Мой саквояж

Научил

В Римини жили в отеле «Два моря». Возвращаясь из города в отель, сажусь в такси. Говорю водителю название отеля: «Duo mare», per favore. Он, не поворачиваясь, поднимает указательный палец и отвечает: «Uno mare», ma «Duo mari»

Глава 2. Барселона – Фигерас

Если бы города были людьми, Барселона была бы тем эксцентричным товарищем, который носит шарф в теплую погоду, носки разных цветов, разговаривает на трёх языках одновременно и убеждён, что его гуакамоле (соус из авокадо) – лучший в мире.

И еще, это город, который доказывает, что в природе нет абсолютной точности и прямолинейности.

А сами каталонцы – это особый вид людей. Они говорят на каталанском (который звучит как смесь французского, испанского и секретного кода), едят паэлью с чернилами каракатицы (чтобы все знали, кто тут хозяин моря) и говорят, что Мадрид – это вообще на другой планете.

Паэлья, тапас – испанский рисковый квест

Заказав паэлью, я ожидал изысканное блюдо, а получил плоскую сковороду с ручками и «дарами моря» засыпанными рассыпчатым рисом. Там было все: кальмар, мидии, похожие на инопланетные ракушки, креветки, а также кусочки лимона и тушеные баклажаны.

А еще блюдо под названием тапас – это когда вы заказываете «понемногу всего», а в итоге получаете 10 небольших тарелок с тем, что в других странах считается закуской. «О, хамон! – радостно сказала девушка из группы, указывая на розовые полупрозрачные ломтики. – Это же испанское наслаждение. У нас такой уже не купишь».

А ещё там были жареные перцы, которые назывались «плохонькие» («nimientos де пэдрон»). «Маленькие, но злые, острые на язык, как моя теща» – предупредил бармен, наливая при этом в бокал "Cava rose" (розовое вино). Один из них таки вызвал пожар у меня во рту. Muchas gracias, cava rose!

Фламенко – страсть и огонь, но почему все так серьёзно?

Фламенко – это круто. Вы заходите в помещение, где танцоры в облегающих черных костюмах выбивают ногами дробь, от которой дрожит содержимое бокалов. К ним присоединяются строгие женщины в длинных красных платьях с оборками и воланами, яркими цветками и большими металлическими гребнями в волосах. Их движения более плавные и грациозные. Гитарист делает лицо, будто решает уравнение четвёртой степени, а певец орет так, словно его, только что, ограбили. Зрители заворожены и подбадривают танцоров криками «Оле!». Вы пытаетесь понять, о чём смысл песни, но в итоге решаете, что это, наверное, «Ода обжигающей страсти». В итоге все бурно аплодируют, а вы тихо радуетесь, что танцоры не проломили сцену – хотя, возможно, это было бы логичным финалом.

Барселона – это место, где архитектура бросает вызов гравитации, еда – пищеварению, а жизнь – всем правилам. Здесь можно потеряться в лабиринте узких улочек, найти себя в хоре кричащих чаек на Барселонете, а потом снова потеряться. Именно в этом безумии и скрыт её гений. Как сказал на прощание гид: «Если вы уедете без новых воспоминаний и лёгкой испанистой путаницы в голове, значит вы чего-то недопоняли»

Симфония в камне

В сердце Барселоны, словно вырастая из самой земли, возвышается Саграда Фамилия – храм Святого Семейства, ставший воплощением веры, природы и бесконечного творческого поиска. Его создатель, Антонио Гауди, посвятил этому проекту 43 года жизни, превратив строительство в священнодействие.

В 1883 году молодой Гауди, уже известный своими причудливыми домами в стиле каталонского модерна, принял руководство над проектом, начатым архитектором Франсиско де Паула дель Вильяром. Скромная неоготическая базилика в его воображении преобразилась в грандиозный собор, где камень оживает, изгибаясь подобно ветвям деревьев. «Природа – мой главный учитель», – говорил Гауди, черпая вдохновение в горах, морских волнах и лесных каньонах.

