Его принцесса

Эта сцена могла бы стать мечтой любой девушки, если бы ни одно «Но». Меня готовили на убой для какого-то толстосума, которого я никогда не в глаза не видела. Меня готовили как товар, как вещь, как конфету оборачивали в красивую упаковку. И я впадала в еще большую истерику благодаря такому размаху.

Всю ночь мне не спалось, я ворочалась с боку на бок, только под утро смогла забыться беспокойным сном. И его прервала эта толпа людей.

– Вот этот кремовый с холодным подтоном…

– Нет, ей больше пойдет персик, бери его!

– Персик? Ты шутишь? – стилисты спорят так, будто меня тут и вовсе нет. Они наперебой тащат бутылочки с лаком, суетливо подбирая цвет. – Хотя да, холод будет бледнить ее.

– Вот это, цвета расплавленной стали?

– Нет, убери, ей больше подойдет золотистое.

Голова шла кругом, я едва успевала выхватывать взглядами все варианты, которые они обсуждали.

В покое меня оставили только во второй половине дня. Как только за последним стилистом закрылась дверь, я устало плюхнулась на край кровати и уставилась в пол.

Ощущение было такое, что на меня налетел и подхватил огромный смерч, который только сейчас оставил меня в покое.

Мне казалось, что я попала в какую-то дешевую передачу по ТВ с преображением.

И если бы дело было только в макияже, я не паниковала бы так, но стилисты и косметологи подготовили и мое тело, полностью удалив с него все волоски. Они обработали каждый сантиметр моей кожи скрабами и натерли кремом, отчего я еще сильнее напоминаю себе конфету. И пахну так же… Осталось только сменить белый шелковый халат на блестящую обертку, лежащую сейчас на кровати, и дело сделано.

Обертка, кстати и правда притягивала взгляд. Платье из прозрачных как слеза камешков, усеявших тонкую бежевую сетчатую ткань, точно сделает меня центром всеобщего внимания. Я никогда бы не надела ничего подобного – от такого количества камней слепнут глаза, особенно их яркость заметна в лучах полуденного солнца, сейчас наполнявших комнату. Отворачиваюсь от платья и ловлю свое отражение в зеркале туалетного столика. И замираю.

Медленно встаю с места, подхожу ближе и не узнаю себя. Мои волосы и без того светлые засверкали теплыми карамельными бликами – стилист постарался подчеркнуть ими цвет моей кожи и глаз, получилось невероятно. Пряди уложили легкими небрежными волнами, которые смягчили черты моего лица и нежно его обрамили.

Брови, вполне себе обычные, теперь оформили по новому, взгляд стал более открытым и подчеркнутым.

Легкий налет макияжа делал мои глаза ярче, а мешки под ними не такими заметными, все-таки бессонная ночь сказывалась. Мое лицо не казалось выкрашенной маской с обилием штукатурки. Оно сияло. И это сияние сохранялось даже не смотря на грусть в прозрачных голубых глазах. Глазах моей бабушки, моего отца и моего дяди… Светло голубые почти серые глаза – наша фамильная черта, и я с тоской смаргиваю с них влагу и отворачиваюсь к окну.

Мой дядя наверняка поднял на уши всю охрану, всех знакомых в правительстве страны и за ее пределами. Вот только в этой дыре он никогда меня не найдет…

Подхожу к окну и встаю напротив, глядя как садовники вычесывают каждый сантиметр аккуратно выстриженного газона перед приходом гостей.

Сегодня в доме намечается крупный прием, так я поняла из разговоров прислуги. Прием по случаю визита званого гостя. Того самого мужчины, ко встрече с которым меня так подготовили.

Поразительно, как порой складывается судьба. Я берегла свою девственность для мужа, которого подобрал бы мне дядя. Я стала бы верной женой и хорошей матерью своих детей. Так меня учили с детства. Этой мой долг.

Но вот я стою в розовой спальне огромного особняка, принадлежащего какому-то больному самодуру, который занимается торговлей живым товаром, и пытаюсь смириться с тем, что он использует меня как проститутку, подарив какому-то своему родственнику для постельных утех.

Думала ли я, что моя невинная ложь обернется так? Конечно нет. Когда я отпрашивалась у дяди поехать на неделю в гости к своей кузине и по совместительству одногруппнице, я и подумать не могла, что все может сложиться так. Наш вполне невинный поход в клуб, выпивка из рук незнакомца, которого я приняла за официанта, а дальше этот кошмар…

Отчаянье топит, ненавижу себя за эту глупую беспечность! Отхожу от окна и, забравшись на кровать с ногами, ложусь в позу эмбриона.

