Любовница ветра

– О, Макс, здорова! – стоило выйти из комнаты, и раздаётся скрипучий голос.

– Привет, Вовчик.

– Куда снова побежал? – всегда один и тот же вопрос.

– Да по делам, – всегда один и тот же ответ.

– А, по девчонкам? – та же любознательность, которая в Максиме постоянно вызывает какую-то стыдливость, не за себя, а за Вовчика.

– Как пойдёт.

– Как тебе сценарий?

– Какой сценарий?

– Который я дал тебе почитать.

– А, да, то есть, нет, ещё не прочёл. Думаю, сегодня этим займусь.

– Глянь, Максим, мне кажется, на этот раз у меня удалась интересная вещь.

– Хорошо.

– Вот что ты знаешь про метемпсихоз?

– Я опаздываю, давай потом обсудим, – если нет времени, Вовчика нужно сразу останавливать или избегать, иначе точно опоздаешь.

Вовчик – один из соседей по квартире. По невысокому, худощавому телосложению и гладкому лицу с редкими волосиками над губой и редкими зубами под ней не скажешь, что он старше Максима, пускай даже на год. Он тоже бывший студент, но всё-таки с дипломом. Максим, послушав изрядное количество рассказов Вовчика про своё студенчество, немало удивлялся тому, что сосед смог окончить обучение, кажется, не меньше удивлялся и сам Вовчик. Если Максим съезжал со студенческого общежития с возбуждающим трепетом перед будущей неизвестностью, то дипломированный журналист с большой неохотой, хотя в его жизни мало что поменялось с тех пор, разве что появились рабочие смены билетёром в кинотеатре. Псевдоинтеллектуальные интересы, разбросанные крышки от бутылок пива, лёгкие наркотики, любовь к кинематографу и всепоглощающая прокрастинация.

Максим обошёл дом и направился вдоль улицы. Внизу, на тёмном силуэте чёрных кед виднелось коричневое пятнышко грязи, которое он не заметил при выходе, и которое теперь не давало покоя. Платочка или салфетки с собой не имелось, руками – не вариант, к чистоте рук он относился с маниакальной серьёзностью, ощущение, что они грязные, липкие или плохо пахнущие, могло вызвать навязчивый дискомфорт и даже лёгкую панику. Внимание Максима переключилось на приближающуюся фигуру со своеобразной походкой, которую он бы не спутал ни с какой другой: заметное движение бёдер вбок при каждом шаге, выпяченная грудь и торчащие из карманов джинсов большие пальцы.

– Артур, у тебя есть платочек?

После того как Максим вынужден был съехать с общежития, он заселился в хостел. На большее денег не хватало: постоянного заработка не было, только разные подработки; одинокую мать, которой ещё предстояло узнать ужасную для себя новость, в финансовом плане беспокоить не хотелось, только если совсем деваться будет некуда. Когда Максим оказался на пороге хостела с двумя сумками наперевес, былое предвкушение будущей свободной жизни улетучилось, и он почувствовал что-то похожее на страх. Дверной колокольчик и механистическая улыбка девушки-администратора ознаменовали для него переход на новый уровень ответственности и самостоятельности. Однако адаптация произошла незаметно, он быстро привык к разношёрстной массе из проживающих: от явных маргиналов до интересных личностей с богатым жизненным опытом, – помогала ему в этом, как называл про себя, «особенность характера». Заключалась она в способности по желанию абстрагироваться от происходящего вокруг, людей в том числе, путём воспроизведения в воображении одного воспоминания.

– Макс, смотри какая на остановке стоит, да вон там, бледненькая в чёрной мантии. Подожди здесь, я подойду к ней.

Сто́ит Максиму только разрыхлить почву памяти, как помещения хостела или любое другое место теряют свои очертания, превращаясь в застывший пейзаж. От линии начинающегося леса пролегает по пляжному песку длинный ствол поваленного дерева, его верхушка свисает над небольшим песчаным обрывом и отражается в зеркально-гладком отражении водной поверхности. Дальше водная гладь сливается с серым утренним туманом. Холодное небо готовится к появлению солнца и разрезается тонкой струйкой дыма от потухшего костра. Когда-то в этом месте время для него застыло. Порой жизнь кажется миражом, сто́ит моргнуть – и вечность, живее всего остального, будто вчерашнего дня не было вовсе, завтрашнего не будет; паники нет, эмоции давно позади, только скребущее ожидание без цели и смысла, потому что всё прочее забылось, забылось и тепло, и тяжесть, которые материализуются в ладонь, как иной мир, упавший на плечо.

