Черное пламя Раграна. Книга 3

Он прищурился.

– То есть в следующий раз мы поцелуемся еще лет через пять?

Я фыркнула:

– Через четыре с половиной! Поверить не могу, что через неделю им исполняется четыре.

– Они ждут большого праздника. Риа так точно ждет.

– Роа тоже. Просто не признается.

Какое-то время мы молчали, глядя на расстилающуюся впереди полосу аэромагистрали, расчертившую город золотой лентой, потом я вздохнула:

– Надеюсь, им понравится то, что мы придумали.

– Шоу с голографическими водными драконами не может не понравиться, – Элегард хмыкнул. – Я вот не ребенок, но уже в восторге.

Я не стала говорить о своих опасениях – в частности, о тех, что когда Роа и Риа оказываются на побережье, на побережье случается аншлаг. Потому что водные подходят так близко, что у некоторых безопасников отелей даже глаз начинает дергаться, а у некоторых особо впечатлительных туристов – дрожать руки. Это видно потом по записям живой ленты, поэтому мы очень редко бываем на побережье.

К счастью, каждый раз с нами рядом оказывается какой-нибудь непростой иртхан: например, постановщик с мировым именем Джерман Гроу (Гранхарсен) с сыном. Правящий Зингсприда Вэйлар Рингисхарр с женой и детьми, или еще кто-то. Это дает мне надежду на то, что дело не в моих детях, потому что в них же не может быть дело, верно? В них нет пламени, и драконы к ним выходить не могут, они могут выходить только к тем, в ком чувствуют силу.

Моих детей не волнует сила пламени, они в восторге от того, что творится на побережье и главное – от водных драконов. Поэтому голографическое шоу в закрытой секции аквапарка для нас и наших гостей – именно про этих самых водных драконов. Я правда надеюсь, что оно им понравится, и я правда надеюсь, что все так и останется. Никакого пламени.

Ни во мне. Ни в моих детях. Больше никогда.

– Куда мы все-таки летим? – спрашиваю, чтобы отвлечься от этих мыслей и переключиться.

– Не терпится? – спрашивает Элегард. – Хочешь испортить себе сюрприз?

– Я просто хочу знать, к чему готовиться. Может, я в принципе не одета для твоего сюрприза.

Он смеется.

– Я бы тебя предупредил. Можешь мне поверить, ты более чем одета. Разве что туфли придется сменить, но я их захватил.

Приподнимаю брови: на мне сейчас элегантное темно-синее платье, приталенное, с открытой спиной, длиной до середины бедер. И мягкие, разношенные балетки – ни во что другое после выступлений я в принципе не влезаю. Поэтому сейчас и спрашиваю:

– Ты издеваешься, да?

– Все по желанию. Обувь не главное, Рори, и ты это прекрасно знаешь.

– Вот уж позволь мне самой решать. Так куда мы едем и кто там будет?

– Весь свет Зингсприда тебя устроит? И еще Сибрилла Ритхарсон. Это такая тусовка для местного шоубиза с легкой фервернской прохладцей. Пришла пора тебе познакомиться со всеми поближе.

Я качаю головой.

– Мы знакомы. Заочно. Со многими даже лично.

– Но на тусовки тебя пока еще не звали. Я решил, что пришло время это исправить.

– Мы подумали, и я решил? – снова фыркаю.

– А ты против?

Хочу сказать, что тусовки не мой формат, и что вообще-то меня пару раз звали, но не успеваю. Потому что мой смартфон взрывается в сумочке популярной мелодией. Песня Халимы Истахаард, лархаррской певицы, на первых местах в чартах уже второй месяц, и я стала одной из тех, кто слушал ее по десять раз на дню.

Вытаскиваю смартфон: звонит няня. Элегард удивленно смотрит на меня, я же нажимаю «принять вызов». И в мой мир врывается отчаянный крик:

– Аврора! Аврора, пожалуйста, срочно приезжай. У Роа очень высокая температура. Очень! Он потерял сознание.

Глава 3

Пока мы долетели, к тому, чтобы потерять сознание, была близка я. Учитывая, что мой сын с детства не поймал ни одной болячки! Ни одной простуды! Лар умудрялся подхватить сопли постоянно – то под кондиционерами, то перекупается, то перегреется, а эти два драконенка, Роа и Риа, могли часами сидеть в воде, и им ничего не было. Не только в воде, жара, кондиционеры – без разницы. Как же я этому радовалась! Ну вот и дорадовалась.

