Места силы. Шаманские экскурсы. Том 6. Жизнь Карла Юнга. Шаманизм, алхимия, психоанализ

Это было ужасно. Юнг говорит, что «пытался делать все возможное, чтобы не заблудиться, чтобы каким-то образом разобраться во всем этом». В какой-то момент он уже и не верил, что сможет «справиться с этим мощным потоком чужеродных образов». Он задавался вопросом: «В состоянии ли я чисто физически вынести то, что погубило других, что надломило Ницше, а в свое время – и Гёльдерлина. Но во мне поселился некий демон (курсив мой. – О.Д.), с самого начала внушавший, что я должен добраться до смысла своих фантазий. Я испытал ощущение, что некая высшая воля направляла и поддерживала меня в этом разрушительном потоке бессознательного».

Но он успокаивался, когда ему удавалось перевести чувства в образы. «По своему опыту я знал, как полезно, с терапевтической точки зрения, объяснять эмоции, находить скрытые за ними образы и картины». Именно поэтому он записывал свои фантазии как можно более подробно и старался выявить их психологический источник. «Но адекватного отображения не получалось: мой язык был слишком беспомощным. Поначалу я писал языком темным и архаическим, – архетипы выглядели патетичными и высокопарными, что меня раздражало… Но я не знал, каким языком пользовалось мое бессознательное, и у меня не было выбора: я записывал то, что слышал».

Типографское издание «Красной книги»

Свои фантазии Юнг заносил в тетради, которые называл «черными книгами». Позднее из этих записей он составит так называемую «Красную книгу» («Liber Novus»), рукописный фолиант с изображениями видений, выполненными им собственноручно. В старости Юнг вспоминал: «Годы, когда я наблюдал за внутренними образами, были самым важным временем в моей жизни. Все остальное берет начало в этом периоде. Он начался, и последовавшие детали уже не имели значения. Вся моя жизнь состояла в разрабатывании того, что прорывалось из бессознательного и захлестывало меня, как таинственный поток, и угрожало погубить меня. Этих содержаний хватило бы на несколько жизней. Все последующее было не более чем внешней классификацией, научной разработкой и интеграцией в жизнь. Но абсолютное начало, в котором содержалось все, было тогда».

«Красная книга» пролежала в банковском сейфе (буквально – секретике) до наших дней. В 2009 году она была, наконец, опубликована. Теперь каждый может убедиться в том, что практически все основные идеи глубинной психологии Юнга появились именно в тот период, хотя наименования их тогда еще были иными. В частности, «номеру 2» «Воспоминаний» в «Красной книге» соответствует (с некоторыми оговорками) «Дух глубин». А «номеру 1» – «Дух этого времени» (Фауст: «А то, что духом времени зовут, есть дух профессоров и их понятий»). Вот как в «Liber Novus» описаны эти два духа:

«Я познал, что кроме духа этого времени действует и другой дух, тот, что управляет глубинами всего современного. Духу этого времени нравится слышать о пользе и ценности. Я тоже так думал, и моя человечность все еще так думает. Но иной дух заставляет меня говорить, несмотря ни на что, превыше подтверждения, пользы и смысла. Исполненный человеческой гордости и ослепленный предубежденным духом этих времен, я долго пытался удержать этот иной дух подальше от себя. Но я не предполагал, что дух глубин с незапамятных времен и навсегда обладает большей властью, нежели дух этого времени, который меняется с поколениями. Дух глубин покорил всякую гордость и заносчивость силе справедливости. Он унес мою веру в науку, он лишил меня радости объяснять и упорядочивать вещи и дал умереть во мне преданности идеалам этого времени. Он принудил меня к последним и простейшим вещам. Дух глубин взял мое понимание и все мое знание и поставил их на службу невыразимого и парадоксального. Он лишил меня речи и письма обо всем, что не служит ему».

