Книга начал

Джо испытывает огромное облегчение: не надо притворяться и говорить, что все будет хорошо. Но на вопрос викария Джо отвечает своим вопросом:

– И вашу мать поместили в дом престарелых?

– Да, уже перед самым концом.

Руфь берет еще одну пачку пустых бланков и, не торопясь, вертит ее в руках. Эти бланки уже серо-голубого оттенка. В верхней части карточек имеется рисунок шмеля, а в нижней – бледный рисунок трех ульев.

– Очень симпатичные, – вполголоса говорит викарий.

– Дядя Уилбур сейчас тоже в доме престарелых, совсем неподалеку от дома моих родителей в Северном Йоркшире. В свое время нам, наверное, придется подумать о том, что же делать с магазином. А пока моя мама…

– Ей сейчас не до этого? – Викарий поднимает глаза на свою собеседницу.

Джо молчит, и Руфь понимающе кивает. И тут Джо сознает, что она вот уже несколько месяцев так ни с кем не разговаривала. То есть не говорила серьезно о том, что происходит в ее жизни.

– Ваш дядя держит этот магазин довольно давно? – озираясь, спрашивает Руфь.

– Больше пятидесяти лет. Я приезжала к нему в гости, когда еще была совсем маленькой.

– А живет он здесь же? – Руфь бросает взгляд на потолок.

– Да. Сейчас в комнатах наверху гощу я.

– Есть над чем подумать, – замечает Руфь. – Интересно, насколько кардинальными будут перемены, когда магазин в конце концов перейдет в другие руки. Если, конечно, вы не захотите остаться.

– Нет-нет, я планирую вернуться обратно, на Север.

– А-а, значит, магазин придется продать.

– Думаю, да. А вы хотели бы когда-нибудь вернуться в Шотландию? Вы ведь родом из Шотландии, так?

– Да, из Глазго. И нет, не хотела бы. Ни за что, – отвечает Руфь с такой категоричностью, что Джо невольно задается вопросом, насколько счастливым было детство викария.

Руфь снова принимается внимательно изучать магазин.

– Сразу видно, у этого магазина есть своя история, – с улыбкой говорит она. – Вы уж простите меня за эти слова, но мне почему-то кажется, что вы смотритесь здесь весьма органично.

– Да, мой папа всегда называл меня старомодной, – говорит Джо, отвечая улыбкой на улыбку.

– Возможно, поэтому ваш магазин мне кажется таким… – Руфь не заканчивает начатой фразы. – Надеюсь, вы не против, если я стану иногда к вам заглядывать, – говорит она, глядя Джо прямо в глаза. – Мне кажется, это место помогает…

Тут вдруг дверь магазина с грохотом распахивается, чуть не срываясь с петель, металлическая ручка врезается в стену. Джо кажется, что вот-вот послышится звон разбившегося стекла. Хрустит штукатурка, в которую врезался металл, но стекло лишь зловеще дребезжит, оставаясь на месте.

На пороге возникает высокая фигура Малкольма; со лба над его правым глазом сочится кровь. Часто моргая, мужчина безуспешно пытается сфокусировать взгляд в одной точке. Одной рукой он держится за дверную коробку, другая – безвольно висит вдоль туловища.

Джо не успевает и шага сделать в его сторону, как к Малкольму с быстротой молнии бросается Руфь; она шустро просовывает свою маленькую птичью головку ему под руку и обнимает его за талию, словно прячась под его крылом. Тело Малкольма начинает заваливаться в сторону, Руфь мгновенно перестраивается, наваливаясь на него всем телом. Кряхтя, она помогает мужчине сохранить вертикальное положение.

Одной рукой придержав табурет, Джо срывается с места и, обогнув прилавок, пулей несется к Малкольму с Руфью. Вдвоем женщины подтаскивают мужчину к табурету.

Малкольм тяжело опускается на него и, чтобы не опрокинуться на пол, хватается обеими руками за прилавок. Джо тут же подбегает к входной двери, закрывает ее и запирает на ключ, предварительно повесив табличку «Закрыто». И только после этого вновь поворачивается к опустившей плечи фигуре на табурете.

– Малкольм! – восклицает она. – Что случилось?!

– Простите… Простите меня, Джоанна… у меня сильно кружится голова, я чуть не потерял сознание и видел перед собой только ваш магазин.

