Ведьма окраины

Но сознание пыталось всё отрицать. Её дом – её крепость. Никто ни за что на свете не найдет её тут. Не выкурит. Не поймает. Только если она выйдет. А она не выйдет… да только… то чувство, которое она испытывает. Оно… только сейчас она поняла, что значит это чувство. Она не может дотянуться ни одного из своих приспешников, проживающих в доме. Где они? Почему так? Что происходит?..

Борис с четвёртого, Макс с девятого, семья Эстер с одиннадцатого. Стёпа с мотоциклом… она же ощущала его ещё только что…

Где они все? Почему связь пропала?

«Нет-нет-нет, только не это. Этого не может быть».

Она побежала к двери, чтобы быть ближе к входной двери, чтобы там ощутить те нити и корни, что выпускала её квартиры, пронзая сущность дома.

И в этот самый момент, когда она лишь показалась в коридоре, дверь, входная дверь её дома, стальная, заговорённая, именно эта дверь, которая точно должна обеспечить её безопасность, буквально ввалилась в дом под действием невероятной силы взрыва.

Из окна

Взрывной волной Лотту отбросило на спину. И вот уже в проёме выломанной входной двери появляются люди той разновидности, которых она ненавидит больше всего на свете, – солдаты. Без лица и имени, просто зелёная масса, у которой нет иной цели в жизни, кроме как лишить тебя жизни.

Не особо сознавая, что делает, Лотта зашипела в их сторону слово, которое должно их затормозить. Это была вербальная сигна, аналогичная той, что она рисовала на бумажном стаканчике, чтобы приготовить лёд. Разумеется, колыхание воздуха работает не так эффективно, как надпись, но входившие должны замедлиться.

Времени ей должно хватить, чтобы встать на ноги и забежать в спальню, где хранятся её вещи.

Да вот только солдаты ни на секунду не замедлились. Первое же дуло автомата, которое показалось в проёме, уже было вскинуто в её сторону. Пули полетели в Лотту без малейшего промедления. Первому оружию тут же принялось вторить второе.

От стен вокруг Лоты разлетались куски обоев и штукатурки под ними, ламинат на полу разлетался мелкой стружкой, готовый влететь прямо ей в глаза. Неосознанно Лотта просто подняла руки в попытке защититься от всего летящего в неё.

Как только первые секунды растерянности прошли, она поняла: всё, что её пока что спасало – сигны на теле. Нужно было двигаться.

И тогда выстрелы прекратились. Вперед вышел один из солдат и вгляделся в коридор, который они разносили своим огнём.

– Смотрит, вот туда мы не попали, значит она там сидит, – указал солдат на Лотту, продолжавшую закрываться руками .

Ну, конечно! Они не могли её разглядеть. Сигны на её теле – одни отводили от неё угрозу, а другие прятали от глаз врага. Но всё это лишь временно. Пристальный глаз сможет её разглядеть, а если получится разглядеть, то получится и пулю направить.

Пора брать защиту в свои руки. Пора действовать. В её комнате есть запас всего, что нужно, чтобы отбиваться.

«Лотта, ты правда к этому готовилась? – мысленно задавала она себе вопрос, отползая в спальню, вставая на ноги.– Откуда ты знала, что они могут прийти?»

Просто знала. Знала, что нечто подобное вполне может произойти. Кто-то более сильный, чем она, может прийти. Она не верила, что таких людей много в этом мире. И можно ли их назвать людьми?

Можно ли её саму назвать человеком?

Убить её, кажется, очень сложно… но ведь она чувствует, влюбляется и боится. Совсем как человек. Подобных себе она встречала совсем немного и назвать их людьми была не готова. Все они – существа.

«А кто же ты сама, Лотта?»

Прямо сейчас она напоминала себе пойманного врасплох зверя. Но это не значит, что она – зверь. Всё же она человек. Сильный. Разве Тот, который в Великой Книге, не был человеком? Его называют Человеком – с большой буквы. Он был сыном божьим, но при этом был человеком.

Лотта тоже человек. Хоть её жизнь и полна бесконечного выживания, выгрызания своего права на жизнь, как у животного в дикой природе.

За её спиной снова раздались выстрелы. Солдаты стреляли из всех стволов, пытаясь, похоже, раскрошить весь ламинат на том островке, где она сидела пару секунд назад.

