Полная версия
Место, которого нет
– Когда вы его видели в последний раз?
– Неделю назад…
– Неделю… неделю… – детектив задумчиво почесал затылок. – Я, кажется, знаю, кто его похитил…
– Да вы что? – встрепенулся Майкл. – Кто?
– Марсияне. Забрали его, как человека, узнавшего тайну Красной планеты. Будут его там допрашивать на предмет того, что он замыслил, – хихикнул комиссар в свои густые усы, – и вообще о том, что знает человечество[2]. Так что не он последний. Готовьтесь…
Комиссар переступил через кипу бумаг на полу и под озадаченными взглядами двух свидетелей направился в другую комнату. Оттуда второй помощник кивнул ему головой. Пару минут спустя комиссар позвал туда Майкла с Винсентом.
Войдя в спальню, археологи увидели стоявшего возле стены сотрудника полиции с лупой в руке. Слегка пригнувшись, он осматривал замок вмонтированного в штукатурку небольшого сейфа. Тот был вскрыт, рядом на полу стояла большая картина. По всей видимости, она и прикрывала собой сейф.
– Подходите, взгляните, – пригласил комиссар свидетелей, и рукой в перчатке пошире открыл дверцу, – ничего не удивляет?
Майкл с Винсентом подошли к стенке. Внутри железного ящика лежала толстая пачка франков, немного долларов, пара золотых часов.
– Следы вскрытия сейфа тоже налицо. Я думаю, моя версия про марсиян становится все более правдоподобной. И вы не догадываетесь, что их тут могло интересовать?
– Абсолютно нет, – Майкл пожал плечами. Про план стратегического захвата Марса он промолчал.
Комиссар измерил его недоверчивым взглядом и продолжил:
– Но в любом случае нам будет необходимо провести еще расследование, чтобы принять решение о возбуждении дела по статье об исчезновении человека. Пока прямой связи между взломом и, как вы говорите, пропажей хозяина квартиры я не вижу. Скорее всего, это произошло в его отсутствие. В момент проникновения в квартиру его здесь не было. Как вы правильно заметили, – и он обернулся к Винсенту, – были бы следы борьбы. Например, подушки с дивана валялись на полу. Хотя подождем с другими фактами. Быть может, он к тому времени и сам отыщется. Но я бы не переживал особо. Мое мнение – он просто загулял. Так что я порекомендовал бы поискать его среди друзей. Будет какая-нибудь информация, я вам сообщу. И будьте всегда на связи, мало ли что!
* * *Исчезновение немца очень взволновало Майкла. Хельмут был педантичный и обязательный человек. К тому же альпинист. А альпинисты люди суровые, в хорошем смысле слова, принятое решение будут исполнять свято. Исчезнуть перед назначенной встречей – для этого должны быть очень веские причины. Скорее всего, даже не связанные с его волей. А может, даже и с жизнью… Поэтому намеки комиссара Готье на поиски среди друзей американец воспринял скептически. Он был уверен, что результат будет нулевым. Винсенту такая категоричность показалась странной, но вдаваться в подробности было некогда. Все мысли француза были заняты другим французом – под его окнами со вчерашнего дня красовался новый блестящий Бугатти.
На третий день после несостоявшейся встречи в квартире на Сен-Мартен раздался телефонный звонок. Винсент бросил взгляд на неразобранные чемоданы и, пообещав себе самому, что это последний день его праздной лени, взял трубку. Послышался взволнованный голос Майкла:
– Винсент, ты не мог бы срочно подъехать к комиссару?
– А ты где?
– Я уже тут.
– А что случилось?
– Давай при встрече…
Через полчаса на свободном месте возле комиссариата 7-го округа припарковался красный спортивный автомобиль. Под завистливые взгляды курящих возле входа детективов молодой подтянутый человек хлопнул дверью машины и устремился в учреждение.
Майкла Винсент нашел в кабинете на втором этаже. Его друг сидел с унылым видом на потертом стуле возле не менее пошарпанного стола. Его всегда задорное круглое лицо заметно осунулось. Он исподлобья наблюдал за комиссаром, что-то строчившем на машинке Olivetti в лучах настольной лампы. Из-под усов комиссара торчала сигарета. Незажженная. Готье бросил короткий взгляд на Винсента и продолжил стучать пальцами по блестящим клавишам. Майкл, увидев друга, улыбнулся, но улыбка была не радостная, натянутая.
