Школа Элитария

Кэри отреагировал на изменения вида комнаты абсолютно никак – как будто он видел такие изменения каждый день. Но потом он резко одёрнул ногу от цветочка, который качнулся от искусственного ветра и прикоснулся к его ступне. Он как следует принюхался и начал вслушиваться в звуки шелестящей листвы. Обычные гуманоиды почти не различали реальности и симуляции, уж очень хорошо голографические программы научились обманывать органы чувств. Но Кэри явно понимал, что вокруг что-то не так. Он знал, что это реалистичное полотно, которое обволокло его – ненастоящее.

– Что это по-твоему такое? – спросил лонур у мальчика.

Ответа психолог не получил, но чувства астрийца всё говорили сами. Таруло чувствовал в нём потерянность.

Таруло периодически переключал программы: пейзажи сменяли друг друга на каньоны, леса, моря и даже его родной астрийский вивариум. Кэри чувствовал все эти виды одинаково непонятно. В первую очередь, для самого себя.

В опыте Таруло пациенты-дети реагировали на голосимулятор по-разному: могли удивляться, восторгаться, играть, пугаться, а некоторые, имея дела с высокими технологиями, никак не реагировали. Но Кэри то и дело принюхивался, сосредотачивал свои уши-плавники и всё время был на стрёме.

Иронично, что голокомната, придуманная для развлечения и расслабления, вызывала у него такую напряжённость.

Была причина, по которой Таруло хотел, чтобы Кэри узнал, что такое голокомнаты. Они находились в любом здании, на любом космическом корабле, в любом клубе и даже в квартирах. Гололюксы были неотъемлемой частью культуры развлечений Межгалактической Сети, которые заменяли многим действительность, в особенности тем, кто работал в космосе на кораблях и не имел возможности посещать планеты. Очень часто такие комнаты использовали и дети тоже. И кто его знает, быть может и Кэри когда-нибудь захочет повеселиться в одной из таких программ.

***

В перерывах между просвещением, Таруло также учил Кэри рисовать и писать. Сперва, как и все, он выучил межгалактический алфавит, потом по этому алфавиту учился составлять слова, потом проговаривал их, и потом пытался написать.

Сперва он писал на обычной бумаге ручками и карандашами, которые утратили свою актуальность уже практически во всей Сети. Во всей, кроме расы палитотов, которые пользовались этими предметами до сих пор. Из-за подобных выходок, эту расу даже в шутку называли «отсталыми».

Но Таруло не был сторонником таких оскорблений. Он одинаково признавал письмо рукой и на голо-планшетах. Всем своим пациентам он также пытался внушить любовь к тому и другому методу. И Кэри был одним из тех, кому нравилось больше пытаться калякать кривульки на бумаге, чем просто тыкать пальцами по планшету.

Когда Кэри уже неплохо разговаривал простыми фразами межгалактического, Таруло спросил его, понимает ли он, где находится. Астриец как-то странно взглянул на пол.

– Я не дома. – чётко сказал он.

– Ты знал об этом? – спросил Таруло.

– Сперва.

Таруло удивлённо моргнул, а потом понимающе кивнул. Опять перепутал слово:

– Наверное, ты хотел сказать «с начала». «С самого начала».

Кэри кивнул, мысленно запомнив новое слово, и начал строить новое предложение, по ходу склоняя слова и прибавляя окончания:

– Тут не так, как дом. Запа… хи, звук… звуки, и это…

Он начал стучать ладонью по своей груди. Сперва психолог насторожился, вдруг у него что-то болит, но он не может сказать. Но по его реакции, не было похоже на что-то болезненное. Он попытался угадать:

– Это чувство похоже на то, что подсказывает тебе, как всё вокруг должно быть?

Кэри неуверенно кивнул. Он понимал ещё не все слова, но психолог за время работы с ним уже неплохо понимал, что имеет место быть некое астрийское чутьё, которое подсказывает ему, что вокруг что-то не так. Когда Кэри станет понимать всё ещё лучше, он обязательно его спросит, что же побудило его нырнуть через голопрограмму исследователей в тот самый день, несмотря на это самое чутьё.

Но об этом после. Сперва, самое важное:

– Как ты думаешь, зачем тебе нужно учится говорить, писать и читать на нашем языке?

