Сухим из морской воды. Месть Афганца. Книга 1

– Просто этот пакет на днях хотели передать на сожжение, тридцать лет прошло.

– Вы с ума сошли, старший лейтенант Старцев? Этот фигурант, этот опасный человек, бывший офицер, живет в Москве. Он нужен мне для оперативной работы. Я поставлю свой штамп, чтобы хранили дело еще пять лет. Свободны! Да, кофе мне принесите, если, конечно, вас это не затруднит…

– Но, господин майор, это не входит в мои служебные… – раздраженно ответил помощник.

– Все, все, идите, не раздражайте меня. Я буду занят допоздна…

– Есть! – офицер Василий Старцев бесшумно вышел из кабинета.

– Ей! Секунду! Вернитесь, – прорычал Варов.

– Да! Слушаю…

– Почему погиб капитан Клизов? – вдруг спросил Варов.

– Не знаю, говорят, он взорвался. Открыл ячейку в камере хранения…

– Вот и я не знаю! Странная смерть, постигла Клизова?.. – показно и громко задумался Варов. – Может, он вел собственное расследование? Как вы думаете, что он мог искать в камере хранения на Казанском вокзале?..

– Что угодно мог искать… деньги, компромат, возможно, это коррупция? Лично я не в курсе… Он со мной не делился своими разработками.

– Со мной тоже. Поперся один на вокзал! Ладно, все версии, конечно, проверят, но мне неприятна эта история, весьма. Можете идти, – отрезал недовольно майор Варов.

– Слушаюсь. Я могу идти домой? Через два часа?

– Разумеется…

Майор остался один. Две минуты слушал тишину и тиканье больших настенных часов, потом поднялся из-за стола, насыпал в медную турецкую турку заранее намолотого африканского кофе, бросил в кофейный порошок три кубика тростникового сахара, слегка перемешал. Кубики, словно игральные косточки погрязли в кофейном песке, словно три подбитых внедорожника. Молча лежали в коричневом песке. «Три камня, до поры. Ну, сейчас, погодите. Кипяток быстро растворит вас. И не таких мочили…»

Потом вскипятил электрочайник, залил порошок крутым кипятком и дал кофе настояться. Кубики исчезли. На вытянутом лице майора блуждала дикая ухмылка римского инквизитора: «Хм. Не стоит торопиться с таким зверем. Зверь этот и есть Алексей Бельмов и он очень осторожен, шаги его не слышны и легки. И все-таки он сволочь, этот бывший капитан. Как бы его обозвать? Скунс, рысь, лис, шакал? Нет, он просто бельмо, бельмо на глазу, вечно мешающее, так и буду его называть. Я буду хирургом-окулистом, вырезающим это бельмо! Скальпелем!»

Майор налил кофе в маленькую фарфоровую чашечку и с удовольствием отпил глоток. Пришло время прочесть первые страницы уголовного дела с грифом: «Особо секретно».

Валентин Варов все не решался сорвать сургучные печати с ярко выдавленными и пугающими надписями «КГБ СССР», они словно блокировали его волю и дальнейшие задуманные действия. Пакет был опечатан в июле 1988 года, а сейчас на дворе стоял август 2016. Кофе был окончательно выпит, майор взял в руки пакет и вдруг зубами принялся рвать сургучные штампы, ставшие за годы хранения каменными. Он повредил свои десна и из них стала сочится кровь.

Наконец-то бумажный окровавленный макинтош был сорван и сброшен на пол, майор положил перед собой красную папку с выбитой звездой и резко открыл ее. Первый пожелтевший лист гласил:

«Докладная записка на имя Генерального Секретаря ЦК КПСС Горбачева М. С. От 23 декабря 1985 года. По прочтении уничтожить.

От председателя КГБ СССР Чебрикова В. М.

Уважаемый Михаил Сергеевич! Прошу вас рассмотреть в секретном порядке вопрос по рекомендации меры пресечения военному преступнику, бывшему советскому офицеру.

