Полная версия
Александр Зелёный
Адрес неизвестен
Пролог.
Лил проливной дождь. Вода потоком стекала по старенькому такси. Блеклые фары выхватывали из темноты фасад здания с потрескавшейся кирпичной кладкой. Ржавчина и модель машины говорили о том, что она возит пассажиров далеко не первый год. Желтый свет фонарей освещал островки старого, растрескавшегося асфальта.
Водитель сидел неподвижно, положив руки на руль. Дворники отсчитывали время, смахивая потоки воды в сторону. Их мерный стук и шум дождя – всё, что было слышно. Не меняя позы, водитель дотянулся до ручки и включил радио. Только шум помех. Он сразу его выключил и вновь положил руку на руль, скосив глаза на рацию, покрытую толстым слоем пыли.
Словно что-то услышав, он переключил передачу и такси рвануло с места. Перед машиной замелькали серые здания и пустые проулки.
Наконец на тротуаре показалась грузная фигура. Человек голосовал. Такси плавно остановилось возле него, стараясь не обдать брызгами клиента.
Глава 1.
На заднее сиденье плюхнулся грузный мужчина в дорогом костюме. Одежда сидела на хозяине, как на пугале: похоже, владельца больше интересовала стоимость костюма, а не его фасон. Несмотря на проливной дождь, пиджак и брюки практически не пострадали. Мужчина достал платок и стал протирать одутловатое, неприятное лицо. На толстых, как сардельки, пальцах блестели золотые перстни.
Водитель молчал и терпеливо смотрел на него через зеркало заднего вида. Пассажир продолжал вытираться, фыркать и вздыхать. Наконец он перестал и уставился на водителя, словно только сейчас его заметил.
– Едем?
– Да, – мужчина наконец-то отдышался и затолкал платок обратно в карман, – можем ехать.
Машина плавно тронулась с места, колеса зашуршали по асфальту, разметая воду.
С минуту пассажир молчал, продолжая внимательно смотреть на водителя. Затем он переключил свое внимание на салон. С нескрываемым отвращением он осмотрелся вокруг себя и постарался пересесть на максимально чистую часть сиденья. Толстые руки сложил на коленях, стараясь не прикасаться к засаленным ручкам. Взгляд он устремил прямо перед собой, в спинку переднего сиденья.
– Погодка, – неопределённо сообщил водитель.
Мужчина скосил глаза.
– Гм, да, погодка. А я никак не могу вспомнить, куда дел свой зонт.
– Должно быть, хороший зонт?
– Еще бы, – гордо сообщил пассажир. – Двенадцать штук за него отдал! Такая вещь, знаете. Статусная.
Глаза водителя блеснули:
– Простите, а как я могу к вам обращаться?
Напомнив о своем статусном положении, клиент чуть расслабился и откинулся на грязную спинку сиденья.
– Анатолий. Анатолий Сергеевич. – Поправился он и дернулся вновь сесть на краешек сиденья, но вовремя остановил себя.
– Похоже, для вас статус имеет большое значение?
По встречной полосе с ревом пронёсся грязный грузовик, обдав такси потоками воды до самой крыши. В сполохах желтых фонарей таксисту показалось, что на костюме клиента виднеются тёмно-красные пятна, но через мгновенье оказалось, что это тот же сухой, чистый и мешковатый дорогой костюм.
– О да, – с удовольствием ответил Анатолий, – ведь что наша жизнь без статуса? К чему все эти усилия, труды, если не можешь как следует насладиться их плодами? И крайне важно, чтобы остальные могли видеть эти результаты, знать о них. Оценить их. Тогда и вас самого оценят по достоинству.
Анатолий наклонился вперед, стараясь поймать взгляд таксиста.
– И вот тогда вам не придется работать таксистом в грязном такси, а сможете стать человеком.
Довольный своим тонким намеком, он вновь откинулся на спинку и с наслаждением посмотрел на водителя.
– Кем же вы работаете? – спросил таксист.