Лотта же добежала до кровати, перевались через неё, поднырнула, чтобы достать коробку с маркерами. Каждый раз она просто брала новый маркер отсюда, если предыдущий заканчивался. Здесь же, рядом, лежали банки с горючими смесями, которые она готовила на такой случай.

«Да, Лотта, ты действительно к этому готовилась».

Выстрелы прекратились и недолюди (вот уж кто настоящие звери!) пробирались по коридору. И вот уже раздался мат и чертыхания. Они угодили в невидимую пелену. Значит, часть её защиты, часть её магии всё-таки продолжает работать.

Если бы не это, то солдаты уже толпой стояли в проёме двери её спальни, а из их нарезных жирных, объевшихся свинцом дул вылетали маленькие убийцы.

Первым делом, чтобы унять боль, в правой искалеченной руке и правой ноге, чёрным маркером она нарисовала на своих бинтах знаки, которые она называла «псевдовосьмёрками». Да, потом будет больно вдвойне, но сейчас она должна быть уверена в своём теле.

Если сейчас она не мобилизует все свои силы, то некому будет страдать об открытых переломах и разошедшихся ранах на её теле.

Верёвки. Холодная сталь. Тёплый жилет. Вельвет. Остывание. Уулун. Пакетики чая. Пар над кружкой. Мармелад. Безе....

Процесс поиска семантики для сигн для неё был непрестанным. Бессознательным. Как говорил её учитель, она уникум – создавать заклинания дано не каждым, а ей дано. Такие как она двигают Силу мира… Даже сейчас, когда время идёт на секунды, её мозг успевает перебирать слова и фразы, пытаясь найти что-то спасительное.

Пралине…

Что? Какое пралине? Пралине… что в этом слове? Что-то в нём есть… обычное слово, пралине… Где-то тут запрятан знак.

Голова размышляла над поиском того самого смысла в слове «пралине», а правая рука, избавленная на время от боли, тем временем чертила на банках сигны огня и ярости.

Пралине…

Да что же мне делать-то? Куда прятаться теперь? Под кровать, как маленькая девочка – авось врзослые не найдут её в этой игре в пряткиа? Нет-нет… Но что же ещё можно делать.

Крики солдат прекратились – похоже, им удалось выпутаться. Или не всем?

– Иди туда, в её спальню, она там!

Пралине…

Дело же точно не в жирной ореховой пасте, которой наполняют конфеты. Те самые конфеты, которые никто не любит. Все любят со сливочной помадкой. С карамелью. С ликёрной вишней. Пралине никому не нравится…

Шаги приближались к спальне.

Голова Лотты собой обернулась на окно – огромное панорамное окно, через которое она каждый день любовалась хвойной рощей, рядом с которой жила. Зелёное море, из которого местами высовывались странные неожиданные здания, как корабли.

«И по просторам морским направлял корабли к Эллерою…»

Пралине…

Окно. Неужели?

Ассоциативные связи в голове Лотты работали слишком быстро, чтобы понимать, как и что с чем связано. Они просто сочетались. Как в той абсурдной книге какого-то писателя начала прошлого века. Поток сознания.

Тогда-то и появился в дверном проёме первый убийца с автоматом. Он разглядывал комнату и не мог понять, где же Лотта. Она точно должна была быть тут. Да вот только он будто бы не знал, что у Лотты есть сигна пелены. Странно, что они всё-таки действуют. Какую именно часть её магии глушат?

Вопрос, как они её глушат вообще не возникал в её голове.

Да и вообще – какая разница! Почему она вообще думает об этом?!

Нужно спасаться!

Солдат был в чёрной лыжной маске и потрёпанной каске – кажется по ней уже не раз прилетало пулей или осколком. Из какой он армии? Обе армии очень похожи. Кажется, вон та нашивка говорит, что он из сопротивленцев. То есть местный?

«Ублюдок. Какого чёрта вам здесь нужно!»

Она смотрела ему в глаза, как будто пытаясь выведать у него, что он тут забыл. Глаза… у него были знакомые глаза. Неужели, она его знает? Откуда она его знает?

А потом он начал стрелять. Пока она разглядывала его, его блуждающий взгляд вдруг остановился на ней.

–Я вижу тебя, ведьма, – очень чётко проговорил он и поднял автомат.

Пули полетели, направляясь прямо Лотте в голову. Но сигны защиты ещё продолжали спасть её от летящих свинцовых снарядов. Сигна полога была нарисована на левой её руке. Правой рукой она замахнулась и бросила банку с нарисованным на ней знаком ярости.