– Долго ждал?

Одно время за неимением другого заработка Максим выходил работать ночными сменами администратором в этом же хостеле. Сменял его Артур, парень годом младше, проживающий здесь же. Поначалу они держались друг от друга на расстоянии, – Максима раздражала какая-то неприкрытая наглость и сокрытое желание Артура из любой ситуации извлекать для себя выгоду при минимальных собственных затратах, того же, в свою очередь, отталкивала нелюдимость Максима, которую сам Артур и некоторые жильцы списывали на неуместное высокомерие. Вскоре оказалось, что у них много общего: оба с провинциальных городов, оба не из лучших условий, оба с раннего возраста привыкли надеяться только на себя. Но это не главные связующие, – мало ли подобных людей в России и мире? Их объединяли похожие комплексы, как скрытые незаживающие раны, и какое-то глубинное недоверие к миру. Окончательно сошлись они на общем чрезмерном увлечении девушками, точнее, теми эмоциями, которые они могли получать через их соблазнение, начиная от преодоления страха подхода к незнакомке, заканчивая получением быстрого секса и даже материальных благ. Всё, что до этого вызывало взаимную антипатию, стало понятным и в какой-то мере зеркальным.

– Так, сейчас забью её номерок… На чём я остановился?

– На авантюре, которая обогатит нас, и мы сможем перебраться в столицу.

– Точно. Помнишь, я звал тебя в бар, где по выходным собираются комики-любители?

– Может быть, – Максим терпеть не мог подобные мероприятия.

– Ты тогда даже до конца не дослушал.

– И?

– Я пошёл туда один и познакомился с одной девочкой, которая выступала, пообщался, взял контакты…

– Мне тебя поздравить?

– Дальше слушай. Опасаясь миловидной внешности, я сразу поинтересовался возрастом – она оказалась несовершеннолетней, семнадцать лет, хотя можно дать и меньше. Мы разговорились. Она легко переходила на откровенные темы, которые я не мог обойти стороной, и узнал интересную информацию. Она потеряла девственность два года назад, а соблазнил её один влиятельный сорокалетний хер, предварительно накачав алкоголем и наркотой. Сначала я думал, это шутка какая-то, но она не шутила.

– Разве слово «соблазнение» применимо к такому возрасту и таким подручным средствам?

– Вот, к этому я и веду. Мужик подсадил несовершеннолетнюю на наркотики, изнасиловал, откупился дорогими побрякушками и живёт себе дальше. Ещё я узнал, что год назад она пролежала в реанимации из-за передозировки какой-то синтетической дрянью.

– И что ты предлагаешь? – Максим задумчивым и догадывающимся взглядом посмотрел на Артура.

– Былого не вернуть, девственную плеву и психику мы ей не залатаем, но можем заработать, – он лукаво сощурился, – а небольшой процент отвалим ей, так сказать, за сотрудничество и молчание.

– Шантаж?

– Ага.

От щекочущего азарта на их лицах образовались скалящиеся ухмылки.

– Это будет рискованно и опасно – нужно узнать больше информации и всё обдумать.

– Какой ты догадливый, Макс. Для этого мы и идём с ней по-дружески прогуляться, ненавязчиво поговорить о жизни. Ещё у меня есть выходы на источники, где можно получше узнать обо всём этом; также у меня осталась парочка одноразовых сим-карт с прошлой попытки заработать, а купить где-нибудь на рынке деревяшку труда не составит.

– Хорошо, только вести разговор в основном буду я, чтобы её не спугнула и не насторожила твоя манера общения.

– Как скажешь.

Артур заглядывается на двух девушек, сидящих на лавочке.

– Как думаешь, нам действительно её жалко? – произнёс Максим со сходящей ухмылкой.

– А? Ну, мне жаль, но от этой жалости никому ни горячо, ни холодно, а так хоть проучим старого мудака, может, ей приятное сделаем, – останавливается и указывает на девушек, – подойдёшь?

Максим хочет что-то сказать, но сбивается с мысли и переводит внимание на одну из лавочек в середине пешеходной улицы:

– Без проблем.

