Та-Кеми

– Да уймись ты, женщина. Дочке твоей жизнь спасают, а ты мельтешишь, как полоумная.

Наконец, ещё почти через час ожидания из-под навеса появилась сияющая Мира. Она сразу отошла к волхву и что-то шепнула ему на ухо, а затем приблизилась к Олии, чмокнула ту в макушку и, развернув её к себе спиной, развязала путы на руках.

– Вот теперь можешь дочку свою проведать. Хорошо ей сейчас, спит она сладко, а когда проснётся, волхв Святозар её отваром целебным попотчует. Так что жива-живёхонька твоя девочка.

В порыве благодарности женщина полезла было целоваться к борейке, а та, смеясь, подтолкнула её к навесу.

– Не меня, не меня благодари. Если бы не тот паренёк, что часть своей крови твоей дочурке отдал, не спасли бы мы её.. Ну, хватит слёзы лить, пойдём-ка под навес. Только, чур, не буди её сейчас. Сон теперь силы ей возвращает.

Когда приблизилась женщина к дочери своей, поняла она, правду говорит борейка. С лица Пикты исчезла мертвенная бледность, а на щеках стал робко проступать румянец той, весёлой, неунывающей девчонки, какой она и была всегда. И снова градом посыпались слёзы из глаз. Вслепую нащупала она руку того паренька, что отдал свою кровь её дочке. И чуть не отдёрнула руку. Холодно как лёд было тело спасителя, и сквозь слёзы увидела она, что теперь лицо руса стало белее мела. Открыл потяжелевшие веки Петюня и тут же отвёл взгляд от полуголой девушки, что лежала рядом с ним. Схватила Олия ладонь парня, расцеловала и приложила к своему горячечному лбу.

– Жизнью я тебе обязана за жизнь дочери своей.

И она, захлёбываясь словами, поведала ему, что пришлось испытать ей и только что родившейся дочке, как не раз на них нападали волосатые горцы и снова лишь чудом Пикта осталась жива. Как однажды спасая дочь она одна вступила в схватку с редким в этих краях свирепым хищником – львом и отбила дитё у него….

– А теперь спас её ты… Отныне сыном тебя хочу назвать своим. Ошибалась я, говоря плохо о борейцах ваших.

Ослабевший Петюха еле вырвал свою руку из цепких рук женщины.

– Учителя наши небесные плохого нам не посоветуют. И они учителя и ваши.

И вдруг сам ухватился за руку Олии.

– А не бегите вы от нас. Останьтесь! Веселее и сытнее жизнь будет, коли вместе будем. Да и зверья тут потопом понагнало, а мы охотники знатные, то и учитель Пер признал. А кто и сунется вас забидить, так защитим вас, не сумлевайся!

У Олии опять слёзы градом посыпались. Этот юнец с необсохшим молоком на губах, ей, вольной амазонке защиту предлагал! Да она сама любого зверя хоть четырёхногого, хоть двуногого на шампур насадит, тот и не рыпнется. Хотя… Были и осечки у дев степных. Вспомнила, как однажды она с подружками первый раз умыкнула у соплеменников прежних табунок из пяти лошадей, да двух коров. Худо-бедно перегнали товарки добычу на другую сторону вспухшей от дождей реки и чуть ли не лоб в лоб столкнулись с ватагой низкорослых визгливых волосатиков. У них и правда вся спина, грудь, руки и ноги были покрыты густыми чёрными волосами, а волосы на голове были закручены в чёрные кудри.

Горцев было не менее двадцати. И хоть вооружены они были только суковатыми дубинками, да ведь мускулистыми, крепкими они были, и каждый из них по силе своей звериной превосходил любую из амазонок. И те и другие поначалу опешили от неожиданности. Но скоро горцы сообразили, что нужно сделать против пятерых наездниц. Пятеро горцев по невысокому гребню распадка попытались забежать амазонкам в тыл да окружить их, да не на тех они напали. С гиком погнали девы впереди себя табун лошадей прямо на толпу горцев. Двоих кони затоптали. Ещё троих амазонки стрелами из луков на землю уложили. Сами прорвались и коней увели, а вот коров-горемык отбить не удалось. И всё же предложение сына названного ей польстило. Никто до этого ей подобное не предлагал. Не зря горцы ей припомнились, не зря. Ведь где им быть как не в этих горах. Может и сейчас торчат их соглядатаи за ближними валунами да момента ждут удобного, чтобы напасть на людей.