– О, у меня очень важная работа. Я начальник департамента планирования в городском архитектурном совете. От меня многое зависит, знаете ли. Страна развивается, всё пришло в движение. Важно, чтобы развитие было равномерным. Чтобы мы не бездумно сносили здания и строили бизнес-центры, но думали об инфраструктуре, думали о наших людях!
Водитель внимательно смотрел на него. Пассажир явно говорил давно заученными фразами, которые он не раз повторял на званых вечерах и пресс-конференциях. Этот толстяк продолжал извергать поток ничего не значащих слов, нисколько не заботясь, слушают ли его вообще.
– Должно быть, нужно много работать для такой должности? – сухо спросил водитель.
– Еще бы! Да вы знаете через что мне пришлось пройти, чтобы добраться до этой работы? Чтобы позволить себе зонтик за двенадцать штук? Где он, кстати, черт возьми…
– И он того стоил?
– Кто?
– Ну, ваш зонтик. За двенадцать штук.
Секунду Анатолий Сергеевич вновь непонимающе смотрел на водителя, сбитый с мысли. Он не привык, что поток умозаключений о его трудной судьбе кто-то прерывает.
– Зонтик… Да, Зонтик! Конечно, стоил! Дело ж не только в зонтике, бедолага! А девочки? А бухло премиум-класса? Тачки, дома? Ты это видишь только по телику и то знаешь, как это круто. А я это вижу каждый день!
Он с отвращением ещё раз осмотрел такси, словно только сейчас вспомнил, где он находится. Анатолий напрочь забыл о своих заученных речах и вываливал на таксиста свои искренние мысли.
– Чё, смотришь на обручальное кольцо? – усмехнулся Анатолий. – У меня ещё и двенадцать официальных детей!
– Ого.
– Вот тебе и «ого». Ты не подумай: я не бык-производитель. Большая часть – приёмные. Про статус многодетной семьи слышал? То-то. Тут тебе и льготы, и бесплатный автомобиль. Правда, он дерьмо, но всё равно – халява же. Да и пробиваться наверх так проще. «Ой-ой, пожалуйста, помогите нам, у нас одиннадцать ангелочков!»
– Двенадцать, – уточнил таксист.
– Ну да, двенадцать, – поправился пассажир.
– Кажется, вы редко с ними видитесь.
– А чего мне с ними видеться? Бабки у них есть. Няня есть. Ничего такая, кстати. Пару раз захаживал в её комнату, знаешь ли. Главное что? Чтобы жена не отсвечивала. Тут главное тёлку правильную подобрать. Желательно страшненькую. Не совсем уж крокодила, это понятно. А то тебе еще с ней на официальные встречи топать. Ну, такую, знаешь. Простую. И чтоб пасть не раскрывала. А стояла тихонько и мычала, что велят.
Анатолий откинулся на сиденье, достал сигару и стал хлопать себя по карманам в поисках зажигалки.
– У меня не курят, – заметил водитель, не отрывая взгляда от дороги.
Пассажир его игнорировал, хлопал по карманам и причмокивал сигару, как младенец соску.
– Но лохушка и спиногрызы – это еще не всё, – он завалился на бок, стараясь выудить из брюк зажигалку. – Тут ум надо иметь! Мозги. Начинал-то я с самого дна. Тут подсидишь, там нашепчешь…
– Люди на таких постах, как ваш, должны улучшать жизнь людей, – напомнил водитель.
Анатолий отмахнулся:
– Не говори чушь. Давно там никто не хочет чужие жизни улучшать. Вот свои – это другой разговор. Или ты думаешь, в начальники идут, чтоб мир лучше сделать? Не, его хотят изменить только мечтатели. Титаны, попадающие наверх в Великие времена. А такие рождаются редко. И рано умирают, как правило. И, в конечном счёте, кстати, всё равно всё возвращается на круги своя. А обычно там сидят кто?
– Кто?