Он задумал храм как «Библию в камне». Три фасада – Рождества, Страстей и Славы – иллюстрируют этапы жизни Христа. Каждая из 18 будущих башен символизирует апостолов, евангелистов, Деву Марию и, главную, 170-метровую – Иисуса. Внутри собора колонны, подобные гигантским деревьям, образуют «каменный лес», где свет, проникающий через витражи, создает мистическую игру цветов.

Гауди отвергал прямые линии, считая их «творением человека». Вместо этого он использовал параболоиды и гиперболические формы, рассчитывая конструкции с помощью подвесных цепных моделей. Впоследствии, на компьютерах НАСА проверили его расчеты и удивились, насколько точными они были. Работая без чертежей, он жил на стройке, порой прося милостыню на материалы. «Мой клиент – Бог, Он не спешит», – шутил архитектор, чья жизнь оборвалась трагично.

После смерти Гауди Саграда Фамилия пережила гражданскую войну, разрушение мастерской с макетами в 1936 году и десятилетия споров. Сегодня, с помощью 3D-моделирования, храм достраивают, следуя сохранившимся эскизам. Планируемое завершение к 2026 году – столетию со дня смерти мастера – станет моментом, когда человечество соединит прошлое и будущее в камне.

Побывав там, начинаешь понимать, что это не просто храм, а диалог между человеком и вечностью. В каждом завитке решётки, в каждой скульптуре (выполненной при жизни Гауди по слепкам с местных жителей и животных) читается его гений. Это памятник вере в то, что даже самое невозможное может быть создано, если отдаться мечте без остатка. Как сказал сам Гауди: «Оригинальность – это возвращение к истокам». И собор, устремлённый в небо, тому доказательство.

Музей Пикассо: где кубизм встречает каталонский абсурд

В барселонском музее Пикассо, кажется, даже стены шепчут: «Я тоже ничего не понимаю, но это искусство!»

Экскурсия начинается с зала, где молодой Пабло рисовал как традиционный художник. «Смотрите, голубь!» – восхищается туристка. «Это не голубь, это ранний период!» – парирует гид, делая таинственное лицо. Рядом висит натюрморт с яблоком, и кто-то обязательно шепнет: «Да я так тоже могу!» – «И где же очередь к вашей картине в Лувре?» – съехидничает гид.

Но настоящий трэш начинается в залах с кубизмом. Тут посетители превращаются в мудрецов, разгадывающих ребусы. «Это женщина? Или стул с глазами?» – спрашивает парень, показывая на холст. Гид, не моргнув глазом, объясняет: «Пикассо видел мир через призму… ээ… многогранности!» Все кивают, хотя ничего не понимают.

Одна дама пытается сфоткать «Портрет женщины», но её селфи-палка упорно ловит в кадр чей-то лоб. «Это же кубизм! – подшучивает её знакомый. – Теперь у тебя три глаза на фото.

В углу зала группа туристов медитирует перед «Голубкой», пытаясь увидеть в ней сакральный смысл. «Это символ мира!» – просвещает гид. «А почему у голубя квадратный хвост?» – не сдаётся ребёнок. «Потому что мир – сложная штука», – философски вздыхает гид, быстро переходя к следующей картине.

Кульминация – зал с «Менинами». Тут даже искусствоведы чешут затылки. «Пикассо переосмыслил Веласкеса!» – гордо объявляет гид. «Переосмыслил или перепутал?» – сомневается турист, сравнивая репродукцию с оригиналом на телефоне.

Покидая музей, вы ловите себя на мысли: а что, если Пикассо просто веселился, наблюдая, как потомки ломают головы над его «голубями»? Чувства юмора ему было явно не занимать. Ведь, как гласит местная поговорка: «В Барселоне даже камни смеются». А уж картины – тем более.

Мир Сальвадора Дали

Подходя к театру-музею Сальвадора Дали в Фигерасе кажется, будто ступаешь на край реальности. Здание, словно выросшее из сновидений, с малиновыми стенами, увенчанными гигантскими яйцами и золотистыми выпуклостями из хлеба. Эти яйца – не просто декор. Они как обещание: внутри начнется что-то новое, странное, ещё не вылупившееся. Сам Дали называл музей «лабиринтом сюрреализма», и уже на пороге понимаешь, что он не шутил, а, наверное, подумал; "интересно, а что получится, если смешать пряничный домик, калейдоскоп и психоделический опыт?"