Первые слезы скатываются по щекам, а потом как рухнувшая плотина их сменяют другие, и я теряю счет времени. И постепенно, сама не замечаю, как отдаюсь этому спасительному забытью, которое маячит иллюзией, что все происходящее лишь дурной сон. И ухватившись за эту ложь, я проваливаюсь в темноту, где мне самое место.

Глава 4

Просыпаюсь от стука в дверь. Не сразу понимаю, где я и кто стучит. Открываю глаза, растерянно смотрю на обстановку вокруг.

– Входите, – отзываюсь, и тут же в памяти как калейдоскоп кошмаров всплывают воспоминания о прошедших двух днях.

В дверях появляется горничная с подносом.

– Я принесла вам ужин, вы сегодня с утра ничего не ели, – она пожалуй единственная, кто обращается ко мне как к человеку, а не как к скаковой кобыле, которую продадут на торгах. – Поешьте и одевайтесь, прием скоро начнется.

Я смотрю на стоящие на подносе блюда и к горлу подступает тошнота.

– Я не хочу есть, спасибо… – говорю машинально, понимаю, что и крошки в рот не возьму в доме этого самодура. – Вы не могли бы позвать ко мне Мирославу?

Горничная кивает и удаляется, а я торопливо снимаю шелковый халат и подцепляю с постели платье. Расстегиваю замок, опускаю вещь на пол и переступаю через края, оказавшись в лужице из прозрачных бриллиантиков. Тяну ткань вверх за бретельки. Платье второй кожей ложится по фигуре, и я едва успеваю справиться с застежкой на спине, как слышу гудки машин.

Подбегаю к окну, глупая надежда, что дядя меня все-таки нашел, сменяется очередной волной отчаянья, я понимаю, что это не полиция и правоохранители, а всего лишь черные тонированные машины гостей, прибывающих на прием.

Кортеж из машин останавливается и двери распахиваются. Из той, что по центру выходит мужчина.

Мое сердце замирает, я внимательно вглядываюсь в густой сумрак вечера, не отрывая взгляда от огромной мужской фигуры. С третьего этажа все люди кажутся крошечными, но этот даже с такого расстояния огромен. Высок. Широк в плечах. Опасен.

Его уверенность передается даже сквозь тьму и расстояние нас разделяющее.

Незнакомец расправляет плечи, хлопает дверью темной машины и его тут же окружают несколько охранников из соседних машин картежа. Они делают это технично и слаженно, как наверняка делали сотни раз до этого.

Мысленно я молюсь, чтобы это был просто один из приглашенных, но сердце подсказывает, что это не простой гость.

Сквозь приоткрытое окно я слышу голоса, и до меня доносятся обрывки фраз.

– Сеймур, охрана готова – один из мужчин в форме рапортует высокому, и я давлюсь вдохом, понимая, что не ошиблась.

Стук в дверь раздается так внезапно, что я вздрагиваю. И тут же вижу Миру, взволнованно входящую в комнату. И не могу сдержать слез.

Бросаюсь к ней, подавленно падаю у ее ног и цепляюсь за подол ее длинного платья.

– Пожалуйста, не заставляйте меня! Я не смогу! Он просто огромный, он же разорвет меня на части! – Истерика с новой силой накрывает, хотя я и пытаюсь держать себя в руках, удается слабо. Мира тянет меня за плечи, вынуждая встать, и отводит к кровати, помогая усесться на нее. Я не могу подавить всхлипы. – Я все сделаю, что только попросите, но прошу не заставляйте меня ложиться под него!

– Под Сеймура? – она спрашивает, будто не понимает, о ком речь. Я указываю на окно, все еще надеясь, что Мира подойдет к нему, рассмеется и скажет, что я все не так поняла. Но она лишь хмурится и вздыхает.

– Если ты будешь послушной, он не причинит тебе боли, – поворачивается ко мне и делает голос мягче. – Да Сеймур крепкий мужчина, но я ни разу не слышала о его жестокости. Если бы он был таким, слухи обязательно дошли бы до нашей фамилии.

Мира подходит к кровати и опускается на нее рядом со мной. Берет меня за руку. Мои ледяные пальцы дрожат в ее теплой ладони.

– Не бойся его. Просто представь, что это происходит не с тобой.

– Я не смогу, – мотаю головой, понимаю, что все советы сейчас просто смехотворны. Они кажутся мелкими стрелами, летящими в каменную стену, и отскакивающими от нее как брызги. – Я не могу.