Приняв сидячее положение, Малкольм, похоже, немного приходит в себя. Кажется, он понимает, где находится, хотя по лицу его продолжает течь кровь, которая капает на прилавок и на пачки пустых бланков для открыток. Руфь наклоняется к прилавку, берет пачки бланков и перекладывает на полку у себя за спиной.

– Я увидел ваш магазин и направился к нему, словно к маяку во время шторма.

Услышав, что голос Малкольма вновь обрел присущий ему музыкальный размеренный ритм, Джо облегченно вздыхает.

– Ну что ж, давайте-ка посмотрим, что у вас там, – бодрым голосом говорит Руфь, подходя к Малкольму ближе, но пока не касаясь его раны. – Вы позволите, я осмотрю вас?

– А вы, мадам, врач? – Малкольм смотрит на Руфь так, будто видит ее первый раз в жизни.

– Нет, я священнослужитель.

– Даже так? – Малкольм медленно и с сожалением покачивает головой.

Руфь улыбается ему такой ослепительной улыбкой, что кажется, во всем магазине становится светлее.

– Джо, будьте добры, принесите тазик с теплой водой, полотенце и, если найдется, вату, кусок какой-нибудь ткани, бинт и ножницы, – спокойным, уверенным тоном просит Руфь.

«Всему свое место, и все на своем месте». Джо почему-то сразу же догадывается, где дядя Уилбур может хранить аптечку. Она бросается в заднюю часть магазина и уже через несколько секунд возвращается, неся в руках все то, о чем ее просила Руфь.

– …И в итоге вы тоже с удовольствием захаживаете в этот магазин? – говорит Малкольм, несколько приподняв голову и подставив лицо Руфи, которая вытирает кровь с его лица большим белоснежным носовым платком. Джо догадывается, что платок принадлежит самому Малкольму.

– Мм… – бормочет Руфь, макает носовой платок в теплую воду, что принесла Джо, и продолжает свою работу.

Становится понятно, что раненый в надежных руках, и Джо решает не вызывать «скорую».

– Сразу видно, что вы уже не в первый раз этим занимаетесь, мадам, – роняет Малкольм и с готовностью наклоняет голову, чтобы Руфи было удобнее делать свое дело.

– Таков уж удел викария. Кровь, кал и рвота – вот с чем нам приходится иметь дело.

– Надеюсь, не со всем сразу. А то получается совсем не святая троица, – замечает Малкольм. Не отрываясь от работы, Руфь издает негромкий смешок. – Вы должны немедленно нас познакомить, Джоанна… не могу же я все время называть эту добрейшую леди словом «мадам».

– Это Руфь, – говорит Джо, мысленно вновь наказывая себе позабыть о прозвище Беглянка-викарий. И тут она вспоминает текст той газетной статьи. – Руфь Гамильтон, – добавляет она. – Руфь родилась и выросла в Глазго.

И только потом Джо пронзает мысль, что, возможно, раскрывать полное имя викария и не стоило.

Но Руфь и бровью не ведет. Она спокойно продолжает обрабатывать рану на голове Малкольма.

– А меня зовут Малкольм Басвелл, – чопорно представляется раненый. – Мне очень приятно познакомиться с вами, ваше преподобие.

– Прошу вас, зовите меня просто Руфь. – Она бросает быстрый взгляд на Джо. – Не волнуйтесь, Джо, все не так страшно, как кажется на первый взгляд. Кровотечение почти прекратилось, сейчас только перебинтуем рану, и все будет в полном порядке.

– Люди на улице предлагали вызвать «скорую», – говорит Малкольм, – но я посчитал, что это всего лишь царапина. Кровь полилась, как только я поднялся на ноги.

– Так что же там с вами случилось, Малкольм? – уже во второй раз спрашивает Джо.

Но Малкольм продолжает изучать взглядом какую-то точку над головой Руфи. Видно, что мысли его витают где-то далеко.

Викарий опускает глаза и заглядывает в лицо раненому, будто хочет на нем что-то прочесть.

– Рана у вас в непростом месте, Малкольм. Повязку придется закрепить под подбородком, – с улыбкой продолжает она. – Боюсь, получится не слишком красиво, зато будет держаться.

– О, ничего страшного, ваше преподобие Руфь. Еще никто и никогда не обвинял меня в том, что я писаный красавец.

– Всякая тварь Божья красива, Малкольм.

Сила и искренность этих слов поражают Джо, как и собственное смущение. Она и представить себе не может, чтобы кто-нибудь из ее знакомых говорил что-либо подобное. На память приходит еще одна фраза викария: «Никто сегодня больше не верит в Бога».