Одна из них, действительно, ничего. Обеим лет двадцать; общаются непринуждённо, смеются; расслаблены. Максим приближается и только созерцает, – никаких мыслей, любое размышление только приведёт к взвешиванию, по большей части, несуществующих рисков, а дальше будет страх, преодолеть который станет в разы сложнее. Опыт знакомств научил его быть здесь и сейчас. Он пуст и прозрачен; свет, звуки, запахи – всё проходит через него со скоростью расслабленной походки, как через сито, ход вещей протекает через его существо, не задевая холодного разума.

– Привет, – неторопливо, но отчётливо. Улыбка – обязательный элемент.

Они смотрят на него с ожиданием и интересом, что уже хорошо. Отсюда он может детально рассмотреть их внешность и реакцию и определиться с моделью своего дальнейшего поведения.

– Знаете почему я к вам подошёл? – не дожидаясь ответа, Максим продолжает, – одна из вас мне понравилась, – он решил играть на конкуренции. Та, что менее привлекательна и более закрыто держится, не похожа на лидирующую подругу, поэтому Максим решает заходить так, с учётом, что невербально будет отдавать предпочтение именно ей. Если среди девушек есть значительный перевес во внешней привлекательности или выявляется недружелюбно настроенная альфа-самка, то такая явная провокация на конкуренцию будет заведомо провалена.

– Да? И кто же? – более симпатичная спрашивает с улыбкой, ощущая здесь своё преимущество, и даёт понять, что первый крючок срабатывает.

– Та, у которой глаза более добрые, – Максим с улыбкой держит зрительный контакт, намеренно игнорируя красивую подругу. Здесь его задача – заставить нужную цель «продать себя», а вторую сделать своим сообщником. Если не обращать внимания на вторую, то будет велик шанс, что она станет «защищать» свою подругу от Максима по самым разным причинам.

Они обе смеются – значит, всё идёт как надо.

– И у кого добрее? – снова она спрашивает.

– Знаешь, я сейчас пригляделся, и появилось сомнение, – возможностью сомневаться он позиционирует себя как независимая сторона и поднимает свою ценность. – Вот ты, как тебя зовут? – Максим протягивает руку молчаливой девушке.

Она называет своё имя и с неуверенностью протягивает аккуратную ручку.

– Очень приятно, – мягко пожимает ладонь, – Мне почему-то кажется, что могу тебе доверять, ты похожа на одну мою хорошую знакомую. Видишь ли, мне чем-то приглянулась твоя подружка, как думаешь, стоит ли взять её номерок?

Их реакция положительная – смех. Главное, чтобы общение было лёгкое и игривое. Никакой серьёзности, всё это игра; нужно лишь, чтобы они приняли правила этой игры, заложенные самой природой, а дальше будет проще простого.

Перед тем как ответить, она смотрит на подругу – значит Максим правильно определил их роли.

– Пусть сама решает.

– Нет, скажи ты. Как скажешь – так и будет.

– Тогда не стоит.

– Это похоже на вызов. Теперь я тем более обязан это сделать.

Максиму удаётся снова рассмешить их и расположить к себе сильнее. В такие моменты он уже автоматически посматривает на наручные часы и начинает семенить, чтобы создать иллюзию своего ограниченного времени.

– Так, я начинаю задерживаться. Девушка, имеющая такую подругу, не может быть плохим человеком, поэтому давай я возьму твой номерок – пообщаемся как-нибудь, посидим, кофеёк попьём.

– У меня парень есть.

Максим с ходу определяет, что она врёт. Он давно привык пропускать мимо ушей такого рода проверки на то, хватит ли у него уверенности не остановиться, если чувствует, что девушка готова продолжить общение. А если бы и врала, то его это навряд ли остановило, поскольку в таком случае для самооценки награда в разы слаще.

– Я не предлагаю тебе свататься за меня или что-либо пошлое, для такого я тебя совсем не знаю, – теперь самое лучшее время для мягкой настойчивости, – диктуй, а там спишемся, созвонимся, пообщаемся, может, решим что-нибудь.

– Ну, не знаю…

– Всё, записываю.