– Потому что в ваш мире… ВАШЕМ мире все так делают, – тут же ответил Кэри.

– Правильно. Это нам нужно для нашего выживания.

Лонур всегда говорил так, чтобы ему было понятно. Он всё боялся спросить его, нравится ли ему, что своими уроками, он буквально переписывает всю его внутреннюю астрийскую сущность, всё то чем он является, словно музыкальную дискету, которая должна играть по их правилам. Но всё это было и долго и сложно объяснять. Нужно было выделить из этого хаоса объяснений самое основное:

– Ты не против продолжать эти уроки?

Кэри зажмурился, пытаясь найти слова на межгалактическом для объяснения, но вместо этого выдал:

– Исхима ла ауэла оуто.

Таруло не знал, что означают эти слова, но терпеливо ждал, когда Кэри соберёт из кусочков уроков лингвистики нужный ответ.

И он собрал:

– Не против.

***

Эмоциональность была важной составляющей любого сознательного создания. И главным камнем преткновения для всех, кто не имел с ней дела. Само собой, такое бывало в некоторых расах Сети: умнейшие, но сухие на эмоции тич`ре и практичные хаскеты были самыми яркими представителями жанра безэмоциональности. Но Кэри не испытывал эмоций по другой причине. Дело было не в том, что он ничего не чувствовал, разумеется чувствовал, как и все живые существа. Просто он не знал, какие вещи вызывали у обычных гуманоидов определённые эмоции и почему. Для него эмоции вызывали другие вещи, и Таруло был уверен, что больше пятидесяти процентов из них составляли страхи.

Некоторые расы обучали своих детей так, чтобы они притупляли эмоции в угоду более продуктивной работе, но Кэри не понимал значение эмоций в принципе. Несмотря на то, что он испытывал интерес и иногда даже проявлял что-то похожее на счастье, он реагировал совсем не так как другие дети.

Он плохо реагировал на похвалу. Детям нравится, когда их гладят по головке за проделанную работу, но Кэри воспринимал уроки только как необходимое изучение навыка, который может понадобиться.

Что такое грусть или злоба на ситуацию он тоже не понимал. Таруло нарочно заставил его пятнадцать раз переписать одно и то же предложение в тетради, чтобы проверить будет ли он злиться, что его заставляют делать одно и то же. Но с каждым разом у него уходило всё меньше времени, чтобы его записать, что только подтвердило теорию Таруло, что он больше извлекает из всего выгоду.

Тогда он попробовал отобрать у него игрушку, чтобы его спровоцировать. Когда Таруло отнял у него полимерного монстрика, Кэри отодвинулся – он чувствовал внутри что-то похожее на отторжение. Когда астриец взялся за плюшевую игрушку эларианца, лонур отобрал и её. В этот момент, у него в груди что-то ёкнуло. Кэри так странно посмотрел на психолога – он никогда не видел, чтобы Таруло так себя вёл, (он никогда не видел, чтобы вообще кто-то так себя вёл) но это вызвало в нём что-то незнакомое и даже… противное. Когда лонур отобрал игрушку в третий раз, Кэри открыто вспылил – даже без прочтения чувств было видно, как его одолело раздражение. Но вместо того, чтобы забрать игрушку себе, он просто встал и ушёл. К эмоциональности у него был потенциал, но на рожон он предпочитал не лезть.

Но самой большой проблемой был смех. Он вызывал у него только недоумение. Кэри даже не знал, что живые существа могут издавать такой звук. Он попробовал его повторить, но вышло ужасно нелепо и неестественно. Здесь психолог не стал ничего делать. В конце концов, а кто на Астре вообще смеётся и над чем?

В исправлении этого Таруло никаких усилий не принимал, просто для некоторых рас юмор был постижим, а для кого-то нет. Иногда к нему поступали пациенты, у которых были проблемы с юмором чисто из-за воспитания в их культуре. Но вот что делать с единственным в своём роде астрийцем? Стоит ли вообще учить его смеяться?

Лучше оставить это – быть может, он сам когда-нибудь научится…

***

С каждым новым посетителем, Кэри всё больше понимал, что окружающие в этом мире безвредны. Но также были вещи, которых он ДОЛЖЕН БЫЛ боятся. Например, космоса. И хотя было ещё рановато пускать его в путешествие на какой-нибудь космический корабль, почти вся работа, веселье, бизнес, обучение, и вся жизнь, были неразрывны связаны с полётами в космос.