– И вы в это по-настоящему верите? – подает голос совершенно озадаченный Малкольм.

Руфь какое-то время молчит.

– Верю, – отвечает она наконец и потом усмехается. – Такая уж у меня работа. Очень тесно связанная с этой несвятой троицей крови, кала и рвоты, – добавляет она вполголоса, занимаясь повязкой.

Малкольм улыбается.

Руфь надежно закрепляет повязку, и Джо с восхищением смотрит на ее работу.

– Сразу видно, что вам не раз приходилось делать нечто подобное, – говорит она.

– О да. Я прошла полный курс оказания первой помощи.

Малкольм, которому теперь уже не нужна опора в виде прилавка, обеими руками изображает дефибриллятор.

– Как, даже командовали «Разряд!»? – рокочет он.

Джо улыбается, а Руфь смеется:

– О да, один раз пришлось, на кустах.

Джо вскрикивает от изумления. Картина, которая при этих словах вспыхивает у нее в голове, обескураживает.

– Но как?! – восклицает она.

– Ну, это было не очень трудно, – отвечает Руфь.

– Но зачем понадобился дефибриллятор кусту?

Руфь и Малкольм одновременно с изумлением поворачиваются к Джо. И через мгновение магазин сотрясается от их дружного хохота.

– Я сказала, что делала это на курсах, – повторяет Руфь в перерывах между приступами хохота.

Джо заливается таким диким смехом, что почти задыхается.

Когда общий хохот наконец стихает, что-то в обстановке меняется. Тишина вдруг исполняется какого-то глубокого чувства. Джо бы даже назвала его предчувствием.

– Чаю! – решительно объявляет она.

Джо направляется в маленькую кухоньку и слышит за спиной голоса Руфи и Малкольма; они о чем-то разговаривают. Она с облегчением вздыхает.

Но почему на душе становится легче, она и сама еще толком не понимает.

* * *

Лишь поздно вечером, закрывая магазин на ночь, Джо понимает, что совсем забыла про табличку «Закрыто» на двери. Так вот почему в магазине весь день не было покупателей. Впрочем, она не жалеет об этом. Джо прекрасно провела несколько часов в компании Малкольма и Руфи за чаем и разговорами. Чувство облегчения, охватившее ее при виде весело болтающих возле прилавка пожилых людей, не покидает Джо. Ей кажется, что это чувство пронизывает все ее существо, помогая не думать ни о Джеймсе, ни о Люси, ни об Эрике-викинге. К ним добавляется еще одно имя: Финн. Да-да, ей ни разу за это время не пришлось вспомнить ни о ком из них.

И вот, наконец убрав аптечку на место, избавившись от окровавленных тряпок, женщины уговаривают Малкольма пойти домой. Руфь не то чтобы настаивает на своей компании, но как-то сумбурно поясняет, что им по пути, хотя Джо уверена: Руфь понятия не имеет, где живет Малкольм. Это заставляет Джо задуматься: а где, интересно, живет сама Руфь? Куда или даже к кому она, в конце-то концов, сбежала?

Оставшись в магазине одна, Джо предается раздумьям об этих двух людях, которые так неожиданно появились в ее жизни. О чем они разговаривали за чаем с печеньем из белого шоколада с лимонной начинкой, которое Джо принесла вместе с еще двумя табуретами из квартиры наверху, она уже и не помнила. О Хэмпстедской Пустоши? О магазине? О смене сезонов?

Перед тем как Малкольм отправился к себе, Джо вернула ему тетрадь, что мужчина обронил возле полок. Она чуть было не призналась ему, что успела прочитать его заметки об Уильяме Фойле, который, как Джо выяснила, открыл сеть книжных магазинов под общим названием «Фойлз». Она собиралась порасспросить Малкольма (в который раз), о чем, собственно, его книга, но тот быстро переменил тему разговора. Создается впечатление, что он вовсе не намерен рассказывать о своей работе. Джо также уверена в том, что и Руфь неохотно отвечала на осторожные вопросы Малкольма о ее приходе.

Зато за чаем Малкольм все-таки рассказал им о том, каким образом он заработал рану на голове. Причиной ее был вовсе не удар, заверил он викария, которая хотела уже отправить раненого в больницу из-за подозрений на сотрясение мозга. Это была просто царапина. Малкольм поскользнулся на краю тротуара и чуть не попал под колеса автобуса. Спас же его какой-то курьер, ехавший мимо на велосипеде: развернувшись, он протянул Малкольму спасительную руку. И как раз при развороте и задел Малкольма своей курьерской сумкой – отсюда и царапина.

