Полная версия
На тонком лезвии клинка
Зыбкая грань сознания. Кажется, что может быть проще, отпустить все, последовать в зыбкое ничто. Писк приборов то становится тише, словно это комар вьется где-то неподалеку, то вновь начинает долбиться в голову, вызывая желание заткнуть уши, чтобы не слышать его.
Глаза закрыты. Так легче. Можно представить, что рядом нет никого, кроме противных пищащих приборов. Слишком тяжело видеть заплаканные глаза мамы, вмиг постаревшего отца. Можно попробовать уснуть, пока действует укол. Но так тяжело просыпаться потом от дикой боли и понимать, что все, прежняя жизнь закончилась.
Еще несколько дней назад были сборы, она – одна из кандидатов в олимпийскую сборную по спортивному фехтованию на саблях. Какое это было счастье, стать одной из первых, ведь до этого женщины соревновались только на рапирах и шпагах. И все. На спортивной карьере можно ставить крест. Ладно, остаться без ног, можно было продолжить с паралимпийцами. Но руку ей никто не вернет.
Нет, не плакать. Стиснуть зубы и перетерпеть. Сегодня рядом отец. Ее молодой папка за эти дни постарел лет на двадцать. Тихо, Ташка, тихо. Вот так, сосчитать до двадцати, медленно-медленно. Двадцать вдохов и выдохов. Успокаивайся.
Тихий скрип двери, шаги. Мама пришла. Значит папке скоро на работу. Медленно открыть глаза и нарочито бодро улыбнуться родителям.
– Наташенька, – мама присаживается на место отца, осторожно проводит ладонью по щеке. От ее пальцев пахнет дыней – ее любимый крем. – Как ты?
– Жива, – слово выдыхается с трудом. Подкатывает боль, не душевная, а физическая. Действие укола заканчивается.
– Девочка моя, – мама с трудом сдерживает слезы.
– Мам, пап, – говорить больно, но надо. – Обещайте мне одну вещь.
– Какую, доченька, – папа наклоняется над кроватью. Да, слишком тихо говорю, с расстояния и не расслышать, но громче нет сил.
– Сначала обещайте, – знаю, если дадут слово, то уже точно не нарушат его.
– Обещаю, милая, – да, в папе я не сомневалась.
– Все, что только попросишь, доченька, – мамочка, спасибо тебе за это обещание.
– Смотрите, вы обещали, – радостно улыбаюсь, скорее глазами, губы не хотят складываться в улыбку. – Я хочу братика и сестричку.
– Наташенька, – родители недоуменно переглядываются.
– Ма, па, вы обещали. Что бы со мной ни было, – так я буду спокойна, что они не останутся они, когда меня не будет.
– Хорошо, дочь, – твердо произносит папка, вглядываясь в мои глаза. Кажется, он уже понял, что будет дальше. Слишком пристален его взгляд. Наклоняется к моему уху, тихо шепчет, – Наташка, доченька, – голос дрожит. – И братика, и сестренку, и про тебя все-все им расскажу.
Целует осторожно, чтобы не задеть какой-нибудь шланг. Потом выпрямляется и отходит. А глаза блестят. Старается, чтобы мама не заметила.
Мама снова проводит рукой по волосам.
– Раз ты так этого хочешь, – силится улыбнуться.
– Очень, – тихо, но она поняла. Я всегда хотела братика или сестричку. Но сначала дома было плохо с деньгами, а потом мой спорт. Только последние полтора года, как мне шестнадцать исполнилось, стали одну отпускать.
– Поспи милая, – мама поправляет одеяло, осторожно целует.
Закрываю глаза. Да, теперь можно. Писк приборов становится все тише. Боль, начавшая усиливаться, отступает. Даже потерянные рука и ноги не болят, хотя им не важно, был укол или нет. Можно расслабиться, перестать бороться за каждый вздох, соскользнуть в долгожданный сон.
Приборы взорвались криком, по мониторам ползла прямая линия, а лицо девушки озаряла неожиданно счастливая улыбка.
Часть 1
– Спит, – мужчина в одеянии жреца отошел от узкой лавки, на которой вытянулась девушка лет восемнадцати-двадцати.
– Давно? – второй мужчина в кожаном доспехе с пришитыми к нему металлическими полосами и кольцами положил на край свободной лавки ножны с мечом, чтобы не мешали сидеть, но легко можно было схватить оружие в случае необходимости. Рядом, у стены, стоял с виду тяжелый щит.
