Легенда о шиповнике

Чувствуя притаившееся неподалеку чудовище, конь хрипел и косился на грозные ели. Девушка похлопала его по шее со словами: «Все в порядке, Мидхар, они нас не тронут», и он несся дальше, желая поскорее миновать угрюмый лес.

Мелкие лесные жители, заслышав знакомый галоп, бросались врассыпную, а другие существа таились, выжидали, но всадница слишком спешила, чтобы замечать их пристальные взгляды из-за деревьев. Она давно привыкла к ним, но это не умаляло горечи в ее душе.

С тех пор, как много лет назад Сигрун опутала Блэрхайд черным колдовством, Тьма расползлась по всей Топкой долине.

Она выплеснулась из него, подобно вышедшей из берегов полноводной реке, и захлестнула все кругом. Она дала силы проявиться всем обитателям ночи, которые прежде скрывались в глубоких расщелинах скал, подземельях и лесной глуши. Тьма изменила не только многих лесных тварей, превратив их в настоящую угрозу, но и обычных домашних, прежде безобидных животных.

Жители долины не сразу узнали о постигшей их беде, пока не обнаружили первые страшные истерзанные останки на дорогах и в полях. Всюду стали пропадать взрослые и дети не только с наступлением темноты, но и посреди дня, особенно, когда с моря крался мутный серый туман, или небо покрывали низкие плотные тучи.

Создания Тьмы – ольфарги – тяготели к ней, но слабели при ярком солнце, а потому прятались от его обжигающих лучей, чтобы дождаться, пока оно вновь не скроется.

Страх и ужас поселились в каждом доме Ингларии. Никто отныне не мог с уверенностью сказать, что доживет до следующего утра. Не находилось смельчаков, дерзнувших пересекать долину в ночное время, разве что случайные путники, которые еще не догадывались о кошмарных тварях, населяющих здешние места.

С наступлением сумерек жизнь в деревнях и усадьбах замирала. Скот загоняли в хлева, крепко запирали на засовы, разжигали кругом костры и отчаянно молились, чтобы духи ночи обошли их стороной. В самих домах также не жалели огня, запасались дровами и углем, старались осветить каждый уголок, лишь бы не дать возможности коварной Тьме взять над ними верх.

Страшно было дать очагу или факелу погаснуть: из черноты могли протянуться когтистые лапы ольфарга, чтобы одним сильным ударом прекратить земное существование любого жителя долины.

Особенно тягостными становились осень и зима, когда ночь главенствовала над днем, а ледяной холод – над теплом. Кто-то из отчаявшихся попытался покинуть страну на одном из кораблей, собрав все необходимое. В день отплытия на глазах у изумленных рыбаков, занятых уловом, из пучины всплыли невиданные доселе существа, подняли огромные, покрытые мерзкой слизью щупальца и вдребезги разбили хрупкое судно, утащив на дно всех, кто взошел на него ранее.

Весть о жутких тварях, поселившихся в море, достигла соседних государств. Оборвались торговые связи, морские пути оказались закрыты. Никто не хотел подвергать опасности ни свои корабли, ни своих людей.

Непроходимые скалы, которые широким кольцом окружали долину и казались ее жителям даром природы, способным уберечь от угроз других государств, теперь превратились в преграду, тюремную решетку, обрекающую на медленное вымирание. Попытка преодолеть их обернулась бы неотвратимой гибелью для отважившихся сделать это.

Черно-зеленые базальтовые скалы, ощерившиеся на пути, точно плотно пригнанные друг к другу иглы, веками не пропускали врагов извне, но теперь их защита обернулась несчастьем для самих ингларцев. Легенды рассказывали о тайных пещерах и подземных реках, но искать их было бы бессмысленно и подобно самоубийству. В непроглядной мгле обитали существа, о которых жители долины боялись даже подумать.

Все торговые пути вели из Хрустальной бухты, где в порту когда-то стояли десятки кораблей, куда они постоянно прибывали. Но отныне бухта опустела. В ее синих глубинах прятались жуткие монстры, привлеченные и выкормленные Тьмой. Они не могли никуда уйти, потому как она привязала их к себе.

Ловля рыбы мгновенно сократилась: твари пожирали все живое, что попадалось им. Рыбаки, на свой страх и риск, выходили в море, старались отплыть подальше от того места, где большой корабль был смят и раздавлен. Но время от времени это заканчивалось плачевно, и рыбачить приходилось прямо у берега, где улов оказывался довольно скудным.