Лишь только банка ударилась о шлем солдата, как вспыхнула. Следующая банка полетела под ноги. Ещё одна в проём за ним, чтобы поджечь всех, кто намерились прийти за Лоттой.

Солдат взвыл и бросился в ванну. Этот зверь будет поливаться из её с такой любовью и заботой выбранного душа. Будет пачкать плитку, которую она подбирала под цвет своих мыслей.

Огонь полыхал в проходе.

Лотта планировала начертить ещё одну сигну на своих руках – стальную сигну, с помощью которой она расправлялась с врагами прошлым вечером. Но лишь маркер снова прислонился к коже, её голову пронзила быстрая острая боль. В глазах потемнело, она готова была упасть в обморок.

Такова плата за её магию.

Слишком много было использовано вчера. Всё, что она делает с помощью Силы, проходит через её тело, через её голову. Голова начинает гудеть, когда Лотта пользуется Силой слишком долго и часто.

Но если она сейчас не нарисует стальную сигну, как она сможет пробиться наружу?

Она снова ощутила вкус крови на своих губах –  вкус вчерашней битвы. Справится ли она здесь – с новыми врагами? Выдержит ли её искалеченная, изломанная рука? Сигны придают силу ударам, но не укрепляют её саму. Поэтому её рука была сломанной. Такова расплата за преимущество, которое она получает с помощью надписей и сигн.

Пралине. Окно. Полёт.

Нет. Это ненадёжно. Что с ней будет, если она выпрыгнет, а знак не сработает. Слишком часто тестирование сигны приводило Лотту к совершенно иным, отличным от тех, которые она ожидала, результатам.

Она попыталась сделать росчерк в воздухе того знака, который слышала, чувствовал, понимала – пыталась извлечь из этого простенького слова. Пралине. Как будто бы подул мягкий ветерок.

Но в проёме снова появился уже новый солдат. И ещё один. И ещё.

У неё больше нет времени на эксперименты. Быстрыми заученными росчерками она нарисовала стальные знаки на обеих руках.

– Она там, – крикнул один из солдат и указал прямо на Лотту.

Так значит, не все её видят? Частично её магия действует на этих двоих как минимум. Она вскочила, чтобы напасть на них. План был таким, чтобы с разбегу напрыгнуть на ближайшего, пробить ему голову, добраться до мозга, чтобы напрямую подключиться. Оставить в нём сигну подчинения до смерти. Такое она проделывает только с самыми злейшими врагами, которых не жалко. Эти трое были точно такими. К ним жалости у неё не было ни на йоту.

Но в момент, когда она собиралась сделать прыжок, одна из пуль пронзила ей левую руку. Полог не выдержал. Вчера эта сигна спасала её от случайных пуль. Сегодня не выдержала. Целенаправленные выстрелы гораздо опаснее, следовало об этом подумать. Но она не ожидала этого.

Кажется, содаты и сами не ожидали. Те двое, которые не замечали её до этого, увидели во всей её нежной женственной обнажённой красе. И дырявых трусах. Это злило её вдвойне. Почему она беспокоится её? Голая не значит – беззащитная. Только не в её случае! Она убьёт этих упырей.

А потом ещё одна пуля угодила ей в живот, отбросив к окну.

Уже два попадания. Ей не удавалось справиться с солдатами. Они её убьют. Внутри, как всегда, зашевелилось что-то. То чувство, которое и не страх, но порождение страха и отчаяния, а ещё злости и ярости. Именно это заставляет её бороться до конца.

С размаху она ударяет по стеклу окна – стальные сигны срабатывают, и стекло разлетается вдребезги, как от удара молота. Лотта оттолкнулась ногой от комода, стоящего прямо тут, и… она вывалась из окна.

Осколки на полу и края стекла расцарапали её кожу на груди, животе, ногах, руках. Кожа местами повисла лоскутами. Ветер, который свистел в её ушах, тревожил её раны, доставляя боль её телу, но ей самой некогда было испытывать боль, у неё оставались доли секунды на последние глотки жизни.

Пралине…

Она нарисовала сигну в воздухе.

И – о боже! – подул ветер, смягчая её падение, отбрасывая её на какую-то стоящую под окном машину.