– Да часа три как, – бросил взгляд в окно первый, потом подошел к шкафу, достал оттуда кружки и большую глиняную бутыль в оплетке.
Второй подошел к девушке и долго всматривался в бледное осунувшееся лицо. Худенькая, словно после тяжелой болезни. Венки просвечивают сквозь тонкую кожу. Тусклые русые волосы рассыпались по подушке. Под глазами залегли тени. В чем только душа держится? Словно насмешка богов над их молитвами о помощи.
– Просыпайся, – потряс он ее за плечо. Жрец только недовольно покачал головой.
Девушка вздрогнула. Несколько минут она лежала, словно к чему-то прислушиваясь, после чего осторожно села, словно не доверяя своему телу, и только потом открыла большие синие глаза.
– Вставай. Еда на столе, потом поговорим.
Девушка кивнула. Медленные, немного неуверенные движения удивили мужчину, как и то, что она не использовала правую руку. Девушка испуганно осмотрелась, стараясь понять, где находится. И чего испугалась, подумал воин, вроде ничего такого в помещении не было. Стол, лавка вдоль стены, скамья по другую сторону стола, пара сундуков да новомодный шкаф с утварью. В углу печка. Да много ли надо в сторожке привратника святилища. То, что есть, и так перебор. Вечером они будут в замке, а там и комнат куда больше, и посмотреть есть на что: гобелены, картины, еще бабкой да матерью принцессы и их фрейлинами шитые, мебель резная, росписи по стенам. Да еще от ушедших наследие – светильники магические, да водопровод и водоотвод, чего в городах да деревнях полтора века как не сыщешь. Вода холодная да горячая прямо в умывальни подаются, и по нужде на двор бегать не надо, али посуду специальную использовать. Тем временем глаза девушки расширились от удивления. Воин проследил за ее взглядом, но ничего, кроме своего щита и меча, не обнаружил.
– Где я? – наконец услышал он тихий, немного хриплый со сна голос.
– В Келурии, – мужчины удивились странности вопроса, ведь избранница богов должна все знать. Из какой глуши они ее вытащили?
– А где это? – новый вопрос озадачил еще больше.
– Это в Ватлорнесе, – воин начал терять терпение. Девушка словно издевалась над ними. Да сейчас любой обитатель этого мира, едва увидит жреца всеблагих богов, сразу поймет, куда его занесло.
– А ты кто? – новый вопрос был лишь немногим более логичен, чем предыдущие.
– Ричард, первый рыцарь принцессы Эллени, – мужчина изобразил поклон.
– Наташа, – кивнула в ответ она. На этот раз настала очередь мужчин задуматься. Больно странное имя было у посланной им богами.
– Вставай, – он протянул руку.
Девушка выпуталась из одеяла, и с удивлением посмотрела на свою руку, потом несколько раз сжала ее в кулак, сделала несколько жестов, в которых Ричард с удивлением узнал основные фехтовальные движения. Потом, замерла, словно пораженная какой-то догадкой, и резко отдернула одеяло, обнажая ноги в штанишках по колено. Сам рыцарь с удивлением рассматривал странное одеяние девушки, состоящее их уже помянутых светло-желтых штанишек и кофточки с коротким рукавом такого же цвета с изображением, отдаленно напоминавшим медведя, попутно отмечая необычайную худобу и болезненную бледность. Девушка же с не меньшим удивлением смотрела на свои ноги.
Убедившись в том, что ноги, как и рука, ей не приснились, Наташа села, и Ричард в последний момент успел подхватить ее на руки, прежде чем она встала на ледяной каменный пол. Мысленно помянув богов, столь странным образом отреагировавших на его просьбу, Ричард перенес девушку на лавку. На столе уже стоял котелок с похлебкой, деревянные миски и ложки, лежал хлеб.
Девушка с удивлением рассматривала и сам стол, и утварь. Когда, как ей показалось, никто не смотрит, она украдкой провела рукой по столешнице, потом ущипнула себя и помотала головой, а взгляд ее то выражал панику, то становился спокойным и немного мечтательным, то вновь отражал внутренние переживания и ужас. Мужчины лишь переглянулись. Непонятно, почему боги послали им столь странную защитницу, но выбора не было. Если эта девушка способна защитить принцессу, они сделают все от них зависящее, чтобы подготовить ее к этой миссии.