В комнату к сыну влетела почти ураганом и, когда увидела, что у него открыты глаза, облегченно выдохнула. Ненадолго, правда: лобик под моей ладонью был не просто горячим, а раскаленным.

– Очень высокая температура, – на мой взгляд отозвался наш семейный врач.

Он успел раньше нас с Элегардом, и сейчас на сгибе локтя моего сына было наклеено несколько жаропонижающих пластинок.

– Это нормально?

– Нормально? Нет, риам Этроу, это не нормально. Температура не опускается. У Риа она чуть ниже, но…

Я судорожно вздохнула и перевела взгляд на сына. Он никогда не плакал, но сейчас красные пятна на его лице и глаза, расширенные, с большими зрачками, говорили о том, как ему нехорошо. Насколько ему нехорошо…

– Я поговорю с Дэйном, Аврора, – сказал Элегард, кивая врачу на дверь, – и мы заглянем к Риа. Сейчас с ней Эла.

Я ничего не ответила, только благодарно взглянула на Элегарда. Хотя мое сердце рвалось на части – мне хотелось быть и с дочерью, и с Роа одновременно, у них были разные спальни. Мы решили, что так будет лучше, и как только они чуть подросли, разделили близнецов, во-первых, потому что мальчик и девочка, а во-вторых, чтобы Лар тоже стал одним из них, потому что, живя в одной комнате, они просто не отлипали друг от друга и старшего брата почти не замечали.

Зная, что Роа терпеть не может всякие нежности, я осторожно опустилась на край его кровати:

– Как ты?

– Жарко, – сказал мой сын. – А так хорошо.

В этом был весь Роа: ни за что не сознается, что ему плохо.

– А я полностью здоров, – сообщил Лар.

Он сидел на постели с выданным по такому случаю «запретным» на вечернее время, не говоря уже про ночь, гаджетом, и я облегченно вздохнула. Улыбнулась:

– Я этому рада, драконенок.

– Мам! Не называй меня так. Я уже большой.

Роа фыркнул, улыбка тут же сбежала с его лица, а я не выдержала, взяла его крохотную ладошку в свою.

– Все будет хорошо. Вот увидишь.

Он закрыл глаза. И это было так на него не похоже… Я снова коснулась ладонью лба, и мне показалось, что он стал еще более горячим.

– Сходи лучше к Риа, мам, – попросил сын, не открывая глаз. И я, чувствуя, как у меня сжалось сердце, поднялась.

– Обязательно. Но я скоро вернусь.

Я пропустила в комнату к сыновьям доктора, прежде чем шагнула в коридор, но Элегард перехватил меня раньше, чем я успела открыть дверь в спальню дочери.

– Аврора. Их нужно срочно в больницу.

– Что?

– Дэйн сделал анализы сразу как приехал. У близнецов все симптомы огненной лихорадки.

– Что такое огненная лихорадка?! – переспросила я.

– Болезнь, поражающая драконов и иртханов. Когда пламя замыкается внутри, не имея возможности вырваться, и сжигает дракона… – Элегард осекся, но мне достаточно было того, что он сказал.

– Против нее же есть лекарство? – спросила я. Уверенная в том, что иначе и быть не может.

– Нет, Аврора. Его нет.

Мне показалось, что пол и потолок поменялись местами. На самом деле все осталось где было, это я пошатнулась, но оттолкнула попытавшегося помочь мне Элегарда.

– Что? Ты что такое говоришь?

– Аврора…

– Хватит. Не хочу это слушать. Дэйн! – Я рванулась в комнату к сыновьям, но Элегард перехватил меня и прижал к груди.

– Аврора. Аврора, послушай меня. – Он говорил тихо, но голос его дрожал: – Мне очень жаль, что так получилось. Очень. Огненная лихорадка – это то, против чего бессильны иртханы и драконы. Мы отвезем их в больницу, и, возможно, врачи смогут сделать так, чтобы…

– Замолчи, – я с силой оттолкнула его. – Заткнись, Элегард. Ты хоть понимаешь, что ты сейчас говоришь? Смириться с тем, что мои дети обречены?

Он посмотрел на меня так, что мне захотелось его ударить. Впервые в жизни за все это время – изо всех сил. Влепить пощечину от души, чтобы не смотрел так, словно уже сочувствовал. Потому что он сам уже смирился!

– В них черное пламя, – выплюнула ему в лицо. – С ними все может быть иначе!