Страх перед порождениями Тьмы был велик. Но самым страшным было то, что жители долины не имели понятия о том, откуда взялась эта напасть, а потому ее прозвали Безымянным Мором.

Казалось, что боги отвернулись от Ингларии, забыли или потеряли власть над существующим миром, иначе как можно было объяснить творящееся зло? Не утратили ее только две могущественные богини: Огненная Дева и Призрачная Королева.

Первую любили всем сердцем. Она давала хоть какую-то надежду на спасение. Это ее живительное пламя отогревало во время стужи, отгоняло Тьму и кровожадных тварей. Ее алтарь осыпали свежим зерном и красными цветами.

Вторую боялись. Она отнимала жизни, а значит ее нужно было умилостивить. Ей приносили жертвенных черных козлят, ставили священные столбы на перекрестках дорог. Но Богиня Мертвых имела свои счеты с живыми, и сама знала, сколько ей нужно, чтобы пополнять свое бессмертное воинство.

Казалось, жителей Топкой долины обрекли на медленное и неизбежное вымирание.

Извилистая дорога вела в Теирту – деревню с лучшей ярмаркой здешних мест. Торговля оставалась одним из способов выживания, даже под угрозой смерти. Люди учились жить бок о бок с чудовищами и созданиями, о которых раньше слышали только из легенд.

Среди холмов и рек раскинулись утопающие в пышных садах усадьбы лордов долины. Всадница знала каждого из них. Все они не раз бывали в чертогах огромного замка на скале. Маленькой девочкой она тихонько пробиралась в торжественный, но мрачноватый Зал Приемов, где ее отец помогал улаживать бурные споры. Там же, под глухой и испуганный ропот собравшихся, много лет назад был созван совет, когда Безымянный Мор стал общей бедой.

В долине почти каждый дом потерял одного из членов семьи или близкого друга. Тьма не щадила никого, не останавливалась ни перед беспомощным ребенком, ни перед слабым стариком. Она жадно поглощала всех, кто попадался ей на пути, набирала силу.

Темный лес, с его шорохами и угнетающими звуками, оставался позади. Мидхар взлетел на пригорок, и тут же вдалеке показались крыши ярмарочных шатров.

Небо подернулось сизоватой дымкой, но за ней еще виднелись огненные очертания солнца – главного защитника жителей долины.

Всадница снова похлопала по мокрой шее скакуна, подбадривая его, и пришпорила: ей не терпелось пройтись между длинных рядов, заставленных разнообразной утварью.

Несмотря на власть Безымянного Мора, при мысли о котором разливался холод по телу, люди спешили воспользоваться погожим днем, поэтому торговля шла бойко. На каждой стене были прибиты палки с просмоленными тряпками, приготовленные для того, чтобы в любой миг дать отпор темноте и чудовищам. Такие же палки, масляные светильники держали под рукой все жители долины, хотя, к несчастью, это не всегда их спасало.

Вдоль улиц шагали отряды добровольцев, готовые отбивать нападения красноглазых демонов или взбесившихся собак, выросших до размеров теленка.

Девушка привязала Мидхара у таверны «Хмель и Котел», заплатила сыну хозяина монетку, чтобы он немного погодя напоил лошадь. Она огляделась по сторонам и вздохнула: мужчины не сидели, развалившись на скамейках, женщины не болтали с соседками. Все занимались делом, сосредоточенно выполняя свои обязанности. Каждый понимал, что уходит драгоценное время, которого потом может и не быть.

Не станет терять время и она.

Торговка травами с узловатыми пальцами приветливо кивнула ей. На худом лице отражались печаль и усталость, которые она не могла скрыть. Ей непросто пришлось последнее время. Косматый ольфарг растерзал ее мужа на пороге дома и с утробным рычанием утащил в темноту, оставляя за собой длинную кровавую полосу.

Несчастной женщине и двум ее детям осталось лишь беспомощно наблюдать за тем, как он исчезает во мраке, рыдать от горя, и при этом благодарить провидение, что оставило их живыми.

– Как поживает ваш благородный отец, дорогая Морвен? – торговка роняла слова, чуть смущенно улыбаясь.

Девушка признательно кивала:

– Отец здоров, но страдает бессонницей. Найдутся шалфей и тимьян?