– Так, послушай меня! – Она настойчиво обхватывает мои плечи, заставляя посмотреть в ее красивые решительные глаза. – Тебе надо привести себя в порядок и идти к гостям. И улыбаться. Понимаешь? Никому не интересно, что у тебя в душе в этот момент. Ты можешь продолжать плакать и злить Германа, который итак на волоске от того, чтобы кого-нибудь убить. А можешь сыграть свою роль и обернуть все себе на пользу.

– Но как? – я искренне не понимаю, как мне справиться с истерикой.

– Понравься Сеймуру. Сделай так, чтобы он забрал тебя с собой.

Я теряю дар речи. В прямом смысле открываю и закрываю рот как рыба, выброшенная из воды.

– Как только он уедет и увезет тебя, дождись подходящего момента и беги. А если же ты останешься тут, никогда уже не получишь такого шанса, поверь мне.

До меня наконец доходит вся серьезность происходящего, и теперь я кажется услышала суть того, что говорит мне Мира. Если Сеймур не такой больной на голову самодур, как хозяин этого поместья, возможно от него мне удастся сбежать. А ведь она права. Права!

– Мне пора, Герман хватится меня, – Мира торопливо поднимается с места и идет к дверям. Но у самого выхода медлит. – Твоя судьба в твоих руках, Лилия. Не упусти свой шанс.

И как только за ней закрывается дверь, я будто человек, выпавший из гипнотического сна, подскакиваю с постели и иду к туалетному столику.

Открываю палетки теней и решительно оглядываю свое отражение в зеркале.

Понравиться Сеймуру.

Сделать всё, чтобы он забрал меня отсюда.

Попытаться сбежать от него.

Этот план так прост и гениален, что поначалу кажется абсурдом.

То, что я до одури напугана, можно опустить. И тот факт, что я могу не понравиться гостю тоже. Ни к чему сейчас вновь впадать в панику.

Моя рука уверенно цепляет ватный диск, и я подношу его к следам растекшейся по лицу туши. Стираю.

Понравиться.

Сбежать.

Понравиться.

Сбежать.

Повторяю это как мантру.

Я сделаю все, чтобы этот план осуществился.

Глава 5

Время тянется как жвачка. Я напряженно смотрю на дверь и спустя примерно полчаса, на пороге появляется Мира. Она взволнована и напряжена.

– Идем… – натянуто приглашает меня, и я подчиняюсь.

Я уже исправила потекший макияж, привела в порядок свой вид и теперь мне не стыдно показаться на публике. Мира это отмечает, и я вижу в ее взгляде удовлетворение.

Мы спускается по лестнице на первый этаж. Тут шумно, число гостей исчисляется несколькими десятками, и я только теперь понимаю размах этого приема. И понимаю, что у этого самодура оказывается гораздо больше друзей, которые очевидно поощряют его занятие.

Цепляюсь за руку Миры, стараясь не отставать. Она ведет меня сквозь толпу к ответвлению – маленькому коридору, в стене которого две высоченные в потолок двери. Остановившись у них, она поворачивается ко мне и наклоняется, чтобы произнести на ухо.

– Думай о дядюшке, и все будет хорошо.

И от ее слов меня вновь топит до краев. Я пытаюсь сглотнуть ком в горле, но не получается. Мира толкает высокую дверь и встает на пороге. Я понимаю, что мир поплыл, но стоически смаргиваю слезы, вскидываю глаза к потолку.

Но Мирослава не дает мне справиться с собой и взяв за руку затягивает в кабинет. Мы замираем на пороге.

Я слышу голос того самого самодура, что вчера обещал мне райскую жизнь в этом аду, и сглатываю вязкий ком в горле, полная решимости придерживаться плана.

– Ты пришел ко мне с подарком, дорогой брат, и я в долгу не останусь, – самодур великодушно улыбается, ведя рукой в сторону, как бы демонстрируя свой дар. Я замираю на пороге, понимая, что сейчас взгляды всех присутствующих обращены ко мне, прижимаю подбородок к груди, только бы никто не увидел скатившуюся по лицу слезинку страха. – Можешь забрать ее с собой.

Воцаряется тишина. Я чувствую как крепло сжимает мои пальцы Мира, и покорно поднимаю голову, как человек, идущий на гильотину.

– Которая? – густой твердый бас заставляет мои нервы затрепетать от страха. Он такой тяжелый и давящий, пришибает как каменной плитой своим тоном.

