Русич. Генезис

Владимир Геннадьевич Поселягин

Генезис

© Владимир Поселягин, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2024

Я сижу в люке транспортника, свесив наружу ноги, и, пока наш сельский фельдшер, зафиксировав ребра, накладывает тугую повязку мне на грудь, наблюдаю, как с полсотни красноармейцев собирают оружие и трупы диверсантов.

С дороги к нам свернули два грузовика с бойцами НКВД. Их принадлежность можно было определить по фуражкам. Юрка бегал и осматривал самолет, но вот уже сообщил, что двигатель в порядке. Только вмятины на гондоле от рикошетов. Виднелись несколько пробитий в крыле, но ничего критичного. Гораздо серьезнее пострадала кабина самолета, по ней кто-то очередь дал, вот штурман и осматривал, чинить самолет на месте или перегнать удастся.

Моих пока нет, только отец шагал от села. А так, кроме нашего нового участкового и фельдшера из сельчан, тут никого, паслись на окраине села. Похоже, все, кто мог ходить, там собрались.

Командир из красноармейцев оцепление выставил, но отца пропустили. Они нескольких пленных охраняли, а так уже все в порядке, все закончилось. Санинструктор перевязывал раненых из бойцов, ну и дожидались представителей спецслужб. Я уже пообщался с пожилым капитаном, что командовал этой непонятной ротой. Тот не пояснил, что они тут делают, но, как я понял, работали над чем-то секретным, когда диверсанты на них натолкнулись, вот и организовали преследование, и загнали к нам. Ну не знаю, по виду и эмблемам бойцы из саперного батальона, капитан и представился командиром этого батальона, но вооружены все. Саперов вообще редко вооружают, а тут чуть ли не СВТ почти у всех.

Буденный уже стал начальником над партизанским движением. А не его ли это люди? Вполне могли закладки организовывать, убежища или еще что, а тут эти диверсанты. Если так, то картина складывается.

Сам я практически умер. Пуля, отрикошетив от гондолы мотора, попала мне в бок, почти в спину. Однако тут произошла счастливая случайность. Даже несколько. Я был в летной куртке, той самой, штатовской, и на боку, на пути пули оказалась широкая пряжка. Она была нужна, чтобы подгонять куртку по размеру. Импульса у пули хватило, чтобы смять ее и сломать мне несколько ребер, сколько точно, покажет рентген. От болевого шока я вырубился, и произошла остановка сердца. Хорошо, что штурман у меня был обучен оказанию первой медицинской помощи, сам ведь учил его со скуки. Осмотрев меня, не обнаружив крови, только огромную гематому на боку, он и провел все необходимые реанимационные мероприятия. Ребра не пожалел, нельзя делать непрямой массаж сердца со сломанными ребрами, а он сделал, но главное спас меня, и я очнулся. Живой. Дальше – понятно, диверсантов отбили от самолета, окружили и пленили, а подбежавший фельдшер начал помогать мне, я был ближе. Закончив, оставил меня в одних форменных брюках, с обнаженным торсом, и побежал помогать армейскому коллеге. У саперов не только раненые, но и убитые были, последним помощь уже не нужна, а вот раненым вполне.

– Ну как там? – спросил я Юрку, держась за бок.

Говорить громко мне было больно, отдавало так, что скорее шептал. Он подошел и, сев на лавку рядом, сказал:

– Несколько приборов разбиты, а так смотреть надо. Механик нужен. Я бы в воздух подниматься не рискнул, пожалуй.

– А придется. Я как раз своих поездом не рискну отправлять. Сейчас передохну и сам посмотрю.

Подошедший отец, выяснив, что я живой, хотя и ранен, стал проводить инвентаризацию вещей. Не побито ли что, а я, передохнув, пошел осматривать кабину. Да, приборы побиты, пулевое отверстие в лобовом стекле, но вроде стекло еще держится. Также я запустил оба двигателя и погонял их на холостых оборотах. Вроде нормально, не нагреваются, все системы проверил, работают. Так что велел возвращать семью. Я тут задерживаться не хотел, а сам пообщался с представителями НКВД. Я лишь подписал опросный лист, и нас отпустили. Насчет того, откуда у меня револьвер взялся, вопросов не задавали, раз есть, значит, имею разрешение. Хорошо, что не поинтересовались, поскольку разрешения у меня нет.

– Я… пилотом? – удивился Юрка, когда я это озвучил.

– А думаешь, я смогу? Я и сидеть-то только боком могу, сгорбившись. Давай-ка, садись за штурвал.

– Хорошо.

Я уже успокоил сестер и мать, накинув сверху тужурку, чтобы не видели бинтов, хотя о ранении они знали. Юрка запустил движки, сам все закрыл, проверил и после долгого разгона (я чуть не помер от тряски), все же поднявшись в воздух, набирая высоту, направился в сторону Москвы. Запаса топлива как раз должно хватить. Сидя в кресле штурмана, я морщился, поглаживая бок, и размышлял. Да, рисковали мы здорово: на поврежденном пулями самолете с неопытным пилотом, Юрка ведь даже удостоверения пилота не имел, летим в Москву, и шансы долететь пятьдесят на пятьдесят. Однако риск того стоил. Если долетим, вздохну с облегчением, а отправлять поездом – все же еще более неоправданный риск. Взял на себя ответственность.

Мои уже осваивались в салоне, общались там, я изредка на них поглядывал. В салоне освещение включено. Они хоть и были взволнованы и слегка напуганы, впервые ведь в воздух поднялись, все же держались молодцом. Потом я переключился на размышления о том, как погиб два с половиной часа назад. Тут действительно есть, о чем подумать.

В новом теле я был едва ли минуту, но понять, что тело не совсем настоящее, а искусственное, разобраться смог. Да, я попал в ребенка-терминатора. Да и как тут не понять, если перед глазами открытое меню, и, когда рассмотрел летательный аппарат в небе, то с легкостью определил дружественный мне объект, как дрон типа «Охотник». Это было прежде чем благодаря Юрке меня вернуло в это тело, но до того я зашел в меню, оно было на классическом английском языке, который я вполне знал, включая технические обороты, и изучил возможности терминатора, в теле которого так неожиданно оказался. Так вот, я понял, что задание у терминатора – внедриться в одну из людских групп в подземельях ближайшего города, через них войти в доверие к членам Сопротивления. Задача – уничтожение Сопротивления. Сам ребенок назвался терминатор, модель такая-то, но о терминаторе ему известно, видимо, фильмы дошли до этих времен. Так вот, судя по времени, что было указано в меню, я оказался в две тысячи двести шестьдесят седьмом году. На более чем триста лет вперед швырнуло.

Искусственный интеллект по имени Генезис, созданный, между прочим, американцами, вырвался на свободу и начал все крушить. Прошло сорок лет, люди выживали, прятались, как могли, численность их сокращалась, частое использование ядерных зарядов тоже не способствовало выживанию, и в теле малыша-терминатора я оказался на территории бывшей Украины, как раз в районе заросших развалин Киева. Там жили одиночки и несколько небольших людских групп. Терминатор именно туда и двигался, пока я в его тело не заселился и не перехватил контроль над управлением. Да, тело мне было полностью подконтрольно, включая даже запароленные файлы в памяти. Скорость работы с памятью терминатора у меня возросла на несколько порядков, так что за минуту я просмотрел несколько гигабайт информации, нашел базы знаний, еще не активированные, пролистал список и поставил на загрузку одну базу.

Меня заинтересовала процедура заливки. Как это все проходит. База небольшая, время загрузки и распаковки тридцать шесть секунд, но тут я увидел в небе аппарат «Охотник», и дальше меня втянуло обратно в старое тело.

Однако было кое-что такое, о чем стоило бы сообщить. Когда я в это тело вернулся, очнувшись и созерцая радостного, до соплей, тезку, то понял, что база и все знания, что я успел просмотреть в своей памяти, сохранились, база загрузилась и распаковалась уже тут, в моем сознании. Она называлась «Пилот-универсал А-класса». Этим и заинтересовала собой, тем более мне как пилоту было любопытно заглянуть на нее. Раньше времени не было, а сейчас мысленно просматривал новые знания, которые неожиданно и непонятно как оказались в моей памяти. Причем знания на уровне рефлексов. Оказалось, что я теперь могу управлять несколькими атмосферными летательными аппаратами будущего, включая боевые, дистанционное управление дронами, если взломаю коды к их управлению, а также пилотирование космических аппаратов.

Да, у Генезиса была верфь, где тот строил космические корабли, люди до этого еще не дошли, а вот Генезис вполне осваивал Солнечную систему. Уже шесть кораблей поднялись с Земли на орбиту. Мне кажется, Генезис собирался свалить с Земли. Информации об этом в памяти терминатора не было, странно, что вообще имелась подобная база. Видимо, при заливке случайно и ее впихнули. Остальные базы вполне в тему. Человеческое поведение, социология, людская психология, медицина, выживание, диверсионная деятельность, ну и все такое. Почти сотня баз, и лишь треть была активирована, и терминатор владел нужной информацией, остальное, по-видимому, в запасе.

Конечно, бонус я получил интересный, но пригодится ли он мне, и попаду ли я снова в тело того терминатора? Однако мало ли что потребуется в жизни, может, и эти знания на что сгодятся. К слову, все управление у летательных аппаратов Генезиса аппаратное и дистанционное, ручного нет. Однако это ладно, информацию я получил любопытную, три часа просидел, осмысливая, пока Юрка не потрепал меня за колено, видимо, на голос привлечь меня не смог, настолько я углубился в размышления и исследования новых знаний.

– Что? – негромко спросил я, продолжая морщиться и держаться за бок.

Юра меня не расслышал, но видимо, понял по движению губ, что я спросил, и показал на шлемофон, что висел на втором штурвале. Надев его одной рукой, я услышал по внутрибортовой связи:

– Командир, датчик температуры правого двигателя разбит, а я глянул в боковое окно, дымим.

– Сильный дым?

– Уже густой черный тянется.

– Глуши, на одном дотянем, тут минут десять осталось.

– Понял.

Он отключил питание правого двигателя, и тот остановился, а я стал вызывать диспетчера нашего аэродрома. Отозвался радист сразу, переключив меня на диспетчера.

– Борт сто три, вас слышу хорошо.

– Это командир борта Юрий Некрасов. Сообщаю, самолет был подвергнут обстрелу бандитов, один двигатель дымит, летим на втором. Прошу ожидать в конце посадочной полосы пожарных и медиков. Есть раненый. Это я. Пулю в бок словил, ребра поломаны.

– Так, Некрасов, а кто за штурвалом?

– Штурмана посадил. Кроме нас есть пассажиры, моя семья. Там их у въезда должны ждать арендованные телеги.

– Да, дожидаются.

– Пусти их к борту для разгрузки.

– Добро. Ждем.

Отключившись, я посмотрел на штурмана и спросил:

– Слышал?

– Ага.

– Сам я не могу, в больницу сейчас отправят, рентген и все остальное, так что придется тебе моими заняться. Возницы арендованных телег не знают, куда везти, покажешь и всех разместишь.

Юрка помог мне с выбором дома для семьи, да и уборкой занимался, со своей невестой пришел, и в восемь рук мы там привели все в порядок, можно заселяться. Дом большой, просторный, я бы сказал, на две семьи. Для сестры и ее мужа есть свой вход и две комнаты, как отдельная квартирка. Причем из нее есть дверь в остальную часть дома. Вроде и вместе, и обособленно. Привыкнут, зато свои квадратные метры. Так что доведет эти четыре телеги, мы почти успели по времени, а дальше сами разберутся. Дом без мебели, продавался так, часть мы с Юркой купили, остальное родные докупят. У меня же свои дела – больница. Эх, Тося узнает, тут же примчится. Да и так ждет, вместе с дочкой должна быть в новом доме Некрасовых, готовит на кухне, чтобы встретить нас и небольшой пир устроить. Теперь получается – без меня. В новом доме я не только мебель прикупил, но и продовольствием кладовку и погреб забил. Еще и немного живности приобрел: кур, пару хрюшек и козу.

– Не беспокойся, командир, все сделаем, – успокоил тезка.

Дальше мы с некоторым трудом дотянули до аэродрома, пролетая над Москвой и оставляя за собой дымный след, и пошли на посадку. К счастью, приземлиться удалось без проблем, и в конце полосы попали в руки механиков. Те сразу стали вскрывать мотор, чтобы найти причину задымления, что там тлеет. Пожарные суетились, водой прыская. Медики подбежали, они как раз приехали, из города вызванные. Меня осторожно под руки вывели наружу. Дальше оставив Юрку командовать и оказавшись в санитарной машине на базе «полуторки», я покатил к выезду с аэродрома. Вся бюрократия теперь на штурмане. Заранее ему сочувствую. Ничего, на словах все опишет, моих отвезет на место, а вернется – уже за бумаги засядет. Мотоцикл мой стоит у здания диспетчерской, им воспользуется. Меня же довезли до городской больницы, именно она и обслуживает аэродром, и, когда меня на носилках заносили в здание, я сказал санитарам:

– Несите меня к телефону. У меня сведения государственной важности.

Врач, молоденькая совсем, именно она за мной приехала на аэродром, тут же отказала в просьбе, но я упорно требовал связи. Все же меня занесли в кабинет главврача. Помогли сесть на стул, где я попросил телефонистку связать меня с приемной Сталина, по памяти сообщив номер. Пока шел набор, я попросил у главврача:

– Оставьте меня, пожалуйста, одного.

– Извините, не могу, этот кабинет мой, я ответственный тут за все, – сердито ответил главврач и, повернувшись к санитарам и сопровождающей, попросил их удалиться, после чего закрыл за ними дверь.

– Приемная товарища Сталина, слушаю, – сказал Поскребышев, секретарь Сталина.

– Здравствуйте, Александр Николаевич. Это Юра Некрасов. У меня срочные сведения для Иосифа Виссарионовича. Прошу меня связать с ним.

– Извините, Юрий Михайлович, но товарищ Сталин сейчас отсутствует.

– Хм, а Буденный?..

– Ожидайте.

После нескольких потрескиваний и переключений, уж не знаю как, но коммутатор в Кремле смог переключить меня на Буденного, который был на работе и уже знал, кто его потребовал на связь.

– Доброго вечера, Семен Михайлович, я вас по важному поводу беспокою. Сегодня днем у меня произошел огневой контакт с немецкими диверсантами под Киевом. Ранило слегка. Сейчас в одной из московских больниц нахожусь. Так вот, бойцы, что преследовали диверсантов, по виду саперы, а действовали несколько странно, думаю, что ваши люди это были.

– Да, мне уже доложили о том случае. Только о вас доложено не было.

– Не важно. Главное другое, почему я искал возможности связаться с вами. Утро, которого мы столько ждали, наступит через три дня. В воскресенье на рассвете… Будьте готовы.

– Добро.

Положив трубку, я буквально стек на стол, настолько мне было хреново, хотя говорить старался бодрым тоном. Дальнейшее помню плохо. Главврач, что мышкой застыл у двери и внимательно прислушивался, стал звать персонал. Носилки, рентген, потом врач-травматолог, мне два ребра вправили, потом гипсовый корсет на грудь и все.

Когда я очнулся, то обнаружил, что рядом на стуле сидя спит моя жена, Тося. Палата небольшая была, одноместная. Видимо, главврач распорядился, после того, что услышал у себя в кабинете. На всякий случай. Да и как Герою Советского Союза мне такая палата полагалась. Чувствовал я себя вроде неплохо, из-за корсета тяжело дышать было, да и тянущая боль напрягала, однако ничего, терпимо. В туалет хочу и пить, вот два первых желания, что я почувствовал. Так что разбудил жену, просто потряс за руку.

Судя по виду из окна, у меня первый этаж, а снаружи утро, только рассвело.

– Очнулся! – проснувшись, воскликнула жена. Однако на грудь не бросилась, видела, в каком я состоянии. Только гладить лицо начала и целовать.

– В туалет хочу и пить.

Вставать мне не разрешили, так что меня ожидали утка и поилка. Тося взяла две недели отпуска, чтобы ухаживать за мной, дочку оставила у родных, что осваивались в новом доме.

Дежурная врачиха зашла, сонная на вид, осмотрела, пульс послушала, расспросила, каково самочувствие и ушла.

Жена, пока за мной ухаживала, описала основные новости. О том, что со мной случилось, узнала от моей младшей сестренки, что первой забежала во двор, пока остальные остановились у ворот, и рассказала ей, что со мной произошло. А она ведь видела самолет, за которым дым тянулся, это многие из москвичей видели. Сердечко тогда кольнуло, не мой ли, и вот все подтвердилось. Юрки с ними не было, не отпустили с аэродрома, но возницы улицу знали, номер дома им сказали и довезли благополучно. Дальше Тося, расспросив обо всем мою маму, все показала, помогла с вещами и, оставив Аленку с ними, быстро домой, потом на работу, чтобы отпроситься, и на трамвае с двумя пересадками доехала до больницы. Меня как раз на каталке из процедурного кабинета в палату завозили.

Тезка все-таки вчера заскакивал, он у нас дома ночует, доложился Тосе. С бумагами закончил, самолет долго ремонтировать будут, две недели, оба двигателя снимать и перебирать, да и остальной ремонт значительное время займет. Завтра к нашему селу Кожанка другой борт вылетит, за остальным грузом. А что, оплачено, и не важно, что самолет поврежден. «Аэрофлот» должен выполнить заявку. Для этого резервный борт используют.

Утро пролетело как миг. Тося меня покормила больничным завтраком, почти сразу после него прибыли две мои младшие сестренки, причем без сопровождения. Еще и фыркали, мол, они взрослые и сами меня нашли. Спросили у прохожих, как доехать, и вот привезли судки через всю Москву. Там сметана, куриный бульон, в общем, все что положено. Дальше они остались, а Тося убежала. На ней дом и дочка. Причем, как я понял, дежурства со мной распределили на всех. Так что Ольга осталась, остальные покормив меня, ушли. До вечера Ольга будет, потом мама с ночевкой. Дальше не знаю, им виднее. Я говорил, что и без сиделки обойдусь, в больнице санитарки имеются, но все равно на своем настояли.

Юрка приехал с начальником аэропорта, тот был ответственным в расследовании случившегося и повреждений самолета. В общем, опросил, дал расписаться и отбыл. Сказал, что дело уже разобрали, армия участвовала в перестрелке, то есть претензий ко мне не было. А то, что другой борт полетел к моему селу, подтвердил. Борт не резервный, сняли с несрочного рейса. Отец там встретит, поможет загрузить, а тут уже Юрка и отгонит груз и живность на подворье моей семьи.

Воскресенья я дожидался с нетерпением и прослушал по радио выступление Молотова. Оно ближе к обеду прозвучало, хотя слухи о войне с раннего утра уже пошли. Война все же началась. Все как я помню. Конечно, влезать нагло и менять историю вроде не стоило, но мне было наплевать. Если меньше народу погибнет, не будет блокады Ленинграда, меньше детей от голода погибнет, я буду только счастлив. Еще больше порадуюсь, если вообще без стольких смертей обойдется. А пока выслушав выступление, стал обдумывать, что делать дальше. Так ни до чего и не додумался.

А новости были обычными, семья освоилась в новом доме, живность им привезли, уже прописались. Отец прислал телеграмму, сообщил, что пока работает и будет работать пока немцы не придут. А начальники обо мне не вспоминали еще неделю, пока шел начальный этап войны. Сам я восстанавливался, причем довольно быстро, обещали, что через пару недель снимут гипс. И вот прибежавшая сиделка сообщила, что ко мне сам маршал Буденный пожаловал. Меня не особо удивило, что тот до сих пор в Москве: раз координирует общее зарождение партизанского движения на оккупированных территориях и подготовку баз и запасов, то где ему быть как не в столице?

Главврач ко мне заглядывал часто. От Оли, а та слышала от врачей, я узнал, что главврач о моем самочувствии каждый день докладывает в Кремль, Поскребышеву. Значит, Сталин в курсе моего состояния и держит руку на пульсе.

– Доброго вечера, Семен Михайлович, – сказал я, когда он вошел в палату.

– Пусть будет добрый, – кивнул тот и, попросив Тосю подождать снаружи, подойдя, сел на стул рядом, поправил шашку и, вздохнув, снял фуражку, стал платком вытирать шею.

– Что, все так плохо?

– Не так все плохо, как ты описывал, но гораздо хуже, чем мы ожидали. Германец оказался неприятно хорошо подготовлен. Уж очень стремительно реагирует на любое изменение ситуации. Отлично подготовлена связь с разными родами войск. На линии Луцк – Ровно произошло крупное танковое сражение, вчера закончилось. Набили техники изрядно, только отступить нам пришлось. Авиация огромные потери понесла, три дня наши соколы еще держались, а сейчас немцы держат небо… Хм, я сегодня отбываю на Юго-Западный фронт, сменяю тяжелораненого командующего. Он сегодня утром пострадал от авианалета. На фронте неразбериха, что в войсках происходит – неизвестно, где немцы и наши войска – тоже неизвестно. В общем, бардак.

– А как же ваш пост? Кто партизанами и диверсантами руководить будет? Тут же нужна опытная и знающая рука.

– Тут не волнуйся, дела у меня перенимает генерал-лейтенант Головко. Опытный кавалерист.

– Понятно. Серьезный вам пост поручили. Думаю, справитесь.

– Ты удивишься, но, когда товарищ Сталин узнал о ранении командующего войсками фронта, я случайно ему на глаза попался, в кабинете с докладом находился, вот и получил назначение, не сходя с места.

