Мертвый аул

Я докурила сигарету, встала и протянула руку к пепельнице, чтобы затушить окурок. Пепельница стояла на тумбе сантиметрах в двадцати от птицы. Голубь инстинктивно встрепенулся, перевалился с ноги на ногу и немного отошел, но не улетел. Я затушила окурок и, уходя, пожелала ему спокойной ночи. Тот сморгнул, снова в его взгляде на мгновение отразилась болезненность, и отвернулся к светящимся желтым окнам соседней пятиэтажки.

Наутро, выйдя на балкон, я увидела на полу валявшегося верх тормашками пернатого гостя. Он был мертв. Так вот зачем ты сюда прилетел. Засранец.

«К беде, Таня, к беде! – авторитетно заявила Женька, моя подруга, едва дослушав мой рассказ про голубя, который я выложила ей по телефону тем же утром. – У меня перед тем, как мама умерла, эти голуби раза два в окно бились. Так что ничего хорошего!»

Я мысленно обругала себя за то, что рассказала эмоциональной Женьке про этот случай.

«Да ну, прекрати пугать! Всего лишь старый голубь умер, чего нагнетаешь?»

«Я серьезно тебе говорю! – кричала она в телефон. – К болезни, может. Вдруг кто заболеет у вас. Сходите в церковь, помолитесь…»

«Женя! Все бы тебе молиться! С голубем–то, что делать?»

«Как что?! Похоронить, конечно!»

Голубя похоронили тем же днем за одним из металлических гаражей за домом и постарались побыстрее забыть об этом неприятном случае.

Второй раз с голубями я «столкнулась» летом. Стояла жара. Солнце, как беспощадный палач, изо дня в день висело над городом и палило так, словно хотело сжечь всех дотла, и кто–то невидимый, тот единственный, кто может повелевать солнцем, едва сдерживал этот страшный порыв. Тополиный пух облепил улицы города, дороги, залетал в открытые окна, прятался в излюбленное место – под кровати, таился там, прячась от солнечных лучей. Половина населения Улан–Удэ сидела на Байкале, на Щучке, на Гусином озере, остальные, менее везучие, в том числе и я, пеклись в душном городе.

В тот день я была на смене в гостинице. К двенадцати дня выселила гостей из трех номеров и перед началом уборки пошла покурить на задний двор. Я открыла дверь запасного выхода, которая всегда запиралась на ключ и вышла во двор. На несколько мгновений зажмурилась от яркого солнечного света. Воздух стоял душный, чувствовалось, что сегодня снова будет не меньше сорока градусов. На небе ни облачка. Во дворе были припаркованы несколько машин, все с солнцезащитными светоотражающими шторками на лобовых стеклах. Мальчишка лет восьми сидел на качелях и от скуки чертил носком сандаля по земле. Старик, беспрестанно вытирающий лоб, семенил к подъезду в спасительную прохладу. Воробьи и голуби прыгали по двору и собирали какие-то крохи.

Курю, чувствую, как солнце лобызает мое лицо. Разомлевшая под его поцелуями, смотрю на хаотично передвигающихся пернатых, и где–то в закоулке мозга понимаю, что в этой, на первой взгляд, обыкновенной картине что–то не так. Приглядываюсь внимательнее и спустя несколько секунд замечаю, что именно не так. А дело вот в чем: один голубь беспокойно наворачивает круги вокруг другого, который неподвижно лежит на асфальте. Затем первый голубь запрыгивает на второго и начинает быстро-быстро прыгать на нем сверху, расправляя крылья и тем самым помогая себе синхронизировать прыжки. Затем он спрыгивает на асфальт и снова начинает беспокойно кружиться вокруг своего неподвижно лежащего собрата. Через несколько секунд снова запрыгивает на него, и все повторяется. Вот те на!

От удивления у меня глаза на лоб полезли. Я достала телефон и включила камеру. Записанное видео отправила в чат с сестрами с текстом: «Клянусь, вы никогда не видели, как голубь реанимирует мертвого сородича!»

Совсем некстати сейчас вспомнились эти истории с пернатыми. Или может быть как раз таки кстати? Что там говорила Женька? К беде? Да ну ее с ее глупыми повериями! Я отогнала прочь эти воспоминания и поспешила в квартиру, чтобы не слышать воркование голубей.

***

Ленка сидела за столом и тыкала вилкой яичницу. Увидев, что я вхожу, она спросила:

– Машину сегодня будем искать?

– Да, надо на автовокзал позвонить, может, на завтра есть билеты.