– Ха-ха, ладно, восемь…

Цифры календарей и номера комнат, куда Максим провожал полуночных путников, проносились перед глазами и безвозвратно летели в сетчатую мусорку. Нужно было что-то менять. В целом, жизнь в хостеле нравилась, он привык к ней, но это-то и пугало. Спустя время, прогуливаясь возле замёрзшего городского пруда, Максим заметил на заборе за голыми ветвями вывеску книжной лавки. Он не был фанатом художественной литературы и чтения по возможности старался избегать, однако «потерянные» университетские годы неожиданно раскрыли в нём любовь к форме, структуре и культуре хранения книг, как интересуются животными не зоолог, но таксидермист или музейщик. Неприметная дверь, спуск в подвальное помещение, и его приветствовали благородные запахи старых книг, потрёпанных обложек и пожелтевших листов, перелистываемых короткими, пожелтевшими от сигарет, пальцами. Так, он познакомился с Игорем Марковичем, владельцем и по совместительству продавцом подвального книжного магазина. Игорь Маркович через полузатемнённые очки с пристальным взглядом, как ему это свойственно, выслушал спонтанное предложение Максима, провёл ладонью по причёске «ёжику» с проседью и своим электрическим голосом назвал время, к которому завтра будет ждать своего нового продавца.

– И снова на высоте! Узнаю короля невербального общения со своим этим грудным голосом.

– Ты слышал, о чём я с ними разговаривал?

– Когда мимо проходил, остановился. Вызвонишь её потом?

– Не знаю, если желание будет.

– Понятно. Ты как всегда.

– А куда эта девочка должна подойти? И, кстати, как её зовут?

– За следующим подземным переходом. Имя Настя.

– Постараюсь не забыть. Как там в хостеле?

– Потихоньку-помаленьку. Русланчика-чекушку недавно в наркологичку забрали с белой горячкой. Допился всё-таки, нашли бредящего под лавочкой рядом с хостелом. А помнишь, как мы к нему с бодуна протащили кошку и делали вид, что только он её видит?

– Ха-ха, да. Там ещё была питерская автостопщица, которая называла нас абьюзерами.

– Не абьюзерами. По-другому. Газлайтерами.

– Что это?

– Ну, типа когда один пытается убедить другого, что у него не всё в порядке с головой и восприятием реальности.

– Чего только не придумают.

Возле фонарного столба стоит миниатюрная фигура в большеватом, не по размеру, сером пальто. Ещё как будто совсем детское личико скрывается за каре со светлыми волосами. И только в кремово-карих глазах выдаётся холодное спокойствие, несвойственное такому возрасту. Максиму приходит мысль, что, наверное, для любого отца нет более пугающего момента в жизни, чем заметить подобный взгляд у своей дочери.

– Вылитые братья волки. Только Артур белый, а его более симпатичный друг – серый.

– Ты не первая, кто говорит, что мы похожи, только вот я симпатичнее.

Они, действительно, имели внешние сходства: худощавые телосложения ростом чуть выше среднего, сухие вытянутые, с правильными чертами, лица, обрамлённые мягкой щетиной на подбородках, – в целом, черты привлекательные, но «привлекательность» не ограничивается одной лишь правильностью форм и общим состоянием здоровья; в мимике, жестах, взглядах проявлялись эгоцентризм, наигранность, а более проницательный наблюдатель мог заметить намерение унизить другого человека, чем тоньше и незаметнее, тем лучше, что бессознательно и беспричинно отталкивало немногих людей. Когда у Максима появилась новая постоянная работа – появились средства для переселения с хостела. В день переезда тот самый Русланчик-чакушка помогал ему стаскивать сумки в такси, пока Артур где-то в парке прогуливался с новой работницей хостела, которая чем-то приглянулась Русланчику, что с неудачливым алкоголиком случалось нечасто. Убрав рукавом каплю пота с морщинистого лба, он сказал Максиму: «Никогда не понимал, почему девицам нравятся такие, как вы, по лицу же видно: уйдёт и не оглянется». Максим хотел ответить: «Так, может, поэтому и нравятся», – но вместо этого поблагодарил за помощь и сел в автомобиль.

– Неплохо, только я как будто это уже где-то слышал.

– А я вообще не понял.

– Это старая шутка. Вы оба вообще телевизор не смотрите.

– Нет, а зачем?

– Вот, Макс, половина её выступления проходила в подобной манере. Все чего-то смеются, а я, как сейчас, стою-моргаю, но сто́ит отдать должное её подаче: она какая-то необычная и притягательная.

– Согласен, есть что-то.

– Ладно-ладно, расхвалили.