Это написано в 1915 году, когда Юнг уже более или менее справился с потоком фантазий, отчасти понял их смысл, научился с ними обращаться. А в 1913 году он еще не привык к ним и боялся сойти с ума под их напором. Да и как не бояться? Вот в средине октября, путешествуя в одиночестве, он вдруг увидел поток, захлестнувший Европу от Англии до России и от Северного моря до Альп. Это была картина катастрофы: желтые волны, несущие обломки и трупы. Потом все это превратилось в море крови. Видение длилось около часа. Юнг признается: «Мне стало дурно, и я стыдился». Через две недели видение повторилось, и голос сказал: «Смотри, так будет». А потом уже летом 1914 года ему трижды приснилось одно и то же: среди лета наступает стужа, и вся земля покрывается льдом. Обстоятельства третьего из этих снов таковы: Юнг в Англии, ему нужно домой, он возвращается на быстром корабле, а дома – холод, обративший живое в лед. Вот цветущее, но бесплодное дерево («Мое дерево жизни»), на морозе его листья превратились в виноград, полный целебного сока. Сновидец дает ягоды людям, которые, как ему кажется, ждут этого.

Сон приснился в июне 1914 года. А в июле доктор был на конгрессе в Шотландии. Там его и застала весть о начале мировой войны. Он поспешил в Швейцарию через Голландию и Германию. И вот что увидел в пути (воспоминание 1933 года):

«Я ехал прямо через армии, двигавшиеся на запад, и у меня было чувство, что это было то, что по-немецки можно назвать Hochzeitsstimmung, празднество любви по всей стране. Все было украшено цветами, это была вспышка любви, они все любили друг друга, и все было прекрасно. Да, война была важна, большое дело, но основной вещью была братская любовь… Крестьяне распахнули свои подвалы и раздавали все, что имели. Это случалось даже в ресторанах и привокзальных буфетах. Я был очень голоден, не ел сутки, и когда спросил, сколько стоят бутерброды, мне сказали: „О ничего, просто берите их!“ А когда я пересек границу Германии, нас провели в огромную палатку полную пива, сосисок, хлеба и сыра, и мы ничего не платили, это было один большой праздник любви».

«Красную книгу» готовят к изданию. Это оригинал

В тот момент Юнг уже наверняка понимал, что праздник любви (который в августе 14-го справлялся во всех странах, вступивших в войну) обернется потоками крови, которые ему были показаны в видениях. Тина Келлер, лечившаяся у него с 1915 года, вспоминает, что он ей рассказывал «о том облегчении, которое испытал, узнав о начале войны, ибо это свидетельствовало, что его видения крови и разрушений, поначалу вызвавшие у него опасения возникновения психоза, были на самом деле предвидением этого события».

Вообще-то, он и раньше был убежден в том, что видения могут содержать в себе предсказания, но тут уж получил разительное подтверждение. В «Красной книге» даже сказано, что октябрьские видения были специальным знаком, некоей благодатью, позволившей визионеру больше не сомневаться в реальной силе Духа глубин: «Благодать, излившаяся на меня, дала мне веру, надежду и необходимую отвагу не сопротивляться больше духу глубин, а произносить его слово. Но прежде чем я смог собраться, чтобы по-настоящему сделать это, мне нужен был видимый знак, который показал бы, что дух глубин во мне был в то же время управителем глубин мировых дел».

Были и другие знаки. В «Воспоминаниях» Юнг говорит, что 12 декабря 1913 года он сидел за письменным столом, как вдруг все оборвалось (это, видимо, пример активной имагинации, о ней – в свое время). «Будто земля в буквальном смысле разверзлась у меня под ногами, будто я провалился в ее темные глубины». Когда глаза привыкли к темноте, он увидел перед собой вход в пещеру и карлика. «Я протиснулся мимо него в узкий проход и побрел по колено в ледяной воде к другому концу пещеры, где на каменной стене светился красный кристалл. Я приподнял камень и увидел под ним щель. Заглянув в нее, я сначала ничего не мог различить, но, присмотревшись, обнаружил воду, а в ней – труп молодого белокурого человека с окровавленной головой. Он проплыл мимо меня, за ним следом плыл огромный черный скарабей. Затем из воды поднялось ослепительно красное солнце».

«Красная книга» уточняет: «В самой глубине потока сверкает красное солнце, сияя через темную воду. Там я вижу – и ужас охватывает меня – маленьких змей на темных каменных стенах, стремящихся в глубины, где сверкает солнце. Тысячи змей толпятся, закрывая солнце. Настает глубокая ночь».