Джо прикрепляет инструкцию по оказанию первой помощи из аптечки к доске для заметок (на случай чрезвычайной ситуации), как вдруг ей вспоминаются слова Малкольма, произнесенные вполголоса: «И я очень ему благодарен, потому что мне совсем не хотелось умирать».

Что Малкольм имел в виду? Какое-то время женщина смотрит на доску с пришпиленными календарем, началом письма «дорогой Джиане» и инструкцией. Четверть доски уже занята. Из головы Джо все никак не выходят эти слова: «Мне совсем не хотелось умирать».

Задел ее вовсе не смысл этих слов, а скорее интонация, с какой они были сказаны. Когда Малкольм говорил это, он был… как бы… удивлен, что ли.

Тут сам собой напрашивается еще один вопрос: а что, было такое время, когда Малкольм хотел умереть? Джо вспоминает, что, услышав слова Малкольма о смерти, Беглянка-викарий едва заметно покачала головой. Неужели она тогда подумала о том же самом?

Глава 12

«Ла Библиотека»

Спустя несколько дней, готовясь к ужину с Ландо и Эриком-викингом, Джо продолжает раздумывать над словами Малкольма. Кроме того, в эти последние несколько дней ее мучает еще одна мысль: внушив себе, будто без Джеймса ей нет никакой жизни, не преисполнилась ли Джо к самой себе унизительной жалостью?

Может быть, она просто устала упиваться собственными страданиями (и поняла, что это тяжкий труд), но ее пульс учащается в тот момент, когда рука касается плотно облегающего фигуру платья изумрудно-зеленого цвета. Джо испытывает нарастающее возбуждение от мысли о предстоящем вечере. Не исключено, конечно, что возбуждение связано с возможностью снять наконец джинсовый комбинезон. Кстати, Джеймсу это платье почему-то никогда не нравилось. Джо добавляет последний штрих – красит губы ярко-розовой помадой. Она тоже никогда не нравилась Джеймсу.

До итальянского ресторана, куда ее пригласили Ландо с Эриком, можно дойти пешком, но он расположен в том районе Лондона, где Джо прежде никогда не бывала. По пути к нему Джо понимает, что совсем еще не видела города.

В одно из первых своих воскресений на новом месте женщина набралась смелости, села в автобус и прокатилась до самого центра города. В первые минуты своего путешествия на двухэтажном автобусе Джо испытала радостное возбуждение при виде городских улиц. Но затем оно сменилось осознанием своего одиночества и бесцельности бытия в толпе лондонцев и внимательных, серьезных туристов. Чуть позже, не найдя обратный автобус, Джо решила попробовать добраться на подземке и в результате совсем заблудилась, не зная, на какую ветку Северной линии ей надо сесть. Она стояла на платформе, пытаясь разобраться в указателях, и боролась с нарастающей паникой, которая сделала из нее круглую дуру и начисто лишила смелости попросить у кого-нибудь помощи.

Это воспоминание снова лишает ее присутствия духа и уверенности в себе, которые Джо ощутила было, надев зеленое платье. Она не может выдавить из себя ни слова и молча идет рядом с двумя мужчинами: стройным и подтянутым Ландо и шагающим враскачку, словно корабль на волнах, Эриком-викингом. Неожиданно ее телефон издает звук уведомления. Чтобы выиграть немного времени, Джо смотрит на экран. Сообщение от Люси: «Очень понравилась твоя идея научить полицейского писать. Жду продолжения рассказа. Целую, Люси».

Значит, письмо благополучно дошло до адресата. На душе становится легче.

Джо размышляет об удивительных коммуникативных способностях Люси. Она легко может завязать разговор с любым встречным-поперечным, не говоря уже о том, чтобы задать вопрос незнакомому человеку, – для нее это раз плюнуть. Джо вспоминает, как прежде она пробовала подражать своей лучшей подруге (как и в случае с комбинезоном), особенно когда попадала в неловкие ситуации. И всегда думала: а что бы сказала на это Люси?

Сейчас канун Ночи Гая Фокса[9]. Над стоящим перед ними зданием в холодном ноябрьском небе взрывается фейерверк, и Джо наконец решается задать своим спутникам вопрос:

– Какие три вещи в жизни кажутся вам переоцененными?

Мужчины с радостью подхватывают предложенную тему. И когда все трое добираются до ресторана, вопрос оказывается проработан вдоль и поперек.