Мало кто в Межгалактической Сети боялся космоса, потому что все знали, что это такое и на что он способен. Но Кэри нужно было знать, что космос может с лёгкостью убить, если не соблюдать мер безопасности.

Поэтому Таруло в своих рассказах о полётах на другие планеты говорил, что космос – это та часть, в которой действуют иные законы физики, в отличие от планетарных. Вообще, когда начались первые объяснения о планетах, Кэри едва ли что-то понимал. Смотря на звёзды со своей родной Астры, он не знал ни о масштабах, ни о других мирах.

Когда он говорил, «Я не дома», он и сам плохо понимал, о чём говорит. Пока ему не начали объяснять, где он находится, в его голове всегда происходила странная борьба, которая держала его в пределах привычных ему вещей. Его маленький приземлённый мир, полный опасностей, сложно было перепрограммировать.

Исследователи настаивали на том, что мальчишку нужно вывести из сада и показать ему всё на каком-нибудь космическом шаттле, для наглядности. Но Таруло уверял, что мозгу ребёнка свойственно додумывать и заполнять пробелы своим воображением. Кроме того, программы шаттлов в голографическом симуляторе никто не отменял. Так что шаг за шагом, повторяя и возвращаясь к теме космоса снова и снова, Кэри стал понимать, какой именно мир он открывает.

Поскольку Кэри с каждым часом понимал язык всё больше и больше, Таруло уже совсем по-другому начал заканчивать рабочий день перед его сном. Всё чаще под конец дня они начинали просто общаться, либо о том, как устроена планета Астра, либо о том, что происходит интересного в Межгалактической Сети.

Таруло мысленно признавал, что Кэри был самым интересным пациентом за всю его карьеру. Ещё никому он с таким интересом не отдавал все свои возможности и силы. И при этом, он не переставал узнавать что-то новое о нём и его планете.

До этого он работал только с пациентами, чьи планеты и обитатели уже были известны – именно так ему удавалось создавать программу обучения пациента.

Но с Кэри всё было иначе. Работа с ним была похожа на отношение родителя к своему ребёнку, попытка освоить профессию родителя, не имея при этом практического опыта. У Таруло не было детей, но он не раз работал с ними, и представлял, что чувствуют родители или опекуны. Но он не представлял, что настолько сильно привяжется к малышу-астрийцу, который с каждым его новым уроком всё меньше напоминал того настороженного незнайку, которого он видел в первые дни. И хотя у психолога были и другие пациенты, что не позволяло ему работать с Кэри на постоянной основе, ему приходилось прикладывать усилия, чтобы не думать о мальчишке во время сеансов с другими гуманоидами.

Из всех достижений, только от рефлекторных вздрагиваний на резкие движения Таруло так и не избавил астрийца.

***

Так незаметно пролетело полгода жизни Кэри в вивариуме. За это время Кэри заметно вытянулся в росте, когти стали длиннее, а на его ушках стала проявляться новая перепонка.

Пришла пора решать, что будет с ним дальше.

Итоговые результаты потрясли Совет. Они ещё во время отчётов поняли, что с парнишкой нужно быстро что-то решать. Продолжать обучение было необходимо, но держать его и дальше в вивариуме было нельзя. Уже и так были расспросы от санинспекторов, как там поживают новые астрийские образцы и просили разрешение войти внутрь и всё проверить.

Тогда Таруло вызвался поселить мальчишку на время у себя в квартире. Его жильё было довольно большим и имело три комнаты: его личная, большая комната для проведения занятий и ещё одна для отдыха, похожая на гостиную со встроенным голосимулятором.

– Прежде чем решать, куда мы отправим его, его нужно как следует подготовить хотя бы до уровня начального класса. У него уже были посетители, но видеть большое количество существ вокруг себя он ещё не готов. Надо выучить его полноценно разговаривать, окончательно перевести на новое питание и научить жить с постоянно включённым терморегулятором.

– Сколько обычно у вас уходит времени на такое с другими детьми? – спросил у лонура один из членов Совета Совьен Деко.