– Да такие, как я! Чиновники. Кто-то понаглее, кто-то почестнее. Но все туда попадают, просто шагая по карьерной лестнице: сначала ты маленький бюрократ, потом побольше, потом и кабинетик уже получше тебе дали, и должность посолиднее. Вот у тебя уже и машина с водителем. Вот и собственные просители появились, которые преданно, как щенята, смотрят тебе в глаза и конвертики подсовывают в карман. Ты же их не просишь даже конвертики приносить, а они несут. А потом уже и привыкаешь: и к конвертикам, и к водителю. И к Статусу. Но ты всё равно остаешься просто чиновником на тёплом местечке. Какое там улучшать жизнь? Ха! Клянусь тебе, ни у кого из моих коллег нет никакого представления, как хоть что-то изменить! Даже если бы захотели. Мир, знаешь ли, штука сложная. Попробуй разберись в этом клубке взяток и обманов, чтобы что-то изменить. Главное – вперёд двигаться, не оглядываться на всяких.
Он так и остался в полулежачем положении с незажжённой сигарой во рту и кивнул на водителя, подразумевая под ним «всяких». Водитель спокойно вёл автомобиль, изредка с любопытством глядя на клиента.
– Но к вам же приходят не только со взятками, верно?
– Конечно, – усмехнулся Анатолий, – вон совсем недавно заползает ко мне в кабинет старичок такой тщедушный. И как через приёмную пробрался? Мямлит, что, дескать, я распорядился школу перенести в старое здание, оно, мол, далеко, деткам долго добираться. А я молча слушаю. Ждал, ждал, пока до деда дойдёт, что надо бы государственную машину чем-то смазать, но тот туп оказался, как пробка. Еле выпроводил: «Ваш визит так для нас важен», «лично прослежу», «найдём виновных» и всё в этом духе.
– Так как вы к этому пришли, Анатолий Сергеевич? Прямо с самого детства мечтали стать главой департамента планирования архитектурного совета?
Отвратительная ухмылка пропала с лица пассажира, и он на мгновение оторопел. Даже сигару мусолить перестал. Кажется, он пытался что-то вспомнить.
– Гм, нет, конечно, – он сел ровно. – Конечно не мечтал. Я… Я уже и не помню о чем мечтал. Какая разница?!
Он вдруг разозлился, затолкал сигару обратно в карман и зачем-то отряхнул пиджак.
– Ну как какая разница, – ровным голосом ответил водитель, плавно входя в поворот. – Мне вот интересно, о чем мечтают в детстве такие успешные люди. Тоже ведь хочу стать человеком. Сам-то уже не смогу, это понятно. Но, может, хоть детям своим передам.
– Лучше не надо, – глухо ответил Анатолий, уставившись в окно.
За стеклом пролетали темные, неказистые постройки. Похоже, какие-то склады. Возможно, один из тех складов, на которые он за конвертик давал разрешения, сметая с лица города скверы, парки и детские сады.
– Лучше просто любите их, – продолжил он, словно собравшись с духом и выуживая из памяти что-то давно забытое. Что-то, что он затолкал в самую глубину своей души, надеясь, что оно оттуда никогда не выберется.
– Конечно, не об этом мечтал, – повторил Анатолий.
– А как же вино, девочки? Зонт?
Анатолий отмахнулся:
– Да какой, к черту, зонт? Кто в детстве мечтает о зонтах? Каким тогда мир был чистым, а? Тогда ведь все верили, что мир такой добрый и светлый. Такой искренний.
– И вы верили?
– Конечно! В детстве ведь все такие хорошие, такие добрые! Никто ж не рождается подонком или взяточником. Таким нас мир делает. А мы потом подхватываем эту грязь и тащим ее дальше. Марая себя и всё вокруг, день за днём. А ведь я не был плохим, честно говорю. Да, был полным. Но это ж не повод был надо мной издеваться, правда? Всю жизнь меня обижали! А девчонки? Думаете, я испытал первую любовь? Да черта с два! Кому я нужен?! Я не видел любви в этом мире. Только бабло. А вот за бабло я уже получал всё, что мне угодно.