Между тем, второй мужчина закончил приготовления к трапезе, принеся глиняный кувшин, над которым вился пар. Поставив его на стол, разлил по мискам похлебку, потом налил в кружки горячий отвар, и, сделав какой-то знак, пробормотал несколько слов.
– Ешь, – Ричард взял ложку. – Потом будем собираться в дорогу.
Девушка зачерпнула ложкой кашу и осторожно попробовала. Судя по выражению ее лица, она явно ожидала чего-то иного. Но чего – мужчины определить так и не смогли. Потом она стала аккуратно есть, стараясь не обжечься и не испачкаться, и изредка бросала на мужчин настороженные взгляды.
Наталья.
– Просыпайся, – кто-то тряс меня за плечо.
И чего они ко мне прицепились. Даже умереть не дадут. Ведь было так хорошо, тепло. Я, наконец, смогла забыть о боли, особенно в потерянных ногах и руке. Наконец была спокойна за родителей. Данное мне слово они не смогут нарушить. И родят еще одного ребенка. А, может, и не одного. А эти… коновалы они. Я же слышала, что они родителям говорили. Травмы слишком тяжелые. Еще бы. Ребра в щепки, одно легкое в клочья, повреждение диафрагмы, проблемы с внутренними органами. Да тут и с половиной набора долго не протягивают. Спасибо тому идиоту с мигалкой, который на встречку вырулил. Что б ему первый столб последним препятствием в жизни стал.
Внезапно замерла и прислушалась. Что-то было не так. Не сразу поняла, что ничего не болит. То есть, авария, и все, что после нее было, мне приснилось? Мы уже получили медали, но еще не выехали домой? Как иначе объяснить, что нет ни писка приборов, ни отупляющей боли, от которой хочется кричать, ни запаха хлорки и чего-то еще, присущего медицинским заведениям. Но нет, слишком все было явным, чтобы оказаться сном. Тогда в чем дело? Я все-таки умерла? Или произошло чудо?
Села. Ничего не болит. Но страшно. Кто бы знал как. Где-то я окажусь? Открыла глаза.
– Вставай. Еда на столе, потом поговорим, – передо мной стоял мужчина в странной одежде.
Я кивнула. Нет, все-таки я умерла. Последнее, что помню – белый потолок больничной палаты и противный писк приборов. А здесь серые каменные стены, потолок деревянный, но цвет непонятный. Мебель – как в музеях, причем европейских. Ну, или в наших, которые сохранились от допетровских времен. И, что порадовало, нет той кучи аппаратуры, что поддерживала мою жизнь. Несколько фраз, которые не дали мне никакой информации, кроме имени это человека. Да, глупо спрашивать, где я нахожусь. И так ясно, что не дома. Ведь в аварию мы попали уже в городе. Чуть ли не рядом с больницей, почему я столько и прожила, а не скончалась на месте от полученных травм. И, хотя в школе я была не частой гостьей – соревнования и тренировки отнимали много времени – географию знала прекрасно и ни о каких Келурии и Ватлорнесе не слышала. А, судя по тому, как произнес названия Ричард, это явно не маленькие городки. Ватлорнес, похоже, вообще страна.
Положение моего собеседника тоже радости мне не добавило. Ну да, мужчина интересный. Но первый рыцарь, да еще и принцессы. Утри слюни, Наташенька. Тебе тут не светит ничего вообще, от слова совсем. И не сказать, что красавец, но что-то в нем есть. Темно-русые волосы чуть ниже плеч, живые серые глаза, нос с горбинкой, немного кривоват, со следом старого перелома. Аккуратные усы и бородка. Черты лица на первый взгляд излишне тонкие, аристократические, но чувствуется за всем этим внутренняя сила. Ему бы в Голливуд, играть фентезийных героев и средневековых персонажей. Или эльфов. Нос быстро сделают, а в остальном Орландо Блум с Бредом Питом от зависти удавятся. Вон как в эти декорации вписался. И почему я раньше таких мужчин не встречала. Тьфу ты, заговариваться, то есть задумываться начала. Спокойно, Наташенька, это, скорее всего сон. Видимо, тебе в капельницу что-то добавили, и ты спишь спокойно. Потому что где ты и где такой красавчик. Вот перестанет действовать лекарство, и ты обо всех мужчинах забудешь.
– Вставай, – он протянул руку.