Таруло, как правило, без проблем мог сказать, когда закончит работу, но сейчас всё было неясно. По сути программа, которую он сейчас проходил, Кэри смог перевыполнить чуть ли не втрое быстрее, чем он предполагал.

– Дайте мне около двух лет. Думаю, я смогу сделать из него полноценного ученика. Возможно, его даже не придётся отправлять в школу для трудных детей.

– Предположения оставьте на потом, – сказал тич`ре Ектрик Чипиерко, – Будем решать проблемы по мере поступления.

Именно так Кэри попал к Таруло в квартиру. Пришлось перевозить его на аэромашине Ирита, надеясь, что их никто не остановит. Кэри то и дело рассматривал город через окно, боязно, но при этом даже не осознавая, что он летит на огромной высоте. С этим тоже нужно было поработать.

Когда он вошёл в квартиру, Таруло показалось, будто он несколько расстроен. Ещё бы! У него был огромный вивариум, а теперь конура раз в двенадцать меньше. Конура по его меркам. По меркам Сети, в квартире могло свободно жить семеро гуманоидов.

Таруло сразу показал его комнату. Без симуляции она напоминала гостиную: широкий диван, голографический экран для просмотра передач, чайный столик, ворсистый ковёр, большое окно, люминесцентная лампа на потолке и два глубоких яйцевидных кресла.

А ещё здесь было пять горшков с астрийскими растениями, которые Таруло лично вручил Ирит. Это были только проверенные растущие с другими растениями образцы, которые не распространяли заражённые споры, способные навредить или вызвать аллергическую реакцию. Таруло признал, что с растениями его квартира стала намного уютнее. Притащить сюда целое дерево, чтобы Кэри в нём укрывался, он не мог. Пришлось просканировать вивариум, чтобы оно было у него хотя бы в форме симуляции.

Потом он показал ему другие комнаты: его спальню, рабочий кабинет, кухню, уборную. Кэри разглядывал своё новое жилище, подмечал детали. Таруло рассказывал ему, в какие дни его кабинет занят и когда он сможет его навещать. В его квартире была звукоизоляция, так что волноваться о шуме со стороны Кэри не стоило, как и от шума пациентов.

Таруло волновался, сможет ли Кэри здесь прижиться. Вольная пташка впервые оказалась в таких жёстких условиях, которые были посуровее зоопарка. До того, как привести его сюда, лонур неустанно испытывал его на симуляторе и смотрел, как он реагирует на подобные комнаты. Кэри знал, что после проверки вернётся в вивариум, поэтому реагировал нормально. Но когда ему сообщили, что он будет жить в таком помещении, он почувствовал внутри что-то не очень приятное.

И это было только начало. Пасадор был центром галактики, в котором все жили в подобных помещениях. Места, похожие на вивариум были роскошью, а обширные природные поля на других планетах населяли различные виды с другими микробами, другой гравитацией, температурой и всем тем, что Кэри не смог бы выдержать.

Куда проще ему было оставаться в цивилизации. И ждать, когда его разум примет окружение и сделает его своим новым домом.

Терморегулятор на поясе Кэри с этого момента был включён постоянно.

Глава 7 – Всё должно измениться

С тех пор как Кэри переехал из вивариума, Таруло не мог выводить его на прогулку. Он не припоминал, чтобы с кем-то из его пациентов было настолько сложно. Наверное, потому что никого ещё не приходилось так долго прятать от лишних глаз.

Прошёл год, с тех пор как Кэри жил у него на квартире. Астриец не знал сам, сколько ему лет, но Таруло предполагал, что ему исполнилось девять. Лонур почти никуда не выходил и не оставлял мальчика одного. Даже еду заказывал на дом. А еду для Кэри привозил Ирит.

Поначалу Таруло было непривычно работать с пациентами по одну сторону квартиры, в то время как по другую находился астриец. Но поработав так пару месяцев, лонур уже начал воспринимать его как гостя, который дожидается, когда хозяин соизволит к нему подойти. Не сказать, что их график работы сильно пострадал. Пока лонур был занят в дневное время пациентами, астриец мог либо спать, либо ходить по просторам голографических прерий в каком-нибудь каньоне Урсы.