– Блондинка, – раздраженно поясняет самодур. И я ощущаю, как мое лицо начинает гореть. Кожа покрывается мурашками, воздух будто наэлектризовывается и начинает потрескивать. Слышу шорох, и понимаю, что Сеймур с ловкостью и грацией хищника поднимается с кресла и в два шага пересекает кабинет.

И не выдерживаю.

Поднимаю взгляд в тот момент, когда он оказывается прямо надо мной.

Вблизи он гораздо крупнее и опаснее, чем показался сперва. Высокий – почти на полторы головы меня выше. Крепкий – его смокинг едва не лопается на широких плечах, заслонивших сейчас свет абажуров как грозовая туча. Пугающий – нагло вторгается в мое личное пространство и давит своей аурой. От него веет горячим и сухим жаром как от солнца. Он будто огонь, пылающий в очаге. Его едва удается подчинить, кажется что он сейчас же поглотит всю окружающую обстановку и превратит в пепел. И я, как бабочка, подлетевшая слишком близко, ощущаю, как мои крылышки сворачиваются под его натиском, и я теряю высоту. Падаю. Падаю куда-то сквозь землю, хотя и продолжаю стоять и не двигаться рядом с ним.

В легких будто иглы рассыпали, я не могу вдохнуть, становится больно от недостатка кислорода. Делаю маленький его глоток, только бы не упасть в обморок, и меня наполняет терпкий аромат мужского одеколона. Крепкий, как выдержанный виски. Свежий, как океанский шторм. Пряный, как дурманящие травы, собранные старым колдуном.

Эта смесь кружит голову, но еще сильнее кружит голову его близость.

Сердце заходится в ритме, который резко обрывается, когда Сеймур грубо цепляет мой подбородок, заставляя запрокинуть голову назад. И взглянуть в его лицо.

Его пальцы горячие и властные. Взгляд прямой и изучающий. Бесстрастный. Пустой и холодный.

Его глаза чернее порочной ночи, темные брови хмуро сходятся у переносицы, когда он изучает меня в упор. В меру полные губы склеиваются в пренебрежительную полоску, он недоволен.

Мой план проваливается. Я ему не нравлюсь. Что же делать? Что делать?

От волнения облизываю губу и внутренне сжимаюсь. И меня будто громом поражает, когда замечаю в глубине пустых глаз всполох чего-то пугающего и притягательного одновременно.

Сеймур раздраженно скалит верхнюю губу как опасный хищник, обнажая ряд белых зубов, и медленно выдает.

– Жаль.

А потом разворачивается и уходит обратно к креслу.

И я обмираю и едва не падаю от облегчения, когда он отходит, а я все еще остаюсь жива. Еще секунду назад мне казалось, что я умру прямо здесь. Не выдержу нервного напряжения и упаду к его ногам без чувств.

– Присядьте, выпейте с нами, – будто из под толщи воды до меня доходит голос самодура. Мира тянет меня к диванам, которые расположены по центру кабинета, и я на нетвердых ногах шагаю за ней.

Мы опускаемся на мягкие сиденья, и я с благодарностью сжимаю руку своей спутницы. Если бы не Мира, я давно бы грохнулась в обморок от страха.

Я никогда не считала себя слабой, но сегодня слишком много потрясений для одного дня.

К нам подходит хозяин поместья, он протягивает два бокала на тонкой ножке. Один мне, второй Мире. Самодур занимает место в одном из кресел, стоящих торцом к нашему дивану, и салютует брату, произнося тост.

– За прекрасный пол! Они никогда не дадут нам забыть о наших слабостях, – подчеркнутая вежливость дает понять, что за простой фразой скрывается гораздо больше, чем может показаться на первый взгляд.

Мужчины несколько секунд ведут молчаливую дуэль, которая нагнетает атмосферу, делая ее еще более густой и давящей. А потом все-таки прикладываются к своим стаканам, и я и я вопреки твердому нежеланию брать еду и напитки из рук обитателей особняка, осушаю свою порцию, потому что в горле пересохло. Неприятное послевкусие заставляет меня закашляться. На языке сушит, будто я съела ложку пищевой соды.

Мира вскакивает на ноги и приносит мне стакан воды, и я с благодарностью принимаю его из ее рук и выпиваю.

– У Мирославы прекрасный голос, спой нам! – самодур вновь демонстрирует всем присутствующим свою поехавшую крышу, но никто не спешит обращать это в шутку. Мира напряженно улыбается и покорно начинает петь. А я с отвращением поражаюсь, что самодур имеет огромное влияние на всех, кто сейчас в этом особняке. На всех, кроме брата, очевидно.