Торговка радовалась угодить наследнице Блэрхайда, зная, что та всегда щедро платит сверх меры и при этом не кичится своим положением. В свою очередь, она не жалела для нее лишнего мешочка высушенной травы и всегда делилась последними новостями, что слышала от других товарок по прилавку.

– Говорят, – говорила она, сверкая глазами, понизив голос, – вас можно поздравить с грядущей помолвкой? Если это так, пусть Огненная Дева благословит ваш союз! В наших краях не найдется человека, который бы не порадовался вашему счастью.

Она говорила так, зная, что та не сочтет это дерзостью, но тут же запнулась, увидев, как омрачилось девичье лицо.

– Простите, если это секрет! – тут же пробормотала она.

Девушка хмыкнула: как же быстро распространялись новости. Еще вчера лорд Бриан покинул Зал Приемов, а сейчас ее уже благословляют именем Богини и желают счастливой семейной жизни. Она задумалась, не зная, как лучше ответить торговке, но потом решила, что не может ни обрадовать ту, ни опечалить.

– Благодарю. Мне приятно слышать ваши добрые пожелания. Пусть Богиня благословит и ваш дом.

Торговка просияла, когда на прилавке появилось несколько серебряных монет. За эти деньги можно было купить мешок травы, а не те несколько свертков, что она заботливо упаковала для молодой госпожи. Она обрадованно и растерянно посмотрела на нее, но девушка просто убрала купленное в сумку. Морвен будто не замечала, что платила гораздо больше необходимого, как и вспыхнувшего румянцем лица торговки, ее робких протестов.

– Вот, – женщина выставила несколько пузырьков с молочного цвета жидкостью. – Маковая настойка. Я сама пью ее, когда сон не идет или голова болит. Но, надеюсь, вам известно, что принимать настойку нужно с осторожностью. Не более нескольких капель.

Морвен не стала отказываться, чтобы не обидеть ее. Она знала, как непросто живется многим жителям долины, вынужденных добывать пропитание тяжелым трудом.

Казалось, злой рок преследовал их земли. Кроме тяжкого проклятия Тьмы, настигали то неурожайные годы, то болезни, косившие ингларцев без разбору. Если бы не твари, обитавшие в море, здесь не осталось бы людей, желавших противостоять судьбе.

Морвен могла их понять, ведь год за годом боги словно издевались над ними, насылая одно бедствие за другим, будто решили испытать на прочность.

Но люди устали жить в постоянном страхе, терять родных и близких. Они были близки к отчаянию и все чаще мелькали мысли о том, что их прежде благословенный край навечно проклят по неизвестной причине.

Морвен просыпалась каждый день с мыслью, что он тоже мог бы стать для нее последним, хотя ни разу не подвергалась нападению. Ее миновали несчастья и беды, которые терпели другие жители долины, отчего терзалась чувством вины. При этом она явственно ощущала присутствие темных сил.

Они окружали ее всюду, особенно в замке. И пусть отец велел не жалеть ни огня, ни дров, а на алтаре Богини Солнца всегда пылало жаркое пламя, Тьма оплетала все вокруг, словно была естественной частью их дома.

Глазастые мохнатые пауки свисали на тонких блестящих нитях, выставив вперед кривые тонкие ножки. Они не боялись слуг, но уползали тут же в угол, стоило Морвен оказаться поблизости. Так же поступали и мыши. Как только она приближалась, серые зверьки бросались врассыпную и прятались в подполье, глядя оттуда глазами-бусинками. Морвен не понимала, опасались они ее или просто играли?

Самым тягостным было то, что девушка чувствовала Тьму и в себе самой. Она окутывала, как мягкий убаюкивающий кокон, шепчущий, что Тьма – прекрасна и естественна, а люди полны глупых заблуждений и суеверий. Она призывала любить ее и подчиняться, уговаривала признать ее силу и власть, но Морвен сопротивлялась.

– Отец, что со мной не так? – спрашивала она еще в детстве, когда ей снились странные непонятные сны, где она видела двух женщин, объятых то непроглядной чернотой, то ярким пламенем.

Морвен просыпалась посреди ночи и бежала босиком по холодным каменным плитам, чтобы ворваться в спальню отца. Больше она не могла никому довериться, потому что няньки страдали чрезмерным суеверным ужасом, отшатывались от нее, когда она говорила о крадущейся Тьме. Все, что ей могли посоветовать – молиться огню на алтаре Богини или завешивать спальню чертополохом и боярышником, чтобы отпугнуть злые силы.