– Получили любовь за деньги?
– А может, это и любовь, – возразил Анатолий, мотнув головой, – откуда я знаю? Другой я не видел.
Колесо машины провалилось в яму, и такси с грохотом подпрыгнуло. Водитель крутанул руль и авто вернулось на полосу.
– И ведь если бы хотя бы дома меня ждала любовь, – продолжал Анатолий, – я сейчас вспомнил: я мечтал быть инженером. Или лётчиком! Да! Я помню: часами мог клеить модельки. Представлял, что я сижу за штурвалом и мне видно весь мир. От края до края. Или представлял, как мой самолет взмывает ввысь, а я стою в окружении журналистов, и все поздравляют меня. Какой замечательный самолет, кричат они! Это революция! Вы – новый Микоян!
Он замолчал. Дворники мерно отсчитывали время, сметая литры грязной воды. Водитель тоже молчал, крепко сжимая руль двумя руками. Кажется, он слегка сбросил скорость. Анатолий продолжал смотреть в окно, иногда набирая в грудь воздуха, собираясь продолжить разговор, но никак не мог решиться на это. Он снова и снова отряхивал идеально чистый пиджак.
– А вечером приходила мама, – продолжил он, – я хватал модельку со стола и со всех ног нёсся к ней. Чтобы она увидела. Чтобы она разделила мою радость. Мои мечты. Господи, да почему мы вообще об этом говорим?!
– И что говорила ваша мама?
– А ничего не говорила, понятно?! Ни-че-го! – Анатолий устало плюхнулся на сиденье. – Всегда занята была мама. Причём занята – это по её мнению. То телик, то бухнуть, то поспать, то поработать. Когда я стал старше, она уже и не скрывала, что никто меня не хотел. Что просто так получилось.
Отцу тоже было плевать. Вернётся, даст денег и опять пропадёт. А ведь я держался! Правда держался. Я не помню в себе тогда ни злобы, ни тщеславия. Я правда думал, что добротой однажды поборю всю эту злость, весь этот мрак. Но нет. Побои, насмешки, равнодушие – всё это не прекращалось ни на день. И я стал платить миру той же монетой.
Сначала просто не ждал от людей хорошего. Потом я стал их ненавидеть. И понял, что с бабками я решу все свои проблемы. Беда только в том, что особого ума у меня нет. А вот хитрости я научился. И стал лгать, предавать, изворачиваться.
Меня и бандитом-то нельзя назвать. Слишком трусливый. Не представляю, что бы со мной было, попади я в тюрьму. Но взятки беру с удовольствием. У-у-у, в этом деле я профи! Недавно особенно крупная рыба попалась. Слышал про «Премиум Плаза»? Который заместо парка строят? Из-за моей подписи строят, – почему-то Анатолий сказал это без привычной гордости. – В этот раз бабла побольше попросил, надоело делиться. Надо ж расти, верно? Оно ж как происходит: приходит человек и конвертик тебе. А ты только головой мотаешь и ручками разводишь. Мол, больше надо.
– Вот так просто? Никакой конспирологии? Шпионских штучек и камер хранения на вокзале? Никаких борзых щенков?
Анатолий махнул рукой:
– Это оставь фильмам и книжкам. Главное – нужным людям отстёгивать. Ну, в этот раз, конечно, проситель глазками сверкнул, да и хрен с ним. Что он мне сделает? Всё на мази давно. Черт, да в чем таком я извалялся в твоём такси?!
Анатолий вертелся, стараясь разглядеть несуществующую грязь на груди.
Водитель чуть прищурился и посмотрел на пассажира. На груди клиента, кажется, вновь показались тёмно-бурые пятна. Как в начале поездки, в всполохах света фар проезжающего навстречу грузовика. Таксист прибавил хода.
– И вы хотите того же своим детям? Ладно, прямо ваши дети, но приёмным могли бы достаться, вместо вас, родители с… Гм… Другими ценностями.