Суть совершенного преступления: В ноябре 1985 года при проведении операции в Афганистане, в Кунарском ущелье, диверсионная группа спецназа КГБ СССР проводила зачистку и поисковые мероприятия по обнаружению и захвату особо опасных руководителей бандформирований в кишлаке Кантпуштун. По-простому говоря, группа наших офицеров уничтожала басмачей. Руководил отрядом майор Иванов В. В. но к моменту описываемого ниже происшествия командир группы уже находился в бессознательном состоянии в связи с пулевыми ранениями в плечо и грудь. Командование группой принял на себя майор КГБ Варов Феликс Эммануилович. Во время допроса пленных душманов в кишлаке появился взвод десантников под командой гвардии старшего лейтенанта Бельмова А. Б. Наши оперативники попросили по дружбе у десантников переносную радиостанцию для передачи данных на своей частоте. Неожиданно, командир десантников Бельмов отказался дать свою радиостанцию нашим офицерам. Он сказал, что его радист сам может передать своим начальникам эту информацию, и что он не имеет права работать на другой частоте. На это предложение майор Варов согласился и продиктовал телефонограмму: «Кишлак с координатами… Заселен душманами, его необходимо уничтожить огнем авиации». Гвардии старший лейтенант Бельмов выказал недоумение такой телеграмме и отказался ее отправлять в вышестоящий штаб. При этом он объяснил, что ровно десять минут назад он отправил другую радиограмму в штаб своей дивизии о том, что кишлак мирный. Оперативники КГБ приказали десантникам убираться прочь. Старший лейтенант Бельмов продолжал издеваться и смеяться. А его солдаты потребовали у оперативников КГБ, чтобы те отпустили душманов, мотивируя свои требования тем, что пойманные «партизаны» были якобы малолетними, по сути, детьми. Майор Феликс Варов отказался отпустить десять душманов и жестко потребовал от десантников, чтобы те ушли. Дословно: «Пошли вон полосатые салаги! Урыли на хутор бабочек ловить, пока мы и вас не положили рядом с духами! Ваша задача была блокировать кишлачную зону, а вы своими действиями препятствуете проведению армейской операции! Парашютисты долбанные, обкурились что ли? Срыгнули и растворились в пространстве! О вашем поведении, старлей, я лично доложу в особый отдел сороковой…». После этого он выстрелил в одного из моджахедов, как показали свидетели, в руку юноше. Якобы тот потянулся к палке. «Партизан» упал и закричал. Бельмов с группой категорически отказался покинуть место допроса и направил стволы автоматов своих десантников на офицеров КГБ, которых было всего пятеро, не считая раненного майора Иванова, против двадцати пяти десантников Бельмова. После этого Бельмов произвел очередь в воздух, душманы скрылись с места допроса, прихватив раненного товарища, а майор Варов Ф. Э. упал, сраженный пулей в спину, в районе ягодиц. Кто точно стрелял, выяснить следствию так и не удалось. На допросах Бельмов пояснил, что стрелял именно он. Наверное он. В чем следователь не был до конца уверен. Калибр патрона из автомата Бельмова не соответствовал пули, ранившей майора КГБ Варова.

Прошу вас рекомендовать приговорить бывшего гвардии старшего лейтенанта к максимальной высшей мере наказания – расстрелу. Ведь в этом вопиющем эпизоде просматривается не только покушение на убийство офицера КГБ, но и измена Родине, так как Бельмов отпустил врагов с поля боя. В любом случае, во взводе Бельмова были сержанты с автоматами под калибр патрона 7,62 мм. Никто из них не признался в совершении воинского преступления».

Майор Валентин Варов вытер проступивший пот со лба и продолжил читать.