Винсент сел на свободный стул под стенкой. И пока детектив допечатывал «чистосердечное признание», «явку с повинной», «протокол следствия» или что-то иное, он беглым взглядом осмотрел помещение. Карта Парижа, истыканная флажками; несколько фотографий из богатой событиями жизни комиссара; пара дипломов и боксерские перчатки украшали одну стену. Другую занимал высокий резной шкаф с полками, заваленный папками и конвертами до самого потолка. В центре шкафа под стеклом в рамочке стоял портрет Эжена Видока[3].
Наконец детектив поставил последнюю точку и, вытянув бумагу, откинулся на стуле. Чиркнув спичкой, он прикурил и стал молча перечитывать написанное. Густой дым заклубился перед ним в лучах настольной лампы. Оба гостя молча ждали, когда хозяин кабинета удосужится обратить на них внимание.
Готье дочитал документ и передал его Майклу. Тот, сопя носом, стал изучать бумагу.
– Давайте выясним, с какой целью меня вызвали в столь чудесное место? – не выдержал Винсент.
– Сейчас и до вас дело дойдет, – бросил комиссар кратко.
Американец, поморщив лоб и почесав подбородок, закончил чтение.
– И? – спросил Готье.
– Ну… если…
– Так, тогда подписывайте.
Майкл вздохнул, нехотя взял ручку и вставил ее в чернильницу.
– Давайте, давайте, сейчас перейдем к вашему алиби.
– Алиби? – встрял в разговор Винсент.
– Ну, да, – промолвил его друг, – меня тут кое в чем подозревают.
– Ах да, вы же не в курсе, – комиссар повернулся к Винсенту. – У нас тут открылись новые обстоятельства. Очень серьезные. Во время проведения следствия на месте преступления нами была изъята ореховая трость…
– Альпеншток, – поправил его Майкл.
– Да, именно он. С латунным наконечником. Так вот, на нем в неровностях и впадинах обнаружены следы свежей крови. Видимо, в спешке пытались их стереть, но тщательности не хватило. На трости, то есть альпенштоке, присутствуют отпечатки пальцев двух человек. Одни, я так понимаю, принадлежат хозяину трости, а вторые, – он посмотрел на Майкла, – вашему другу.
– Я же уже объяснял. Да, я держал в руках этот альпеншток, когда Хельмут хвастал своим последним значком[4] из… – взволнованный Майкл чуть не проговорился про Альпенбург, но вовремя спохватился, – из гор.
– Не стоит так нервничать. Я вас еще ни в чем не обвиняю, а только высказываю подозрения. К тому же вы сказали, что на последние двадцать четыре часа у вас есть алиби от вашего друга. Это так? – и детектив опять обратился к Винсенту.
– Да, все это время мы провели вместе.
Комиссар многозначительно поднял брови и понимающе улыбнулся.
– Мы собрались по случаю моего возвращения из Танзании. Изрядно выпили, и он, естественно, остался у меня. А на следующий день мы пошли к Хельмуту.
– А кроме вас кто-то может засвидетельствовать все это?
Винсент задумался.
– Ах, ну да, как же! У нас в доме живет старушка, очень любопытная. Обычно она не пропускает ни одного важного события, происходящего в подъезде. Так что, я думаю, она сможет подтвердить день и время прихода, а также ухода Майкла. Тем более, что она обитает на нашей площадке, как раз напротив моей двери.
– Хороший свидетель. Грамотный. Надеюсь, он вам поможет. Если, конечно, следам крови не более трех дней. Но экспертиза все установит.
– А что, есть основания считать, что Хельмута стукнули тростью? – поинтересовался Винсент. – А где же, извините, тело?
– А тело завернули в ковер и вынесли. И если этот факт будет установлен, то вполне обоснованно можно полагать, что убийцу он знал. Следов борьбы то нет.
– Простите, но почему ковер, а не ковер-самолет или например…
– Молодой человек, если я что-то говорю, то делаю это отнюдь не огульно, – Комиссар раздраженно затушил окурок в стоявшей рядом пепельнице. – Ковер в кабинете был. Мы установили это в момент осмотра помещения. На полу осталась четкая линия от мусора, который из-под ковра не выметался.
Винсент взглянул на Майкла.
– Это правда?
