Аурелия Аурита. Часть первая. Дорога к Замку

Виктория Сушкова

Аурелия Аурита. Часть первая. Дорога к Замку

Бурлящий поток

Январский запоздалый рассвет заблудился где-то в цепких объятиях оголённых ветвей тополей, взметнувшихся ввысь как огромные опрокинутые мётлы. Медленно и лапидарно закипал на востоке мутный янтарь зимнего солнца, не желая осветить бледным светом своим серое небо и притаившийся в сумеречном тумане Город, лишённый за неведомые грехи новогоднего снега.

В квартире царил стойкий хвойно-мандариновый аромат, как и полагается на Руси в первые дни наступившего года, а в томной мгле комнаты всё пребывало в тихом и тёплом уюте, и нежелание потерявшегося утра посетить Город пришлось как нельзя кстати, потому что можно было продолжать преспокойно спать и видеть ванильные сны в коварной предрассветной безмятежности.

А вот телефонный звонок, разрушивший предутреннюю грёзу, был некстати. Совсем некстати. Кирилл даже не успел запомнить свой сон. Помнилось только, что он был ванильным, но почему, и, собственно, как ванильным – на цвет, запах или вкус, позабылось. Мучительно хотелось это выяснить и вернуться в сон.

Треклятый звонок повторился, и обиднее всего – верещал не Кириллов мобильник. «Чокнутая лягушка» вопила в районе дивана, где почивал Сан Саныч, петербургский родственник, остановившийся у них проездом после новогоднего отпуска в Красной Поляне. Кирилл, мысленно проклиная Аэрофлот, не пожелавший накануне вечером доставить родственника в Питер ввиду отсутствия билетов, пошарил рукой на полу возле своей кровати, нащупал тапок и метнул его в диван. Тёмный клетчатый плед на диване зашевелился, Сан Саныч где-то откопал «чокнутую лягушку», и та наконец заткнулась. Но взамен вожделенной тишины послышалось невнятное бормотание самого Сан Саныча. Мобильник маячил зелёной подсветкой и освещал зелёным светом ухо и пол-лица Саныча.

«Да он ещё и ответил! И это вместо того, чтобы выбросить телефон в форточку! Ишь, зеленеет себе! Шрек несчастный…» – Кирилл попробовал закрыться разом ото всех звуков и нырнул с головой в пуховое море подушек, но некоторые фразы с дивана всё же достигли его слуха.

– Я в Краснодаре, – бубнил Сан Саныч, – застрял тут в провинции на задворках злосчастной империи… Сегодня вечером вылетаю…

Даже спросонья Кириллу стало обидно за малую Родину и за Отечество в целом, и он скинул с себя подушку.

– Это какие такие задворки? Это какой такой злосчастной империи?!

– Римской, – ответил Саныч. – Да шутю я, шутю, спи.

Гость отключил свой мобильный телефон и опять залез под плед – видимо приготовился мирно досматривать свои сновидения. А вот Кирилл уже почти проснулся, но соображение работало пока слабо.

– Ахинея какая. Краснодар – провинция Римской империи? Как Помпеи?

– Да, только у вас Везувия нет.

– Саныч, похоже у тебя стойкая потеря совести. У меня сессия, у меня вчера был экзамен, а в понедельник – следующий экзамен, я имею право в конце концов отоспаться после Нового года? И ты меня разбудил, чтобы я услышал, как ты сообщаешь неизвестно кому, что мой родной город полная провинция и здесь даже Везувия нет! И это ни свет ни заря! А мне такой крем-брюле снился!.. И вообще, у вас питерских вечный комплекс неполноценности из-за «недостоличности» …

– Эротический крем-брюле?

– Да ну тебя. Мило, что ты сегодня улетаешь.

– Очень негостеприимно и невежливо.

– Зато очень по провинциальному прямолинейно.

Кирилл вновь закрылся подушкой и попытался уснуть. Прошло полчаса, и после многочисленных переворачиваний с бока на бок ему наконец удалось слегка забыться, только вот столь желанный ванильный сон не возвращался, и вообще ничего не снилось. Да и недолго длилось это забытьё, потому что и его вскоре прервали также неожиданно и грубо, как и в первый раз: внезапно внизу во дворе послышался душераздирающий женский вопль, потом всё стихло. «Веселится и ликует весь народ? Кто-то требует продолжения банкета?» – Кирилл почему-то подумал, что во дворе гуляют захмелевшие соседи.