– Да. Может. С той лишь разницей, что черное пламя быстрее сожжет, чем обычное.

Я ушам своим не верила. А впрочем… зачем мне чему-то верить?! Почему я трачу время на него, зачем стою тут с ним, когда должна быть со своими детьми!

– Не вижу смысла везти их в больницу, – зарычала я. – Если все так, как ты говоришь. Зачем? Чтобы их затыкали иголками и оклеили всеми пластинами? Чтобы они все это знали и слышали?

– Аврора, ты утрируешь. Никто не будет им говорить, что…

– Да мне плевать!

Мне нужно было пару минут, чтобы побыть одной. Чтобы не влетать к детям в таком состоянии. Голова кружилась, мысли сходились и расходились, мир рассыпался плавящимся осколками так же, как и мое сердце. Я поняла, что мне не хватает воздуха лишь когда рванула на себя единственную открывающуюся раму окна – в дальнем конце коридора. Глотнула горячего, еще более тяжелого воздуха, закашлялась.

Это не может быть правдой.

Не может… нет.

– Аврора, возьмите себя в руки, пожалуйста, – это был уже Дэйн. Он нашел меня там, где я стояла, как статуя, коснулся ладонью плеча.

Его лицо – волевое, резкое, седые виски, два белых пятна в темных волосах, нос с горбинкой, глубоко посаженные глаза – все это сейчас расплывалось перед глазами. Не от слез. От жара. Я будто плавилась, плавилась и не могла дышать, потому что каждый вздох превращался в непосильную работу.

– Он сказал правду? Сколько им осталось?

Этого врача тоже нашел Элегард. Обследовались мы всегда в его частной клинике, он был в курсе нашей маленькой тайны. Не о том, кто их настоящий отец, разумеется, лишь о том, что они иртханята. Наполовину…

– Правду. Я не знаю. Слабое пламя выжигает от четырех суток до недели. Такое сильное, как у ваших детей…

Я вздрогнула, как от пощечины.

– Что?

– Что? – переспросил Дэйн.

– Откуда вы знаете, какое у моих детей пламя?

– Это видно по анализам, Аврора. Оно очень сильное. Я понимаю, что…

– Нет. Вы ничего не понимаете, – я сбросила его руку.

– Аврора. Я уже вызвал флайсы, за нами летят. Все, что вы сейчас можете сделать – это быть со своими детьми до конца. Мне очень жаль.

Я все-таки сделала то, чего избежал Элегард. От пощечины загорелась ладонь, а вместе с ней, следом за ней – вспыхнула я.

– Кто вы такой, чтобы забирать моих детей туда, откуда они не вернутся? Проваливайте! Видеть вас не могу! Пошел вон! Вон!

Я понимала, что скатываюсь в истерику, но ничего не могла поделать. Голова кружилась все сильнее, в ушах звенело.

– Сожалею, но огненная лихорадка – не то, что можно оставить дома. Особенно с матерью, у которой нет пламени. Я имею право забрать ваших детей по закону, и будет лучше, если вы сейчас успокоитесь. В противном случае мне придется дать вам седативное…

Я оттолкнула его и лазерным лучом метнулась в сторону лестницы. Туда, где была моя сумочка. Наверное, я сходила с ума, потому что одна Аврора внутри меня пребывала в ступоре, другая кричала в ужасе, третья… третья вытащила смартфон и набрала наблов номер, который до сих пор помнила наизусть.

Сошла с ума.

Да, я определенно сошла с ума.

Потому что этот номер должен был быть у меня под запретом даже тогда, когда рушится мир… но сейчас не мир рушился. Сейчас мои дети сгорали в его набловом пламени, пламени, которого в них быть не должно!

Я правда сошла с ума. Потому что он не ответит.

Он не ответит, и все будет кончено.

Рука сдавила смартфон так, что края, показавшиеся расплавленными лезвиями, врезались мне в ладонь.

– Аврора! Ты что делаешь? – раздался крик Элегарда. Он бежал ко мне по лестнице. – Кому ты звонишь?! Аврора! Отдай телефон. Немедленно…

Его последние слова утонули в громком, как взрыв – мой персональный взрыв – щелчке. В трубке звенела тишина, но я чувствовала его на том конце. Я его слышала так, как если бы он на меня кричал, и я сказала то, что хотела бы не говорить никогда. Никогда. Никогда.

– Бен, твои дети умирают. Нам нужна помощь.