– Я знаю, тебя Петюней зовут. А дочку мою Пиктой кличут. Ты посматривай за ней.

Парень утомлённо качнул головой. Его глаза закрывались сами собой, и он ничего с этим не мог поделать. Мира, осматривавшая в это время своих соплеменников, подошла к ней и тронула женщину за плечо.

– Пойдём милая отсюда. И дочке твоей и пареньку поспать нужно, силы накопить.

У костра по-прежнему напротив амазонок сидел главный бореец с другом-учёным, князь Ратибор и волхв Святозар. Остальные борейцы вместе с парня-ми из ратиборовской дружины принялись доделывать и утеплять навес. За спинами дев степных маячили теперь только Тимоха-старший да Миха Рваный, так, на всякий случай. Но что больше всего поразило Олию, так это то, что с рук всех девушек сняли путы. И руки их были заняты другим важным делом. На двух больших кусках лосиной шкуры перед ними лежали горки чуть просоленных и прокопченных на дымке от костра полосок мяса тура добытого накануне. Что-то видимо весёлое рассказали борейцы или князь Ратибор. Так что Миру и Олию встретил дружный общий смех. А когда увидели подружки сияющее лицо Олии, так и вовсе все развеселились. Наконец, Рогдана вытерла тыльной стороной ладони слезы, выступившие от смеха на глазах.

– Выходит, Учитель, ты вроде как всех нас замуж сватаешь, аль не так?

– А почему бы и нет? – Яр, а по всему именно он сделал воительницам такое предложение, чуть толкнул Пера в бок.

Главный бореец поддержал друга, – а что крутить да вилять, тут все люди взрослые. Коли кто слюбится полюбовно, закон такой установим и для мужского и для женского рода – чтобы равно жили друг с другом, и чтобы никто, даже князь, – сверкнул он зубами в сторону Ратибора, – не смел помыкать другими – ни жена мужем, ни муж женою.

Рогдана, наконец, встретилась глазами с подружкой своей закадычной.

– Олия, ладно ли всё с дочкой?

– Спит кровинушка моя, сил набирается.

Святозар при этих словах склонился над кострищем и осторожно отставил глиняный кувшинчик на стылую землю.

– Сейчас вот остынет отвар маненько, да напою им младшеньких наших. Скоро, может завтра Петюху на ноги поставлю, а через два-три дня и твоя дочка, Олия, накрепко за жизнь ухватится.

Женщина благодарно кивнула головой и нехотя взяла кусочек мяса со шкуры. И хоть не лез он в горло, а заставила себя поесть. Пока дочь слаба, она должна быть сильной. Немного погодя глянула она пристально на подругу.

– Рогдана, не говорила ли ты хозяевам хлебосольным, какие опасности их, да и нас ждут в этих горах. Помнишь, как нападали на нас местные волосатики?

Княжна амазонок, проглотив пережёванное чуть фыркнула:

– А-а, ты про этих….

Затем сузив глаза, она медленно заговорила, вспоминая былое.

– Я их в первый раз увидела, когда мне было лет восемь, не больше. После нескольких столкновений с одним из племён русов, может даже и твоего, князь, – она выразительно посмотрела на Ратибора, – моя мамка с товарками своими решили уйти к озёрам в Чёрной яме (тогда Чёрное море ещё представляло собой цепь озёр на дне глубокой впадины). Мы уже проходили последним ущельем после которого собирались спускаться вниз, к озёрам и тут напали на нас из засады эти самые волосатики. А у нас кроме меня было ещё пять детей мал, мала меньше. Еле еле отбились и едва унесли ноги тогда. Двух воительниц в той схватке потеряли. Ушли мы тогда за Танаис-реку, где не было горцев этих треклятых. А там наткнулись на соплеменниц наших, где и оружием разжились и конной упряжью.