Тот безвольно кивнул головой.
– Да, настоящий персидский ковер. Хельмут его купил на барахолке пару лет назад.
– Вот видите, предполагаемая картина убийства на лицо, – окончательно добил американца комиссар Готье, – так что молитесь Богу, чтобы кровь была свежая.
– И как долго нам ходить под этим дамокловым мечом? – не выдержал Майкл.
– Этого у нас во Франции не знает никто. Наша страна не из тех, где спешат, так что, извините, придется помучиться. На этом все, вы пока свободны, – детектив сделал особый упор на «пока». – Я имею ввиду вас, Майкл. Рекомендую быть всегда на связи. Мой телефон у вас есть, если куда едете, то будьте добры – перезвоните. Ваш у меня тоже имеется, если что, я вас вызову, а может…
Он недоговорил, но о чем он хотел сказать, оба гостя поняли без слов. Майкл с понурой головой вышел из кабинета. Винсент по-дружески обнял его за плечи. Глядя им вслед, комиссар Готье усмехнулся сквозь свисающие усы и потянулся за пачкой сигарет.
* * *Шла третья неделя после злополучной несостоявшейся встречи. Несмотря на то, что считается – время лечит, а проблемы имеют свойство рассасываться, это был, совсем не тот случай. Майклу казалось, что пружина, наоборот, все сильнее сжимается, момент истины приближается, а его беспомощность лишь усугубляет наступление конца. От напряжения он перестал толком спать, скинул несколько килограммов веса, забросил дела, и лишь количество пустых пачек из-под сигарет неуклонно росло у него на подоконнике. Поэтому, когда в очередной раз они встретились с Винсентом, под робкой весенней тенью платанов бульвара Сен-Мартен, последний моментально почувствовал, что все плохо. Свернув в сторону улицы Ланкри, они дошли до Шато д`О и, сделав поворот, уже приближались к площади Республики. Все это время Майкл на вопросы друга отвечал односложно, никуда заходить не хотел, и даже чашечка кофе «о'ле» его не прельщала. В конце концов, француз не выдержал:
– Слушай, янки. Может, у вас в Америке и принято ходить молча по улицам, но для Франции это нонсенс.
Такое обращение на Майкла подействовало. «Янки» его Винсент еще не называл.
– Я, конечно, здесь пока еще в гостях, но зачем же так?
– А как ты хотел? Только янки может отказаться от чашки кофе, проходя мимо настоящего парижского бистро. А ну давай, выкладывай, что у тебя там?
– Меня мучает неопределенность. С одной стороны, я понимаю, что нахожусь под колпаком у вашей, – он сделал ударение на «вашей», – полиции, а с другой, меня грызут сомнения иного рода.
– Какого?
Майкл замялся, но взглянув на решительно настроенного Винсента, продолжил:
– Имел ли я право утаивать существенную информацию от Готье, если дал слово никому не говорить.
– Ты про Альпенбург? Я заметил, как ты замялся.
– Нет, про карту Альпенбурга.
– Карту? – Винсент остановился. – Ты знаешь про какую-то карту и мне об этом ни слова?
– Я обещал…
– И что это за карта?
– На ней нанесена точка, где находится объект.
Француз смерил американца презрительным взглядом.
– Может, ты утаил от меня и что собой представляет этот объект? – брезгливо спросил он. – А на самом деле знаешь намного больше? Тогда тебя должна мучить совесть в первую очередь передо мной.
– А перед комиссаром не должна? – с надеждой спросил Майкл.
– Да забудь ты про него! Пусть и дальше курит и строит версии. Лучше давай, выкладывай подробности. Карта какая?
– Обычная, топографическая, которую носят с собой альпинисты. На ней написано «Окрестности Альпенбурга». В одном месте на ней стоит значок. Маленький.
– А какой он формы?
– Просто квадратик, заштрихованный от руки. Миллиметров пять на пять.
– Понятно. Нам это ни о чем не говорит. Так ты думаешь, те, кто делал обыск, искали именно эту карту?
– Подозреваю, что ее.
Винсент задумался, и теперь уже он шел молча.
– Ты хорошо запомнил, где стоит квадратик?
– Мне кажется, что да.
– Нарисовать сможешь?
– Если карта будет точно такая.
– Поехали, я знаю, что делать.
И они быстрой походкой направились к ближайшему метро.