Но день обещал быть богатым на события, тишина продолжалась лишь с четверть часа, и по их истечении под окном раздался вой сирен, а в комнату поспешила войти мама, прямо с чашкой дымящегося кофе, и, не обращая на них с Санычем никакого внимания, прильнула к окну.

– Максим из девяносто пятой с балкона выбросился!

– Выбросился или выбросили? – уточнил Саныч деловитым голосом знатока детективного жанра, зевая и протирая глаза.

– Он живой? – Кирилл лихорадочно разыскивал в потёмках что-нибудь из одежды, голова и руки отказывались ему повиноваться.

– Что ты! Господи, ведь девятый этаж, а внизу голый асфальт, конечно, чудес не бывает… Какой ужас! Смотри – скорая уехала, полиция и катафалк остались – мама горестно покачала головой и, тщательно размешав ложечкой сахар, отставила чашку на подоконник.

Кирилл кое-как натянул на себя джинсы и свитер и подбежал к окну. Внизу во дворе немногочисленными группами стояли люди, в основном полиция, но были и ранние зеваки, которых стражи порядка безуспешно старались оттеснить под тополя.

Рассвет только занялся, и в утреннем тумане на островке желтоватого света, исходящего от фар автомашин, в луже чего-то красно-бурого распростёрлось тело. Максим лежал лицом вверх, с высоты из окна не было видно не только его глаз – невозможно было разобрать даже черт лица, но Кириллу показалось, что глаза его открыты и смотрят прямо на него. Вместе с проблеском зимнего дня в город врывался стремительный северо-восточный ветер, над покойником неслись клубы тумана, обрывки бумаги, ёлочная мишура… Кирилл вспомнил, что синоптики к вечеру обещали ураган.

– Они с Кириллом учились в одной школе, в параллельных классах, Кирилл поступил в университет, а Максим ушёл в армию. Позже, когда вернулся, внезапно умерла его мать – от онкологии, отца никто и не видел никогда, да и других родственников тоже, в то время наверно и подсел на наркотики, за полгода сгорел человек, – мама делилась информацией с Санычем.

– Может быть он ещё до армии баловался наркотиками? Неужели за полгода можно так себя довести? Наверняка передозировка, или некачественная «соль», так часто случается, – Сан Саныч решил проявить свою просвещённость и в этом вопросе. – Хотя, о чем это я: как яд может быть «качественным»? O tempora, o mores! Но итог закономерный: как говориться, если смотришь в бездну, то бездна тоже смотрит в тебя…

– Я как-то предлагал ему заняться чем-нибудь полезным, даже приглашал в наш спортивный клуб, но это было безнадёжно… – признался Кирилл.

– Спортивный клуб! Не смеши меня– очень он ему нужен, разве что для поиска новых жертв этой заразы. Хотя, парни у вас серьезные, поэтому видать и не сунулся. Хорошо то, что жил этот Максим этажом ниже, а не выше – если бы я ненароком узрел в окно как он мимо нас пролетает, меня бы точно инфаркт хватил! – Сан Саныч откровенно не демонстрировал особой жалости к самоубийце-наркоману.

– Хорошо, что девчонки спят в дальней комнате. Кирилл, сестренки скоро проснутся, надо сходить за продуктами, как назло, у нас и хлеб кончился и молоко, а я не могу теперь даже в подъезд спуститься – жуть как боюсь покойников. Да и не выношу все эти разговоры: «был человек, нет человека, сам ступил на неправильный путь, естественный отбор» и так далее – такое лицемерие, развели криминальный беспредел, пропаганду насилия, коррупция кругом, и все вокруг молчат, а когда кто-то гибнет, значит сам виноват…

– Вы, голубушка, конечно правы – наше общество далеко от совершенства, но наркомании и алкоголизму всё же наиболее подвержены люди с ослабленной психикой и генетикой. И одной борьбой с криминалитетом и карательными мерами тут не обойдёшься, здесь необходимо говорить о здоровье семьи, как ячейки общества, и правильных культурных и моральных ценностях всего социума. Причина трагедии многогранна, поэтому и решать ее нужно тоже комплексно. То есть не только растущая экономика, образование и рачительное управление государством, должна быть государственная идеология правильного образа жизни… – Сан Саныч явно ступил на путь утренней лекции на социальные темы.

– Я сбегаю за хлебом, – Кирилл впопыхах накинул куртку и выскочил за дверь.