Первое, что встречает во внутреннем дворе, – чёрный кадиллак, из капота которого растёт скульптура «Дождливое такси». В салоне – манекены под зонтами, а с потолка капает настоящая вода. Рядом – статуя королевы с головой из автомобильных покрышек. «Что это и зачем?» – хочется спросить. Но Дали не отвечает на вопросы. Он смеётся: его искусство – это игра в «поймай смысл», где правила пишутся на ходу.

Галереи музея – это вынос мозга, оформленный в красках. Мистика соседствует с реальностью. Картины перетекают друг в друга. Расплавленные часы («Постоянство памяти») соседствуют с гигантскими муравьями, а голограмма Христа парит над лестницей, ведущей в никуда. В зале Мэй Уэст лицо актрисы складывается из дивана-губ, носа-камина и глаз-картин. Чтобы увидеть иллюзию целиком, нужно подняться на специальную площадку. «Искусство должно быть тактильным», – будто шепчет Дали, заставляя зрителя стать соучастником мистификации.

Купол музея – это прозрачная сфера, закрывающая от солнечных лучей полотно мастера «Обнаженная Гала, смотрящая на море», картину-иллюзию, картину-загадку. Если отойти от нее на небольшое расстояние, то в ломаных линиях и цветовых пятнах просматривается портрет Авраама Линкольна.

Залы, где стены растворяются в зеркалах, а потолки прорываются в бесконечность. Лабиринт коридоров, где каждая дверь ведёт в новую вселенную: то в комнату с гигантской губной помадой, то в подземелье с золотыми скелетами.

«Предел тупости – рисовать яблоко как оно есть. Нарисуй хотя бы червяка, истерзанного любовью, и пляшущую лангусту с кастаньетами, а над яблоком пускай запорхают слоны, и ты сам увидишь, что яблоко здесь лишнее – говорил Дали. Эту мысль он идеально воплотил в картине «Сон, навеянный полетом пчелы вокруг граната за секунду до пробуждения». В его мире яблоко может стать глазом, взрывом или символом греха, зависшим над пустыней.

Здесь нет места буквальности. Сюрреализм – это свобода превращать реальность в ребус, где, каждая абсурдная деталь, это намек и приглашение к игре.

Уходя из музея, ловишь себя на мысли, что мир за его стенами кажется плоским. Дали не просто бросал вызов условностям – он собирал реальность, как конструктор, оставляя зрителю право додумывать, спорить, восхищаться или возмущаться. Его Фигерас – не музей, а манифест: искусство не обязано быть правильным. Оно должно будоражить, как удар метронома в тишине, как яйцо на крыше музея, которое вот-вот треснет, выпуская на волю новые миры.

Центр Барселоны

Площадь цветов

Конная статуя графа Барселоны и Жироны Рамона Беренгера III

Гуси Святой Евлалии – покровительницы и небесной заступницы города в главном соборе Барселоны

Фигерас. Дом-музей Сальвадора Дали

Глава 3. Многоликий Китай

Шеньян – Цзилинь – Гирин – Суйфэнхе – Пекин

Раннее утро, алеет восток. Поезд неспешно движется по Великой Китайской равнине. До самого горизонта простираются прямоугольники заливных рисовых полей. На некоторых чеках, стоя в воде, уже трудятся крестьяне в соломенных шляпах чжули.

На востоке страны день начинается рано. Китай расположен в пяти часовых поясах но на всей его территории действует единое "пекинское время".

Улицы постепенно заполняют велосипедисты. Сначала трудно перейти дорогу в этом сплошном потоке. Потом привыкаешь – объезжают.

Подтягивается в парки старшее поколение. Бодренькие дедушки и бабушки в трениках занимаются оздоровительной гимнастикой цигун, тайцзыцюань. Неспешно двигаясь под звуки незамысловатой музыки, впитывают в себя энергию неба и земли.

Начинается рабочий день. Ведутся дорожные работы. Тут же собирается группа из нескольких человек. Отчаянно жестикулируя, обсуждают процесс, при этом давая советы рабочим. Те не реагируют. Но все при деле.

Из придорожного кафе выходит кухарка и прямо на тротуаре чистит рыбину, смывая чешую водой из шланга.