Но мальчику, выросшему в диких условиях природы, симуляция не могла заменить всё. Постоянно Таруло задавал астрийцу навязчивый вопрос «хорошо ли ты себя чувствуешь?». И каждый раз Кэри исправно, словно это был очередной урок, говорил «я в порядке».

На самом деле, он уже много чего говорил. За год обучения с Таруло он очень хорошо начал разговаривать на межгалактическом, и почти избавился от акцента. Его язык привык произносить непроизносимые ранее буквы, хотя он иногда всё равно их проглатывал.

Мальчик использовал симулятор не только для развлечения. Таруло включал ему программы, в которых было множество существ разных рас. К их обществу он привык (точнее, к ненастоящему обществу, а искусственному), но лонур так и не разучил его дёргаться на резкие движения какой-нибудь пробегающей мимо него голограммы. Рефлексы были слишком крепкими, чтобы их исправлять.

А в остальном всё было неплохо. Кэри каждые четыре дня поливал цветы в своей комнате, проходил по нескольку раз всю квартиру, хотя знал её наизусть, выбирался среди ночи на кухню, чтобы стащить его любимый сок – его пищеварение всё-таки приняло некоторую повседневную пищу. Таруло, по-крайней мере, такое соседство точно устраивало.

Но вот Кэри уже ходил на двух ногах, мог говорить, пускай скромным языком, мог писать и читать. Поставь его в толпу с обычными детьми, и может с лёгкостью показаться, что он один из них.

А значит, такое соседство дальше продолжаться не может. Ему нужен был дом. И Таруло подготовил Кэри достаточно, чтобы можно было начать его искать.

Но нужно было найти идеальных родителей именно для Кэри. Приёмные родители в большинстве своём стремятся искать беспроблемного ребёнка. Того, которого можно спокойно выводить на прогулку, учить, кормить доступной едой, вывозить на другие планеты. Желательно ещё чтобы этот ребёнок был нормальным в плане эмоционального и психического развития и не дёргался на каждое резкое движение.

Таруло грустно улыбнулся сам себе: в который раз ему придётся отрывать от сердца кого-то родного. Может, лонур и был сентиментальным, но он любил своих пациентов. И к Кэри он привязался больше, чем к кому-либо до этого. Каждый раз, когда им удавалось посреди дня побыть наедине, то он расспрашивал Кэри об Астре. И мальчик рассказывал о сказочных пейзажах, о том, как прекрасна и опасна планета, обо всех жутких существах, которые гонялись за ним и которых он от себя отгонял. О правилах выживания, о загадочных водяных гротах, лавовых горах и о много чём ещё.

Лонур как-то спросил его, почему же он в тот самый день нырнул через голограмму к исследователям. Ведь голограммы созданы таким образом, чтобы отпугивать звуковыми волнами всех, кто приблизится. Кэри ответил:

«На Астре главное выжить. Тот иала был страшнее, чем те звуки».

Уже который раз, когда у Таруло появлялся бездомный пациент, у него появлялся соблазн взять его себе. Его пожизненное одиночество всегда играло с ним злую шутку. Вот и сейчас тоже самое он почувствовал к Кэри.

«Может быть, мне взять его себе?» – думал он, – «Он так одинок… Единственный астриец во всей Межгалактической Сети. Таких больше нет и возможно никогда не будет».

Но занятия по программе это одно, а вот график работы с ребёнком, как со своим чадом – совсем другое. Не говоря уже о том, что если бы он следовал своим эмоциям, то тогда уже собрал бы всех бездомных пациентов в своей квартире.

Перед Таруло встала непростая задача – найти ему таких родителей, которые безоговорочно примут все его странности. Но пока он их найдёт, уйдёт ещё какое-то время… Нужно было временное жильё для юного астрийца. Для правильного развития, ребёнок не может жить только среди нескольких взрослых, среди симуляций, и под постоянным наблюдением. Нужен был кто-то, кто мог бы подать ему правильный пример взросления, возможно, тогда он лучше научится понимать эмоции и станет полноправным членом общества. Поэтому, было рассмотрено решение о переводе астрийца на новое место обучения.

Сперва вместе с Советом все окончательно обсудили и раз и навсегда закрыли тему со школой для сложных детей. Во-первых, Таруло слишком хорошо выучил Кэри, и он сам проявлял недюжинные способности в обучении, так что ему там делать было нечего. А во-вторых, такие школы не обладали неприкосновенностью от общественных глаз или СМИ.

