшего представления, что делать и как всё исправить.

Ничего не изменить.

Я вспомнил о Сирше и застыл. Всеми силами гнал картинки из головы, но те возвращались и множились, пока меня не начинало мутить от воспоминаний. Я не любил её, и у нас не было будущего. Это мы знали прекрасно. Но она мне нравилась. Сирша была очаровательной, умной и смешной, а впереди её ждала длинная, насыщенная жизнь, если бы я не додумался пригласить её на встречу. Не приведи я их с Кассией в Даорию, многого бы не случилось.

Вина пожирала изнутри, желудок сжался, и я снова заметался по комнате, в попытках заглушить стыд и сожаление о произошедшем. Сирша этого не заслужила. Иво… я так и не понял, остался ли он жив. Среди палагейцев Иво нравился мне так же, как Деклан и Авила.

А убийство Лахесис?

Мойры прекратили участвовать в управлении Даорией сотни лет назад. Говорили, что они не являлись на собрания и советы, даже цари видели их невероятно редко, а такие, как я, и не предполагали когда-либо удостоиться их взгляда, но всего несколько часов назад мы стали свидетелями конфликта между мойрами и их братьями.

Танатос мёртв?

В летописях сказано, что наши боги не вечны, но их жизнь не подвластна времени и настолько длинна, что в нашем понимании это почти что бессмертие. Однако выяснилось, что пуля в лоб прерывает божественное существование так же просто, как жизнь всех остальных.

Благоговение, которое я испытал при виде наших богинь, стало ощущаться какой-то смехотворной издёвкой. Лахесис погибла так легко. От одной пули.

И на этом всё.

От воплей мойр помещение затряслось, а по потолку зазмеились трещины. Кассия рухнула от упавшего на неё куска лепнины. В хаосе паники и драки между богами я хотел поднять её и унести в безопасное место, но Кай с такой силой отшвырнул меня в сторону, что грудь в месте удара ныла до сих пор.

Гипнос назвался его отцом, но такого не могло быть – дети бога сна давно мертвы. Я до боли вцепился в собственные волосы, пытаясь разложить и проанализировать произошедшую херню.

В Кае всегда присутствовало нечто пугающее, но я думал, это из-за его скупых эмоций, умения невозмутимо вести переговоры и хладнокровной жестокости, с которой он разделывался со сбежавшими онирами. Я видел, как они с Элионом отлавливали тварей. Меня чуть не стошнило, когда первого встреченного онира Кай моим же мечом припечатал к рекламному стенду и со скучающим выражением лица разрядил треть обоймы в голову жуткого создания, превратив морду существа в фарш.

– Не сделаешь так, и он примет образ твоих кошмаров, – сухо заявил он, а я позеленел. – Не позволяй другим узнать твои страхи. Если о них узнаю я, то обязательно воспользуюсь. И разберись с телом.

Он оставил изуродованного мёртвого онира висеть на моём мече, а я не ответил ему руганью только потому, что боялся открыть рот и лишиться ужина. Тогда состоялась моя первая встреча с компанией Элиона, и с тех пор я ко многому привык, даже к хладнокровию Кая и его раздражающей манере давать непрошеные советы, походящие на угрозы.

Кай не позволил мне помочь Кассии, а после они исчезли. Все люди, палагейцы и их боги. Гипнос и Морос что-то сделали. Пол почернел, и они провалились сквозь него. Все, включая Кая с Кассией на руках и мёртвую Сиршу. Они сбежали, оставив нас с вопящими богинями и их убитой сестрой, в разрухе и с массой вопросов.

Я до боли стиснул зубы, сдерживая злой крик. Канделябр с заревом на стене жалобно скрипнул, погнулся, искорёженный внешним давлением, и свет потух. Я моментально успокоился, разглядывая испорченный светильник. Хоть и не пытался что-либо делать специально, но металл деформировался, просто оказавшись рядом. Я отошёл от стены с другими канделябрами подальше.

Дверь моей комнаты распахнулась, и я шумно выдохнул при виде матери.