Сонный отец усаживал ее на колени, чтобы рассказать старинную легенду, под которую девочка засыпала.

У Верховного Владыки и Великой Матери, создавших многообразие миров, было двое дочерей. Божественные родители без устали трудились, чтобы сделать землю прекрасной и населить ее животными, птицами и людьми, подарить народам знания и первые законы. Это отняло у богов много сил, и на какое-то время они ушли на покой.

Верховный Владыка передал власть дочерям и повелел договориться между собой, чтобы разумно и справедливо править на земле.

Старшая сестра, названная Огненной Девой, заботилась о солнце и пламени. Ее магия дарила жизнь земным созданиям, согревала и спасала. Младшая, нареченная Подземной Королевой, поселилась в темном мире, чтобы править ушедшими из земной жизни.

Вскоре между Великими Сестрами произошел судьбоносный спор. Богиня Мертвых заметила, что старшая сестра вмешивается в ход событий и продлевает жизнь смертных, отодвигая грань вечности. Подземная Королева пришла в ярость.

Великие Сестры сошлись в битве много тысяч лет назад за право единолично повелевать миром. Земля содрогалась от звона доспехов и мечей, залитая кровью отважных воинов, одна битва сменяла другую, пока Верховный Владыка не распахнул Небесные Врата и не остановил сражение. Он устал смотреть, что его смертные дети гибнут, а бессмертные – не могут примириться между собой, и потому позволил себе вмешаться.

Владыка повелел старшей дочери править днем, а младшей – ночью, не вмешиваясь в дела смертных. Сестры сделали вид, что согласны с решением отца. Но принялись выжидать, когда он вновь решит отдохнуть от земных дел.

– Значит, – бормотала маленькая Морвен, слушая отца, – Верховный Владыка и его супруга вновь уснули долгим сном? И потому Подземная Королева хочет отобрать власть у сестры?

Тэлфрин усмехался с затаенной грустью:

– Выходит, что так, моя хорошая. Но сейчас уснуть следует тебе самой. И не пугайся ничего. Тут тебя никто не тронет.

Девочка послушно закрывала глаза, и снова перед ней являлись Свет и Тьма.

Что делать, если день и ночь превращаются в поле битвы, когда не знаешь, кому подчиниться? Зов Тьмы так сладок, так прекрасен, он обещает наслаждение и могущество. А Свет… он другой. Мягко обволакивает, баюкает, возвышает, напоминает о благородстве, когда как Тьма зовет подчинять и покорять других.

И обе эти силы так хороши каждая сама по себе. Каждая дарует то, что не может дать другая. Так что же выбрать?

Владелец Блэрхайда мучился все эти годы, пока его дочь подрастала. С тех пор, как на его руках умерла единственная женщина, с которой он познал непродолжительное счастье, целью его жизни стала одна лишь Морвен.

Он смотрел на нее и видел отражение возлюбленной Хельды, безвременно почившей в семейном ледяном склепе. Тэлфрин держался до последнего мгновения, пока его исстрадавшаяся душа не заставила признаться дочери, как на самом деле умерла ее мать и кто в этом повинен. Он поведал ей правду, но не всю.

Морвен как раз исполнилось полных пятнадцать лет. С затаенным дыханием выслушала она сбивчивое повествование отца: и о злом проклятии, вонзившем в нее свои когти, и о подлом коварстве ее тетки, которую она никогда не знала.

Девушка замирала у зеркала, разыскивая в глазах отражение Тьмы, и всегда находила ее. Впрочем, благодаря благословению ее доброй матушки, оно защищало ее, не позволяя Тьме полностью овладеть ею. Теперь становились понятными все ее видения и мелькающие тени.

Чудовища не трогали ее, обходя с ворчанием, будто не смели приблизиться слишком близко. И только домашние духи, словно изголодавшиеся коты, льнули к ней, когда чувствовали превосходство Света. Они согревались его силой, но всегда бросались врассыпную, стоило Тьме зашевелиться внутри.