ДНЕВНИК ХАТИДЖЕ. ОТРЫВКИ
Авторы заранее приносят извинения за упрощенный стиль перевода, так как многие словесные обороты турецкого языка им неизвестны, и большая часть текста переведена не дословно, а весьма приблизительно.
Я никогда не поверю в то, что можно полюбить мужчину потом. Сначала свадьба, пышная, чтобы запомнилась на всю жизнь. Подарки, которые должны растопить сердце. Хитрые евнухи, расплывающиеся в подобострастных улыбках. Череда наложниц, желающих угодить новой госпоже. От такого хоровода голова идет кругом, и даже красивый вид сквозь тонкий шелк на воды Босфора не радует глаз. Осталось всего десять дней, как мне предстоит стать законной супругой великого визиря…
Через пять дней у меня свадьба. Весь город кипит этим событием. Мне пошили самое красивое платье из всех, когда-либо существовавших на земле, но я не могу смотреть на него. Так же, как и на моего будущего благоверного. Я не люблю его, никогда не любила, а сейчас просто ненавижу. Что делать?…
Мне не хочется верить, что можно прожить счастливой всю жизнь, не любя своего мужа. Да и, вообще прожить… Сегодня я отчетливо поняла это, прощаясь с Николой. Его светлый лик отныне будет сопровождать меня всегда. Почему есть страны, в которых тебя не связывают цепями будущего замужества, лишь только ты постигла первые строки из Корана.
Я влюбилась в неверного. Через пять лет замужества. Пять долгих ненавистных лет я провела в гареме этого ужасного человека, который даже моего отца всегда презирал. Разве можно с ним жить дальше? Ах, Никола! Он был с визитом у нас. Гостил несколько дней, а сейчас живет на вилле сразу за городской стеной. Вчера я видела его в последний раз у нас в саду. Среди белых роз мое сердце обливалось кровью, и он предложил нам сбежать. Но это невозможно. Это нарушение всех неписаных правил. Он долго убеждал меня, что правила создаем мы сами, что если отцу по закону можно убивать своих братьев, то наш побег – это сущий пустяк. Это не измена супругу, а лишь восстановление справедливости.
Может, Никола прав, и мне действительно следует пойти на это? Морально я уже готова на все. Его расчеты верны. Послезавтра отправляется большой обоз с товаром на север, и мы могли бы легко раствориться в нем. Моя верная Фидания готова передать Николе записку. Она такая самоотверженная, как и ее имя[5].
Назад пути нет. Завтра утром мы с Фиданией будем на КапалыЧарши[6], поедем пораньше, чтобы был запас времени, пока нас спохватятся. Никола будет ждать нас среди лавок с тканями. Сначала мы потеряемся среди них, а потом нас пересадят в большие кувшины, закупорят ложной крышкой и засыплют доверху зерном. Таких кувшинов будет два – я беру с собой мою преданную наложницу. Два среди десятков подобных…
Столько времени прошло, пока я смогла продолжить свой дневник. Знала бы, что сложится так, возможно, поступила бы по-иному. Видимо, Аллаху было угодно низвергнуть свое нерадивое дитя с вершин заоблачных грез в пучину реальности…
Однако если по порядку, то в кувшине оказалось ужасно тесно. Повернуться можно было с трудом. Ехать нам предстояло несколько часов, пока не выедем за пределы тщательного контроля. В горшке просверлили несколько маленьких дырочек, чтобы мы не задохнулись. В них можно было и смотреть, что происходит вокруг. Первый досмотр у городской стены – самый тщательный. Потребовали разрешение от арпа-эмини-интенданта, ведающего поставками зерна. Бумага была, но все равно толстый полицейский продолжал придирчиво рассматривать груз. Его отъевшееся лицо мне было хорошо знакомо – сам субаши[7] в тот день возглавлял караул. Тряс своим толстым брюхом перед обозом. Во мне все похолодело. Он хитрый, но жадный, любит большой бакшиш. Наконец я увидела, как жменя талеров скрылась в его руке, и телеги тронулись через ворота.
За окном начались сплошные поля и сады. Вот смешно – крохотная дырочка в стенке кувшина в тот момент стала для меня окном! Обоз качался, а мне думалось – скоро мы покинем дальние заставы и уедем в горы. Там сможем пересесть на коней, и нас уже не догнать. Через несколько дней наш отряд достигнет Адриатического моря, а дальше распущенные паруса, и мы на родине Николы.