– Зато им всегда есть что кушать, – усмехнулся Анатолий, на секунду перестав вертеться, – а так… Конечно, не хочу, чёрт возьми! Я всё куда-то бегу, стараюсь ухватить побольше. Но ради чего это всё? Если подумать, счастливее за эти годы я не стал. Может, жить стало комфортнее, это правда. Но счастливее – точно нет.
А Марина? Она ведь меня по-настоящему любит, дурочка. Ну, любила, по крайней мере. У меня же есть все возможности, чтобы сделать их жизнь лучше! Как я раньше не допёр! Денег-то уже наворовано с лихвой! Можно купить домик: мы все там поместимся. Мои счета в офшорах, которые я хотел попользовать, когда избавлюсь от семьи, их хватит и на учёбу детям, и на спокойную жизнь. Может, еще не поздно, а? Хотя бы попробовать? Вдруг я разорву этот круг? Они ведь на самом деле такие славные, мои малыши. Они…
Такси резко остановилось. Анатолий чуть не свалился с сиденья и непонимающе уставился на водителя.
– Приехали, – хмуро сообщил таксист, обернувшись к нему.
– Но…
– Приехали, – повторил он, отвернулся и положил обе руки на руль.
Глава 2.
Фигура скрылась за пеленой дождя. Убедившись, что никого нет, водитель достал сигарету и с наслаждением закурил. Сизый дым клубами уходил к потолку, тщетно пытаясь выбраться из такси. Включенные фары освещали насквозь проржавевший рекламный стенд, рассказывающий о прелестях отдыха на тропических островах.
Он выбросил недокуренную сигарету и такси вновь тронулось с места. За окном тянулись угрюмые дома, во всех окнах было темно. Дождь как будто бы стал тише.
Такси ловко остановилось возле голосовавшего. Дверь открылась, и внутрь залез крепкий парень средних лет. Мешковатая куртка цвета хаки не скрывала развитую мускулатуру. Штаны такого же цвета, ниже колен, были сплошь заляпаны грязью. Парень уперся руками в сиденье.
– Шеф, трогай!
Водитель кивнул, и такси рвануло с места так, что парня вдавило в сиденье.
– Э, поаккуратней, алё! Не дрова везёшь!
– Простите.
– Простите, – съязвил парень. Он устроился поудобнее. – Ты, между прочим, ветерана везёшь! Прояви чуточку уважения!
Парень протянул руку.
– Я Джон.
– Дорога, – водитель кивнул на свои руки, положенные на руль, – так вы участник боевых действий?
– А то, – гордо ответил Джон, – я ж не один из этих крысёнышей! Которые бегают чё-то, скулят. Прячутся!
– Доброволец, – понимающе кивнул таксист.
Он прибавил скорости, такси взревело и рвануло вперед, разметая брызги воды, словно катер. Желтые фонари за окном слились в сплошную полосу. Старенькая машина стала угрожающе покачиваться.
– Нет, – с неохотой ответил пассажир, – меня это, призвали.
Джон тёр ноги в районе ступней. Кажется, он совсем замёрз, пока ждал такси. Водитель внимательно посмотрел на него. Машина замедлила ход, вошла в поворот и уже не разгонялась.
– Братан, я как бы не спешу. Можно так не гнать, – с нервным смешком сказал Джон и устроился поудобнее. – Короче, да, призвали меня. Не, ну а чё? В армии я в десанте был, страну нашу люблю. А раз надо, значит, надо, верно?
– Гм, – ответил водитель, – а до войны чем занимались?
Джон заметно расслабился и вальяжно развалился на сиденье.
– Вообще-то у меня свой бизнес. Ремонты, знаешь ли. Трубы, потолки. Всё по высшему разряду. Тебе не надо, кстати?
Водитель отрицательно мотнул головой.
– Точно? Ну ладно. А то смотри – мы всё чётко делаем. Без косяков.
– Так вы сами и работаете?
Джон чуть замялся.
– Ну, типа, да. Понимаешь, щас заказов немного, так что проще самому делать. Да и выгоднее так, правда?