Лотте потребовалось несколько секунд, чтобы осознать произошедшее. Магия снова её спасла. Странно представить, но за все последние десять лет, когда она сражалась и боролась за право быть «главным хищником в джунглях», она ни разу не прыгала с высоких этажей. Даже не думала, что она на это способна. Полёты – это что-то запредельное.

Но времени радоваться свершениям у неё не было совершенно. Она лежала в куче металлолома и осколков стекла. Она была сильно ранена. И прямо сейчас ощущала, что кусок метала вонзился ей где-то в районе подмышки. Оставалось надеяться, что это не смертельно.

Она лежала и смотрела вверх, в то окно на шестом этаже, из которого она вывались.

Кажется, она повторила путь многих неустроенных, депрессивных, разочарованных, отвергнутых, но по сравнению с ними (ну ладно, во всяком случае в отличие от большинства этих несчастных), она выжила. Не сказать, что опыт оказался очень интересным. Да, в воздухе время как будто замедлилось, у неё было мгновение, чтобы обдумать свою судьбу и пройденный путь. И всего-то. Нет, это слишком просто, вот так вот окончить жить. Ради чего тогда были все прожитые годы? Ощущение не стоит того.

Из разбитого окна её квартиры, на Лотту смотрели трое солдат. Они пытались стрелять, но – сюрприз, сюрприз! – пули не вылетали за пределы квартиры. Защитная пелена на окнах работала. Даже на разбитом окне, так как на соседних стёклах ещё оставались работающие сигны.

Нужно вставать, у неё есть всего несколько минут, прежде чем эти экипированные животные выберутся из огня и спустятся вниз. Её даже немного позабавила мысль, как эти опасные с виду монстры, стоят и ждут лифт, который уехал на шестнадцатый этаж.

Хотя в реальности, конечно, они не станут его ждать. Просто сбегут по лестнице.

Так что надо выбираться.

С трудом сняв свою плоть с металического крючка каркаса машины, она выбралась из разбитой, орущей сигнализацией машины. Оставляя красные следы на брусчатке облагороженной придомовой территории (сколько нервов пришлось потратить, заставляя застройщика сделать именно такую красоту здесь!), она побрела к упавшей вместе с нею жестяной коробке, из которой маркеры разлетелись во все стороны. Сил складывать их все не было, так что она просто взяла пару, лежавших ближе всего, положила в коробку, взяла коробку под мышку, подобрала ещё один и стала с помощью него вычерчивать на коже по всему телу обезболивающие «ложные восьмёрки». Лишь бы перестать чувствовать боль, от которой она готова была свалиться в обморок.

Фарфалле. Фалафель. Рафаэлло. Философия. Форточка. Фраза. Флеш-рояль.

Почему-то в голове крутились слова с ярко выраженной буквой «ф», звуком, который выдаёт свою заимствованную природу.

Заимствовать. Забирать. Прятать. Замещать.

Где-то тут что-то кроется.

Что делать? Куда бежать? В рощу? Нет, это глупо. Её очень быстро догонят. Нужно ехать… но на чём?

В тот самый момент, когда она задала себе этот вопрос, она увидела стоящий на дальнем краю парковки чёрный мотоцикл. Даже со шлемом. Она побежала, хоть и где-то в глубине, под магией её ноги отзывались болью, а живот разрывался от каждого движения.

Прятать. Таиться. Притворяться.

Ах, вот оно что. Это просто бессознательное желание прятаться заставляло её думать о словах со звуками «ф».

«Я обязательно подумаю об этом потом, а пока что нужно бежать, блин!» – кричала она своему мозгу, который ни на секунду не останавливался в своих размышлениях.

Для того, чтобы угнать мотоцикл ей не нужна магия. К счастью. Мотоцикл заводится по отпечатку пальца, приложенному к ручке газа. Степа, который владел мотоциклом, добавил отпечаток Лотты в список пользователей байком ещё пару лет назад. Лотта время от времени брала железного коня, чтобы прокатиться по городу.

И сейчас она села, надела шлем, приложила палец. Коробку с маркерами сложила в бардачок под сиденьем, перед этим нарисовав на какой-то грязной тряпке сигну, которая защитит её рану в подмышке от заражения и повязав тряпку себе на грудь и подмышку. Секунда и она ударила по газам, чтобы уехать подальше отсюда. Куда-нибудь в безопасное место.