Она испытующе взглянула на меня:

– А если нету? Ну, ты позвони и, если не будет, то я на всякий случай объявление «вконтакте» напишу, что попутку ищем.

Я глотнула горьковатый кофе.

– Хорошая идея! На попутке было бы даже удобнее. Сейчас узнаю… есть ли билеты.

Я взяла телефон, нашла номер автовокзала и позвонила.

То, что нужно срочно собираться домой, мы поняли уже вчера. Еще мы знали, что билеты на автобус до Багдарина полагается покупать за неделю до поездки, поскольку редко когда были свободные места на определенный день. Летом тем более.

Как и следовало ожидать, билетов не оказалось. Более того, их не было на ближайшую неделю, все было раскуплено. Оставалось надеяться, что в группе «Вконтакте» появится на завтра какая-нибудь машина до района и нас возьмут.

Адрес и телефон поисково-спасательного отряда я нашла довольно быстро. Набрала номер, ответил мужчина, выслушал меня и сказал, что мне нужно приехать и написать заявление.

До нужного места я добралась часам к десяти. За железным забором с табличкой «Поисково-спасательный отряд» оказался широкий двор с техникой – грузовой машиной, похожей на пожарную, стареньким УАЗом–«таблеткой» и телегой с водруженной на нее моторной лодкой. На пути к деревянному одноэтажному зданию меня равнодушно сопроводила подслеповатыми глазами большая рыжая собака.

Войдя внутрь, я увидела сидящего в остекленной наполовину будке крепкого седоволосого мужчину. Мельком глянув на меня, он продолжал говорить по телефону. Через минуту положил трубку, и я сказала:

– Добрый день! Я сегодня звонила с утра, хочу написать заявление…

Мужчина встал из–за стола и вышел ко мне в коридор.

– Здравствуйте. Как вас зовут?

– Татьяна.

– У вас мама пропала, правильно?

– Да.

– Ну, пойдемте…

Мы зашли в учебный класс. То, что это был именно он, я поняла по стареньким, времен 90–х годов, партам, а также по плакатам на стенах, иллюстрирующими, как правильно оказывать первую помощь, надевать спасательный жилет и другое.

– Присаживайтесь, – пригласил седоволосый.

Я села за одну из первых парт. Он положил передо мной лист бумаги и ручку.

– Пишите в шапке: начальнику поисково-спасательного отряда…. от гражданки РФ… фамилия, имя, отчество. Заявление. Прошу оказать содействие в поиске моей матери… ФИО, номер телефона. Дальше напишите: когда, при каких обстоятельствах пропала.

Из коридора послышалась трель телефонного звонка. Мужчина, выходя, сказал:

– Пишите пока, я сейчас…

Я изложила все, что знала, исписав лист А–4 почти полностью. Перечитала и положила ручку на стол.

В широкие окна глядело солнце. Стены были окрашены наполовину, как это делают во многих казенных учреждениях. Казалось, что жизнь здесь замерла, остановилась лет пятнадцать назад. И эти стены, эти старые парты, плакаты, трель стационарного телефона…

Мужчина вернулся. Сел напротив, взял исписанный мною лист, принялся изучать мое заявление. Мельком бросив на меня взгляд, произнес:

– Баунтовский район? Не ближний свет.

Затем снова погрузился в чтение. Я понимала его реакцию. Наш район – самый удаленный в Бурятии. А моя деревня – одна из труднодоступных в районе. Летом можно добраться только на самолете, который совершал туда рейс от случая к случаю и запросто мог отмениться, если было слишком ветрено или дождливо, как обычно бывает в августе на севере. Можно добраться на вездеходе, но только когда нет дождей – они размывали и без того ужасную дорогу. Но хуже всего ситуация складывалась, когда из–за обильных осадков поднималась река Бутуй, протекающая на пути к поселку. А плавающих вездеходов у нас нет. Зимой, конечно, легче: дорога замерзает, река покрывается льдом, и 90 километров можно преодолеть на легковом автомобиле за четыре-пять часов. Но это зимой…

Мужчина дочитал, осторожно положил листок на стол и поднял на меня карие глаза. Помолчал.

– В полицию заявление написали?

– Написали. Но там сказали – ждать трое суток. Завтра будут третьи сутки, завтра и примут, вроде как.

– Понимаете… – он помедлил, потер лоб, что-то обдумывая.

– Сейчас у нас нет свободных людей, чтобы туда… к вам ехать.

– Почему?