Страница из «Красной книги». Это пролог. Он называется «Путь того, кто грядет». Все нарисовано и написано рукой Юнга

Юнг хочет положить камень на место, но не успевает: поток прорывается наружу и это – кровь. То есть камень (держим в уме все прочие юнговские камни) – это пробка, закрывающая какой-то вход (ее дубликат – карлик у входа в пещеру). Упругая струя бьет из щели, Юнгу тошно. Когда видение завершилось, он понял, что в его основе – «некий солярный героический миф, драма смерти и возрождения, которое символизировал египетский скарабей. Все должно было завершиться рассветом – наступлением нового дня, но вместо этого хлынул кошмарный поток крови, очевидная аномалия. Вспомнив кровавый поток, виденный осенью, я отказался от попыток объяснить это».

Отказался в декабре 1913 года, когда еще не знал, что видения были пророческими. Но осеню 1914 года, когда шла битва на Марне, он уже считал их предвидениями и в одной из заметок, сделанных тогда и вошедших потом в «Красную книгу», писал: «В глубинах того, что должно прийти, лежит убийство. Белокурый герой лежит убитым. Черный жук – это смерть, которая необходима для обновления; и таким образом впоследствии засияло новое солнце, солнце глубин, полное загадок, солнце ночи. И как восходящее солнце весны пробуждает мертвую землю, так и солнце глубин пробудило мертвых, и так началась ужасная битва между светом и тьмой».

Это, конечно, никакое не пророчество, это размышление по поводу того, что Юнг видел в 1913 году. Но в том, что он тогда видел, несомненно, было что-то пророческое. Загвоздка лишь в том, что заранее неизвестно, является ли то, что ты видишь, пророчеством или это просто блазнит. То есть шаман-то, разумеется, знает, что любое видение можно и должно рассматривать как предсказание (в каждом видении можно постфактум найти знаки, указывающие на то, что потом и действительно произошло), к тому же шаман умеет любое видение сразу же четко истолковать. А Юнг в тот момент еще не был знающим. Он пока что еще не встретил своего дона Хуана (Филемона), не поучился у него магии. И потому даже те свои видения, которые уже точно сбылись, толковал довольно поверхностно. Например, готов был видеть в мертвом белокуром юноше эрцгерцога Фердинанда, убийство которого послужило поводом для войны.

Убитый юноша, скарабей, солнце, змеи.

Картинка из «Красной книги»

Впрочем, прямо Юнг этого не говорит, лишь намекает в контексте рассуждений о том, как вообще возможно пророчество. В сухом остатке эти рассуждения сводятся к следующему: чтобы видеть грядущее, надо отвлечься от внешних событий и смотреть внутрь себя, где, собственно, и зреет все то новое, что потом случается в мире. Буквально: внешние «события ничего не означают, они значат только внутри нас. Мы создаем смысл событий». Применительно к конкретному случаю видений о войне он заявляет: «Я бы не смог видеть, что должно прийти, если бы я не видел это в себе».

Но что же он все-таки видел? В самый момент видения – карлика, камень, убитого юношу, скарабея, кровь, змей, заслоняющих солнце… А когда началась война, он увидел все это несколько иначе: «Я соучастник этого убийства, солнце глубин сверкает и во мне после совершенного убийства; тысячи змей которые хотят пожрать солнце – они и во мне. Я сам и убийца, и убитый, жрец и жертва». Ну, а дальше эта архетипика жертвы и жреца проецируется в социальную плоскость («вы все соучастники убийства») и оборачивает постижением войны как массового жертвоприношения: «Они все должны принести в жертву друг друга, ибо еще не пришло время, когда человек воткнет кровавый нож в самого себя, чтобы пожертвовать тем, кого он убивает в своем брате. Но кого убивают люди? Они убивают знатных, храбрых, героев. Они нацеливаются на них и не знают, что имеют в виду себя. Они должны пожертвовать героем в себе».

Как это понимать? Посмотрим.