***

Я уже почти забыла о том, как все быстро происходит, когда общаешься с правящим. При всем при том, что мне никто ничего не ответил – смартфон просто щелкнул, будто нас разъединили. Я сначала подумала, что он не поверил. Попыталась набрать снова, попутно отбиваясь от Элегарда, который говорил, что я совершаю самую большую ошибку в мире, а потом готовясь драться за своих детей – потому что Бен во второй раз не ответил, а за Риа и Роа приехала спецбригада.

Ну или как назвать медиков, которых пригласил Дэйн? Няня в немом ужасе наблюдала за тем, как я встала в дверях, готовая реально с ними подраться, но драться ни с кем не пришлось. Спецбригада просто оказалась оттеснена в одно мгновение, будто их сжало в один маленький комок в углу нашей квартиры – перед тем, как в нее вошли сначала вальцгарды, а потом Бен. На меня он вообще не смотрел, словно я была пустым местом, а когда заговорил, обращался преимущественно к няне:

– Где они?

Женщина, бледнея, зеленея и краснея, проводила его наверх, и я, когда первое оцепенение прошло, бросилась за ним.

В своих мыслях, как бы я ни пыталась себе лгать, я тысячу раз представляла эту встречу. Не знаю, чего во мне было больше – ожиданий, страхов, отчаяния… наверное, всего. Я принимала этот смузи внутривенно каждый раз, когда думала, что произойдет, если Бен узнает о детях. Какой будет их встреча. И вот сейчас он смотрел на Роа, которому уже не помогали жаропонижающие пластинки, и в его взгляде была пустота. Такая пустота, по сравнению с которой любая даже самая страшная бездна покажется ерундовой ямкой.

Не знаю, почему это было так больно. Наверное, потому что я ждала другого… а чего я ждала? От того, кому не нужны были от меня дети? От того, кто хотел предложить мне сделать аборт, если бы узнал, что я беременна? Он же, кстати, после нашего расставания подписал указ, разрешающий аборты в Рагране.

– Ты сможешь им помочь? Это…

Бен развернулся ко мне, и я подавилась продолжением фразы. Так, как сейчас, он на меня никогда не смотрел. Сказать, что его взгляд был страшным – значит, ничего не сказать, меня ударило его холодной яростью, как металлическим заостренным стержнем в самое сердце. Потом его взгляд скользнул на мое плечо, за меня, и стал еще более страшным.

Я обернулась и увидела няню, которая принесла Риа. Дочь положила голову ей на плечо, покрасневшая от жара, на сгибе локтя белели новые пластинки. Она выглядела хрупкой поломанной куколкой. Но она всегда была такой куколкой, ребенком, над которым тряслись все – начиная от Лара и Роа, меня, Элегарда, и заканчивая нянями и всеми, кто с ней знакомился. При мысли о том, что я могу ее потерять, сердце болезненно сжалось, и стержень Вайдхэна я почувствовала особенно остро.

– Забирайте детей. Мы уходим, – коротко произнес он.

– Огненная лихорадка… – завел было свою песню Дэйн, но одного взгляда Вайдхэна хватило, чтобы врач заткнулся.

А потом стержень провернули в моем сердце еще раз, когда Вайдхэн взял Риа на руки. Так осторожно, словно боялся сломать.

Лар сидел с большими глазами. В том, что он узнал Бена, не было никаких сомнений, что же касается Роа, тот приподнялся, глядя на Вайдхэна широко раскрытыми глазами – как его маленькая копия, его отражение.

– Вы кто такой? – спросил грозно. – И куда вы нас забираете?

Вайдхэн не ответил, потому что сына взял на руки один их вальцгардов. Они вышли из комнаты, и я, бросив на ходу няне:

– Собери Лара, – вылетела за ним.

– Куда вы их забираете? Бен!

Роа попытался вырваться, но вальцгард держал крепко. Тем более что жар делал свое дело, и сын слабел с каждой минутой. На мой вопрос Вайдхэн даже не обернулся, и мне приходилось бежать, чтобы подстраиваться под него и под его шаг. Нас посадили во флайс: меня, Риа, Роа, рядом с нами сел Бен. Обернувшись, я увидела, как на парковку выбегает няня, за которой едва успевает Лар, но флайс уже взмыл в воздух.

Я едва успела облегченно вздохнуть, увидев, что их сажают в другой, который будет подниматься следом за нами, вместе с сопровождающими, когда Роа дернул меня за рукав:

– Мам. Кто он?