Но была школа, которая обладала. Когда дело дошло до пересмотра, гайларианец Мойек решил в этом поучаствовать и предложил и Таруло и Совету идею отправить мальчика в первую межпланетную школу, благодаря которой и вступил в силу закон о неприкосновенности единственных в своём роде существ – школу Элитария.

В отличие от многих других школ, которые находились на планетах, школа Элитария была огромным космическим кораблём, имеющим гиперпривод для дальних путешествий по космосу. Так ученики с самых ранних лет могли испытывать себя в роли путешественников, параллельно изучая в самой школе языки, шаттлы, культуры, гуманитарные предметы и многое другое. Во время основания этой школы почти двести назад, там поселилось одно загадочное существо, природу которого никто так и не разгадал, и которое оставалось работать там и по сей день. Именно благодаря этому существу был принят закон о неприкосновенности и именно после основания этой школы стали появляться похожие космические лайнеры для обучения детей разных рас.

Школа Элитария была основана на рискованных странных идеях и всегда приветствовала своих диковинных обитателей. Всё что раньше наводило на расы страх, стало нормой жизни за какие-то несколько десятков лет, и во многом благодаря этому заведению.

Неприкосновенность, обучение, избавление от страха, новое жильё, коммуникации со сверстниками – идеальный вариант нового жилья для Кэри!

Кроме того, каждый месяц ученики могли отправится либо на свою планету, либо на Пасадор, где работали родители некоторых учеников. Если попросить учителей школы о том, чтобы они присмотрели за астрийцем, то Кэри будет в гарантированной безопасности от лишних глаз и ушей.

***

Теперь, спустя полтора года обучения, Кэри предстояло новое испытание. Таруло наблюдал за ним круглые двадцатичасовосьмые пасадорские сутки и не заметил, чтобы Кэри хоть раз проявлял симптомы перенапряжения. Никогда не канючил, никогда не говорил, что он не хочет что-то делать, словом, идеальный прилежный ученик.

И в тот же день, когда Таруло оговорил идею с Советом, он сказал Кэри, пока тот старательно писал прописи в тетрадке:

– У тебя получается всё лучше и лучше.

Кэри кивнул.

– Ты бы хотел, чтобы у тебя получалось писать ещё лучше, чем сейчас?

Он снова кивнул. Он всегда приветствовал самосовершенствование.

– Проблема в том, что я не могу научить тебя всему. Как ты смотришь на то, чтобы учится с моими друзьями?

Сперва Кэри подумал, что речь идёт о тех, кого он уже знает, но Таруло начал рассказывать. Он сказал о друзьях за пределами Пасадора, а именно об учителях школы Элитария, о том, что отныне он будет жить именно там под присмотром его друзей, и если ему станет тяжело, он всегда может выйти с ним на связь или прилететь на Пасадор, чтобы побыть с ним.

Во время рассказа лонур ощущал, что Кэри слушает всё это с замиранием сердца. И он понимал, насколько сложной для него будет эта очередная перемена. Несмотря на то, что многие дети хотели учится в школе, далеко не каждый был готов видеть своих родителей только три дня за месяц, а всё остальное время общаться по коммуникатору.

Таруло присел к нему рядом и сжал напряжённую руку астрийца:

– Ничего не бойся. Я тебя никогда не оставлю. Ты ведь веришь мне?

Таруло всегда боялся услышать отрицательный ответ от любого из своих пациентов. Но ещё больше он боялся услышать положительный и при этом почувствовать внутри ребёнка слишком огромное сомнение о его будущем. Всё-таки чувствовать эмоции других существ не всегда было хорошо.

Но в этот раз он с облегчением отметил, что внутри астрийца бушевала не настолько большая буря сомнения. И, как и всегда, он согласно кивнул.

***

Из собранных вещей у Кэри были тетрадки, комлинк на руке, регулятор гравитации и температуры, сменная школьная одежда. Именно с таким рюкзачком Таруло проводил его до челнока, который летел до школьного корабля.

Психолог с замиранием сердца смотрел, как мальчик входит в челнок. Этот момент был одним из самых сложных за его карьеру. Он не хотел его отпускать, но нужно было.