На второй странице, располагался развернутый ответ Горбачева:

«Резолюция от Михаила Горбачева: Дорогой Виктор Михайлович, вы не забыли, у нас не тридцать седьмой год. А вы, между прочим, в этом году стали членом Политбюро ЦК КПСС. У нас социализм, мы строим демократическое общество. Демократию пытаемся создать, ведь без нее страна наша обречена прозябать в репрессиях, а значит, в серости и страхе. Перед кем? Надеюсь, вам не нужно это напоминать. Вам это надо? Мне точно нет. Как я могу видеть из вашей записки, а это всего лишь записка с жалкой реконструкцией событий в Афганском кишлаке, субъективизм чистой воды. Следствие произведено не грамотно и поспешно. Выводы сделаны пальцем, грубые, лицемерные и человеконенавистнические. Вы что себе надумали, что я буду под вашу дудку?.. Нет, не дождетесь. Я понимаю, что был бы жив Юра Андропов, он бы и спрашивать меня не стал. А вы сделали все правильно. Думаю, что в данном случае тут по совокупности, только неосторожная стрельба, максимум десять лет особого режима, а то и того меньше. Вы же фронтовик, чего у вас только не бывало в Сталинграде, в Чехословакии. Разное бывало, верно? Вы, кажется, закончили войну майором, комбатом стрелкового полка? Берегли своих солдат и офицеров? Знаю, что берегли. Так что не стоит лишний раз стрелять, как бы не пришлось на том свете ответить нам. Особенно по детишкам из кишлака, не надо. Никогда не поверю, что все дети в кишлаках – есть по вашей же версии – отъявленные моджахеды. Конвенцию ООН почитайте, на досуге. С наступающим вас Новым годом! С уважением, Горбачев М. С.».

Далее следовала размашистая подпись и дата.

– Отписался, значит, мистер Горби! – в ярости прошипел Валентин Варов. – Тогда тебе повезло, Бельмов, но не сейчас. Почему в записке значится воинское звание Бельмова гвардии старший лейтенант, он ведь тогда уже был капитаном? Видимо, он сам еще не знал, что был капитаном, представился старлеем. Много лет я хотел забыть это, но не могу! Не могу и не хочу. Надо поставить точку в этом деле. Не важно, сам Бельмов, или его солдаты выстрелили тогда в отца, это не имеет значения…

Глава III. Освобождение

7 июня 1987, город Мордострой, север РСФСР, зона усиленного режима для бывших офицеров Советской Армии и Военно-Морского Флота.

В кабинете с обшарпанными стенами сидел пожилой полковник внутренней службы, он же начальник зоны Фролов Сергей Михайлович, пил чай из огромной фарфоровой кружки с красным знаменем на боках и читал не свежую уже газету «Красная звезда». Громко и резко, почти подпрыгивая, словно парализованный, зазвонил черный служебный телефонный аппарат. Полковник энергично поднял тяжелую трубку и посмотрел на настенные часы. Стрелки добрались до восьми часов утра.

– Я! Слушаю! Конечно, подъем был давно, не сплю! На месте! Так точно! Человек сорок? Конечно, я категорически за. Есть, товарищ первый секретарь горкома партии, – ответил Фролов, положил трубку, довольно и даже браво надел форменную фуражку и вышел из своего кабинета.

– Где вас искать, товарищ полковник? – спросил дежурный по тюрьме, майор.

– Я до отряда этих, бывших вояк, воинов-интернационалистов наших.

– Я понял, а что, никак амнистия пришла?

– Да! Приказали отпустить человек сорок к 22 июня, такие дела майор.

– Это хорошо, они правильные парни, только под раздачу попали.

– Поговори мне! Рот закрой, муха залетит!

– Есть! Так это, какой праздник?..

– Начало войны, к 9 мая забыли и вот вспомнили теперь.

– А, начало войны, это серьезно… Надо понимать! Такая раздача не позавидуешь.

– Майор, а что там Леха Бельмов, жив еще?

– Бельмов в лазарете, опять подрался с уголовниками. Сказали, что зарежут его скоро, попал парень под раздачу…

– Плохо это. Плохо зеков шмонаете! Значится, готовь срочно его документы к освобождению. Завтра я его лично отвезу в город. И к моему приходу завари мне иван-чаю. И пряники купи! И шоколадку не забудь!.. – добродушно приказал начальник зоны.