Сеймур расслабленно развалился в кресле, он бесстрастно слушает Миру, изучает ее из под опущенных ресниц, и я понимаю, что ее он гораздо охотнее увел бы прочь отсюда. Эта мысль и радует и огорчает одновременно. Если я не найду способ понравиться ему, он просто использует меня и оставит здесь. А после хозяин поместья отдаст меня на потеху охране как обещала моя конвоирша. А может быть сразу прикончит. И мой дядя так и не узнает, где его наследница проживала последние минуты своей жизни.

– Спасибо, милая, – самодур радушно улыбается и кивает в сторону бара. – А теперь налейте-ка нам с Сеймуром еще по бокальчику.

Его слова видимо обращены к нам обеим, и мы с Мирой синхронно поднимаемся и шагаем к бару.

– Подай стакан, пожалуйста, – она кивает на хрусталь на подносе, и я тянусь к нему и цепляю, но тот выскальзывает из моих рук и стрелой летит вниз. Ударяется о паркет и рассыпается на миллион осколков. Охаю, взволнованно присаживаюсь на корточки, торопясь поскорее убрать за собой.

Мужчины, слыша шум, покидают свои места и оказываются над нами.

– Ай! – вздрагиваю, когда коснувшись острой грани разбитого стакана укалываю руку. Ранка небольшая, но из нее уже начинает сочиться кровь, и я машинально тяну палец к губам и осушаю.

– Я поищу аптечку… – Мира, извиняясь, встает с места, но замирает на полуслове, когда тяжелый бас ее опережает.

– Я разберусь, – Сеймур повелительно произносит и, крепко подхватив меня под локоть, заставляет выпрямиться. Его небрежный жест кажется вполне обычным, но от прикосновения горячих пальцев к моей коже, со мной творится что-то невообразимое. Кожа начинает пылать, платье липнет к телу, мне хочется поерзать, избавиться от этого ощущения. Брюнет тянет меня прочь, и я переступив осколки позволяю ему увлечь себя к дверям кабинета. И я даже не успеваю бросить последний прощальный взгляд на Миру, как оказываюсь в широком коридоре, откуда совсем недавно пришла. К нам тут же подходит охранник из тех, что окружали Сеймура, когда он только приехал, и мой спутник отдает ему приказ. –

– Раздобудь аптечку. Я буду в бильярдной.

Тот кивает, торопливо отходит, а я как кукла-марионетка покорно иду за хозяином, которому меня только что вручили, и едва успеваю сориентироваться.

Звуки вокруг кажутся неприятно визжащими. Режущими слух. Свет слепит глаза, хочется зажмуриться. Колени вдруг становятся ватными, ноги заплетаются, и я едва не падаю. Я выпила всего бокал, и не могла захмелеть с него. Значит, в гребаной выпивке что-то было. Зачем только пила, знала ведь, что это губит людей!

Сеймур вовремя меня подхватывает и цедя проклятия сквозь стиснутые зубы заволакивает в какой-то небольшой зал, обставленный как и кабинет самодура.

На стенах панели из красного дерева, по центру несколько столов для бильярда, обтянутых зеленым сукном, над ними лампы.

Меня грубо подталкивают к одному из столов, я ударяюсь о него бедром и охаю, потирая место ушиба. Громовой раскат низкого голоса заставляет меня вздрогнуть, и я теряю дар речи от вопроса, который вспарывает тишину.

– Сколько он тебе заплатил?

Глава 6

Его вопрос настолько абсурдный, что вместо ответа я лишь распахиваю глаза шире и смотрю на агрессора.

– Сколько пластических операций пришлось сделать, чтобы добиться такого сходства? – еще один абсурд, и я хмурю брови, искренне не понимая, о чем он. А Сеймур все сильнее злится. – Отвечай!

Подходит в своей манере, подавляет как огромный скалистый выступ, и я съеживаюсь под ним. Брюнет грубо берет меня за подбородок, обхватывая пальцами низ моего лица и запрокидывает мою голову, изучая шею и линию роста волос. Он очевидно ищет шрамы от операций. Но я никогда в жизни их не делала.

– Мне больно… – зажмуриваюсь, он отталкивается и отступает, не отрывая взгляда от моего лица. Я смотрю на этого мечущего громы и молнии зверя, и по телу проходит дрожь. Он же может свернуть мне шею одной рукой, а рядом с ним я ничтожно слаба. Но он мой единственный шанс выбраться отсюда. – Я не делала операций.