Водитель усмехнулся. На все свои заключения пассажир требовал подтверждения своих слов. Как будто сам не был уверен в своей правоте. Джон поморщился и вновь ощупал ноги.
– Ну а кроме работы? Какие у вас ещё увлечения? – Водитель стал коситься на рычаг коробки переключения передач, подумывая прибавить скорости.
– Спорт, конечно! – фыркнул Джон. – Какой настоящий мужик спорт не любит? Вообще, я с детства спортом увлекаюсь. Знаешь, бокс, плаванье там. Всяко интереснее, чем за учебниками сидеть. И от тёлок никогда отбоя не было. И в жбан можно дать кому-нибудь, чтоб это, уважали чтоб.
– Кто уважали? – не понял водитель.
– Да все! – ни на секунду не задумываясь, ответил Джон. – Вот, например, надо тебе по учёбе что – ботанику промеж очков дал, и глядишь: у тебя уже все ответы на руках. Или, например, с пацанчиками стоишь, чилишь, и глянь: хмырь какой-то с нормальной девочкой идёт. Ну, попрессуешь его чуток, он и слиняет. А девочка-то останется.
Джон закинул руки за кресло и с облегчением вздохнул. Широкая грудь вздымалась, под курткой перекатывались могучие мускулы.
– Должно быть, много тренировались для такой формы, – безучастно сказал водитель, не отвлекаясь от дороги.
Джон поморщился.
– Да не. Я это, от рождения крепкий. Бывало, приходишь в зал заниматься, а там эти доходяги часами тренируются, чтоб как я стать! Или жиробасы эти.
Джон махнул рукой. Видимо, на жиробасов. Он чуть склонил голову и со снисхождением посмотрел на водителя. Вообще, мало кто слушал его хвастовство о собственной жизни, а в таксисте он нашёл благодарного слушателя.
– Так что всё чётенько у меня, – подытожил он и сложил руки «в замок», зажав их между колен. – Работаю на себя, жёнка – красавица у меня, сын. Рыбалка, машина, все дела. Вон недавно хату новую взял в кредит. Щас с войны вернусь – тебе и почёт, и слава, и льготы. Сына тоже норм воспитываю, чтоб слюнтяем не вырос: бокс там, все дела.
– Не страшно на войне?
– Кхе, – Джон вновь закинул руки за сиденье. – Я чё, по-твоему – ссыкло? Это пусть они нас боятся!
Водитель быстро взглянул на него и его глаза блеснули.
– Почему не пошли добровольцем?
Джон осёкся и вновь сел ровно. Затем поморщился и потер ступни.
– Дык это, не призвали тогда ещё. Чего впереди паровоза бежать? Не нужен я им был тогда, значит. Да и сам понимаешь: война, там же неизвестно, как сложится. А я хочу посмотреть, как сын растёт. Я ж не за себя боюсь, а за то, что он без меня тут будет, понимаешь?
– У других солдат тоже есть сыновья, – заметил водитель. – И у тех, кто пошел добровольцами. И они тоже наверняка хотят увидеть своих детей.
С минуту Джон непонимающе смотрел на него. Он даже побагровел. Водитель прямо физически ощущал, насколько тяжело пассажиру дается мыслительный процесс.
– Ну и страшно немного, – наконец ответил Джон. – Тут же как: одно дело – на День Независимости бухнуть под салют, а другое дело – того, под пули идти.
– Не всё в жизни дается легко, – понимающе кивнул таксист.
– А? Да, прям не всё! Тут ты прав. Знаешь, а я ведь теперь стал понимать всех этих ботаников, которых чмырил в школе. Когда тебе страшно, обидно, а сделать ты ничего не можешь… – Джон помолчал. – Это мне всё легко давалось. Телосложение, девчонки. Вся молодость так прошла. Короче, по-настоящему напрягаться никогда не приходилось.
– Ну, у вас свой бизнес, – подбодрил его таксист.
Джон отмахнулся.