– Есть! Немедленно все принесу в ваш кабинет! Да, дела, я вот не попал в Афган, а эти вначале к душманам, потом на Родину, а потом в тюрьму… – проворчал майор.

– Добро… У тебя полчаса есть, майор!

– Слушаюсь!

– Вот ты мне скажи, к примеру, направляю я тебя сейчас, сегодня в Афганистан. Полетел бы? Вот прямо сегодня к вечеру?

– К вечеру? А что, так точно! Сейчас бы я с жинкой того, любовь, потом тревожный чемоданчик в зубы и на аэродром! Можно и в Афган. А там, охранять их зека? Или душманов, кого прикажуть! – засмеялся майор.

– Да? Ишь ты, какой смелый! Ладно, пойду…

– Скатертью дорога, удачи вам, начальник…

Через час. Кабинет начальника зоны.

– По вашему распоряжению явился…

– Ладно, присаживайся, Алексей. Вот я что придумал. Есть шанс отпустить тебя домой под небольшой шухер. Правда есть тут один списочек, кого не отпускать ни под каким предлогом. Ты в нем первый. Только плевал я на этот список, потому как он пахнет беспределом и тридцать седьмым годом, а я это терпеть не могу, потому что мой дед пострадал так в пятьдесят первом, но расстрелять не успели ироды.

– Благодарю вас…

– Пей чай! Ешь пряники и шоколад. Специально для тебя купил. Через час отпущу тебя и отвезу на вокзал. Только нигде не отсвечивай, а сразу домой поезжай. Потом схоронись или еще где отсидись с месяц другой. Дело, брат, серьезное…

– Разрешите, товарищ полковник! – крикнул вошедший майор Гусляница.

– Что у тебя? – нахмурил брови начальник зоны.

– Документы на Бельмова Алексея Борисовича 1961 года рождения полностью готовы, только печати проставить и ваши подписи. И дело в шляпе…

– Отлично! Вот, майор, перед тобой сидит бывший офицер, шурави. Воевал человек в Афганистане, был командиром десантного взвода, а потом роты. Вот сейчас он тебе посоветует, стоит тебе туда ехать или как-нибудь без тебя обойдется.

– Если вы готовы убивать, товарищ майор, тогда можно и поехать, – тихо сказал Бельмов.

– А ты убивал? – сурово спросил Бельмова полковник Фролов.

– Наверное, попал в них во время боестолкновения, когда прикрывал отход своего взвода. Но это был честный бой. Но исподтишка не убивал… Мирных не трогал и своим бойцам строго запрещал.

– А что, можно было еще и так убивать? – побледнел майор.

– Нельзя, но они убивают. Бога не боятся, а совести и сострадания видно давно уже нет… Не стоит ехать вам туда, товарищ майор. У вас глаза добрые, с такими глазами вы или с ума сойдете, или вас духи прикончат во втором бою.

– Почему во втором? – спросил с интересом полковник.

– А в первом новобранцам завсегда везет. Потом они думают, что так всегда и будет. Не будет. Шансов выжить практически нет. Ранены все. Кто в голову, а кто струсит – в спину, или в затылок. Так что, не ехайте, не стоит того, совсем. Медальку или орден за выслугу лет и здесь получите. Да и зачем они, медали, ордена?

– А как же интернациональный, как его, долг? Он-то хоть есть? Это же как говорится, кто кроме нас, поможет народу бедному…

– Никто не поможет, нет никакого интернационализма, вранье, подстава. Лицемерие комитетчиков…

– Стоп! Все, майор! Иди, работай! Лейтенант сказал, не ехай, значит, накрылся для тебя Афган медным тазом! Так жинке своей и передай, кстати, я зайду к вам на выходных, поздравлю ее с первенцем, – заржал Фролов.