Риа просто молча жалась ко мне, я ощущала ее горячую кожу, как будто это внутри меня разгоралась наблова огненная лихорадка.

– Тот, кто может нам помочь.

Бен на нас не смотрел. Смотрел поверх наших голов, сквозь заднее стекло, на уменьшающийся в высоте Зингсприд. Он никак не отреагировал на мои слова, его лицо оставалось каменным даже когда Роа снова спросил:

– Он доктор?

– Да, Роа. Он врач. – Это даже не было ложью. – Очень хороший.

– А правда, что мы умрем? – мой сын спросил это так, что я дернулась.

– Роа… что за…

– Я слышал, что говорил Дэйн. Огненная лихорадка – смертельная. Я читал.

Где?! Где и когда он это читал?!

– И еще я читал, что она бывает только у иртханов. Мама, я же не могу быть иртханом?

Я прикрыла глаза.

– Роа, – голос Бена прозвучал как взрыв, от которого все внутри меня разлетелось осколками. От того, что он назвал сына по имени. От того, что все это было настолько неправильно, насколько это возможно. – Я обещаю, что мы во всем разберемся. Еще я обещаю, что ты не умрешь. С тобой и с твоей сестрой все будет хорошо. Ты мне веришь?

Роа моргнул.

– Да.

– Бен, – не выдержала я. – Куда ты нас везешь?

Я согласна была выдержать еще десять таких взглядов и сотню металлических стержней в своем сердце, лишь бы получить хотя бы малейшую определенность. Лишь бы знать, что вот это вот обещание – не пустые слова для успокоения маленького ребенка. Что он правда может сделать. Он же может? Правда?

– В Рагран? – спросила я, когда молчание слишком уж затянулось.

Честно, я уже даже не ждала ответа, потому что он перевел взгляд с сына на то, что было над спинкой наших сидений, и так и застыл. Поэтому вздрогнула от неожиданности, когда услышала:

– В Ферверн.

Глава 4

Черное пламя Раграна

«Бен, твои дети умирают. Нам нужна помощь».

Сначала ему показалось, что это шутка. Глупая шутка, насмешка, издевка – да что угодно, потому что не может это быть правдой. Просто не может.

Но еще более невероятным было то, что это насмешка. Аврора, которая на протяжении всех этих лет не выходила у него из головы, точно не стала бы так издеваться. Начать с того, что она просто не стала бы ему звонить. Как не звонила все эти годы. Ее номера не было в его смартфоне. Только в памяти.

Он там отпечатался, будто цифры выжгли раскаленным клеймом. Кто бы мог подумать, что он, тот, кто выбрасывал всю ненужную информацию из головы в секунды, будет помнить номер женщины, с которой давно все кончено.

Отпускать ее было сложно. Поначалу даже казалось, что не получится – этот предлог, Лаура Хэдфенгер, до которой сейчас ему по сути не было никакого дела, мог обмануть кого угодно, но только не его самого. Лаура Хэдфенгер осталась в прошлом, Аврора Этроу – нет. Но он должен был ее отпустить, потому что семьи у них не получится. Не получится того, что нужно ему… и ей. А у него не получится смириться с тем, что есть только Лар. Не его сын, который забирается к нему на руки, или не его дочь. У них с Авророй никогда не будет общих детей.

И это было больно.

Потому что он хотел своих. Он хотел стать отцом и, видимо, любил ее недостаточно сильно, раз выбрал гипотетических детей, предпочел их женщине, с которой хотел провести каждый день своей жизни. Тем не менее это был его выбор, и он его принял. Точно так же, как принял выбор Авроры – через месяц после их расставания, сразу после переезда в Аронгару она сошлась с набловым Элегардом.

Да, химия между ними определенно была, и даже сама эта мысль заставляла скрежетать зубами. Потому что Аврора все отрицала. Говорила, что нужен ей только он. А потом… потом он узнал про ее беременность, и этот миг – миг, когда информация легла к нему на стол, то ли растянулся во времени, то ли сжался в одно мгновение. Потому что именно тогда он утратил весь свой долгоиграющий мифический контроль, готовый прямо сейчас лететь в Аронгару, выдрать из нее признание о том, что она лгала, а гонщику свернуть шею. Он представил это так ярко, в плавающей перед глазами пламенно-черной дымке, что ему стало страшно.

Беременность. Не от него.