Убийство Зигфрида

18 декабря 1913 года Юнгу был сон, который в своих «Воспоминаниях» он передает так: «Я оказался где-то в горах с незнакомым темнокожим юношей, по-видимому дикарем. Солнце еще не взошло, но на востоке уже посветлело и звезд не было видно. Внезапно раздался звук трубы – это был рог Зигфрида, и я знал, что мы должны убить его. У нас было оружие, мы затаились в засаде, в узкой расселине за скалой. И вот на краю обрыва в первых лучах восходящего солнца появился Зигфрид. На колеснице из костей мертвецов он стремительно мчался вниз по крутому склону. Как только он появился из-за поворота, мы выстрелили – и он упал лицом вниз – навстречу смерти. Мучимый раскаянием и отвращением к себе – ведь я погубил нечто столь величественное и прекрасное, – я бросился бежать. Мною двигал страх, что убийство раскроется. И тут обрушился ливень, и я понял, что он уничтожит следы преступления. Итак, я спасен, и жизнь продолжается. Но невыносимое чувство вины осталось».

Проснувшийся Юнг пытается понять, что это значит, но не может. Пытается заснуть и слышит голос: «Ты должен понять это, должен объяснить это прямо сейчас!» Впадает в панику. Голос: «Если ты не разгадаешь сон, тебе придется застрелиться!» Револьвер у него под рукой (чтобы покончить с собой в случае, если почувствует, что окончательно сходит с ума), но стреляться страшно. «Лихорадочно перебирая в уме все детали сна, я вдруг понял его смысл. Он был о событиях, происходивших в мире. Зигфрид, думалось мне, является воплощением всего того, чего хотела достичь Германия, – навязать миру свою волю, свой героический идеал – „Воля пролагает путь“. Таков был и мой идеал. Сейчас он рушился. Сон ясно показывал, что героическая установка более не допустима, – и Зигфрид должен быть убит».

Скорбь у тела Зигфрида. Иллюстрации

Карла Шмоля фон Эйзенверта к «Песни о Нибелунгах». 1911

Да, в мае 1945 года Юнг станет ярым сторонником денацификации. Но рассказывать в «Воспоминаниях» (1959), что еще до Первой мировой войны убил в себе белокурую бестию, – нет, это, знаете, слишком. Явный анахронизм, бросающий политический отсвет на ключевое, может быть, видение его жизни: «Сон означал мой сознательный отказ от героической идеализации, потому что существует нечто такое, что выше моей воли, и моей власти, и моего „я“. Размышляя так, я успокоился и снова уснул».

На самом деле, конечно, политики (кроме предчувствий войны) в убийстве Зигфрида нет. В «Красной книге» некоторые детали этой истории выглядит вообще по-другому. Например, никакой «голос» не предъявляет Юнгу требований немедленно разрешать загадку убийства (хотя сам он уверен, что должен ее разрешить). Зато к нему подходит Дух глубин и говорит: «Высшая правда – это то же, что и абсурд». В сущности, Дух высказал нечто вроде семантического парадокса (типа «я лгу»). Духовидец уверен, что эти слова спасли его. Услыхав их, он увидел еще одно видение: прекрасный сад, в котором двигались формы, одетые в белый шелк, покрытые светом… Похоже, как раз убийство Зигфрида и открыло Юнгу дорогу в тот сад (во всяком случае, именно после убийства начинаются потусторонние трипы, в которых самая соль «Красной книги»), а убитый – страж ворот. Так ли это? Будем разбираться.

Зигфрид «имел все, что я ценил как самое великое и прекрасное; он был моей властью, моей смелостью, моей гордостью». Так сказано в «Красной книге». Однако в 1925 году, толкуя свой сон на семинаре в Цюрихском психологическом клубе, Юнг заявит, что Зигфрид не был для него какой-то особо значимой фигурой. «Я не знаю, почему мое бессознательное было им поглощено. Особенно, Зигфрид Вагнера слишком экстравертен и временами поистине нелеп. Мне он никогда не нравился. Тем не менее, сон показал, что он мой герой».

Предположим, Вагнеровский Зигфрид доктору и точно не нравился. Но какой-то (не оперный) Зигфрид все же был его властью, смелостью, гордостью. На семинаре Юнг сообщил, что не мог понять, почему во сне у него были такие эмоции, будто выстрелили в него самого. И сделал предположение: «Должно быть, у меня был герой, которого я не ценил, и это был мой идеал силы и эффективности, который я убил. Я убил свой интеллект, в чем мне помогла персонификация коллективного бессознательного, маленький коричневый человек».