Морвен так и жила, раздираемая на части двумя силами. Она бы еще смирилась с этим, понимая, что с древним колдовством невозможно совладать слабой девочке, но затем узнала еще одну роковую тайну, что в день совершеннолетия ей придется сделать окончательный выбор. Благословение пока удерживало Морвен на стороне Света, но проклятие было слишком сильным.

Каково это отдаться Тьме целиком?

Что тогда будет?

В кого она превратится?

Об этой тайне знал лишь отец и она. И та, что называлась родной сестрой ее матери.

Сигрун.

Прекрасная женщина с белокурыми волосами, которая иногда являлась во снах, подносила кубок, наполненный тягучим красным напитком, и шептала, вплетая в чистый ингларский язык, другой, неведомый, звучащий, как заклинание: «Пей до дна, наследница Блэрхайда… Йель лиу фер…»

Напиток был сладким, как мед, терпким, как луговые травы, благоухающим, как цветы в саду. Свет в ней протестовал, призывал бороться, выбить кубок, но белокурая женщина была сильнее, и вот божественный нектар касался губ, мягко опьянял. Лучше него, казалось, Морвен никогда не доводилось пробовать.

«Еще…» – просила она, умоляюще глядя на ту женщину, но та смеялась и отвечала, что это дар подземных богов, который надо вкушать медленно.

Морвен просыпалась с колотящимся сердцем одна в своей опочивальне и радовалась, что это был лишь очередной тягостный сон. Она не говорила отцу о своих видениях. Тьма в ней внушала, что это лучше держать в тайне и не волновать Тэлфрина напрасно.

Как-то отчаявшись, девушка отправилась в самую чащу, где обитали жуткие твари, против которых бывали бессильны самые острые клинки и отважные мужчины их края.

Ей отчего-то пришло в голову, что если ее растерзают дикие звери, то на их земли вернется благодать. Ведь это их замок стал прибежищем Тьмы, это он стал похож на огромное гнездо, переплетенный черной паутиной зла. Она видела все это и была бессильна помочь другим.

Морвен прошла мимо старого погоста, с покосившимися могильными камнями, где в самом центре стояли склепы ее семьи. Эти побитые ветрами и ливнями камни хранили память о тленности и смерти. О том, что когда-нибудь там окажутся все члены высокородной семьи Блэрхайда.

Там покоилась и матушка Морвен, подарившая ей жизнь и поплатившаяся собственной. Бархат зеленого мха оплетал ограду и камни, словно дивное покрывало. Наверное, сон под ними сладок и безмятежен. И все же, птицы тоскливо заводили свои песни, словно предостерегали от поспешных действий, о том, что рано еще думать о черном траурном сукне и мраморных надгробных изваяниях.

Дорога вела дальше, где стеной смыкался могучий ельник. Даже воздух там отсвечивал зеленым от обилия трав и пышного мха, казавшегося вездесущим. Глухое уханье и треск ветвей, шорохи и неуклюжая возня в буреломе наполняли лесную обитель особым звучанием.

Девушка никому не сказала, куда и зачем направилась. Сердце ее тревожно забилось, когда прямо перед ней на пригорке, под нависающими ветвями, выросло неведомое существо. Оно хрипело и ворчало, топталось на месте, но так и не рванулось вперед, чтобы сомкнуть зубы и когти на девичьем теле. Будто показало недовольство, что Морвен явилась сюда дразнить Тьму, показывая неуважение столь грозной силе.

Девушка ощутила исходившую неприязнь от ольфаргов, которые могли легко разорвать ее, но вели себя с ней так, будто перед родителями стояло непослушное чадо и изводило капризами.

Это осознание смутило ее, заставило отступить. Твари не желали ей зла, чувствуя в ней часть того, что породило их, то, что сближало, хотя она была человеком, а они – кошмарными существами, вкушающими человеческую плоть.

Оттого Морвен страдала от тяжести вины. Тьма не убивала ее, но и не отпускала. Черное заклятие срослось с материнским благословением, они сплелись в ней в тесный клубок, сплавились в единое целое, не желая уступить ни пяди.

Благословение пока берегло душу Морвен, но к несчастью, печать колдовства была слишком сильна, и потому она со страхом ожидала совершеннолетия, когда материнская жертва могла оказаться напрасной. Никто не мог бы ответить, что произойдет в означенный день, и какая сила перевесит.