– У нас двое «потеряшек» в лесу, два утопленника в Селенге… Одна группа в лесах работает, а вторая – водолазы.

– Неужели совсем людей нет?

– Пока нет… В штате девять человек. А сейчас… «сезон».

– Какой сезон? – не поняла я.

– Утопленников, «потеряшек». Кто за дикоросами, кто за чем идет… – пояснил он.

– И что же мне делать?

Мужчина замялся. Подумав немного, ответил:

– В любом случае, заявление я передам начальнику. Можете завтра позвонить.

– Но у нас нет времени ждать до завтра! – возразила я. Мужчина жалостливо или, может мне показалось, что жалостливо, посмотрел на меня.

– Я понимаю, но ничего пока сделать не могу…

Я опустила голову и посмотрела на свои руки – пальцы начали мелко подрагивать.

– Дайте мне тогда номер начальника, я сама ему позвоню.

– Я не могу дать вам номер, – отрезал мужчина. – Тем более, что так вы все равно ничего не решите.

– Почему это?

– Ну, во–первых, вы сами сказали, что официально заявление примут по истечению трех суток. Мы работаем, когда полиция нас подключает, поэтому в любом случае нужно ждать до завтра.

– А нам что тогда делать? Там ведь не город! Там достаточно одного дня поисков, чтобы понять, что все серьезно! – воскликнула я.

Мужчина сочувствующе покивал головой, встал и развел руками:

– Я понимаю, но все равно придется подождать.

С моим заявлением в руках он направился к выходу из класса, тем самым дав понять, что разговор закончен. Мне ничего не оставалось делать, как уйти.

– Звоните завтра с утра! – крикнул вслед дежурный.

По пути на остановку я вспомнила: совсем недавно одна знакомая рассказывала, как обращалась к шаману, и как он ей помог. Дело у нее было такое: ей не везло с работой. Ну, вот прям совсем не везло. Устроилась она однажды, вроде бы место хорошее, но со временем выяснилось, что коллектив там – самый настоящий змеиный клубок. Устроилась в другое место – компания через месяц закрылась. Попытала счастья в третьем – там начальником оказался полный мудак. Вот она и пошла к шаману, полагая, что на ней какое–то проклятие. Тот сказал, что нужно делать обряд, что–то вроде задабривания ее, знакомой, родовых духов. Сделали все как надо, и через несколько дней знакомая устроилась в хорошую, по ее словам, компанию. Тогда я скептически к этому отнеслась, зная, что в Улан–Удэ в принципе тяжело без блата найти хорошую, высокооплачиваемую работу, да и сложности в характере этой моей знакомой тоже имеют место быть. Но, услышав ее рассказ, я тогда промолчала.

И вот теперь сама себе не могу поверить, что сейчас звоню ей и прошу номер этого шамана. Она пообещала прислать на whatsapp.

На остановке я решила ему позвонить, хотя, честно, к шаману мне хотелось обращаться меньше всего. Дурить себе голову? Но ситуация виделась безвыходной. Тем более, что в нашей деревне шаманов нет, и там ждали, чтобы я его нашла.

Итак, его зовут Солбон. После трех гудков он поднял трубку, я вкратце описала ситуацию, он тут же ответил – приехать к пяти вечера. По-русски говорил он плохо, правда, время от времени переходил на бурятский язык, но, слава богу, нам удалось понять друг друга.

Время было около одиннадцати, и я поехала домой. Дома вытащила из сумки телефон и увидела пропущенный с незнакомого номера вызов. Могли звонить из поисково-спасательного отряда, возможно, есть какие –то новости, поэтому я тут же перезвонила.

– Алло? – бодро прозвучал в трубке незнакомый женский голос.

– Здравствуйте! Вы звонили мне пару минут назад, не успела взять…

–А, Татьяна? Это вас из бюро пропавших без вести беспокоят, можете уделить мне несколько минут?

Первая мысль, мелькнувшая в голове – мама нашлась.

– Да, да, конечно! – заторопилась я.

– Назовите, пожалуйста, фамилию, имя, отчество вашей мамы.

Я продиктовала.

– Хорошо, теперь скажите: волосы у нее длинные или короткие? Какого цвета?

Я ответила, что короткие.

– Рост? Вес? Особые приметы есть какие–то?.. Шрамы?.. Татуировки?.. Нам просто нужно карточку заполнить на нее…

Я растерялась.

– Карточку? Какую карточку?

– Ну, карточка для розыскного учета, чтобы, когда найдут, могли опознать по приметам.