Говорю спокойно и ровно, чтобы подчеркнуть, что я не лгу. Чувствую, как влага с пальца капает на пол, машинально тяну пораненное место к губам и осушаю вновь.

Взгляд опасных черных глаз опускается на мой рот.

В кабинет стучат. Сеймур резко разворачивается и в секунду оказывается у двери. Открывает, забирает из рук охраны аптечку и вновь захлопывает. А потом оборачивается ко мне и швыряет коробочку с красным крестом на зеленое сукно бильярдного стола.

– Вы мне не верите? – спрашиваю, подавляя панику. Если он не захочет меня забирать, я так и останусь тут. Горло сдавливает поганая безысходность. Меня лихорадит. Я физически ощущаю, как откуда-то изнутри нарастает дрожь, и пальцы ощутимо ей поддаются. – Я не лгу, я тут не при чем…

– Тогда ответь, где он нашел тебя? Где взял точную копию моей… – его голос обрывается, Сеймур зарывается пятерней в волосы на макушке и отворачивается. Его широкие плечи застывают как изваяние. Одной рукой он опирается на бильярдный стол, второй терзает голову. А я понимаю, что теряю драгоценное время. Как мне обернуть ситуацию в свою пользу? Как?

– Меня похитили из клуба, – решаюсь сказать правду. – Что-то подсыпали в коктейль и… Потом я очнулась здесь.

Сеймур не оборачивается, но по его замершей позе я понимаю, он слышит.

Цедит проклятья и оборачивается, впиваясь взором в мое лицо.

А я в страхе застываю перед ним, позабыв об аптечке.

– Прекрати это делать! – срывается на меня, и я снова не понимаю, о чем он. Недоуменно веду подбородком. – Прекрати сосать чертов палец!

Я резко отдергиваю порез от рта и замечаю, что на коже тут же собирается крупная капля крови. Он тоже это видит. Берет аптечку, со стуком открывает, нашаривает внутри пластыри и швыряет мне. Он вообще приучен все швырять. И мне кажется, что попади я под руку, он швырнул бы и меня.

– Спасибо… – сдавленно произношу, пытаюсь распечатать упаковку, но одной рукой сделать это не получается. Я сосредоточенно проваливаю попытку.

– Дай сюда! – он решает помочь, но делает это так, что мне хочется удавиться. Высокомерно рвет коробочку и вынимает пластырь. Дергает меня за запястье, вынуждая подойти ближе. Одним ловким движением оборачивает палец лейкопластырем. Я смотрю на заклеенную рану и жду, что он отступит. Но Сеймур продолжает стоять надо мной, будто в кино кто-то поставил паузу, и мы не двигаемся. – Передай, Герману, что я не приму его подарок.

Вдруг бесстрастно выдает, и мой мир на глазах рушится. План, как карточный домик под порывом ветра рассыпается, и я судорожно придумываю, как это исправить. Сеймур разворачивается и делает шаг к выходу, но я цепляюсь за его руку, не давая уйти.

Такой жест вводит в ступор его и меня. Я никогда не позволяла себе быть навязчивой и тем более с мужчинами. Тем более с теми, кто меня пугает. Но сейчас лишь сжимаю его запястье крепче, умоляя его задержаться еще на секунду.

Сеймур же хмурится, красноречиво смотрит на мои пальцы на своем запястье, давая понять, чтобы отпустила.

Но я лишь отклеиваюсь от бильярдного стола и обхожу брюнета, преграждая ему путь. Набираюсь храбрости и поднимаю взгляд к его глазам, чтобы понять его реакцию.

– Герман подарил вам не меня. Он… Я… Я девственница. И вы вправе стать моим первым.

По моему телу проходит разряд тока, когда в глубине черных глаз что-то меняется. И я понимаю, что задела верную струну. Продолжаю.

– Вам не обязательно нести ответственность за мою жизнь, вы можете получить свой подарок и вернуть меня в поместье после. Я обещаю не доставлять хлопот.

Не выдерживаю эту молчаливую дуэль.

Опускаю глаза, стараясь подавить новый приступ отчаянья. Сеймур не отвечает, и я опускаю руку, больше не удерживая его запястье. Мне становится дурно, физически дурно, мир куда-то катится, предательские колени подгибаются, и я инстинктивно хватаюсь за предоставленную опору – сильную руку, которая обвивает мою талию, не давая мне упасть.