Уличный торговец расставляет на прилавке корзинки из рисовой соломы, статуэтки лягушек: денежные – с палочкой, монеткой во рту, черепаху, с двумя маленькими черепахами на спине, фигурки китайских божков: смеющегося Будду, толстого Хотея – символа богатства, веселья и достатка. Согласно преданию, он может исполнить любое желание. Для этого нужно лишь его загадать и, уединившись в тихом укромном месте, триста раз потереть Хотею животик.

Тут же развешаны графические изображения иероглифов, некий симбиоз живописи и письма.

Иероглифы – особая тема. Так, иероглиф Nu означает «женщина». Два одинаковых иероглифа «женщина» nuán дословно читаются как «две женщины под одной крышей» и означают ссору. А три – безнравственность, или разврат.

Женское начало в китайской философии олицетворяет понятие инь – сумрачное, коварное начало мироздания. В противовес этому, понятие ян – положительное, светлое мужское начало. Означают две стороны горы – светлую и сумеречную. Вот такая философия.

Китай – страна своеобразная. В послевоенные годы прошли через «Культурную революцию», хунвейбинов, доменные печи во дворах и прочие неоднозначные эксперименты. Методом проб и ошибок нашли оптимальный вариант экономического развития с "китайской спецификой".

В результате экономических реформ, начатых Дэн Сяопином в конце 70-х годов прошлого века, за короткий период, Поднебесная прошла путь от отсталой аграрной страны до второй экономики мира.

Страна – лидер по притоку иностранных инвестиций. Хуацяо, этнические китайцы, живущие за рубежом, тоже инвестируют в национальную экономику. Все «нажитое непосильным трудом» не стараются вывезти из страны и спрятать в офшорах. Имущественное расслоение существует, но не бросается в глаза. Чиновники и нувориши стараются не выставлять напоказ свое богатство.

Духовный вдохновитель нации Конфуций сказал: «Стыдись быть бедным, когда в стране есть путь, стыдись быть знатным и богатым, когда в ней нет пути». В таком густонаселенном государстве должен быть баланс и порядок, иначе наступит разлад и хаос. Равновесие «Хэ». Река жизни не должна быть бурной. Философия простая и понятная – делать свое дело вдумчиво и не спеша.

Во внешней политике придерживаются принципа: «Наблюдать, оставаясь в тени, и не раскрываться». Как выразился китайский философ Лао-цзы: «Если кто-то причинил тебе зло, не мсти. Сядь на берегу реки, и вскоре ты увидишь, как мимо проплывает труп твоего врага».

В трактате «Искусство войны», мыслитель и стратег Сунь-цзы, живший еще в IV-м веке до н. э. утверждал: «Если нет выгоды, не двигайся; если не можешь приобрести, не пускай в ход войска; если нет опасности, не воюй. Повергнуть врага без сражения – вот вершина».

В общем, в битве двух тигров в долине, побеждает хитрый китаец, сидящий на горе и ожидающий, когда по реке проплывет труп врага.

А ты поел?

Ни чи ле ма? – китайское приветствие, которое иногда вызывает недопонимание у иностранцев. Дословно переводится как “Ты поел?” То есть, если ты хорошо кушаешь, значит у тебя и в остальном порядок.

В стране царит культ еды. Вечером, на уличных лотках и открытых площадках, готовится, и тут же поглощается разнообразная снедь. В кафе и ресторанах предлагается широчайший ассортимент блюд.

В некоторых заведениях установлены аквариумы с живыми обитателями глубин Южно-Китайского моря – рыбами, головоногими моллюсками – кальмарами, каракатицами, осьминогами и другими морскими гадами. В Италии их называют более благозвучно – Frutty di mare (фрукты моря).

Тут же разнообразные, креветки (по-китайски – пи пи ся).

Можно выбрать любого представителя морской фауны и его тут же приготовят. Однажды наблюдал, как наш, не очень трезвый соотечественник, засучив рукава, погрузил конечность в аквариум, выудил из него существо фаллической формы, так называемую рыбу-пенис, и поволок на кухню для готовки.