Вдруг я поняла, что это был за звонок. Наверное, в бюро пропавших без вести о пропаже мамы сообщили из поисково-спасательного отряда. Только вот дело в том, что в это бюро попадают совсем пропавшие, прям совсем! Те, которых потом опознаю́т по зубам и генной экспертизе. Звонок мне стал сильно неприятен, как неприятен и энергичный голос девушки. Я перебила ее:

– Слушайте, а не рано ли карточку такую заводить?

– Почему – рано? В любом случае, ее надо заполнить.

– Подождите… Даже в полиции еще заявление не приняли, а вы уже мою мать в мертвые записали? – закричала я.

– Ну, конечно, нет, что вы! – воскликнула девушка. – Это обычная процедура в таких случаях…

Она дежурно извинилась и продолжила опрос. Терпеливо отвечая, я думала о том, что надо будет закинуть деньги на телефон, поскольку звонки в деревню стоили дорого.

– Спасибо, Татьяна. Всего доброго! – закончив, попрощалась девушка.

Я набрала «штаб». Никто не взял трубку. Очевидно, в доме никого не было. Я бросила телефон и пошла на кухню сделать себе кофе. Когда вернулась в комнату, то снова на телефоне увидела пропущенный вызов на этот раз с мобильного. Я перезвонила.

– Алло, Татьяна? Это снова из бюро… Я забыла спросить у вас… А зубы все на месте? Может, помните, какие отсутствуют?..

Я глубоко вздохнула и, ответив на все вопросы, попрощалась. Только положила трубку, как раздался звонок. На дисплее отобразился номер тетки Маши. Но я не успела ответить, так как на том конце, похоже, бросили трубку. Едва собралась нажать на вызов, как на телефоне опять высветился мобильный номер девушки из бюро пропавших. Внутренне я уже закипала.

– Алло, Татьяна, еще раз извините, я забыла… – простодушно зачирикала та же сотрудница.

– Послушайте! – перебила я ее. – Я сейчас жду звонка из деревни, там плохая связь, и в любую минуту она может пропасть. Вы понимаете, что занимаете мне линию своими звонками?

– Это же моя работа! – возмутилась девушка. – Я просто забыла спросить, сколько лет вашей маме!

«Да ты издеваешься, идиотка?! – захотелось мне заорать. – Ты хоть понимаешь, что я жду звонка с хорошими – да хоть с какими–то новостями?! А ты, забывчивая курица, занимаешь мне линию тем, чтобы заполнить карту моей мамы, чтобы опознать ее в случае чего по костям! Но мы ее найдем раньше и живую! На фига мне нужна сейчас эта твоя карта?!»

Но я набралась сил, сдержалась и просто сказала:

– Год рождения 1968–й.

И бросила трубку. Слава богу, больше она не надоедала. Я позвонила в деревню, тетя Маша сказала, что никаких новостей пока нет.

***

Шаманский центр Тэнгэри* раскинулся на окраине города рядом с загибающимся торговым центром. Я знала, что в ту сторону ходит сороковой маршрут, но ждать его нужно минут двадцать на остановке и не факт, что влезешь в вечно переполненный желтый «пазик». Не хотелось терять время, поэтому я вызвала такси.

Таксист высадил меня у широкой ограды, за которой угадывались деревянные постройки, домики. Раньше мне не доводилось бывать здесь, поэтому я не знала куда идти. Вошла через железные ворота и остановилась у большого столба, повязанного разноцветными лентами. Прямо за ним располагалось двухэтажное здание со стеклянными дверьми, на которых висел железный замок. На дверях никакой информации, ни вывески, ни таблички. Я достала телефон и снова набрала номер Солбона. Когда он ответил, я сказала, что уже на месте, но не знаю, куда идти.

«Ага, ага… – проговорил шаман. – Идти направо… Домик. Там увидите, я выйду.»

Я пошла по протоптанной дорожке к домикам справа. Через несколько секунд на пороге одного из них показался высокий человек в синем национальном халате. На вид ему было не больше тридцати лет, приятное открытое лицо, небольшая бородка касалась широкого медного диска на груди – «толи».

Шаман поприветствовал меня и позвал внутрь. Я вошла в жилище с низкими потолками, залитое светом. Шаман прошел дальше, я следом за ним, и мы очутились в маленькой комнатке, в которой были только две скамьи и деревянный стол между ними. Я села на скамью и подала шаману пакет с подношениями, которые купила перед поездкой. Шаман вытащил из пакета маленькую пачку молока, конфеты, печенье. Молоко он налил в чашку, конфеты и печенье разложил в небольшом блюдце и все подношение расставил на столе. Затем он сел напротив и вытащил листочек бумаги и ручку из кармана халата.