Вот наступил момент, когда ветер наконец пахнул мне в лицо. Верхом на белом коне я могла видеть рядом профиль моего возлюбленного. Наши кони неслись с немыслимой скоростью навстречу горам. Маленький отряд, словно вихрь, проникал все дальше вглубь ущелья. Душа пела, светило солнце и хотелось смеяться.
Вдруг с боковой горы нам наперерез стали спускаться странные люди в черном. Их лица до глаз были закрыты плотными мантиями. Их было не так много, но они были хорошо вооружены. Мы понимали, что наш единственный шанс – добраться до перевала быстрее их, там может стоять гарнизон, который защитит нас. Увы, надежды вскоре рухнули – их кони оказались свежее наших. Силы также были неравны – у нас всего трое всадников с легким оружием, включая Николу, а их аж десять вооруженных до зубов головорезов. В самом узком месте мы расстались с двумя преданными воинами. Они остались, чтобы задержать погоню, но смельчаков хватило ненадолго, нас снова преследовали. Лошади были на издыхании, а до перевала еще так далеко.
Нам преградили путь круговым «танцем» лошадей, вырваться было невозможно. В их руках появились сети, и первым был низвергнут Никола. Нас тоже стащили на траву. Как я не билась, но все было тщетно. Их даже не остановило, когда я выкрикнула кто я.
Несколько часов они везли нас обратно вниз по ущелью, перекинув как мешки поперек лошадей. Я не слышала ни слова от наших пленителей, кто они! Как и не видела их лиц. Потом нас с Фиданией, связанных, держали в большой палатке с кляпами во рту. Но рядом не было Николы. Вскоре за пологом палатки началась какая-то суматоха, и они заговорили. Мороз пробежал у меня по коже – я узнала голос самого коварного и нечистого из всех отъявленных негодяев. Худшее трудно себе представить, если по мою душу прислали правую руку моего благоверного…
Глава 4
Щетки еле успевали сметать потоки воды, внезапно обрушившиеся на лобовое стекло. От недостатка кислорода мотор натужено рычал, но пока справлялся с крутой дорогой. Винсент, почти прижавшись к рулю грудью, высматривал неожиданно возникающие перед машиной повороты. Стекло постоянно покрывалось испариной, и его время от времени приходилось протирать. Сидевший рядом, вспотевший от напряжения Майкл помогал, чем мог – держал тряпку для стекла и советовал, куда поворачивать. В минуты затишья, когда дорога на время становилась прямой и дождь слегка затихал, американец давал волю чувствам, вспоминая Франсуа Лемье, потомственного блюстителя погоды из Центрального метеорологического бюро Франции, который предрекал друзьям яркое солнце в горах. Собственно говоря, под этот прогноз они и подстроили свою экспедицию. Всю предыдущую неделю в Альпах лил дождь, и вот только сейчас им наконец удалось вырваться в направлении гор.
Дождь превратился в мелкую морось, и стало чуточку веселее. Майкл даже начал насвистывать что-то из чардаша. Но длилось это недолго, вскоре они въехали в густой туман, и видимость пропала окончательно. С трудом удавалось различать даже ближайшие столбики, ограждавшие пропасть и выплывавшие навстречу, словно памятники секундам. Скорость упала настолько, что спидометр перестал ее чувствовать и показывал «0».
И как только их угораздило поддаться на «блудливые» слова этого Франсуа! Разве можно было верить рыжему блондину с лоснящимися щеками и старомодным зализанным вихрем на лбу, к тому же поедающему луковый суп за их счет?! За все время пути по серпантину им навстречу попалась всего пара машин, едущих вниз, в долину. А их какой черт зовет испытывать судьбу в обратном направлении? И что даст им эта поездка? Практически втайне от комиссара, сообщили ему только, что едут на несколько дней в Альпенбург «на воды». Обещали быть на связи и регулярно посещать почту на предмет возможных сообщений из Парижа. Оба посчитали, что нельзя сидеть сложа руки, необходимо действовать. Иного пути, как начать собственное расследование и понять, за что мог поплатиться Хельмут, они не видели. Купив карту «Окрестностей Альпенбурга», археологи предприняли то, что собирались сделать еще месяц назад – выехали в Альпы.