– Да какой там бизнес. Ерунда. В день-то нормально получается по деньгам, да только сколько таких дней в году? Это только кажется, что всё прям на мази. С кредитом и машиной предки помогли. Да и сейчас помогают, кстати. Всегда гордился, что у меня жена – первая красавица на районе. А что толку с этого, если нам с ней поговорить не о чем? Мы совсем разные с ней. Так что все наши разговоры – это ссоры и ругань. А отдых? Друзья, рыбалка – они ж не со мной дружат, им просто бухнуть с кем-то надо.
А сын? Я как-то не задумывался, но он же туп, как пробка. А чему я могу его научить? Что я сам умею-то, если всё мне доставалось готовеньким?
Водитель безучастно пожал плечами и чуть сбавил скорость. Джон теперь морщился, не переставая, и постоянно тёр ноги. Таксисту показалось, что грязь на штанинах имеет красноватый оттенок.
Джон обессиленно развалился в кресле и вздохнул.
– А на войне я понял многое. И я не про патриотизм. Причем патриотизм настоящий, а не про пьяные вопли под салютом. Я стал понимать других людей. Понимать, что по ту сторону такие же люди, как я. Что им тоже больно, страшно.
Помню, мы как-то в село вошли. Враг отступил, ну а мы стали осматриваться. Знаешь, недобитков искать, схроны там, может, ценное что. И вот слышим писк из подвала. А дом разрушен совсем, даже не подлезешь. Мужики сначала забить хотели: писк явно не человека, а из-за зверюги камни тягать неохота. Ну а во мне что-то щелкнуло. Стал разгребать. Мужики помолчали, да стали помогать. Через полчасика камни раскидали и оттуда мальчишка вылез, чумазый весь, еле на ногах стоит, худющий. Лет десять ему было, наверное. А на руках у него котёнок, крошечный совсем. Мальчишка его обнимает, будто боится, что мы отнимем. У обоих глаза серьёзные-серьёзные! Ничего в них от детства не осталось.
Потом оказалось, что эта парочка в подвале три недели сидела. Тогда село утюжили – будь здоров! Без еды, в темноте. Мальчишка говорил, что из щели вода текла. Так вот он её в ладошки набирал и пил. И котёнка своего также с ладошек поил. У меня аж сердце чуть не разорвалось: мой-то почти его ровесник!
Три недели в темноте с котёнком! Можешь себе представить? Это сколько силы, сколько воли в этом мальчишке! Я тебе точно говорю: я в этой жизни не знаю ни одного человека, который на такое способен. Ни один солдат, ни один генерал не обладают такой силой. И все наши завоевания, все наши победы или проигрыши не стоят того, чтобы эти два малыша медленно погибали в грязном подвале, а не дурачились на заднем дворе.
А еще я понял из-за войны, что если человек слабее меня – это не значит, что над ним надо смеяться. Любой может оказаться гораздо сильнее тебя, даже котенок или инвалид! Быть может, ему в этой жизни пришлось выдержать гораздо больше, чем мне. А ведь ему тяжелее, гораздо тяжелее делать даже самые простые, для меня, вещи. Мы все в неравных условиях, это правда. У кого-то деньги, у кого-то здоровье. А у кого-то ни того, ни другого. Так и что же, он не человек теперь, что ли?
– Не зря вы хотите вырастить и воспитать сына, – хмыкнул таксист и посмотрел на спидометр.
– Да, сын… Он ведь этого не понимает. Да я и сам это понял только сейчас! Бокс – это классно, конечно, но важно понимать, что это не всё. А ведь для того, чтобы понять, так мало надо! Простая доброта, простая помощь другому человеку. Вода, собранная в чумазые ладошки, гораздо сильнее миллиона долларов на благотворительность, которую платит миллиардер. Даже простая улыбка, в конце концов! Я, как вернусь, обязательно ему всё объясню, всё расскажу. Черт, до чего же ноги болят… Он ведь может стать лучше меня! Мне-то просто везло, а так, если подумать…