Стала выбираться из одеяла и увидела свою руку. Целую и невредимую. Пальцы слушаются, запястье изгибается. А может это не сон? Может, я умерла? Даже не знаю, чему бы я обрадовалась больше. Так, если вернулась моя рука, значит и ноги на месте? Отдернула одеяло и действительно обнаружила там не перетянутые бинтами обрубки, а вполне себе целые конечности. Худые, но целые. Ладно, вопрос с габаритами я еще обдумаю. Потому что с такой комплекцией меня тренер вместо тренировок в столовой запрет. Я же саблю не удержу, когда на меня полную экипировку наденут. Самой бы устоять.
И вообще, чего это мой сон на меня так смотрит странно? Ну да, девушка в пижаме. Так радоваться надо, что в одежде. В больнице я вообще без всего под простынкой лежала. Даже памперсов не одевали, потому что один большой шов для удобства хирургов. И вообще, это моя любимая пижама с медвежонком. Я ее только дома ношу, чтобы не забыть нигде. Так что нечего.
Встать на пол мне не дали. Ричард почти сразу подхватил на руки и перенес на скамейку у стола. Нет, я не то, чтобы против такого способа перемещения, но как-то настораживает. Ах ты ж! Пол-то холодный. По такому даже два шага сделать, потом полчаса ноги отогревать и три дня простуду лечить. Ну, тогда понятно. А, судя по накрытому столу, меня будут кормить. Кормить – это хорошо. А еда тут съедобная, или как? Если это сон, то должно быть вкусно, а если на самом деле? Мы ж того этого, привыкли за годы тренировок к полезной и здоровой пище. Нет, нарушаем, не без этого. Ну какой подросток от сладкого откажется? Или от чипсов и газировки? Но, в основном, коктейли белковые, коктейли витаминные, овощи, фрукты, отварное, паровое, тушеное, хлеба минимум, макароны не желательны. Не гимнасты, но фигура тоже многое значит – гибкость и скорость никто не отменял.
Каша? Спокойно, Натик, спокойно. Сначала попробуй осторожненько. А то учитель по истории в свое время рассказывал, как золой солили, а то и вовсе без всего, да еще пригорало, и ели все равно. А ничего, вкусно даже. На молоке и с медом, если не ошибаюсь. А дерево настоящее, я чуть занозу не посадила. Ошкурено-то плохо. Впрочем, что с них взять, живут же в условиях средневековья и не слышали даже про банальную шкурку, не говоря про все остальные химические навороты. Ой, мамочки, тут же ни ванной, ни туалета. Как же я тут жить-то буду? Тоже что ли руки и лицо из тазика, а все остальное – летом в речке?
А может, я все-таки сплю? Причем в номере. Сейчас проснусь, а на соседней кровати Танька читает с фонариком под одеялом, чтобы тренер не засек. Надо себя ущипнуть, тогда и пойму. Больно – не сплю, не больно – сплю. Больно. И не помогло. Ладно, с этим разберусь потом. Главное, ноги и рука целы, и ничего не болит. А сон это, или жестокая реальность, разберусь. Тем более что просыпаться совсем не хочется, особенно, если проснусь в больнице под писк приборов.
Ричард присматривался к непонятной девушке. Внешность самая обычная, мало примечательная. Темно-русые волосы, едва достающие до плеч спереди и до лопаток сзади, чуть курносый носик, разве что глаза синие-синие, как небо на закате. Вот только поведение ее ничуть не соответствовало грядущему предназначению. А из глаз не уходит удивление и что-то еще, чему не подобрать определения. Неужели боги ошиблись? Не могли они так поступить с теми, кто все силы положил на защиту их последнего храма? Хотя, это боги, кто знает, что у них на уме.
Между тем жрец покосился за окно. Солнце начало опускаться. Еще немного, и оно скроется за горами. Ричард поднялся из-за стола и подошел к одному и сундуков.
– Что искать собрался? – остановил его жрец.
– Девочке одежду подобрать надо, – игнорируя взгляд Наташи, спокойно произнес рыцарь. – Не тащить же ее в замок в таком виде.
– Да, еще не лето, – вздохнул жрец. – Кой какие вещи тут были, но, сам понимаешь, крестьяне приносили, вид у них… – он не договорил, лишь махнул рукой.
– Какая разница, – пожал плечами мужчина. – Нам бы до замка добраться, а там в печку барахло это отправим.
Жрец равнодушно пожал плечами и поспешил на поиски требуемой одежды. Минут через десять на кровати лежали полинявшие юбка и кофта, большой цветастый платок и непонятного вида обувь.
– Поела? – Ричард подошел к девушке, и, дождавшись утвердительного кивка удивленной происходящим Наташи, перенес ее обратно на кровать. – Переодевайся.