Когда он спустился во двор, тело уже увезли, осталось только красно-бурое пятно на асфальте и обведённый мелом силуэт. Кто-то возложил рядом с ним вместо цветов ёлочную игрушку – беззаботного этакого снеговичка. Кирилл приблизился к стоявшим поодаль знакомым по спортивному клубу, фанатам бодибилдинга Денису и Игорю, они молча обменялись с Кириллом рукопожатиями.

– Ты понимаешь, вышли мы как обычно на утреннюю пробежку, а тут такое… Это всё из-за кометы, комета какая-то сегодня мимо Земли пролетает, плохая комета.

– Вы видели, как это произошло?

– Нет, темно ещё было, только звук услышали: будто мешок с песком сверху скинули. Но говорят – самоубийство, вроде как соседка видела, как он сам перелез через поручни балкона, постоял несколько минут, а потом ласточкой вниз.

К ним тем временем подступил молоденький лейтенант полиции.

– Вы ведь в этом подъезде живёте, граждане? Если встретите где-нибудь поблизости или в городе людей, посещавших квартиру Максима, очень прошу – позвоните по этому номеру, – он раздал всем троим визитки и удалился.

– Наивный парень, – «супермен» Денис повертел визитку в руках, смял и бросил её в урну, – кто же это будет стучать на наркобаронов?

– Да, мы-то не самоубийцы, – вторая визитка из рук Игоря последовала по тому же маршруту.

Возвращаясь уже из супермаркета, Кирилл увидел бездомного пса, сиротливо жавшегося к мусорному баку. Он замечал, что Максим подкармливал бедолагу, и подолгу разговаривал с ним, видимо признавая в собаке единственного своего благодарного слушателя. Кирилл поискал чего-нибудь вкусного в пакетах, отломал кусок колбасы и дал собаке, погладив её по голове.

В подъезде его внимание привлёк почтовый ящик, на который он не посмотрел, когда спускался. В их ячейке что-то белело, кончик листочка бумаги торчал из прорези, и Кирилл смог достать его без ключа. Предчувствие чего-то недоброго оправдалось – да, это была записка от Максима, написанная, судя по педантично обозначенной рядом с подписью дате и времени, вчера. В ней он обещал посетить их самодельный фитнесс клуб и просил Кирилла вечером зайти за ним, если у того будет время.

«Вчера он ещё хотел жить, хотел выкарабкаться, заняться спортом. Вчера он ещё пытался поверить мне, тому, что жизнь, несмотря ни на что, прекрасна и удивительна. Вчера ему нужен был друг, а я не заметил записки. Я ведь знал, что у него давно нет мобильника – продал или потерял… Вчера я, наверное, ещё мог его спасти… Но у меня был экзамен по общей психологии, и меня мало что заботило кроме этого. Общая психология! Какая ирония… Экзамен я сдал его на «отлично», а вот применить свои знания на практике шанс упустил. Не сумел элементарно помочь ближнему. Ну почему всё так нелепо? Почему нельзя вернуть вчерашний день? Ничего нельзя вернуть». У Кирилла и так кошки скребли на душе, а теперь, после этой записки, его вдруг обуяла такая тоска, что самому жить расхотелось.

Казалось бы, кто ему был этот Максим? Подумаешь, учились когда-то в одной школе, ну проживали в одном подъезде. Да они даже никогда не только не дружили, не здоровались толком – так, кивнув на бегу, пробегали мимо. Ну, обмолвился пару раз Кирилл, так же на бегу, пригласив его в клуб, когда стало очевидно, что пропадает парень. Тот вроде как и не расслышал приглашения. А вот на‘ тебе – записку написал, ждал наверное, надеялся, что зайдут за ним. «Найдутся те, кто таких людей считает отбросами общества, но мать права – мы все причастны к его гибели: и моральной, и физической. Причастны своим равнодушием. А я больше всех виновен».

Угрызения совести продолжали терзать Кирилла весь день. Вечером он один поехал провожать Сан Саныча в аэропорт, так как родители повезли сестрёнок на дачу на чей-то день рождения, но даже беззаботная болтовня словоохотливого родственника не смогла отвлечь от мрачных мыслей. Саныч же пребывал в прекрасном расположении духа – утреннее происшествие давно изгладилось из его памяти:

– Теплынь какая! Градусов пятнадцать с плюсом, ай да зима! Это вследствие глобального потепления или у вас всегда так в январе? Ветрено только слишком… Говорят, ветер будет усиливаться, я даже беспокоюсь: а если рейс отменят из-за непогоды? Вроде видимость ухудшается. Как ты думаешь?