Ответ Ландо: фейерверки, завтрак в постель (в этом пункте Эрик с ним решительно не согласен) и Бог.

У преподобной Руфи, по мнению Джо, явно было бы что на это сказать, зато вот Малкольм наверняка радостно похлопал бы Ландо по спине (если, конечно, представить, что Малкольм на это способен).

Ответ Эрика-викинга: икра, походы по магазинам и эмодзи.

И прежде, чем Джо успевает ее осознать, в голове проносится мысль: с этим вполне можно жить.

Она предлагает свой вариант: макаруны[10] (что, с точки зрения Ландо, далеко не бесспорно), индейка (что, с точки зрения Эрика, также далеко не бесспорно) и футбол (что далеко не бесспорно, с точки зрения обоих мужчин).

Вероятно, прежде в здании ресторана располагалась библиотека – все стены до сих пор уставлены книгами в толстых прозрачных пластиковых обложках. Джо подозревает, что название ресторана – «Ла Библиотека» – отнюдь не случайно. Сидя за столиком, Джо с досадой оглядывает интерьер ресторана: увы, книги в этой библиотеке никто никогда не прочтет. Впрочем, досада быстро улетучивается. С унылой физиономией сидеть между Ландо и Эриком просто невозможно.

С первого взгляда видно, что они давно знают друг друга и теперь то язвительно подначивают один другого, то превозносят достоинства друг друга чуть ли не до небес. Ландо рассказывает Джо про свои путешествия, которые помогли ему вырасти как мастеру татуировок (именно тогда он познакомился со своей женой, болгаркой по имени Саша). В этот момент Эрик просит Ландо показать в телефоне фотографии набитых им татуировок.

Это настоящие произведения искусства.

Каждый знаменитый художник, продолжает Эрик, становится известен благодаря своему неповторимому стилю, причем одни берут своеобразным колоритом, другие – реалистичной манерой, третьи черпают вдохновение в той или иной тематике. Например, в аниме или в символике маори, в пиратах или в диснеевских мультиках. Ландо работает в основном с черными чернилами, но иногда любит добавить цвет.

– Напоминает работы Бэнкси[11], – замечает Джо.

– Вот так-то, понял, приятель? – восклицает Эрик и хлопает Ландо по плечу.

Потом за дело берется Ландо, подвергая безжалостной критике все, что имеет отношение к Эрику: начиная с размеров и стиля его одежды и кончая его неспособностью вовремя открывать свой магазин. И вдруг тут же, не переводя дыхания, сообщает Джо, что, случись с ним беда, он первым же делом обратится именно к Эрику и что Эрик в канун Рождества всегда работает в благотворительной организации «Кризис», бесплатно проверяя зрение бездомных и изготавливая им очки.

Здесь Эрик перебивает своего друга, обзывая его эспаньолку козлиной бородой, и настаивает, чтобы тот наконец отпустил нормальную бороду.

И в эту минуту – все уже успели осушить по нескольку бокалов вина – Джо вдруг восклицает:

– Но я же вас видела!

Оба собеседника, изумленно уставившись на нее, умолкают.

– Я вас видела, – повторяет она, глядя на Ландо, – в оптике. Вот почему я подумала, что вы и есть хозяин магазина.

– Этому бедняге тоже нужна моя помощь, – говорит Эрик, качая лохматой головой. – Он же у нас слепой как крот.

– А тебе нужна помощь опытного парикмахера, – парирует Ландо. – Эрик и сам носит контактные линзы. А лично я не тщеславен и плохого зрения не скрываю: когда работаю, надеваю очки.

– Я не могу без контактных линз. Я ведь занимаюсь спортом, – сообщает Эрик серьезным тоном.

– Правда? И каким же? – интересуется Джо.

В ответ оба громко хохочут, и женщина чувствует себя полной дурой, а потому не настаивает на ответе.

– И он всегда покупает цветные линзы, – сообщает Ландо, наклонившись к ней поближе. – Вы же не думаете, что у него и впрямь голубые глаза, верно?

Джо не хочет во второй раз оказаться в дурах, но, заглядывая в пронзительно-голубые глаза Эрика-викинга, она вдруг густо краснеет, чувствуя, что ее опять одурачили.

* * *

Покидая ресторан, Джо берет на ресепшене визитку ресторана.

– Для доски для заметок? – спрашивает Эрик, замечая визитку в руках женщины.