В столице гвоздь программы – утка по-пекински. Живую птицу выносит в клетке повар, показывает присутствующим, и, под одобряющие возгласы, несет на кухню. В отличие от большинства блюд китайской кухни, которые готовятся на открытом огне, утка запекается в духовке, при высокой температуре. Под аппетитно поджаренной румяной корочкой – слой жира. Перед приготовлением тушку фаршируют различными специями, травами, фруктами. Отсюда особый вкус и аромат.

Подают разнообразные супы из акульих плавников, черепах, змей. Особо ценится суп из ласточкиных гнезд, которые собирают на отвесных скалах в приморских провинциях.

Сначала дают попробовать, спрашивают, понравилось блюдо или нет, а потом уже говорят, что это было.

Обедаем в ресторане. Приносят блюдо, нарезанное кольцами и посыпанное специями. Говорят: это изысканный деликатес, особо полезный для мужчин. Рядом со мной, за столом, сидит представитель принимающей стороны мадам Там. Спрашиваю у нее:

– Мадам, а это что за деликатес?

Она смущенно улыбается:

– Ну это, говорит, – такой говяжий орган.

После обеда переспрашиваю у переводчика:

– Что за орган?

Он машет рукой:

– А-а-а. Ничего особенного. Бычий хлен под малинадом.

Нашего сопровождающего зовут Саша. Как и многие китайцы, он не выговаривает букву «р». Его настоящее имя довольно сложное и он обижался, когда его произносили неверно, или не с той интонацией. Учил язык на курсах в Чите, жил в общежитии и там поднаторел в ненормативной лексике, которой перемежал свою речь. Иногда загибал и обкладывал "трехэтажным".

Говорит: – Это то, что запоминается лучше всего. А некоторые похожие слова есть и в нашем языке. Хотя имеют иной смысл. Например: "Ни хуи бу хуи?" – ты возвращаешься? Или пословица: "Ибу ибуди – хуидао муди" – шаг за шагом можно достигнуть цели. Могу продолжить.

– Спасибо, достаточно, просветил.

Заходим пообедать. Он листает меню и, посмеиваясь, выбирает необычные для нас блюда. В предвкушении нашей реакции с ухмылкой спрашивает:

– Так, жареная саранча, шелковичные гусеницы, что есть будем?

Говорю:

– Саша, ты бы еще яйца в извести предложил. Сам ешь кузнечиков. А нам закажи что-нибудь посущественнее, более привычное, и без экзотики. Перефразируя известную поговорку: завтрак съешь сам, на обед сходи к другу, а ужин забери у врага и оставь на завтрак.

На Великой Китайской стене

Мы стоим у центральной трибуны китайской столицы на площади Тяньаньмень – «Врата Небесного Спокойствия».

За нами трибуна с портретом Мао Цзедуна, впереди – одна из самых больших площадей в мире. Представителя принимающей стороны зовут Ян Бао. Он рассказывает о древних традициях местной демократии. В частности, говорит он, – любой китаец может выйти на эту площадь и высказать мнение о своем начальнике, ругать его. И ничего ему за это не будет.

– Ян, – спрашиваю у него, – а может простой китаец покритиковать здесь высокопоставленного чиновника, или, например, выразить свое несогласие с высказыванием Великого кормчего «Только тогда, когда комар сядет тебе на яйцо, ты поймёшь, что точность важнее силы»?

На мгновение на его лице мелькает улыбка, которую сменяет тень сомнения. Он предпочитает не отвечать на провокационный вопрос и устремляет взгляд куда-то вдаль, за мавзолей и Дом национальных собраний. У него миндалевидные глаза и широкие скулы. Ян не относится к титульной нации, которой являются ханьцы, он из дунган и исповедует ислам.

С площади переходим в «Пурпурный запретный город Гугун» – главный дворцовый ансамбль китайских императоров, которые в народе считались потомками драконов. Это один из самых древних дворцовых комплексов, сохранившихся до наших дней в первозданном виде. Многие дворцы и пагоды сделаны из дерева. Печных труб не видно, уже в те времена было центральное отопление и полы с подогревом.

Отсюда Поднебесной правили представители династий Мин и Цин. Раньше простой смертный не имел права смотреть на императора и не мог войти в Запретный город. Европейцев, независимо от ранга, начали пускать сюда только в начале прошлого века.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.