– У меня есть лучше анекдот, который Максу как-то рассказывал.

– Может, не стоит?

– В общем, идёт педофил с мальчиком вглубь леса, и начинает темнеть. Мальчик говорит извращенцу: «Дяденька, мне страшно». А педофил ему отвечает: «Это тебе-то страшно? А мне назад ещё одному идти».

Максим, идя по левую руку от Насти, всеми возможностями мимики пытается остановить Артура, который идёт от неё по правую, но безуспешно. Артур договаривает, смотрит на Максима и понимает, что сделал это зря. Оба настороженно переводят внимание на Настю. Она же, к общему облегчению, разражается звонким смехом.

– Слушай, – Артур решает воспользоваться подходящим моментом, – помнишь, ты рассказывала про свой первый раз?

Появившаяся неловкость для Максима сглаживается абсолютно невозмутимой реакцией Насти.

– Помню.

– Не хочешь ли заработать с этого…

– Стой, – не выдерживает Максим, – не слушай его, он не то имеет в виду. Артур вкратце пересказал мне твою историю, прости, что вообще ворошим прошлое, но, как я услышал, мне просто по-человечески стало это интересно, как и твоя личность. Если тебя не затруднит, расскажи об этом случае поподробнее.

– Мне нетрудно, – ответила она с небольшой задержкой. – На самом деле, я многое уже позабыла, что-то своими усилиями выкидывала из головы, что-то само забылось.

Они проходили возле большого пруда с серо-зелёной водой, откуда доносилось кряканье уток. Настя отвлеклась на птиц, подкармливаемых стариками на лавочках и бегающими детьми.

– Правда, утки смешные создания?

– Обхохочешься, – съязвил Артур.

– Да, есть что-то. Я, кстати, здесь недалеко в книжном магазине работаю. Забегай как-нибудь.

– Забегу, а с тебя будет интересная книжка.

– А ты ему что?

– Хорошее настроение.

– Я согласен на хорошее настроение.

– Значит, по рукам? – протягивает она Максиму свою маленькую белую ручку.

– По рукам.

Все трое остановились у перил, ограждающих от трёхметрового падения в воду.

– Но для начала хотелось бы услышать твою историю.

– История… Мне пятнадцать. Трёмся с моей четырнадцатилетней подружкой возле продуктового, передаём друг другу смятую купюру и решаем, кому просить у случайных прохожих купить нам пачку сигарет. Решаюсь это сделать я. К магазину подъезжает дорогая машина, из которой выходит взрослый солидный мужчина. Я с краской на лице останавливаю его, мямлю что-то и сую в руки деньги. Он молча берёт их и через минут десять возвращает вместе с сигаретами. Не уверена, что могла бы почувствовать в том возрасте что-то серьёзное, тем более к человеку, который годится в отцы, но, может, это меня и расположило к нему. Мне хотелось верить этому почтенному мужчине. Он казался таким добрым и заботливым, ласково спросил мой номер телефона, и я сказала, потому что вспомнила дом, скандалы, вспомнила, что сегодня мне туда возвращаться. «Наверное, кому-то повезло больше», – думала я, когда он положил руку мне на плечо, прежде чем сесть в машину и уехать.

– Старый мудак опытным оказался, они таких за километр чувствуют, – проговорил Артур, но на его слова никто не обратил внимания.

– А дальше?

– Дальше всё как в тумане. Он позвонил – мы встретились. Водил меня по дорогим ресторанам, покупал всякое. На нашу третью встречу пригласил к себе домой. Большая шикарная квартира, и мне неловко, кажется, ему было тоже, ещё он будто бы боялся.

– Чего боялся?

– Что застукают?

– Нет. Как будто меня боялся, или себя, или своих желаний. Мы выпили вина; я в первый раз попробовала траву, расслабилась, а он как будто бы озверел, стал сильным. Я испугалась и поддалась. Не сопротивлялась.

Максим внимательно следил за ней, его удивляло это невозмутимое спокойствие. Однако они с Артуром чувствовали, что есть ниточки, за которые сто́ит потянуть, и рана откроется.

Вдоль набережной широкого пруда, через землю с только что оттаявшим снегом, на которой скоро зацветёт зелёный газон, они прошли к скамейке-лавочке с видом на люксовый отель, торговый центр и здание театра. Парни перевели разговор на нейтральные темы – не хотелось её перегружать, хоть она и не показывала этого. Поначалу Настя держалась сдержанно, но по ходу разговоров стала активнее, смешливее с присущей ей открытостью и самоиронией.