После этого мужчины вышли. Перед тем, как покинуть сторожку, жрец прихватил с собой мешочек и трубку.
– Вот ведь… – Наталья с трудом сдержала рвущиеся выражения. Не успела она разобраться, что к чему, а ею уже командуют. Сбежать бы, да только куда бежать, если она тут ничего не знает. Девушка подозрительно повертела вещи, и, убедившись, что они чистые, одела поверх пижамы – белья ей не предоставили. Едва закрепила при помощи веревок обувь, напоминавшую гибрид лаптей и домашних шлепанцев, то позвала вышедших на улицу мужчин. – Готово!
Ричард вошел и осмотрел девушку. В одежде одной из крестьянок, она почти не отличалась от местных жителей, главное, не вглядываться в ее лицо, могущее сразу выдать, что девушка не местная. Слишком бледной она была на фоне загорелых женщин, и слишком худенькая. Последнее не было чем-то неестественным, но женщины, по большей части, делились на крепких, здоровых крестьянок, которые и в поле пашут, и часть мужской работы справят, и на опухших от голода нищенок без своего угла, перебивающихся случайным куском. А таких, как эта Наташа, можно было увидеть только в городах, пока города еще существовали, да в отдельных замках среди девушек из состоятельных семейств, что не мешало им после свадьбы обзаводиться обширными формами. Мужчина подошел и поправил платок, так что бы он как можно больше скрывал. Пусть случайные встречные думают, что рыцарь тащит в замок бабенку для развлечений. Ему от этого ни жарко, ни холодно, а девушке и подавно. Кто потом узнает в юной воительнице то чучело, которое сейчас перед ним стоит? Если только получится сделать из нее воительницу, тут же поправился Ричард. Только откармливать неизвестно сколько придется.
– Верхом ездить умеешь?
Девушка покачала головой. Мужчина вздохнул. Все получалось сложнее, чем казалось на первый взгляд. А он, было, обрадовался. Девушка ведет себя тихо, спокойно. Не без странностей, но это мелочи. Истерики не закатила, сбежать не пыталась. Впрочем, кто говорил, что будет легко? Боги любят устраивать сюрпризы. И этот раз не оказался исключением. Обнадеживает, что фигуркой она не в крестьян пошла. А раз так, можно попробовать научить. На худой конец, приставит к принцессе помимо этой девушки еще пару охранников. Девчонке достаточно будет выиграть несколько секунд, пока стража вбежит в комнаты.
Рыцарь промолчал, но по его глазам девушка видела, что он не в восторге от ее ответа. Впрочем, он быстро взял себя в руки. Пристегнув к поясу меч и забрав щит, он лишь кивнул ей, приглашая следовать за собой. Наталья вздохнула. Выбора у нее все равно не было, а раз так, проще подчиниться.
Девушка вслед за мужчиной вышла на крыльцо и замерла. Было темно. Перед сторожкой горел одинокий факел, воткнутый в специальное крепление на каменном столбе. К тому же столбу был привязан гнедой конь. Мощное сложение животного ясно свидетельствовало, что оно предназначено для участия в сражениях и с легкостью выдержит не только всадника в полной броне, но и свою собственную защиту. Сейчас же на нем была только легкая попона и седло.
Ричард прислонил щит к столбу, подхватил девушку и посадил ее на коня. Тот даже ухом не повел на действия своего хозяина. Наташа вцепилась в седло обеими руками, боясь, что, как только животное сделает хоть один шаг, она тут же полетит спиной вперед на землю. Рыцарь легко взлетел в седло, принял у жреца щит и как-то закрепил его, чтобы не мешал ни коню, ни людям. Потом одной рукой обнял девушку, второй потянул поводья, и конь побрел в сторону смутно выделявшегося на ночном небе замка.
Наташа осторожно рассматривала местность, по которой они ехали. Полная луна успела подняться достаточно высоко и залить своим светом долину. Далеко по обе стороны к небу поднимались то ли холмы, то ли лес, то ли поросшие лесом холмы. Впереди, на невысоком холме, чернел замок, очень похожий на те, что она видела в Европе. Девушка отчетливо различала две большие крепостные башни, по центру мощные ворота, и огромный донжон за ними. Даже на расстоянии сооружение поражало своими размерами. Впрочем, долго изучать его Наталья не стала, справедливо решив, что успеется, и переключила внимание на деревеньку через которую им предстояло проехать.