– Не отменят. Ураган будет позже, я слышал прогноз, – думалось совсем о другом. Кирилл пристально рассматривал в окно такси праздничное убранство города, но как будто не видел ничего. Мелькали за стеклом мигающие гирлянды, игрушечные Деды Морозы в серебряных шубах, ёлки с пятиконечными звёздами на макушках, блистающие разными огнями витрины магазинов. На фоне сырого и взъерошенного ветром города выглядело всё это как-то неуместно и абсурдно. Лишь на мгновение мелькающий хаос за окном сменился на гармонию торжествующей геометрии четких линий фантастических аллей парка Галицкого, но машина свернула на другую улицу – и опять: разноцветные гирлянды, мишура, ёлки, сломанные уже ветром ветви деревьев и неизменные неоновые и светодиодные звёзды…

– Вот незадача – только урагана не хватало. Мало было одной кометы. Что-то мне неспокойно. Слушай, Кир, а давай ты в аэропорту побудешь, пока самолёт не взлетит? Говорят, взлёт и посадка – самое опасное в полёте.

– Саныч, ты меня прости, не совсем тебя понял, ты как человек с учёной степенью, объясни мне невежде логику своей мысли – что изменит моё пребывание в аэропорту?

– К стыду своему должен признать, что я очень суеверен. Прошу, выполни мою просьбу, а я в знак благодарности устрою тебе летнюю практику в нашем институте. Ты же будущий биолог, а знаешь какая у нас великолепная кафедра микробиологии?

– Более чем уверен, что ты напрочь забудешь о своём обещании, как только ступишь на питерскую землю, но попытаться стоит. Ладно, не волнуйся, я буду пить кофе в буфете, пока твой самолёт не возьмет курс на Пулково.

Кофе в буфете аэропорта был сильно пережаренный, и Кирилл, добросовестно ожидавший взлёта питерского рейса, так и не допив его, покинул буфет и вышел на обзорную площадку полюбоваться открывающимся с неё видом. Короткий зимний день быстротечно клонился к закату, кое-где на вечереющем небе уже появились бледные звёзды. Очередная же неоновая звезда над справочным табло оказалась сломанной – некоторые грани её не горели, и она отражалась в стёклах панорамного окна как мигающая ультрамариновая буква «А». Самолёты, огромные белые птицы, кружили над аэродромом и выделывали замысловатые пируэты, выруливая на взлётно-посадочные полосы. Лайнер с беспокойным Сан Санычем на борту благополучно исчез за грозовыми облаками. Кирилл поспешил домой.

В дверях аэровокзала его чуть было не сбили с ног трое излишне торопящихся куда-то парней с внушительными баулами в руках. Кирилл, потирая ушибленное о проём двери плечо, пошёл на остановку троллейбуса, а озадаченные чем-то хамоватые ребята, даже не подумав извиниться, рванули к стоянке такси, громко обсуждая: стоит ли останавливаться на ночлег в Джубге или прямиком ехать до Туапсе. Они не обратили на Кирилла никакого внимания, конечно – не узнали. А вот Кирилл узнал их сразу: он часто видел и всю живописную троицу и каждого из них в отдельности в обществе Максима или возле дверей его квартиры.

Троллейбуса всё не было, а преступная троица никак не могла сторговаться с таксистами – желающих ехать под вечер в обществе подозрительных пассажиров не имелось. Водитель арендованной пассажирской «Газели», подхвативший с рейса беспечно настроенную группу зимних курортников, едущих в санаторий Горячего Ключа, «мамой клялся», что у него только одно место и дальше санатория он не поедет. Наконец нашёлся частник, который согласился подвезти их до Джубги, видимо польстившись на солидный куш. Они стали грузить свои баулы в багажник автомашины, и в это же время рядом с Кириллом вместо застрявшего где-то троллейбуса случайно приостановилась та самая «Газель» до Горячего Ключа. «Это судьба, – решил Кирилл. – Ну что ж, может это снимет с меня хоть часть вины перед Максимом?» Он нашёл на дне кармана куртки визитку лейтенанта и набрал указанный в ней номер на своём мобильнике.

– Вы сегодня утром просили меня позвонить, если увижу посетителей квартиры номер девяносто пять. В данный момент трое постоянных посетителей этой квартиры выезжают из аэропорта на трассу в направлении Джубги в бежевой девятке. Их приметы очень совпадают с фотороботами на вашем стенде о розыске особо опасных преступников. Диктую номера машины… – и, выдав всю эту информацию, Кирилл запрыгнул в «Газель», дабы лично удостовериться, что троица не уйдёт от возмездия.