– Ши хэн гэжэ нэрэтэйш* ? – спросил он по–бурятски мое имя.

– Татьяна.

– Какая сторона? Район?

– Баунтовский.

– Заа* …

Затем он что–то снова спросил на бурятском, я сказала, что не говорю на его языке и попросила перевести.

– Мама давно пропала?

– Завтра три дня будет.

– Угу, угу… – кивнул Солбон. Не знаю – почему, но этот мужчина в бурятском халате, с круглым медным толи* на груди внушал доверие.

Он положил листочек перед собой, закрыл глаза и что-то запел на бурятском языке. Сначала тихо, затем голос его окреп, он начал раскачиваться на скамье из стороны в сторону. В песне шамана я вдруг услышала мамино имя, затем название района и поняла, что он призывал духов помочь. Пение продолжалось несколько минут, все это время я напряженно смотрела на молодое, даже юное лицо шамана и думала об одном: «Если ты настоящий шаман, ты увидишь ее».

Внезапно оборвав песню, он открыл глаза и остановил на мне тяжелый взгляд. По этому взгляду мне вдруг стало ясно, в какие дали уходил шаман в своем трансе, где летала его душа: взгляд его был словно издалека, из какой–то неизведанной далекой галактики. Я терпеливо ждала, когда он окончательно вернется. Помолчав немного, он заговорил на бурятском. Я замотала головой: мол, не понимаю. Солбон перешел на русский язык:

– Я видел… Знаете… Река и там камень… Как называется? Такой мелкий камень?..

Он потер большим и указательным пальцем.

– Галька? – подсказала я.

– Да, галька мелкая… Берег. Костер и там старая бабка… Одета, как очень давно одевались… Очень давно… Сидит, довольная. Трубку курит вот так…

Солбон поднес пальцы к губам и изобразил, как бабка курит трубку.

– У нее бубен рядом… Шаманка ваша.

– Наша?

– Да, довольная… Сидит, курит.

– У нас нет шаманов, – возразила я.

– Там! Давно очень… У старших родственников надо спрашивать.

Я замотала головой.

– Не понимаю.

Солбон терпеливо пояснил:

– У вас шаманы в роду были. Часто это они подсказку дать хотят… Я вашу маму не увидел. Я говорю только то, что вижу.

Шаман участливо смотрел на меня. Я молчала. Не хотела ни спрашивать ни о чем и ни о чем не спорить. Мама как-то рассказывала, что наш род достаточно древний и когда-то в нашем роду были шаманы. После кровавой революции 1917 года последний шаман рода был убит, и никто так и не принял дар*, который должен был передаться по наследству. Правда это или не правда – я не знаю, но тогда словам мамы я не поверила, да и вообще скептически отношусь к этой теме. Относилась.

Солбон чуть наклонился ко мне.

– Понимаете, я вижу, когда человек живой. Если у меня спрашивают, вот потерялся давно – на заработки уехал и не вернулся. Я в транс вхожу, смотрю… Вижу – он пьяный ходит. Запах алкоголя даже идет… Пьянствует. Живой. Чувствую – живой… Хотя родственники уже похоронили его. Потом – три месяца, четыре месяца пройдет, звонят мне, говорят – нашелся… А вашу маму я не чувствую… Дай Бог, чтоб я ошибся… Надо, чтоб она нашлась…

После этих слов Солбон встал и сказал:

– Пойдемте на улицу, надо побрызгать молоком. Берите молоко. Я буду молитву читать, потом, когда скажу – брызгайте. И вот это тоже возьмите… Подношение.

Я послушно взяла со стола блюдце со сладостями и молоко и пошла за шаманом. На улице он начал молиться на бурятском языке, затем кивнул мне – мол, пора. Крутясь вокруг себя, я разлила по кругу молоко, мгновенно впитавшееся в черную почву, бросила конфеты с печеньем по четырем сторонам света, и мы снова вошли в домик. Вернувшись в комнатку, я села на прежнее место, шаман сел рядом, затем как–то странно взглянул на меня и обнял одной рукой за плечи.