– Так не родила же еще. Через пять месяцев, – покраснел майор.

– Родит, еще раз поздравлю! А так хоть посмотрю, как округлилась краса твоя.

– Есть! Разрешите идти? – вытянулся майор Гусляница.

– Да, спасибо за документы…

– На здоровье…

– Бельмов, держи свою записку об освобождении и делай ноги. И поменьше языком, усек? Стань тенью.

– Усек. Благодарю вас, спаси вас Бог.

– Пошли, сядешь в мой уазик, поехали уже, вечереет. Небо светит багрянцем…

Поздно вечером бывший красный урка Алексей Бельмов уже ехал на верхней полке плацкартного вагона счастливого поезда «Саранск – Москва», с прибытием в Москву в шесть часов утра. Все его тело ныло и болело. Давали о себе знать трещины на ребрах и избитые мягкие ткани по всему телу.

«Чертово везение, Лешик, еще бы неделя или на край месяц и все, кранты. Уголовники окончательно прикончили бы тебя. Фролов оказался мировым мужиком, у него сейчас сын летехой в Афгане, видно проникся он ко мне. По всем раскладам отпускать меня не должны были. Десять лет строгача за тяжелое ранение офицера КГБ, да еще и на боевых действиях. Так они написали хотя ранил я его, в жирную ляжку. По всем юридическим раскладам, это вышка. Андропова уже нет, а то бы все, хана, Леха. Кто же из моих гвардейцев стрельнул в того офицера? Я даже фамилии его не знаю. Сержант Лисицын, младший сержант Кошкин, или рядовой Смертин? Последний мог, он товарищ с характером и фамилия соответствует. Где они сейчас? Мои парни, наверно улетели уже с Афгана? А вдруг Фролов нарушил инструкции и меня выпустил под общий бардак с амнистией? По раскладу чекистов выйти я из зоны не должен был, ну никак. В этом случае меня вновь изловят и под любым предлогом закроют… Плевать, сейчас к маме, к отцу. Заставил я их поволноваться, придурок, патриот. Говорила мамка, иди сынок в университет, ан нет, поперся в десантное училище. Что теперь? Звания уже нет, все с нуля. Голова на месте, будем думать, да, голова?»

В родном дворе Алексей Бельмов был уже к полудню 9 июня. У подъезда гуляют знакомые голуби, ничего не изменилось, все по-тихому разрушается. На пороге его встретил отец и разрыдался, словно больной ребенок. Он крепко держал сына за голову и все плакал и плакал, скулил как старый волк. Бельмов младший стоял спокойно и не шевелился, только осторожно гладил отца по седой взъерошенной голове и взмокшей спине. Минут через десять отец взял себя в руки и осторожно спросил сына:

– Убежал, шельмец? Как же ты смог? Ну ни чего, я тебя спрячу, черти не найдут…

– Нет, батя, отпустили… Амнистию придумали про мою шкуру. Точнее, начальник зоны проявил инициативу.

– Ох, а я уж прикидывал, где тебя спрятать.

– Кто же его знает, может, и одумаются, гниды, опять придут. А где мама?

– Мама? А, твоя мама, так она за хлебом пошла. Все ходит, ходит, то в военкомат пойдет, про тебя разузнать, то прокурору письмо отнесет. Ей говорят, мол, сын ваш сидит по особо опасной статье, а она все одно, ходит. Совсем на голову плоха становится, но крепкая так-то. Сейчас придет она…

– Я пойду на встречу, отец…

– Нет! Вдруг она увидит тебя и в обморок упадет. Сиди дома! Я тебе что сказал? Слушайся шельмец, а то ремень живо сниму, – рассмеялся отец через слезу.

– Папка, ты что? – удивился Алексей.

– Сиди дома! Посмотри на кого ты похож, сразу видать из тюрьмы! Тебя же мусора вмиг сгребут и в «воронок» передадут. Не ходи, я сказал. Живо в ванну, я тебе соли дам. У меня морская есть, еще ты покупал перед Афганистаном. Так и лежит, тебя ждет. Вот ведь дела, я с ней разговаривал, просил, чтобы ты вернулся. Вот ведь, заговорил я соль получается, Лешка?..