Он сидел на переднем сидении рядом с водителем и в лобовое стекло отлично видел несущуюся впереди них девятку. К удаче, трансфер до Горячего Ключа больше нигде останавливался и тоже набирал скорость. Подгоняемая порывами крепчающего ветра, по улицам с красивыми частными домиками, а затем мимо пригородных садов и огородов, мимо растущих как грибы прямо средь полей «человейников» новых микрорайонов, на федеральной трассе разворачивалась неосознаваемая водителями обоих машин погоня.

Напоминающий приземлившейся космический корабль торгово-развлекательный центр OZ МОЛЛ, весь в новогодних и рекламных огнях, вновь подмигнувших Кириллу то ли звездами, то ли мерещащейся повсюду заглавной буквой «А», неизменной пробкой рядом с собой попытался слегка замедлить эту гонку, но уже очень скоро машины выехали через Восточный обход на Джубгинское шоссе и понеслись вперед.

Однако закончилась всё гораздо быстрее, чем мог предположить Кирилл, и боеготовность полиции даже вызвала у него восхищение – ведь могут, когда захотят!

Они подъезжали к гидроузлу, в этот момент дорогу девятке перекрыл пост ДПС. Но суровые оперативники в балаклавах не стали банально требовать показать документы, а просто молниеносно выволокли всех из машины, включая и незадачливого водителя, уложили физиономиями вниз и лихо окольцевали их наручниками.

Но не один Кирилл любовался дружной работой людей в камуфляже – водитель «Газели» также увлёкся ею, впрочем, как и шофёр большегрузного КАМАЗа, двигавшегося им навстречу… Оба не вписались в поворот и через мгновение врезались друг в друга. КАМАЗ вынесло на встречную полосу и он встал поперёк дороги, в него тут же въехала ещё парочка машин, к счастью уже притормозивших посмотреть полицейское «маски шоу», а «Газель» перевернуло и выбросило на обочину. Кирилл через разбившееся лобовое стекло вылетел наружу и скатился в придорожный овраг, успев при этом пребольно удариться головой о бетонный бруствер.

«Супермен» Игорёк был прав – это всё комета, плохая комета…» Держась за ушибленный затылок, пошатываясь, Кирилл выбрался из оврага и увидел, как исцарапанный осколками стекла водитель «Газели» помогает перепуганным, но невредимым пассажирам вылезти из лежащей вверх колёсами машины. Удивительно, но никто из всех участников ДТП серьёзно не пострадал. Среди постовых царило лёгкое смятение: они не знали с чего начать разбор полётов, кто-то из них приклеились к своим мобильным телефонам и рациям, другие пытались помочь отбивающимся от них вполне уже оправившимся путешественникам.

Кириллу не хотелось возвращаться к трассе: его помощь никому не требовалась, да и толку от него было мало – голова кружилась, ноги подкашивались, а от дороги тошнотворно разило пролитым бензином и машинным маслом. Усиливающийся ветер нёс по асфальтному полотну нешуточные торнадо из песка и мусора. Инстинктивно Кирилла повлекло туда, откуда веяло свежестью и прохладой – он пошёл в сторону водохранилища.

Охрана гидроузла то ли поглощена была созерцанием нестандартного зрелища массового ДТП в купе с задержанием наркодилеров, то ли не заметила его в потёмках, или вообще не придала значения походу Кирилла, но он беспрепятственно преодолел скомканные ветром решетчатые ограды и вышел к плотине.

Здесь можно было наконец вздохнуть свободно. Наступила ночь, ураганные порывы ветра едва не сбивали с ног, в небе бесились летящие в разных направлениях облака. На гидроузле начался сброс воды из водохранилища и стремительные потоки бурлящей воды Кубани обрушились вниз под ногами Кирилла, обдав его пылью прохладных брызг. Сразу перестала болеть голова, но мысли продолжали путаться.