Джо кивает, едва скрывая свое удивление. Оказывается, он заметил, что она там на доске что-то выстраивает… Но что? Новую жизнь? Визитку же она взяла на всякий случай: вдруг ей захочется сводить сюда Руфь с Малкольмом?

– Вы прямо как сорока, все в дом тащите, – шутит Эрик.

Пожалуй, не так уж он и не прав: весь этот хлам, что она собирает, дорог ей – особенно те слова, которые ей пишут покупатели, когда пробуют перьевые ручки. Может быть, и друзей Джо тоже стала коллекционировать? Завести дружбу с Эриком-викингом оказалось легче, чем она ожидала. «Он просто друг, – повторяет себе Джо, – друг и сосед». Вроде пока это работает. Правда, только до тех пор, пока женщина не смотрит на его руки.

– Моя жена Саша – вот кто настоящая сорока, – заявляет Ландо.

– Серьезно? – Джо рада смене темы.

– Ну да, только не в том смысле, в каком вы подумали, – говорит он, открывая перед Джо дверь. – Саша собирает все, что ей рассказывают другие. Эта женщина – настоящий кладезь всякой бесполезной… – тут Ландо задумывается, – впрочем, иногда и очень полезной информации. Я не понимаю, как ей удается все запоминать. Она способна найти общий язык с кем угодно.

Ну, прямо как Люси.

И тут телефон Джо вновь издает звук уведомления. Словно лучшая подруга догадалась, что Джо сейчас думает о ней. Так случалось и раньше. Только они начинают думать друг о друге, как почти одновременно получают сообщение или слышат звонок.

Джо смотрит на экран и тут же жалеет об этом. Сообщение действительно от Люси: «Финн приезжает в Лондон. Я дала ему твой адрес. Он сказал, что заскочит в ближайшее время. Целую, Люси».

Конечно, нет никаких причин скрывать от Финна ее адрес.

Люси, наверное, недоумевает, почему Финн сам не написал Джо. Но ведь они с Финном не настолько близки.

Или все же настолько?

Глава 13

Что тянут в дом сороки

Составлять список сейчас нет времени. Как ни рада Джо покою, что поселяется в ее душе, когда по вечерам она составляет список предстоящих дел и приводит в порядок свои мысли, сейчас для этого явно не время.

Во-первых, надо лечь на кровать и свить себе гнездышко из подушек и стеганого одеяла. Во-вторых, она немножко пьяна. А в-третьих, ей совсем не хочется заносить в свой список все то, что вертится сейчас у нее в голове. Куда труднее будет смеяться над своими полуночными бредовыми мыслями, если оформить их в слова и записать чернилами на бумаге.

На самом деле ей сейчас хочется одного – поскорее забыться сном, хотя женщина и понимает, что до этого ей так же далеко, как до Нортумберленда. Поэтому Джо пытается сосредоточить мысли на чем-то одном. Она думает о том, что говорил Ландо про свою жену Сашу, назвав ее «сорокой». Не занимается ли Джо тем же самым? Берет понемножку у каждого из своих друзей. Кое-что она взяла от Люси. Не только ее одежду, но и способность выходить из положения в минуты стеснения и робости. Ведь так и есть!

Джо вспоминает о тетради Малкольма и его заметках, посвященных Уильяму Фойлу. Такое ощущение, будто их она тоже позаимствовала у друга. Фойл был родом из Ист-Энда. Он пытался поступить на государственную службу, но провалил экзамен и остался с кучей ненужных больше учебников. И тогда Уильям обнаружил, что на свете есть люди, которым нужны подержанные книги, причем по самой разной тематике. Вот так его провал превратился в процветающий книжный бизнес. Вглядываясь в темноту, Джо хмурится. Можно ли назвать ее поступок «заимствованием»? Ведь читать тетрадь Малкольма ей никто не предлагал.

Но ведь сороки и подворовывают иногда?

Мысли Джо несутся дальше. Есть и другие воспоминания – о том, что ей когда-то говорили друзья, и потом эти слова навсегда остались в ее сердце. Слова ценнейшие, в которых отражается образ друга, который их ей подарил. Такие подарки стоит хранить, даже если что-то в них кажется странным или незначительным.

«Сезанн оказал на других художников огромное влияние, и его работы положили начало кубизму» – слова кузины Элис, которая сейчас работает в Нью-Йорке.

«Шокирующий розовый цвет впервые был популяризирован в тридцатые годы итальянским дизайнером Эльзой Скиапарелли» – слова Люси.