Прямо перед подъездом она увидела машины солдат – две припаркованные машины, похожие на зарубежные военные автомобили, но явно сделанные на местных заводах. Она не разбиралась в марках автомобилей. Ей было плевать. Но вот на что ей было не плевать, это на человека, который направил восмиствольный пулемёт, притороченный к крыше одной из машин, прямо на неё.

«Да чёрт тебя дери! Горите вы все!».

Она выкрутила ручку газа на максимум, но вместо того, чтобы поехать в другую сторону в поисках спасения, чтобы лупоглазый солдат смотрел на её истерзанный заголённый зад в прицел пулемёта, её уставшая больная рука заставила повернуть руль прямо на машину, а скорость, которая была вторым именем мотоцикла, домчала её до машины прежде, чем Лотта успела подумать, что же она такое делает, и прежде, чем первая пуля вывалилась из первого ствола направленного на неё оружия.

Лотта задрала переднее колесо и въехала на крышу машины, наехала прямиком на бошку недоделанного убийцы. Тем самым она точно переломала тому шею. Палец мёртвого солдата успел нажать на курок турели и поток пуль заструился во все стороны, забрасывая пространство вокруг десятками очень быстрых цельнометаллических пчёл. Такая ужалит если ужалит, то только до смерти.

Лотта тем временем улетала в даль на байке.

Так что когда из подъезда вывалились четверо бойцов, одно из которых, обгорелого, они тащили на плечах, Лотта уже была вне досягаемости их оружий.

Пулемётная турель возвещала триумф Лотты ещё несколько минут за её спиной, после чего она скрылась в лабиринтах города, который знала, как свои пять пальцев.

Тревога

Первым делом Лотта выехала на главную улицу, которая прошивала город насквозь – с одной окраины у «Лесобазы», как называли её район в городе, до района торфянников на юге.

Да вот только она не сможет выбраться из города, если поедет по главной улице. Лотта понимала это достаточно чётко, хоть разум её был в тумане. Да, она не ощущала боль, но крови потеряла уже много. Нужно было срочно думать, куда прятаться.

Улицы были пустынными, – все прятались по подвалам и бомбоубежищам из-за объявленой воздушной тревоги, так что спрятаться от лишних глаз было не сложно.

Лотта завернула в первый замеченный переулок, потом вырулила на улицу-дублёр, затем сделала ещё несколько понятных ей поворотов и уже через несколько минут просто искала укромный двор, в котором можно затаиться.

«Это место будто притягивает меня», – подумала она, заметив дом, разрисованный каким-то орнаментальным муралом. Разноцветное панно было здесь ещё во времена, когда она с друзьями в первый раз пробовала сигареты. Уже тогда непонятные вязи символов на стене этого дома притягивали её. Сейчас и подавно. Она достаточно часто приходила к этому дому, чтобы посмотреть на мурал – найти в нём особые символы, которые возможно превратить в сигны. Вот и сегодня неосознанно приехала именно к нему.

Лотта знала, что эти знаки в былые времена многое значили для предков её народа. Сейчас здесь стоит город, построенный покорителями её народа, она сама себя считает частью народа-победителя, но правда в том, что по крови она другая. До того, как сюда пришла Империя Виттов в пятнадцатом веке, здесь жили племена безобидных фонов, обретших оседлость в незапамятные времена. Именно фоны были её предками. Немногочисленная народность, которую витты переварили.

Никто уже не помнит, что значит эта вязь, которую художник запечатлел на типовой девятиэтажке. «Просто какие-то картинки, которые я видел на одежде моих бабушек и дедушек, когда я жил в деревне», – говорил художник в каком-то интервью. Лотта пыталась раскопать всю возможную информацию об этом орнаменте, но ничего не вышло. Следующим шагом было поехать в ближайшие деревни, выискивая не обвитшенных фонов, пытаясь расспросить их об орнаментах, но приступ агорафобии, панической боязни открытых пространств, мешал Лотте выбраться куда-то дальше города. Здесь были стены домов, подвалы, здесь была её квартира. За городом были лишь поля.

Поэтому Лотта пыталась сама найти в орнаменте ответ, кто она и почему такая, но символические животные и деревья, которые удавалось разглядеть в орнаменте, не давали ей ответа.

Но сегодня, поддавшись интуиции, почти бессознательно, её тело привело её именно сюда. Возможно, здесь она может спрятаться?