«Какой сумасшедший день… С чего же всё началось? Да, звонок Сан Санычу. Нет, вначале был сон, какой- то ванильный сон… Вспомнить бы, что мне снилось…О чём я всё время думаю? Странно, но меня почему- то мучает одна неотвязная мысль. Я никак не могу понять: когда Максим перелезал через поручни своего балкона, (а это ещё надо суметь сделать, будь он под кайфом, вряд ли у него так координация сработала! Или наоборот – только в дурмане это возможно?), куда в этот момент был направлен его взгляд? Вниз? Безумно страшно смотреть вниз, тем более прыгать, он был слабым человеком – испугался бы и не полез. Вверх? Но небо, даже затянутое ночными тучами, так прекрасно, неужели можно добровольно расстаться с жизнью, глядя прямо в небо? Закрыл глаза? Нет, я знаю, что он лежал потом там, на асфальте, с открытыми глазами…»

Повинуясь некому мистическому зову, но крепко держась рукой за металлические конструкции, чтобы его не сбросило порывом ветра, Кирилл взобрался на самый край ограды и встал над пропастью, овеваемый продолжавшим каждое мгновение крепчать ураганом. Его как будто возносило к небу, где среди блеклых звёзд раскраснелся истерзанный пыльными бурями неровный месяц. Одурманенный свежим ветром, близостью прохладной воды и увлёкшись изображением знаменитой сцены из «Титаника», Кирилл не заметил, как набравший силу норд-ост оторвал от кровли строящегося поблизости навеса внушительный кусок рубероида, который и заехал ему прямо по руке, заставив отпустить опору. Кирилл мгновенно потерял равновесие, левая нога скользнула по мокрой ограде вбок, а повторный порыв ветра довершил дело – и он полетел прямо в кипящие потоки шлюзов. Взбесившиеся облака в сатанинском танце хороводили в небе вокруг опьяневшего месяца, и весь мир безропотно и обречённо стал втягиваться в огромную адскую воронку. «Но это уже слишком для одного дня!» – мелькнула последняя ясная мысль, и бурлящий поток накрыл его с головой.

Первое, что поразило Кирилла, это то, что вода оказалась неимоверно холодной, а второе – то, что ему всё же удалось вынырнуть. Поток увлекал его куда-то в бетонный тоннель под мостом. В бешеном круговороте своего стремительного течения, вращая его тело как волчок, разбушевавшаяся вода терзала и швыряла Кирилла с жестокостью остервенелого садиста. Выбраться, удержаться, ухватиться за что-либо не было никакой возможности. Куртку с портмоне и смартфоном в карманах, а затем и оба ботинка сорвало и поглотило в пасти ненасытного потока.

Ворвавшись вместе с взбеленившимся потоком в бетонный тоннель, Кирилл оказался ещё и в полной темноте. Его попытки уцепиться за скользкий свод тоннеля окончились тем, что он ободрал пальцы. Кириллу показалась ненормальной протяженность длины бетонной ловушки, нескончаемое истязание водоворотом не давало ему ни секунды передохнуть, и не оставляло шансов выжить, и триллер продолжал развиваться по всем законам своего бесчеловечного жанра. Целая вечность минула, пока впереди не забрезжил слабый свет лунной ночи. Низвергнувшись из тоннеля, поток слился с такой же сумасшедшей рекой. Его несло вдоль высоких берегов, с которых то и дело срывало камни и огромные валуны, и они вращались рядом с Кириллом как жернова дьявольской мельницы, видимо желая перемолоть его в прах. На его крики о помощи никто не отвечал, да и кричать уже не получалось – он то и дело захлебывался в пенящихся струях и волны накрывали его с головой. В те редкие мгновения, когда ему удавалось приподняться на волне, а не нырнуть в ее смертельный холод, он различал, что берега реки совершенно пустынны и темны, не было видно ни одного огонька вокруг, только заросли камышей бились и стонали под ураганом в ответ на его отчаянные усилия спастись.

Кир окончательно выбился из сил, дикий холод и тупая боль во всем теле сковали движения, и он уже не сопротивляясь плыл по течению, превозмогая боль и стараясь держать голову над быстриной, но и это давалось всё труднее и труднее. Ещё минута, и он бы конечно захлебнулся. Но внезапно Кир почувствовал под своими онемевшими коленями твёрдое дно. Он решил, что ему почудилось, но ещё через мгновение он сообразил, что действительно никуда больше не плывёт, что бурлящий поток остался позади него, и он просто лежит у самого берега реки, а над ним распростерло раскидистые ветви белое дерево.

Кир собрал остаток воли, ухватился рукой за оледеневшие ветви и кое-как, ползком, срываясь и спотыкаясь, выбрался на берег. Мокрый и окоченевший, он обнял руками ствол спасительного дерева и почти потерял сознание. Но боязнь уснуть и замёрзнуть не давала ему покоя. «Не спи, не спи, открой глаза!» – приказывал ему то ли свой, то ли чужой голос, и эти слова били ему в висок в унисон с глухими ударами сердца. Кирилл заставил себя очнуться.