Фрагмент страницы из «Красной книги» с изображением

убийства Зигфрида и началом главы 8 «Зачатие Бога».

Так Юнг в «Красной книге» изобразил свой сон об убийстве

 Зигфрида: двое внизу, похоже, палят из ружей, герой падает

Убил интеллект. Вот это по-нашему, по-шамански. Отсюда уже можно плясать, анализировать то, что на самом деле случилось во сне про убийство. Приступим. Обстоятельства сна указывают на какое-то начало, зарю: «Я был с кем-то молодым… Это было перед рассветом». В «Красной книге» есть одна важная деталь, опущенная в «Воспоминаниях». А именно: и «молодой», и Юнг – оба знали, что Зигфрид – их «смертельный враг». И как только он оказался перед их узкой расселиной, оба выстрели (что указывает на тождество в этот момент Юнга с «молодым»). Но инициатором убийства, очевидно, был «молодой». Ибо он – новый Юнг, воспринимающий интеллект как нечто враждебное, а науку – как тюремщика, «заключающего душу в темную камеру». Старый же Юнг – испугался, бросился бежать, испытал раскаяние и отвращение (к себе «молодому»), смертельную муку и страх, что убийство раскроется.

Но ливень смысл следы преступления. В 1925 году Юнг скажет: «Дождь был символом снятия напряжения; силы бессознательного были отпущены. Когда это случилось, это вызвало чувство облегчения. Вина была искуплена, потому что, как только главная функция низложена, появляется шанс для других сторон личности быть рожденными к жизни». И еще, немного иначе: «Это связано с жертвой высшей функции, чтобы получить либидо, необходимое для активизации низших функций».

Под высшей функцией надо понимать интеллект, который Юнг в себе убил. Понятно, почему он так боялся, что «убийство раскроется»: ведь человек с убитым интеллектом – безумец (кто же пойдет лечиться к такому врачу?) А вот низшие функции – это то, что начинает прорастать из глубин, когда контроль интеллектуальной функции снят. Уже во второй главе «Красной книги» Юнг заявляет: «Знание сердца не найти в книгах и речах учителя, оно растет из вас, как семя растения из темной земли». Мотив прорастания из глубин – один из важнейших мотивов и «Красной книги», и всех последующих текстов Юнга. Наиболее полное выражение он найдет в шаманском эссе «Философское дерево» (1945), трактующем процесс индивидуации как рост Самости: «Анфас ее будет представлен перекрестием мандалы, а сбоку мы увидим дерево: Самость, изображенная в процессе роста».

Разворот «Красной книги». Он не имеет прямого отношения к сюжету об убийстве, я выбрал эту картинку потому, что на ней есть и дерево, и мандала: круг в ветвях дерева

Но до четких формул «Философского дерева» еще надо дожить, а пока что в Юнге, ушедшем во внутреннюю пустыню, только начинает что-то прорастать. «Красная книга»: «Когда пустыня начинает расцветать, она приносит странные растения. Ты будешь считать себя сумасшедшим, и в определенном смысле ты им и будешь». Верно, но только это отнюдь не болезнь в клиническом смысле, хотя – и похоже: «Если ты входишь в мир души, ты, как безумец, и врач посчитает тебя больным. То, что я здесь говорю, можно рассматривать как болезнь, но никто не может увидеть это как болезнь в большей степени, чем я». И далее: «Но знайте, что есть священное безумие, которое – не что иное, как преодоление духа этого времени духом глубин».

Вот в контексте «священного безумия» и рассмотрим убийство героя. В «Красной книге» написано, что героическое обнаруживает себя в том простом факте, что человеком управляет идея, заставляющая его считать, что то или иное хорошо и обязательно, та или иная цель должна быть достигнута, то или иное желание надо подавить. То есть героическое – это сфера «номера 1», который есть проекция в индивида Духа этого времени. Герой блокирует все, что не соответствует общепринятому, противоречит установкам «этого времени». А это не только социальные условности и моральные максимы. Дух времени прежде всего – в автоматизмах мышления. Вместо того, чтобы нечто непосредственно понимать, мы подводим это нечто под готовые понятия. Нас с детства учат не узнавать новое, а узнавать в неизвестном известное. И таким образом отбрасывать то, что лежит за пределами, которые задает Дух времени.