Неожиданно глаза кольнул яркий свет. Было столь непривычно, что Винсент поневоле зажмурился и чуть не зацепил очередной столбик. Мимолетная вспышка повторилась через мгновение, но водитель уже был готов – солнцезащитный козырек от фирмы «Кайзер» занял место на лбу француза. Еще несколько крутых поворотов, и голубое небо разорвало месиво из клубящихся облаков. Партнеры, преисполненные восторга, наблюдали, как прямо по курсу, на фоне безоблачного неба на них надвигается могучая белая шапка.
– Ассамбуко, – завороженно произнес Майкл, – главная гора региона, три с гаком тысячи метров.
– Красивая штучка!..
Через несколько километров мимо них промелькнул столбик с сорванным указателем, и сразу за ним появился большой поросший травою холм, над которым возвышались темные черепичные кровли.
– Наша деревня, – многозначительно заметил Майкл, тыча пальцем в точку на карте, лежавшую у него на коленях.
– Надеюсь, духовой оркестр уже в сборе…
Но деревня к приему гостей явно не была готова. Невзрачные серые дома, плотно прилепив свои облезлые стены друг к другу, сурово всматривались в чужаков. Ни один ставень не был открыт навстречу въезжавшей ярко-красной машине, ни единая труба не теплилась животворным дымом. Деревня словно вымерла. Дорога извилисто стала подниматься по безлюдным улицам.
– Славная деревенька, – заметил Винсент.
– А что, я ориентируюсь по карте… – стал оправдываться Майкл.
– Да, в принципе, нам все равно.
– Ну и слава богу…
В этот момент гармония вымершего селения была нарушена. За очередным поворотом показалась небольшая площадь. Посреди нее на большом бревне, ссутулившись, сидели три старика и придирчивым взглядом сопровождали машину. И сразу же в приоткрытые окна ворвался запах свежеиспеченного хлеба, а до слуха донесся удар колокола. Шпиль церкви промелькнул между домами, в одном из них на втором этаже распахнулись ставни, и вынырнувшая из окна грудастая загорелая брюнетка, не церемонясь, вылила тазик прямо перед машиной.
– Жизнь, оказывается, есть и в этом забытом Богом месте! – радостно воскликнул Винсент, включая щетки, чтобы смыть со стекол мыльный раствор.
– Эх! А ты заметил, какая «бобриха» нас пометила?! – многозначительно причмокнул Майкл, вывернувшись назад и продолжая высматривать, не появится ли вновь горная красавица в окне.
– Впереди развилка, смотри на карту, – попытался вернуть Винсент штурмана к дороге.
– Нам по левой, – не оборачиваясь, кинул американец через плечо.
– По левой так по левой…
Машина нырнула вбок и покатилась под гору. Деревня закончилась, и воздух сразу наполнился иным ароматом. Смешение запахов старого сена и свежесобранного навоза служили явным доказательством ошибочности первого впечатления о деревне. Вскоре навстречу попалось большое стадо пятнистых коров, гонимое несколькими пастухами – совсем еще мальчишками. Одетые почти одинаково, в бесформенные пиджаки с большими накладными карманами и широченные брюки, едва достающие до щиколоток, они умело справлялись с возложенными на них обязанностями. Темные глаза из-под густых бровей пытливо рассматривали незнакомую машину, медленно пробивавшую себе дорогу в потоке парнокопытных. Один из мальчишек остановился и от восторга сдвинул назад свою огромную кепку. Роскошный черный чуб вывалился из-под нее и закрыл пастуху глаза. Тот засмеялся, обнажив белые зубы, и зачесал вихрь, но он упал снова.
– Ты заметил, какие тут все чернявые? – Винсент удивленно проводил взглядом пастуха. – И здоровые…
– Дети гор! История замыкается сама на себя.
– Интересно, какая тут предыстория?
Оба на время замолчали. Долина перед ними раскрылась в полной красе. Цепочка высоких, покрытых снегом гор окружала ущелье со всех сторон, но ледяная Ассамбуко господствовала надо всем. Густые леса задирались высоко по склонам, почти до грани еще не растаявшего зимнего снега. Они же плотными рядами спускались на дно ущелья к извилистой бушующей реке. Дорога параллельно склону тоже устремлялась к ней, к старому каменному мосту.