– От вас горе… – непонятно произнес он. – Горем от вас пахнет… Я не знаю, как сказать. Я сел рядом и почувствовал. Все будет хорошо… Мы помолились, мама найдется…И еще… Надо будет в дацан сходить, к ламе, заказать молебен Усан–Лопсон* …

– А что это за молебен?

– Бог воды… Он поможет.

– Ладно… – согласилась я, не понимая, зачем молиться богу воды.

Когда я вышла из шаманского центра, было уже начало седьмого. Лена должна была вернуться с работы.

Я стояла на пустынной улице, ждала такси и думала, что делать дальше. Снова набрала «штаб». Тетка Маша ответила весьма недовольным голосом, сказала, что она очень устала после долгих поисков и вернулась домой. Новостей пока нет. Я передала ей, что сказал шаман, она ответила, что, наверное, надо искать, где–то у воды. Возможно, у озера, у реки – может быть, мама там. Потом она сказала, что дождь целый день идет дождь и есть опасения, что прибудет вода на Витиме.

Я представила, как в деревне целый день идет дождь. В лесу, тем более в дождливую погоду, смеркается быстрее. Перед глазами встала мрачная, безмолвная чаща леса, серое небо, унылые августовские поля, по которым идет мама, уставшая, вымокшая и никак не может найти дорогу домой. Сердце горячей волной окатила боль, я присела на корточки и обняла колени. Домой я добралась уже в сумерках.

Ленка была уже дома и собиралась ужинать. Я рассказала ей о том, как ездила в поисково-спасательный отряд и пересказала разговор с шаманом.

Ленка тихо поужинала, вымыла посуду и, как вчера, мы весь оставшийся вечер провели практически в тишине. Снова тишина и тусклый свет единственной лампочки под потолком давили на виски. Комната казалась тусклой и неживой.

– Надо вещи собрать… – сказала я, наверное, больше для того, чтобы нарушить эту тишину.

– Угу.

– По объявлению никто не откликнулся? – спросила я про попутку. Ленка смахнула заставку с экрана и зашла в свои сообщения в «вконтакте», потом и на страницу выложенного накануне объявления.

– Да что-то пока тишина… Может быть, завтра кто-нибудь напишет.

– Ничего, найдется машина. Завтра, точно, какую-нибудь найдем. В крайнем случае, поедем до Сосновки, а там до Романовки, может, на такси доберемся.

Бурятский поселок Сосново–Озерск расположен у федеральной трассы, что очень облегчало транспортное сообщение с городом. Маршрутки туда ходят ежедневно через каждые три часа, поэтому в случае, если попутка не найдется, можно будет в любое время купить билеты в Сосновку и ехать туда. Правда, такси от Сосновки до Романовки обойдется достаточно дорого.

– Дорого получится на такси, – угадала мои мысли Ленка.

– Дорого, но что поделать, если попутку не найдем.

Я поставила телефон на зарядку и принялась собирать вещи.

Спать мы легли поздно и долго не могли уснуть.

***

На следующее утро Ленка на работу не поехала, а я ее не заставляла. Обе мы надеялись, что в ближайшее время найдем машину и поедем в деревню искать маму. Сегодня был третий день, как она пропала. Я позвонила в районную полицию. На том конце провода энергично ответил мужской голос:

– Дежурная часть. Слушаю вас!

– Здравствуйте! «Я звоню по поводу пропажи моей матери», —сказала я и продиктовала на всякий случай ФИО мамы.

– Представьтесь, пожалуйста.

Я представилась.

– Вы – дочь, да?

– Да.

– Минуту подождите.

Некоторое время в трубке слышались чьи-то отдаленные голоса, шуршание бумаг, громкие хлопки дверей. Затем в трубке раздался другой голос, более низкий:

– Алло?

– Да, здравствуйте! Я по поводу поисков моей мамы, – повторила я.

– Здравствуйте, – степенно поздоровался голос. – Капитан Дыбенко говорит. Смотрите: заявление о пропаже принято от вашего отца. Участковый уже осведомлен… Но у вас там река поднялась… Поэтому ждем, когда вездеход сможет пройти… – Полицейский говорил медленно, словно обдумывая каждое слово.

– А на самолете? – предположила я.

– Ну там же дожди… Погода нелетная… Поэтому пока ждем…

Да, вчера тетка говорила, что зарядили дожди. Поэтому, если река поднимается, то ни один вездеход не пройдет, это ожидаемо. Самолет АН-2, который совершает рейсы между поселками, «Антошка» в народе, тоже может летать только в безоблачную погоду. Поэтому, как только зальют дожди, так – выживай, деревня, как хочешь.