От этого…

С каким-то извращенным наслаждением он еще продолжал отслеживать ее жизнь. Как они вместе ходят на УЗИ, как начинает раскручиваться ее школа, как растут ее дети… внутри нее. Закончилось все в тот самый момент, когда он увидел снимки – Аврора заходит в больницу в сопровождении Элегарда, осторожно, с большим животом. А выходят они спустя несколько дней с двумя свертками.

Мальчик и девочка.

Близнецы.

В тот момент, когда он об этом узнал, внутри что-то умерло. Видимо, подарив две новые жизни от другого мужчины, Аврора забрала часть него. Он снял всю слежку, отказался от любой информации, которая могла напомнить о ней. Никаких поисков даже в сети. Нигде.

Вместе с частью него умерло то, что отвечало за любовь к этой женщине.

Любовь. Поразительно, но ему потребовалось столько времени, потребовалось, чтобы ее не стало, чтобы это понять.

Женщины. Их было много. Их было настолько много, что пресса, особенно скандальная, строчила свои статейки одну за другой, но ему было плевать. Ему было плевать на все, на Мировое сообщество в том числе. К счастью, Халлоран от него отвязался, от него отвязались все. Все оставили его в покое, а пресса… он никогда не стремился быть образцом семейных ценностей.

Парадокс, потому что с семейных ценностей все началось. Он расстался с Авророй, потому что хотел семью, но стал еще дальше от нее. Настолько, насколько это возможно. Инд Хамир оставил свои попытки сделать дочь первой риам Раграна и сделал ее женой одного из своих советников, что касается скандальной репутации, она продолжалась. Продолжалась до тех пор, пока однажды он не понял, что именно этого хотел бы Эстфардхар.

Тот, кто подставил его отца, был близок к своей второй победе, как никогда.

Выходить из этого было трудно, еще труднее было вернуть то, что казалось безвозвратно утраченным. Желание создать нормальную здоровую семью.

Он дал себе время, чтобы восстановить позиции, провел несколько реформ и улучшений, вошел в очередную предвыборную гонку – с головой уходя в работу, в политику и во все то, чем стоило бы заниматься сразу после ухода Авроры. Победил.

С Дейан он познакомился на пресс-конференции. Журналистка-иртханесса еще с десяток лет назад тоже была бы парадоксом, но не в наши дни. Она пошла вопреки воле отца и матери, уехала из Аронгары. За ужином, на который он ее пригласил, они обсуждали экономический рост (Дейан писала про экономику) и выход Раграна на мировую арену в качестве третьего солидного игрока наравне с Ферверном и Аронгарой.

С ней было спокойно. Легко. А еще у нее было сильное истинное пламя – она родилась в семье первой. Первенец-женщина, с которой вполне можно создать семью даже такому, как он. Она выдерживала его пламя легко, и навредить ей он не мог. Никаких странностей. Никаких узоров. Никаких сомнений.

Он собирался сделать ей предложение со дня на день. Кольцо уже лежало в его кабинете, в сейфе. Все газеты писали о том, что наконец-то скоро увидят предложение, достойное Черного пламени Раграна.

Об Авроре в такие моменты он старался не вспоминать. Ее карьера стремительно пошла в гору после успеха балета «Вспышка на солнце», и теперь не замечать и не вспоминать было гораздо сложнее. К счастью или нет, но Аврора редко показывала детей, а если показывала, то их или закрывал Элегард, или она сама. Папарацци буквально гоняли от этих детей, снимки оказывались либо размытыми, либо затертыми. Из тех, что попадали к нему случайно, в новостной ленте.

Он отмечал это сквозь мертвую пустоту внутри, но только когда она позвонила, паззл сложился окончательно.

«Бен, твои дети умирают. Нам нужна помощь».

В этот момент он понял, каким образом Аврора и Элегард «так удачно выбирают ракурсы», и как им удается отбиваться от папарацци, и почему к берегам Зингсприда в присутствии этой малышни выходят драконы. А заодно и то, почему его все резко оставили в покое.

Халлорану он звонил уже подлетая к телепортационному комплексу Мериужа, и тот даже не стал отпираться. Видимо, понял, что бесполезно.

Он не стал разбираться, в чем дело в тот момент, он просто спросил:

– Что с ними?

И Халлоран ответил:

– Огненная лихорадка.

Эти два слова были приговором. Всегда. Приговором они и остались, по сей день. Заболевание, вызывающее спонтанное замыкание пламени внутри – пламени, сжигающего иртхана дотла, убивающего его, было неизлечимо. В тот момент, когда он услышал это, он сказал первое, что пришло в голову: