Полная версия
Проблема с миром
Джо Аберкромби
Проблема с миром
Посвящается Лу – с беспощадными, суровыми объятиями
Первый Закон:
Кровь и железоПрежде чем их повесятПоследний довод королей-–Лучше подавать холоднымГероиКрасная странаОстрые края
Эпоха Безумия:
Немного ненавистиПроблема с миромМудрость толпы
Часть IV
«В мирное время человек, склонный к войне, нападает на самого себя».
Фридрих Ницше[1]Неправды мира
– Надеюсь, никто не будет возражать, если мы пока обойдемся без этой штуки? – Орсо швырнул корону на стол. Золотой ободок закрутился вокруг своей оси, поблескивая в пыльном луче весеннего солнца. – Сволочь, всю кожу содрала.
Он потрогал натертые венцом места над висками. Можно было бы сделать из этого метафору – бремя власти, тяжесть короны… Но члены его Закрытого совета, без сомнения, уже слышали все это прежде.
Не успел он сесть, как они начали выдвигать кресла для себя – морщась, кряхтя, бурча себе под нос. Старые спины сгибались, старые зады умащивались на твердых деревянных сиденьях, старые колени подсовывались под столешницы, заваленные кренящимися грудами бумаг.
– Где генеральный инспектор? – спросил кто-то, кивая в сторону пустого кресла.
– Вышел. Вы же знаете, у него мочевой пузырь…
Раздался хор сочувственных стонов.
– Человек может выиграть тысячи сражений. – Лорд-маршал Бринт глядел вдаль, словно перед ним была неприятельская армия, крутя женское колечко, которое носил на мизинце. – Но в конечном счете оказывается, что никто не может победить собственный мочевой пузырь.
Будучи самым молодым в этой комнате – лет на тридцать моложе всех остальных, – Орсо менее всего на свете интересовался своим мочевым пузырем.
– Прежде чем мы начнем, хотелось бы прояснить один момент, – сказал он.
Все устремили взгляды в его направлении. Не считая Байяза, сидевшего в дальнем конце стола. Легендарный маг продолжал смотреть в окно, где в дворцовом саду уже начинали распускаться почки.
– Я намерен устроить большое турне по всему Союзу. – Орсо приложил все усилия, чтобы это прозвучало авторитетно. По-королевски. – Посетить все провинции. Все крупные города. Когда в последний раз правящий монарх наносил визит в Старикланд? Мой отец там вообще бывал?
Архилектор Глокта скривился – еще больше, чем обычно.
– Старикланд не был сочтен достаточно безопасным, ваше величество.
– Старикланд всегда славился своей склонностью к беспорядкам. – Лорд-канцлер Городец рассеянно поглаживал свою длинную бороду, собирая ее в пучок, распушая и снова разглаживая. – А сейчас их еще больше, чем прежде.
– Но я должен поддерживать связь с моим народом! – Орсо стукнул ладонью по столу, чтобы подчеркнуть сказанное. Немного чувства, вот чего им здесь не хватало. Все в Белом Кабинете было холодным, сухим, бескровным, расчетливым. – Показать людям, что мы все заняты одним большим делом. Что мы одна семья! Наша страна недаром называется Союзом – мы должны быть заодно, черт подери!
Орсо не хотел становиться королем. Сейчас он получал от своего положения еще меньше удовольствия, чем когда был кронпринцем, если это вообще возможно. Однако, раз уж он все-таки сделался королем, он был решительно настроен использовать это звание во благо.
Лорд-камергер Хофф вяло похлопал ладонью по столу, изображая аплодисменты.
– Превосходная идея, ваше величество!
– Превосходная. Идея, – отозвался эхом верховный судья Брюкель, чья манера разговора вызывала ассоциации с дятлом, да и нос вполне соответствовал.
– Благороднейшие побуждения, и изящно выраженные, – согласился Городец. Впрочем, его одобрение так и не отразилось в его глазах.
Кто-то из стариков копался в бумагах, еще один хмурился, глядя на вино в своем бокале, словно там плавало что-то дохлое. Городец продолжал гладить свою бороду, но теперь у него было такое лицо, как будто он хлебнул мочи.
– Но?
Орсо уже знал, что в Закрытом совете всегда имеется по меньшей мере одно «но».
– Но… – Хофф взглянул на Байяза, который едва заметным кивком позволил ему продолжать, – …может быть, будет лучше подождать более благоприятного момента. Когда положение будет более устойчивым. Ведь и здесь есть множество дел, которые требуют внимания вашего величества!
– Множество. Дел, – подтвердил верховный судья.
Вздох Орсо больше походил на рычание. Его отец всегда презирал Белый Кабинет с его жесткими, бездушными креслами. Презирал жестких, бездушных людей, которые на них сидели. Он не раз предупреждал Орсо, что в Закрытом совете еще не было сделано ничего хорошего. Но если не здесь, то где? Эта тесная, лишенная воздуха, лишенная индивидуальности комната была тем местом, где пребывала власть.
– Не хотите ли вы сказать, что правительственный механизм без меня застопорится? – спросил он. – Мне кажется, вы несколько переслащиваете пилюлю.
– Некоторые вопросы должен решать только монарх, и люди должны видеть, что он их решает, – сказал Глокта. – В Вальбеке ломателям был нанесен сокрушающий удар.
– Трудная задача, с которой ваше величество превосходно справились, – пробубнил Хофф, едва не пуская слюни в приливе льстивого восторга.
– Однако эта зараза пока еще далеко не искоренена. И те из них, кому удалось сбежать, стали… еще более радикальными в своих взглядах.
– Сеют раздор среди рабочих. – Верховный судья Брюкель резко встряхнул костистой головой. – Стачки. Забастовки. Нападения на персонал. Вред имуществу.
– Да еще эти чертовы памфлеты! – добавил Бринт.
Со всех сторон раздались стоны.
– Чертовы. Памфлеты.
– Я всегда считал, что образование простолюдинам ни к чему, а теперь могу добавить, что оно попросту опасно!
– Этот треклятый Ткач умеет так обращаться со словами…
– Не говоря уже о непристойных гравюрах.
– Они склоняют народ к неповиновению!
– К нелояльности!
– Эти их разговоры о грядущей Великой перемене…
По левой стороне изможденного лица Глокты снизу вверх пробежала волна подергиваний.
– Они обвиняют Открытый совет! – (И публикуют карикатуры, где его члены представлены в виде свиней, дерущихся возле корыта.) – Они обвиняют Закрытый совет! – (И публикуют карикатуры, на которых его члены трахают друг друга). – Они обвиняют его величество! – (И публикуют карикатуры, на которых он трахает все, что попадется под руку.) – Они обвиняют банки!
– Они распространяют нелепые слухи о том, что государство… погрязло в долгах… перед банкирским домом «Валинт и Балк»…
Городец замялся, не договорив. Комната погрузилась в нервное молчание. Наконец Байяз оторвал взгляд своих жестких зеленых глаз от окна и устремил его вдоль стола:
– Этот поток дезинформации должен быть пресечен.
– Мы уничтожили дюжину печатных станков, – проскрипел Глокта, – но они строят новые, и с каждым разом все меньших размеров. Теперь любой глупец может не только писать, но и печататься, и выражать свое мнение.
– Прогресс! – посетовал Брюкель, возведя взгляд к потолку.
– Эти ломатели – как чертовы кроты у меня в саду, – проворчал лорд-маршал Рукстед, кресло которого стояло слегка наискосок, создавая впечатление беспечной отваги. – Убьешь пятерых, нальешь бокальчик, чтобы отпраздновать, а утром глядь – снова весь газон в чертовых дырах!
– Даже от моего мочевого пузыря меньше беспокойства, – добавил Бринт, вызвав смешки у всех присутствующих.
Глокта с негромким чмоканьем пососал пустые десны:
– И потом, есть еще сжигатели…
– Безумцы! – рявкнул Хофф. – Одна эта женщина, Судья, чего стоит!
Лица вокруг стола скривились от отвращения – трудно сказать, то ли в принципе из-за упоминания такой твари, как женщина, то ли при мысли об этом конкретном экземпляре.
– Я слышал, на Колонской дороге нашли убитого фабриканта. – Городец с особой яростью дернул себя за бороду. – С памфлетом, прибитым к его лицу гвоздями!
Рукстед положил на стол большие кулаки:
– А тот бедолага, которого задушили, запихнув ему в глотку тысячу листков с правилами, которые он распространял среди своих работников…
– Еще немного, и можно будет подумать, что наши действия только ухудшили положение, – заметил Орсо. В памяти всплыл образ Малмера. Как болтались его ноги, свисая из покачивающейся на ветру клетки. – Возможно, мы могли бы сделать какой-нибудь жест доброй воли. Определить минимальный размер заработной платы? Улучшить рабочие условия? Я слышал, что недавний пожар на одной из фабрик унес жизни пятнадцати малолетних рабочих…
– Было бы глупостью, – произнес Байяз, уже вновь переключивший внимание на сад за окном, – препятствовать свободному развитию рынка.
– Рынок служит интересам всех и каждого! – поддакнул лорд-канцлер.
– Неслыханное. Процветание, – согласился верховный судья.
– Малолетние рабочие, без сомнения, приняли бы его с восторгом, – заметил Орсо.
– Без сомнения, – подтвердил лорд Хофф.
– Если бы не сгорели вместе с фабрикой.
– От лестницы нет проку, если у нее ступеньки только наверху, – сказал Байяз.
Орсо открыл было рот, чтобы возмутиться, но верховный консул Матстрингер влез первым:
– К тому же нам неизменно противостоит целый спектр зарубежных противников. – (Координатор внешней политики Союза вечно путал цветистость слога с глубиной мысли.) – Может быть, гурки и погрязли во всеобъемлющих затруднениях внутри своей страны…
Байяз отметил эту мысль удовлетворенным хмыканьем.
– …но имперцы не прекращают бряцать мечами у наших западных границ, подстрекая население Старикланда к новым актам неповиновения, в то время как на востоке вновь набирают смелости стирийцы…
– Они строят собственный флот! – Ради этой ремарки лорд-адмирал даже проснулся, приподняв тяжелые веки. – Новые корабли. Вооруженные пушками. В то время как наши суда гниют у причалов из-за недостатка инвестиций!
На этот раз хмыканье Байяза имело хорошо знакомый недовольный оттенок.
– Причем они действуют исподтишка, – продолжал Матстрингер, – сея раздоры в Вестпорте, подговаривая старейшин поднять мятеж. Что говорить, им уже удалось подстроить голосование по вопросу возможного выхода города из состава Союза! Оно состоится через месяц!
Собравшиеся старики принялись соревноваться в проявлениях патриотического негодования – зрелище, породившее у Орсо желание выйти из состава Союза самому.
– Измена. Бунт, – пророкотал верховный судья.
– Чертовы стирийцы! – взвился Рукстед. – Это они любят, действовать в тени!
– Мы это тоже умеем, – проговорил Глокта негромко, но таким тоном, что волоски на коже Орсо зашевелились под богато расшитым мундиром. – В эту самую минуту мои лучшие люди прилагают все усилия, чтобы обеспечить лояльность Вестпорта.
– Ну, по крайней мере, наша северная граница в безопасности, – заметил Орсо, отчаянно пытаясь внести в дискуссию хоть немного оптимизма.
– Хм-м… – Чопорно поджатые губы верховного консула возвестили крушение его надежд. – Наша политика на Севере всегда больше напоминала кипящий котел. Ищейка обременен годами. Немощен. В случае его смерти никто не может предугадать судьбы Протектората. Лорд-губернатор Брок, по всей видимости, выковал прочные узы дружбы с новым королем Севера, Стуром Сумраком…
– Уж в этом-то не может быть ничего плохого, – предположил Орсо.
Над столом скрестились взгляды, исполненные сомнения.
– Если только эти узы не окажутся… чересчур прочными, – промурлыкал Глокта.
– Молодой лорд-губернатор очень популярен, – согласился Городец.
– Чертовски. Популярен, – продолбил верховный судья.
– Симпатичный парень, – сказал Бринт. – И уже заслужил репутацию храброго воина.
– За ним Инглия. И Стур в качестве союзника. Он может оказаться угрозой.
Рукстед высоко задрал свои кустистые брови:
– Не будем забывать, его дед был презренным изменником, черт бы его драл!
– Я не позволю осуждать человека за действия его деда! – отрезал Орсо, чьи собственные деды имели весьма сомнительную репутацию, и это еще мягко сказано. – Лео дан Брок рисковал жизнью, сражаясь за меня в поединке!
– Работа вашего Закрытого совета, – возразил Глокта, – состоит в том, чтобы предупреждать угрозы вашему величеству до того, как они станут угрозами.
– Потому что потом может оказаться слишком поздно, – вставил Байяз.
– Население… обескуражено смертью вашего отца, – сказал Городец. – Он умер таким молодым… Так неожиданно…
– Очень молодым. Очень неожиданно.
– В то время как сами вы, ваше величество, человек…
– Ничтожный? – предположил Орсо.
– Недостаточно опытный, – ответил Городец с терпеливой улыбкой. – В такие времена, как сейчас, люди более всего желают стабильности.
– В самом деле. Без сомнения, было бы более чем уместно, если бы ваше величество… – лорд Хофф прокашлялся, – …женились?
Орсо прикрыл глаза, прижав веки большим и указательным пальцами.
– Может, не стоит снова об этом?
Женитьба была вопросом, который он меньше всего хотел обсуждать. Записка Савин все еще лежала в ящике его прикроватного столика. Каждый вечер он по-прежнему всматривался в одну-единственную жестокую строчку – так люди отковыривают засохшую корку с раны.
«Я должна ответить отказом. Прошу тебя больше не пытаться со мной связаться. Никогда».
Хофф снова откашлялся:
– Новый король неизбежно оказывается в несколько неустойчивом положении…
– А король, не имеющий потомства, – вдвойне, – добавил Глокта.
– Отсутствие явной линии наследования вызывает беспокоящее впечатление непостоянства, – изрек Матстрингер.
– Возможно, я мог бы с помощью ее величества, вашей матери, подготовить список подходящих дам, в нашей стране и за границей? – Хофф откашлялся в третий раз. – В смысле… еще один список?
– Сколько вам будет угодно, – прорычал Орсо, выговаривая каждое слово с ядовитой отчетливостью.
– И вот еще вопрос, – сказал верховный судья. – Федор дан Веттерлант.
Болезненная гримаса, не сходящая с лица Глокты, стала еще мучительней.
– Я надеялся, что мы сможем разобраться с этим делом, не беспокоя его величество.
– Вы уже побеспокоили, – отрезал Орсо. – Федор дан Веттерлант… кажется, я как-то раз играл с ним в карты?
– Он жил в Адуе до того, как унаследовал семейное имение. Его репутация здесь была…
– Немногим лучше моей?
Теперь Орсо его вспомнил. Мягкое лицо, но жесткий взгляд. Слишком много улыбок. Совсем как у лорда Хоффа – который как раз предъявлял ему особенно вкрадчивый образчик.
– Я собирался сказать «отвратительной», ваше величество… Он обвиняется в серьезных преступлениях.
– Этот человек изнасиловал прачку, – пояснил Глокта, – при содействии смотрителя своего имения. Когда муж женщины потребовал правосудия, Веттерлант убил его. Вновь при содействии смотрителя. В таверне, в присутствии семнадцати свидетелей.
Лишенный эмоций, скребущий голос архилектора только усиливал вздымающееся в груди Орсо отвращение.
– После чего потребовал выпить. Думаю, наливал ему все тот же смотритель.
– Кровь и ад! – пробормотал Орсо.
Матстрингер вставил:
– По крайней мере, таковы обвинения.
– Даже сам Веттерлант не берется их опровергнуть, – возразил Глокта.
– Чего не скажешь о его матери, – вставил Городец.
Со всех сторон раздались стоны:
– Леди Веттерлант! Клянусь Судьбами, это чума, а не женщина!
– Ужасная. Карга.
– Что ж, я не большой любитель повешений, – сказал Орсо, – но мне доводилось видеть, как людей вешали за гораздо меньшие проступки.
– Со смотрителем уже покончено, – сказал Глокта.
– Жаль, – хмыкнул Бринт с тяжеловесным сарказмом, – судя по всему, он был настоящий милашка.
– Но Веттерлант попросил королевского суда, – сообщил Брюкель.
– Точнее, этого потребовала его мать!
– И поскольку он имеет место в Открытом совете…
– С которым его задница до сих пор не знакома…
– …то имеет право быть судимым перед другими заседателями, а судьей должны быть вы, ваше величество. Мы не можем отказать ему в этом праве.
– Но мы можем отложить слушание, – добавил Глокта. – Открытый совет, может быть, мало что делает, но его бездеятельность направляет судьбы мира.
– Отсрочить. Оттянуть. Приостановить. Я могу удерживать его. Формальностями и процедурами. Пока он не умрет в темнице. – Верховный судья улыбнулся, словно это было бы идеальным решением.
– Мы попросту откажем ему в слушании?!
К такой возможности Орсо испытывал не меньшее отвращение, чем к самому преступлению.
– Разумеется, нет! – ответил Брюкель.
– Нет-нет, – подхватил Городец. – Мы не собираемся ни в чем ему отказывать…
– Мы всего лишь не собираемся ему ничего давать, – закончил Глокта.
Рукстед кивнул:
– Мы не можем позволить треклятому Федору дан Веттерланту или его чертовой мамаше держать нож у горла целой страны только потому, что он не умеет себя сдерживать!
– Мог бы, по крайней мере, выждать момента, когда рядом не будет семнадцати свидетелей, – добавил Городец, вызвав сдержанный смех у остальных.
– То есть мы наказываем не за изнасилование или убийство, а за то, что он позволил себя поймать? – уточнил Орсо.
Хофф посмотрел на других советников, словно ища возражений:
– Н-ну…
– Почему бы мне просто не выслушать его апелляцию, не рассудить дело так, как оно заслуживает, и не вынести решение по своему разумению?
Лицо Глокты искривилось еще больше, чем прежде.
– Ваше величество, если вы возьметесь судить это дело, люди воспримут это как поддержку той или иной стороны. – Старики закивали, закряхтели, уныло заерзали в своих неудобных креслах. – Объявите Веттерланта невиновным, и в этом увидят кумовство и покрывательство, что усилит позиции всевозможных изменников вроде ломателей, которые воспользуются этим случаем, чтобы обратить против вас простонародье.
– Однако если вы решите, что Веттерлант виновен… – Городец угрюмо подергал себя за бороду, и остальные старики поддержали его беспокойным ворчанием. – Знать сочтет это публичным оскорблением, атакой на свои позиции, предательством! Это даст козырь в руки вашим противникам в Открытом совете, и это в тот самый момент, когда мы пытаемся обеспечить вам беспрепятственную передачу власти!
– Порой мне кажется, – резко произнес Орсо, потирая намятые короной места над висками, – что последствия любого решения, которое я приму в этом кабинете, неизбежно окажутся одинаково плохими, так что наилучшим выходом для меня будет вообще не принимать решений!
Хофф снова обвел взглядом стол:
– Н-ну…
– Для короля, – изрек Первый из магов, – предпочтительнее держаться в стороне от любых сторон.
И все закивали, словно удостоились услышать глубочайшую мудрость всех времен. Удивительно, что они не встали и не устроили мудрецу овацию. У Орсо не оставалось никаких сомнений относительно того, по какую сторону стола располагается действительная власть в Белом Кабинете. Он вспомнил выражение, которое появлялось на лице его отца каждый раз, когда Байяз открывал рот. Этот страх…
Орсо сделал последнюю попытку хоть как-то выгрести в сторону того, что считал правильным:
– Но должна же быть справедливость! Разве не так? Люди должны видеть, что справедливость торжествует. Разумеется! Иначе что же… какое же это тогда получится правосудие?
Верховный судья Брюкель оскалился, словно испытывал физическую боль:
– Ваше величество. На таком уровне. Подобные концепции становятся… подвижными. Правосудие не может быть жестким. Не железо, а скорее… желе. Оно должно формироваться. Согласно более высоким соображениям.
– Но конечно же, именно на таком уровне – на высочайшем уровне! – правосудие и должно быть тверже всего! Оно должно предоставлять людям нравственную опору! Не может же все диктоваться одной… целесообразностью?
Потерявший терпение Хофф посмотрел в дальний конец стола:
– Лорд Байяз, возможно, вы могли бы…
С усталым вздохом Первый из магов наклонился вперед, сцепив пальцы и вперив в Орсо взгляд из-под тяжелых век. Это был вздох пожилого школьного учителя, которому предстоит в очередной раз объяснять прописные истины очередному поколению тупиц.
– Ваше величество, мы здесь вовсе не для того, чтобы исправлять неправды мира.
Орсо уставился на него:
– Разве нет? Тогда для чего же?
– Чтобы обеспечить себе пользу от них, – бесстрастно ответил Байяз.
Далеко от Адуи
Наставник Лорсен опустил письмо и, хмурясь, взглянул на Вик поверх оправы своих глазных стекол. Он выглядел как человек, который давно не улыбался. Возможно, вообще никогда.
– Его преосвященство архилектор дает вам блестящую характеристику. Он уверяет, что вы были весьма эффективны при подавлении Вальбекского мятежа. По его мнению, мне может потребоваться ваша помощь.
Лорсен обратил хмурый взгляд на Огарка, неловко переминавшегося в углу, словно сама идея того, что тот может оказаться в чем-то полезен, была оскорблением для здравого смысла. Вик и сама до сих пор не понимала, зачем притащила паренька с собой. Возможно, просто потому, что больше у нее никого не было.
– Не то чтобы потребоваться, наставник, – поправила она, помня о том, что ни один медведь, барсук или оса не охраняют свою территорию столь ревностно, как наставник инквизиции. – Однако… я думаю, вы имеете представление, какой будет нанесен урон – в финансовом, политическом, дипломатическом отношении, – если Вестпорт проголосует за выход из Союза.
– Имею, – сухо отозвался Лорсен. (Сам он, будучи наставником Вестпорта, остался бы в таком случае без работы.)
– Именно поэтому его преосвященство подумал, что, возможно, моя помощь вам может пригодиться.
Лорсен положил письмо на стол, подвинул его, чтобы оно лежало ровнее, и встал.
– Простите мне мои сомнения, инквизитор, но произвести хирургическую операцию на политике одного из крупнейших городов мира – не совсем то же самое, что прихлопнуть какой-то бунт.
Он открыл дверь, ведущую на галерею.
– Угрозы должны быть страшнее, а взятки больше, – отозвалась Вик, следуя за ним и слыша сзади шарканье Огарка, – но в остальном, как мне кажется, сходство имеется.
– В таком случае позвольте представить вам здешних непокорных рабочих: старейшины Вестпорта!
И Лорсен, ступив на балюстраду, повел рукой, указывая вниз.
Перед ними лежал огромный Зал Ассамблеи с мозаичным полом из полудрагоценных камней, выложенных геометрическими узорами, на котором главные люди города обсуждали важнейший вопрос о выходе из Союза. Кто-то из старейшин стоял, потрясая кулаками или листками бумаги, другие сидели, угрюмо наблюдая за происходящим или держась за голову. Некоторые перекрикивали друг друга по меньшей мере на пяти языках – звонкое эхо не позволяло различить, кто именно говорил и тем более что он говорил. Еще кто-то тихо переговаривался с коллегами, кто-то зевал, чесался, потягивался, сидел, уставясь перед собой. Группа из пяти или шести человек пристроилась в укромном уголке за чаем. Здесь были люди всех ростов, всех типов, всех цветов кожи и всех народностей – поперечный срез всего безумного разнообразия населения города, который называли Перекрестком Мира, втиснутого на узкую полоску пересохшей земли между Стирией и Югом, Союзом и Тысячей островов.
– На настоящий момент здесь находится двести тринадцать человек, и каждый имеет право голоса, – Лорсен произнес это слово с очевидным отвращением. – Жители Вестпорта знамениты на весь мир своим умением спорить, а это место, где их самые упрямые спорщики оттачивают свое мастерство на самых упрямых фактах.
Наставник вгляделся в огромный циферблат на дальней стороне галереи:
– Сегодня они занимаются этим делом уже семь часов.
Вик вполне могла в это поверить: воздух в огромном зале был спертым от их впустую потраченного дыхания. Видят Судьбы, в Вестпорте для нее даже весной было немного слишком жарко, но ей рассказывали, что летом, после особенно напряженных заседаний, под куполом зала иногда шел дождь – нечто наподобие мелких брызг, сконденсировавшихся из их выспренних тирад и сеющихся обратно на разгоряченных старейшин.
– Кажется, каждый здесь крепко держится за свою точку зрения.
– Хотел бы я, чтобы они держались покрепче, – отозвался Лорсен. – Тридцать лет назад, после того как мы побили гурков, не насчиталось бы и пяти голосов за то, чтобы выйти из состава Союза. Однако в последнее время стирийская фракция значительно усилила свои позиции. Войны, долги, восстание в Вальбеке, смерть короля Джезаля… Его сына, скажем так, пока что не воспринимают достаточно серьезно на международной арене. Одним словом…