– Забавно. Знаете, Семен Михайлович, но думаю, я смогу вам помочь. В неразберихе отступления сами разберетесь, но вот где наши находятся, а где немцы, вы будете получать информацию с опозданием в несколько часов.

– Это как?

– Видите ли, у меня есть одна особенность, которую я особо не афишировал.

– Видеть в темноте? Я знаю о ней. Читал твое личное дело. На Финской ты это свое умение особо и не скрывал.

– Там оно мне с белыми ночами не сильно помогало, а тут поможет.

– Говори. Обычно твои советы и предложения всегда дельными бывают.

– Спасибо. Я предлагаю использовать мои возможности наблюдать за противником ночами, совершая полеты над их расположением. Те ночью светомаскировку соблюдают, решат, что их не заметили, а мы на карту поставим метку, кто стоит и где. А можно на борт разведчиков брать, с велосипедами. Совершил посадку километрах в пяти от немцев, они на велосипедах к ним, берут языка, возвращаются, допрашиваем, узнаем, что за подразделение, состав и дальше. Вам же легче работать будет. А если офицеров выкрадут, так еще лучше. За одну ночь все не облетишь, но хоть станет постепенно ясно, кто и где находится. Если в немецком тылу обнаружим наших, а такое произойдет точно, совершим посадку рядом, пообщаемся с командирами, если что-то нужно, поможем. Желательно, чтобы на борту был командир из оперативного отдела штаба фронта званием не меньше майора, чтобы мог на месте наносить на карту метки наших и немецких частей, командовать, отдавать приказы, кому куда двигаться. При возвращении сразу в штаб, докладывать свежие разведданные. При штабе фронта организовать транспортную эскадрилью на «ПС-восемьдесят четыре», и мы с их помощью ночами сможем вывозить из немецких тылов наших раненых, доставлять топливо для танков, снаряды и патроны, медикаменты или другие припасы. То есть совмещать разведывательные рейсы с помощью нашим.

– Интересное предложение, только вот ты один такой умелец… А сколько тебе тут еще куковать?

– Месяц где-то. При этом из военкомата уже повестка приходила. Штурман мой отнес справку из больницы. Меня пока не призвали, дали отсрочку, но призовут в любой момент. Я бы хотел войти в состав той транспортной эскадрильи. Если согласны, то уже через неделю я смогу вылететь в первый рейс. Не сам, за штурвал посадим пилота, имеющего опыт ночных полетов, а я буду ходить наблюдать и сообщать, что вижу, в это время командир из оперативного штаба будет наносить информацию на карту. Нужно сделать общую сеть для переговоров в самолете через шлемофоны. Связисты сделают, и горло не надо будет напрягать.

– Хм, добро. С военкоматом и назначением я решу.

– Просьба есть, товарищ маршал. Мой борт почти закончили ремонтировать, его бы с моим штурманом в эту эскадрилью отправить. Пока временный летчик пилотировать будет, а потом и я за штурвал вернусь. Самолет все равно уже армии отдают, защитный пулемет поставили, перекрасили. Штурман уже военную форму надел, он младший лейтенант.

– Хорошо, уговорил. Вот что, я тебя забираю, в медсанбате при штабе фронта долечишься. Очень уж мне твоя идея понравилась.

– Я только за, товарищ маршал.

Буденный быстрым шагом ушел, я даже и не понял, чего он приходил, а вернувшейся Тосе я велел бежать домой, собирать мои вещи, форму подготовить и почистить, мол, на фронт отправляюсь, там долечусь. Вряд ли вылечу этой ночью с командующим, не успеют все подготовить, но то, что в скором времени, это точно.

Готов почувствовать себя пророком. Отправился я в Киев через неделю после единственного посещения Буденного. Я не в курсе, отбыл он этой ночью или следующей, но приказы его выполнялись быстро и в срок. Меня призвали через наш городской военкомат, все так же лейтенантом ВВС, форма у меня старая осталась, Тося принесла ее в больницу. Я получил назначение, удостоверение со всеми необходимыми бумагами. Дальше наскоро попрощался с родными, они в больницу пришли, и отбыл. В последний день под ворчание врачей у меня сняли гипс и, наложив тугую повязку, все же отправили на аэродром. Сопровождающий отвез. Не на моем мотоцикле, он в гараже стоял, Юрка его законсервировал. Дальше был мой борт. Летчик знакомый, он пару раз меня замещал, а сейчас в форме старшего лейтенанта. Поднял мою машину в воздух, и мы полетели в Киев.