Собственно на фоне замка деревня смотрелась неуместно, как если бы на Красной площади сняли брусчатку и выстроили деревенские времянки. Тесные хибары из непонятного материала, а, скорее всего, просто сплетение веток, обмазанное снаружи глиной, крытые соломой, плетеные, кое-где покосившиеся заборы, навесы со сваленными под ним инвентарем, дровами и прочим добром, которое не вмещалось в домики. В центре деревни дома были больше, богаче. На окраинах – совсем развалюхи. На одном из таких «богатых» домов скрипела вывеска. Рассмотреть в темноте картинку не получилось, но девушка не сомневалась, что это местная таверна.
За деревенькой раскинулись то ли луга, то ли поля. Собственно в темноте они угадывались только по тому, что часть долины была ровной. Разве что кое-где стояло одинокое дерево, призванное давать работникам тень днем. Что было с другой стороны дороги, Наташа посмотреть не решалась, слишком страшно было в ее положении повернуться. До этого весь ее опыт верховой езды сводился к кругу по загону в зоопарке, когда рядом идут мама с папой и придерживают за ноги, а коня ведет специальный человек. А тут непонятно что к чему. Хорошо, если просто сон, а если нет? Падать тогда будет очень больно.
Ричард про себя усмехнулся, отметив интерес девушки к пейзажу, потом тронул коня каблуками, заставляя того прибавить скорость. Плестись шагом до самого замка ему не хотелось. Тем более что это выбивалось из образа, который он старался играть. Наташа ойкнула и вцепилась в его руку, на что мужчина только улыбнулся. Все правильно. Так даже лучше. Там они смогут избежать подозрений. И не придется опасаться, если станет известно, что Ричард Атчер вернулся в замок ночью в обществе какой-то девушки-селянки. И, тем более, никто не станет интересоваться, куда эта девушка делась потом: так и осталась в замке, отправилась бродяжничать на свой страх и риск, а то и вовсе была брошена на дно рва на прокорм тамошним обитателям. Ров-то у замка достаточно глубокий, а обитатели любят мясо. Попробуй, найди кости тех, кто вызвал неудовольствие обитателей замка.
Наташа с ужасом сидела на коне, мысленно повторяя «Отче наш», в надежде, что она-таки доберется до замка живой и невредимой. А еще приходила мысль, что это не сон. Потому что во сне ты не чувствуешь всех «прелестей» скачки, тебя не укачивает, не подбрасывает в седле, не трясет и много прочих не. Раз она все это ощущает, значит, это не сон. Значит, она умерла в своем мире, и оказалась здесь. Девушка вздохнула. Главное, родители дали ей слово. Она успела сделать так, что они не останутся одни. А сама она как-нибудь устроится. Переживать же и плакать будет, когда окажется на месте.
Замок постепенно приближался. Вот уже конские копыта ступают по мощеному камнем подъезду к мосту. Наташа бросила быстрый взгляд вниз и удивилась. Она ожидала увидеть обычный булыжник, но вместо него лежали ровно пригнанные каменные плиты, на вид гладкие. А потом конь ступил на настил моста, и тут девушка дала себе слово при свете дня посмотреть, что же это за материал такой. Не камень, не железо и не дерево. Что-то странное.
Копыта коня процокали по странному покрытию моста, потом по мощеному камнем двору, после чего животное вошло в какое-то помещение и остановилось. Ричард спустился на землю, помог слезть своей спутнице, и куда-то ушел. Наташа осмотрелась, но ничего, кроме дверного проема, не увидела. В помещении царила кромешная тьма, отчего Наталье стало неуютно. Обоняние тоже отказывалось помогать. По логике, это должна была быть конюшня, но девушка не чувствовала никаких запахов. Оставалось надеяться, что, вернувшись, рыцарь все объяснит.
Вскоре действительно раздались шаги, на этот раз двух человек. Вскоре появились и они. Незнакомый мужчина нес факел. Он же молча подхватил поводья, и повел коня вглубь построек. Сам Ричард взял девушку за руку и тоже повел, только в противоположном направлении. Сколько времени и куда они двигались, Наталья не понимала. Попытка считать шаги ничего не дала, поскольку девушка запуталась в подоле длинной юбки и чуть не упала. Как в этом лабиринте ориентировались другие, она могла только догадываться. Но вскоре можно стало различить слабый свет, а, повернув еще раз, они вышли к двери, возле которой горел факел, и стояла охрана.