Она завернула за угол, заехала во двор. Как и всегда, в этом дворе царила умиротворяющая атмосфера тенистого парка. Да только в тени десятков тополей не прогуливались мамы с колясками, не бегали дети, никто не катался на велосипедах, и на пяти игровых площадках не царил гомон детских игр. Только эхо воздушной тревоги снова и снова отражалось от углов и стен четырёх домов, в которые, как в стенки коробки, упирался двор.

Гул её мотоцикла утонул в шуме сирены и Лотте это было на руку – не хотелось, чтобы кто-то её заметил. Она решила припарковать мотоцикл за микроавтобусом, переделанного в грузовичок, чтобы спрятать его от лишних взглядов. Нужно было зализать раны и всё обдумать. Лишь стоило ей затормозить и выставить ноги, чтобы удержать мотоцикл, она Лотта поняла, что не удержит вес мотоцикла. Он привалился к её изувеченной, ослабшей правой ноге, и Лотта сразу же повалилась на землю вместе с мотоциклом.

Она лежала и на глаза наворачивались слёзы.

«Почему я опять бегу? Мне пришлось убить так много людей, чтобы защитить себя… и после этого я снова убегаю… за что?»

Осторожно Лотта упёрла левую ногу – единственную не искалеченную на данный момент конечность – в седло мотоцикла и осторожно приподняла мотоцикл на несколько сантиметров, чтобы просто вытащить больную ногу. Ей это удалось, но для того, чтобы встать, сил у могущественной ведьмы в рваных трусах уже не было. Она просто лежала на асфальте в бесполезных попытках пожалеть себя.

Вот тебе и избранная невеста Демона Семи Преисподних. Только и может, что валяться и заливать слезами мотоциклетный шлем.

А затем раздались первые взрывы. Вернее, сначала долетели отзвуки запуска ракет, звуки летящих снарядов – всё это с лёгкостью пробивалось сквозь истеричный звук сирены – и лишь за этим где-то неподалёку стали взрываться дома и постройки. Земля, на которой лежала Лотта, задрожала.

Тогда-то ей стало не до жалости к себе, нужно было что-то предпринимать. Для начала нужно разжиться одеждой и ехать в безопасное место. Да только где оно – безопасное место.

С юга или юго-востока (откуда там летят снаряды) в город заходят войска тех, кто называют себя сопротивлением, повстанцами, для «освобождения» города от «фальшивой» власти. Её тошнит от всех этих семантических игр военных и политиков, поэтому она совершенно не собиралась участвовать в процессе передела города, но её вынудили.

Те солдаты… они же тоже из повстанцев… Что они забыли в её квартире? Как-то должно быть связано то, что повстанцы заходят в город, и то, что в её квартиру вломились уроды из той же армии. Как они вообще пробрались через город? Правительственные войска вообще ушли из города? Зачем тогда бомбить…

Она стала перебирать все события в голове. Телефонный звонок с неизвестного номера. СМС. Доброжелатель? Друг? Она не могла придумать никого, кто подходил бы под это описание, чтобы ещё знать её тайну. Потеря контакта с её людьми. Взорванная дверь. Обход тайных ловушек против всех, кто пришёл к ней с чёрными мыслями навредить. Что ещё? На них не подействовало её слово – то одно из немногих, что она могла произносить. Они слишком хорошо знают все её тайны.

А ещё глаза… ярко-голубые глаза того солдата, который первый пробрался в комнату. Тот, которого она одарила огнём.

Тревога. Подъём. Быстрый шаг. Песня. Снаряд. Свист. Тарахтение мотора. Бурелом. Воронка.

Семантика войны… что-то её подсознание пытается ей подсказать. То, что идёт война, она и так знает. Но что прячется за этой семантикой? Как всегда, должно прятаться новое знание… до которого она пока не додумалась.

Думай, думай. Котелок, вари!

С трудом она стянула с себя шлем, который мешал ей дышать, и кажется, мешал думать. Теперь воздуха было гораздо больше, хоть он и был заполнен пылью, поднявшейся вверх из-за взрывов.

Если повстанцы заходят с юга, со стороны её дома, значит ей нужно гнать в сторону торфянников. Многие жители города точно эвакуируются туда прямо сейчас. Только вот нет никакой уверенности в том, что и там за неё не решит взяться кто-то из вояк. Она не готова доверять свою жизнь случаю и солдатам. К тому же, об одной только мысли, что она покинет город и окажется где-то на открытых пространствах, внушала ей животный ужас.