Девушка размышляла об этом, сидя в «Хмеле и Котле», уставившись на принесенный добродушной хозяйкой поднос. Еда была простой, но свежей. Учитывая то, что многие не гнушались доедать подпорченное мясо или плесневелый хлеб, овощное рагу казалось пищей богов.

В таверне часто собирались деревенские. Хозяева поначалу задумали отстроить большой трактир. Когда через деревню по дороге следовали путники, ехали купцы с товаром, им предоставляли ночлег. Но как только вмешался проклятый Безымянный Мор, трактир опустел.

Редко кто просился на постой, а ради трех-четырех случайных гостей держать трактир стало невыгодно, поэтому хозяевам пришлось перестроить его и расширить таверну. Оставили лишь несколько комнат на непредвиденный случай.

Мест было хоть отбавляй. Огромный зал сплошь занимали столы с деревянными скамьями. Тут временами играли веселые свадьбы, но чаще справляли щемящие душу похороны. И эти стены чаще слышали причитания и горестные стенания, чем радостные крики и поздравления.

На лицах деревенских жителей, казалось, навсегда застыло настороженное выражение, которое исчезало крайне редко. Даже если они смеялись время от времени, то бросали настороженные взгляды в сторону дверей и торопливо поглощали пищу, словно бы в ожидании опасности.

Рядом послышалось покашливание, и на скамью напротив плюхнулся худощавый юноша в расстегнутом сером камзоле. Он сложил перед собой локти и уставился на девушку.

Морвен не сдержала улыбки при виде длинной угольной пряди волос, упавшей ему на лицо от неловкого движения:

– Няня говорила, что, если волосы закрывают глаза, можно окосеть. Ты разве не слыхал, Ниар?

Лицо юноши озарила широкая улыбка:

– Слыхал, но я слежу за тем, чтобы мои глаза смотрели в одну сторону, – он продолжал ухмыляться, – особенно, если они смотрят на красивую девушку.

Морвен подавила желание хорошенько стукнуть его. Он тут же посерьезнел:

– Скажи, что слухи врут насчет тебя.

Она сделала вид, что не понимает его и принялась за рагу.

– О чем ты?

Ниар приподнял ладони и хлопнул ими по столу:

– Ты знаешь, о чем. О твоей помолвке.

Глаза Морвен весело сверкнули.

– Ты не желаешь мне счастья?

Юноша побледнел, но постарался справиться с собой.

– Как никто в наших краях. И все же… О чем говорили твой отец и лорд Бриан? Разве они не скрепили вчера брачный договор?

Девушке хотелось еще немного подразнить его, но он так умоляюще смотрел, что она не выдержала и рассмеялась:

– Я не тороплюсь замуж. И тебе следует устыдиться своих вопросов, учитывая, как давно ты знаешь меня.

Он медленно кивнул, обдумывая ее слова.

– Да, но ведь ты девица благородных кровей и любой лорд Топкой долины…

Девушка закатила глаза:

– Умоляю, остановись. Иначе я запущу кружку тебе в голову.

Ниар, глядя на ее улыбающееся лицо, выдохнул:

– Просто, – небрежно заметил он, – твое замужество здорово подпортит нашу дружбу. Понимаешь? С кем я буду исследовать местные рощи и шутить над соседями, плавать в лодке? В солнечные дни, конечно…

Морвен смотрела на него понимающе. Ниар хотел жить так, будто им не угрожала опасность каждый день, будто ингларцы не испытывали липкий страх перед темнотой и неизвестностью.

Она одна могла безопасно передвигаться по долине, не боясь внезапного нападения. Отец умолял ее не рассказывать об этом никому, чтобы избежать подозрений. Иначе перепуганные люди могли бы неверно истолковать столь невероятное везение. Они даже не подозревали, какую цену предстояло ей заплатить, да она и сама не знала.

Ни о чем не подозревал и Ниар, хотя иногда ей хотелось открыться ему. Он был единственным, кому так хотелось довериться, но отец взял с нее обещание, и ей приходилось слушаться.

Кое-что объединяло их: ее растил отец, а у него осталась матушка, которую он очень любил. Мать Ниара владела ткацкой лавкой, где с утра до вечера пряли шерсть, кроили ткани и шили отменную одежду. В лице Анвин, окаймленного такими же угольными волосами, как и у Ниара, читалось благородство. Говорили, что она была незаконнорожденной дочерью элмаркского купца и знатной госпожи при королевском дворе, но достоверно не знал никто.