Блеск купола церкви на поверхности пруда пропал – темнело. Максим только сейчас обратил на это внимание; нужно было торопиться: завтра рано вставать на работу, а у Артура сегодня ночная, о чём тот вспомнил, лишь когда Максим с серого неба посмотрел на свои старые наручные часы с хоккеистом на циферблате. Девочка оказалась смышлёнее и интересней, чем оба того ожидали; почти за час общения на лавочке Максим всего один раз вспомнил, ради чего они действительно с ней сейчас общаются, и тут же забыл об этом, отвлёкшись на разговор. За стрелкой часов, добравшейся до цифры девять, следом зазвонил телефон.

– Алло. Да. Привет. В центре с Артуром и… и нашей общей знакомой. Ага, хорошо, мы подойдём, но ненадолго. Да. У меня завтра утром, а у Артура через пару часов. Хорошо, тогда там и встретимся.

– Кто это? Женя?

– Он самый.

– Это тот, что по вашим рассказам голый по улицам пробежался?

– Нет, тот, которого застукали прятавшегося в женских раздевалках.

– Прошу прощения, не всех ещё запомнила.

– У тебя будет время познакомиться. Пройдёшься с нами до него? Поболтаем ещё немного, а потом тебя до остановки проводим.

– Не смогу себе отказать познакомиться с ним, услышать, как он заикается и притворяется слепым.

– Ха-ха, только Жене об этом не говори – среди нас он самый чувствительный, и, кстати, уже не заикается.

Артур без слов поймал взгляд Максима над головой Насти. «Если не начнёшь ты, то начну я», – были его мысли, которые так быстро и безошибочно мог прочитать только один Максим.

– Знаешь, Настя, я понял, кого ты мне напоминаешь.

– Кого?

– Мою первую школьную любовь. Мы проходим сейчас с тобой мимо ещё голых деревьев, как было тогда в парке после школы. Как раз в это время года я осмелился подойти к ней и заговорить. Перед летними каникулами и выпуском из девятого класса. Во время прогулок она раскрылась для меня с другой стороны, как и я для неё. Между нами образовалась, видимая только для нас, связующая нить. Мы любили друг друга. Я был её первым, как и она для меня, тогда и понял, насколько важна искренность чувств. Смотрю сейчас на тебя и безумно радуюсь, что когда-то мы с ней нашли друг друга и стали взаимными проводниками в новый удивительный мир эмоций. Ведь всё зависит от первого шага.

Сначала Артур недоумевающе слушал Максима, а потом всё понял и в очередной раз удивился его умению «красиво заходить издалека». Артур знал, что первый опыт Максима был с привокзальной проституткой: «которая всё делала сама, и у которой изо рта пахло ментоловой жвачкой и хроническим тонзиллитом».

– И чем я похожа?

– Внешностью и поведением вылитая любовь моей юности. Возраст такой же, каким он сохранился в моей памяти, но стоит мне заглянуть в твои глаза, и я понимаю, что между вами пропасть, как между девственным дитя и прожжённой путаной.

Настя потупила взгляд. Рукав пальто, закрывающий всю ладонь, кроме пальцев, почесал кончик носа и стёр очертания былой улыбки.

– Прости, если задел тебя, – Максим почувствовал, что перегнул, и испытал к ней жалость.

– Меня трудно задеть.

«Ах так!», – и вот от только что появившейся жалости не осталось и следа, как снисхождение к бездомному щенку, укусившему протянутую для поглаживания руку, которое обернётся ударом.

– Как бы то ни было, дело не в тебе, а в человеке, воспользовавшимся тобой, как вре́менной игрушкой.

– Я бы его и человеком-то не назвал, – подключился Артур в предчувствии первой крови.

– Знаешь, если бы у меня была младшая сестра или дочь, и если бы с ней случилось что-либо подобное, то я, вне всякого сомнения, обезумел от гнева, зная, что эта скотина спокойно живёт свою жизнь, спит, вкусно ест, забирает детей из школы. Неужели у тебя не нашлось ни одного такого человека?

– Я бы даже ради незнакомой девочки, попавшей в такую ситуацию, расшибся в лепёшку.