Выход отсюда один: убить в себе героического кантианца с его трансцендентальным единством апперцепции. Кант: «Должно быть возможно, чтобы я мыслю сопровождало все мои представления; в противном случае во мне представлялось бы нечто такое, что вовсе нельзя было бы мыслить». На этом «я мыслю» построена западная культура нового времени, это и есть дух нового времени. В этом духе мы думаем, действуем и существуем. Он безмерно силен (пишет Юнг), поскольку принес в мир бездну полезного и очаровал людей неисчислимыми благами. Он обладает прекрасными героическими качествами, он стремится вести нас все выше и выше к звездным высотам.

Страница из «Красной книги» с главой 5 «Грядущий спуск в ад»

По сути, Дух времени – это дух прогресса. Но прогресс – не только технологические достижения и радости комфорта, прогресс – это враг человека, поскольку ограничивает его, перестраивает под себя, отделяет человека от глубин его собственной души. «Герой хочет открыть все, что он может. Но безымянный дух глубин пробуждает все, что человек не может. Неспособность препятствует дальнейшему подъему. Большая высота требует больших совершенств. Мы этим не обладаем. Мы должны сначала это создать, учась жить с нашей неспособностью. Мы должны дать этому жизнь. Ибо – как иначе мы разовьем это в способность?» Некая немочь, вырастая, превращается в мощь. Чтобы это стало ясней, перечислю главные предпосылки, лежащие в основе психологии Юнга.

Во-первых, в бессознательном кроется нечто, без чего жизнь ущербна. Во-вторых, Дух времени (прогрессистская ипостась иудео-христианского бога) ставит барьеры на пути процессов, идущих из глубины (такова, например, «цензура», о которой шла речь в экскурсе «Семиты и арийцы»24). В-третьих, потенции, заключенные в подсознании, все-таки прорываются наружу, что иногда делает человека пророком, иногда приводит в больницу, а чаще всего оборачивается перманентным страданием, с которым бедняга живет, не понимая, что мучат его как раз застывшие на полпути процессы его собственного роста. А отсюда, в-четвертых, следует, что надо дать свободу тому, что идет из глубин (см. экскурс «Выпустить птичку»25). Однако, в-пятых, все это не значит, что мы должны отказаться от достижений прогресса, в рамках которых протекает нормальная человеческая жизнь.

«Если стереть весь героизм, – сказано в книге, – мы… окажемся на помойке нашей преисподней, среди руин всех столетий внутри нас». Значит, надо как-то соединить Духа времени и Духа глубин, дать развиться «номеру 2», не утратив при этом возможностей «номера 1». Впоследствии Юнг нащупает способ их гармонизации, а в декабре 1913 года он только и знает, что «глубины и поверхность должны перемешаться так, чтобы могла развиться новая жизнь». Но это еще не целостность, ни о какой гармонии двух номеров тут говорить не приходится. Напротив, между ними – «гражданская война», как говорит душа Юнга. И он сам подхватывает: «Я боролся с собственными зеркальными отражениями. Это была гражданская война во мне. Я сам был убийцей и убитым. Смертельная стрела застряла в моем сердце, и я не знал, что это означает».

Ну, в духе времени позитивизма это означает шизофрению (глава, из которой взята последняя цитата, буквально и называется «Расщепление Духа»). «Номер 2» стремится целиком завладеть Юнгом, а «номер 1» гнет свою линию, ибо чует, что дело пахнет психушкой. Герой, конечно, будет убит, но – не окончательно. Дух времени еще овладеет Карлом, а потом опять отступит. И так – много раз (чередование ремиссий и рецидивов). Здесь, кстати, становится ясно то, почему в разные времена своей жизни Юнг понимал убийство героя по-разному. Просто в одних случаях (например, «Воспоминаниях») он смотрел на дело с позиции «номера 1», а других (как в «Красной книге») превалировал «номер 2».