– А водка есть, батя? Тяжко совсем без водки, кровь загустела так, что еле соображаю…

– Понимаю тебя, сейчас схожу, по стакану хряпнем, сынок, а я матери навстречу пойду… – засуетился отец.

– Бинт еще купи и зеленку…

– Бинт? А, ну, конечно… Да все дома есть, все так и лежит годами…

– А, аквариум, батя?..

– Ты что, какой уж по нашей жизни аквариум? Вместе с твоими карасями я вылил в наш пруд, на волю отпустил и карасиков, и золотых рыбок туда же, и сомов.

– Правильно… Хотя сомики-то африканские были…

– Да Бог с ними, Алешка, они живучие, как эти, как их, душманы ваши…

– Это да, жить любят, – рассмеялся Бельмов младший.

Сын подчинился отцу и отправился принимать ванну с морской солью. Удивительно, но бока ныли уже намного меньше. Он сбросил окровавленные бинты на пол и залез в теплую голубую воду. Хорошо, что родители не увидят этого. Закрыл глаза. Страх его не проходил, ему все казалось, что уже ночью за ним могут прийти люди из милиции или КГБ и забрать обратно в зону, но теперь уже упрятать далеко в Сибири или где-то в Заполярье. Он слышал, что там есть зоны для беглых и особо буйных мужиков, вечные, до второго пришествия Бога. Соль начала приятно раздражать поврежденную кожу, но вылезать из ванны не хотелось. От соли вреда не будет, наоборот, как на молодой собаке раны затянутся…

– Тебе спину пошаркать, сын? – крикнул отец и заглянул к нему.

– Не, потом, папка, потом.

– У тебя вся вода в ванной красная? Били тебя, пытали, изуверы? – отец снова чуть не заплакал.

– Не бойся отец, я только подрался с урками… Меня не пытали, на счет этого там все оказалось в порядке.

– Вот чистая майка, рубашка, брюки, все вещи твои. Вот и бинты, и зеленка. Дождались хозяина. Бинты старые сложи в пакет, я отнесу на мусорку. Чтобы моя жена и твоя мать ничего этого не видела, давай по-быстрому…

– Отлично, отец, просто шик и красота, – рассмеялся Бельмов.

– У меня водка хорошая есть и пельмени по случаю дня Советской Армии купил. Только вот и не открывал еще. Будешь, тяпнем?

– Буду, папка, надо отметить мой дембель, а то что-то я и вправду проголодался, – ответил Алексей и погрузился с головой в соленую воду.

Потом он три минуты стоял под ледяной водой, пока кожа уже не перестала так кровить. Скоро пришла мама. Слезы, смех, радость и жизнь вернулась в старую квартиру.

Прошла неделя. 16 июня 1987, зона особого режима для осужденных бывших офицеров и прапорщиков армии и флота. В кабинете начальника зоны полковника Фролова сидел перед окном, сухо нахмурившись и рассматривая зеков, подметающих еловыми ветками строевой плац, человек в штатском. Он пил горячий чай из граненого стакана, как и положено поставленного в мельхиоровый подстаканник с портретами «Вождей народов».

– Итак, вы, полковник Фролов Сергей Михайлович, правильно? Правильно! – сам спросил и сам себе ответил мужчина в штатском.

– Да. Я вас прекрасно слышу, спрашивайте, чего вам надо…

– Спрошу, еще как спрошу! Как вы могли догадаться, я из комитета. Приехал только что из Москвы.

– Да, тут много ваших бывших клиентов… Что-то случилось, что это вы без звонка? Место забронировать себе решили?

– Без звонка, говорите? Так это, некогда звонить-то было! Тут у вас такое происходит!

– У меня? Такое? Помилуйте, товарищ, на моей зоне, как в Багдаде, все спокойно.

– Шутник, самоучка? Подстаканник у вас антикварный, не подарите мне в коллекцию?

– Вещь казенная, не могу-с… Что стряслось? – напрягся Фролов. – У меня полный марафет и порядок. Урки сидят по хатам, как куры на насестах. Вон, второй отряд плац метет, это летчики и вертолетчики бывшие. Была бы моя воля, всех бы их отпустил. Их дома дети ждут!

– Подождут, на то они и дети…

– Я не понял, вам что, времени своего не жалко? Вы не ошиблись адресом?

– Урки ваши, нам не интересны! В натуре, блин подгорелый…

Здесь гость сделал огромную паузу. Он встал и принялся ходить по комнате и рассматривать картины, развешанные на стенах, потом прошел к окну, смотрел в зону несколько минут, наблюдал за пауком, бегающим по оконному стеклу, улыбнулся, не раскрывая рта, продолжил говорить в окно:

– Хорошо ходят, бывшие офицеришки, вот что значит выправка Советская!

– Да, они молодцы у меня, службу знают, надеются, наверное, в армию вернуться…

– Молодцы… Ладно, у меня другой клиент. Кто же это вам приказал, милостивый государь?

– Чего приказал? Что нужно, по пунктам, у меня нет времени на ваши дворцовые интриги! – зло отрезал начальник зоны.

– Ха, выпустить особо опасного преступника?.. Так кто? Батенька мой…

– Что это за тон? Преступников не выпускаю, не имею такой привычки, хотя, паханы частенько чемоданы с деньгами пытаются мне принести. Не так воспитан, пардон!

– Ой! Не валяйте дурака, дорогой полковник! Я вам что, барышня-институтка, малолетка на первом балу? Наташа Ростова? Я ведь про урку Бельмова базар держу! А? Очень меня интересует!? Чей же приказ вы так прытко исполнили?

– Кончайте базарить по фене. Вы не умеете, к чему этот цирк? Я выполнил приказ.

– Да, ну и?..

– Шесть, нет, семь дней назад, точнее, восемь, был звонок из местного Горкома партии. Это вам не шутки, как вы должны понимать. Скинули мне приказ. Дали разнарядку выпустить сорок бывших воинов-интернационалистов. Алексей Борисович Бельмов весь последний год был на хорошем счету, замечаний не имел, ни одного. Я все выполнил. Сегодня крайние десять человек поедут на волю. Хватит мучать мужиков.

– Хорошо! Очень хорошо! Где же этот чертов Бельмов? Сегодня хотите его, того? Не надо! Дайте-ка мне список глянуть.

– Пожалуйста. Тут прапорщики и сверхсрочники бывшие. Офицеров я уже…

– Так, так, на букву «Б»! Белоголовцев, Брагин, Бурмистров, Бугратион, надо же… Бэкем, Бяковкин… Постойте, Бельмова в этих списках нет. Это очень хорошо… Приведите мне его.

– Бельмов в лазарете, уголовники его всего поцарапали. Лежит, не встает, – хладнокровно ответил Фролов.

– Дайте мне его документы, живо!

– Хорошо. Вот как раз в шкафу были…

– Так, хорошо… Но, позвольте, тут стоит штамп, что он выпущен на свободу неделю тому назад.

– Как, не может такого быть? – округлил глаза Фролов.

– Ты ча, пыль зоновская, падло, шутки со мной шутить удумал?

– Подождите-ка? Точно, я перепутал его с другим заключенным… А, Бельмов, да, отпущен, в точности как здесь и указано… Я же говорю, у меня все по линеечке…

– Сволочь старая, кишки выпущу! – заорал гость.

– А полномочия у тебя есть? Я ведь при исполнении. Удостоверение ты мне свое не предъявил, я вправе применить табельное оружие. Пух и готово! Умирает заяц мой…

– Знаете, что? Полковник!..

– Что?.. Чего я еще не знаю, – жестко спросил Фролов.