Несколько лет провели мы в племени Антики, местной воительницы главной, честно отработали трудом своим за полученные дары. А потом душа запросилась опять в те края, где родились и выросли. К тому времени мать моя умерла, да и тётки старшие. Выбрали меня предводительницей в нашем племени. И как-то нарвались мы на табун коней, как оказалось, твоих коней, князь, – она снова стрельнула глазами в Ратибора, – ты уж прости нас за то, тогда это промыслом нашим было обычным. Ведь от Антики в поход свой дальний пошли мы без запасных коней, а как без них? И когда сюда, к Южным горам повернули, снова нарвались на горцев. Так что я хочу сказать? Сдаётся мне, да и подружки мои в том уверены, что горцы и сейчас недалеко от нас трутся да момент ищут, чтобы напасть на нас. А вы ещё и оружие у нас забрали, как нам отбиваться от басурман, коли нападут?

И она выжидательно посмотрела на борейцев и русов сидевших напротив неё. Яр с Пером головами покрутили, да на князя уставились, мол, решай сам. Ратибор озорно блеснув взглядом в сторону Учителей, хмыкнул:

– Оружие мы вам, как и коней вернём, но… позже.

– Справные вы молодцы, скажу я вам, особенно по сравнению с горцами волосатыми, да только даже нас безоружных подневолить мы не дадим. Нет, может и правда, как Учитель нам предложил мы, и начнём женихаться с вами, но… позже.

Произнесла это женщина с такой издевкой, что растерявшийся князь не сумел заметить улыбок на лицах борейцев, которые они постарались быстро погасить в бородах своих да усах. Стерпел Ратибор издевку от Рогданы, ответил ей ровным голосом без следов гнева в нём.

– За то, что предупредила об опасности, поклон тебе.

Кликнул он Хария и когда тот неспешно к князю подошёл, громко, чтобы слышали все, так распорядился:

– Отныне, на ночь в дозор окрестный по трое будем ходить. Два ратника моих будет, одна воительница от тебя, Рогдана. Все дозорные, и твои тоже при оружии должны быть. Ладно ли так?

Дрогнуло лицо княжны амазонской. Светлые, чуть подкрашенные угольком из костра брови её удивлённо изогнулись. Не думала она, что князь-гордец так быстро с доверием не подкачает.

ГЛАВА 5

Женщины свои шалаши устроили чуть далее вверх по распадку, где и другие шалаши с навесом стояли. Парни помогли им и лапника елового нарубить и шкурами меховыми поделились. Дело в том, что Тимоха-старший с ещё пятью русами сходили к бывшему табору амазонок, но вернулись с пустыми рука-ми. Там всё словно корова языком слизала: ни посуды, ни меховых поддёвок, ни тряпицы завалящей не осталось. Знать не врали Олия с Рогданой – крутятся оглоеды горные вокруг, следят за ними.

В первую тройку дозорных Миха Рваный, Зуя из амазонок, да Петюха напросились. Юношу волхв и правда, быстро на ноги поставил, хоть кровушки своей девахе раненой много он отдал, да у Святозара свои секреты были, как немощь преодолеть. Парень и непрочь бы ещё поваляться. Слышал он в дремоте своей, что Олия всё дочке о нём рассказала и та теперь во все глаза смотрела на своего спасителя. Но застыдился он перед русами, а ну как осудят, что прилип к девчонке. И всё же дружба между ними успела завязаться.

Пока Луна светила в полную силу ходили они дозором по большому кругу, присматривая и за табуном лошадей, которых от греха подальше люди на ночь перегнали поближе к шалашам. А уж когда зашло светило ночное, стали по малому кругу ходить. Здесь у шалашей тропинки они уже изучили. Первый раз присели отдохнуть сразу за шалашами женщин, там дерево лежало прямо поперёк распадка.

Миха нет-нет да бросал тягучие взгляды на ладную фигурку девушки, зябко кутающуюся в меховую накидку. После того, как обезобразил его медведь, стеснялся он с девушками общаться, всё казалось, куда ему до них с рваной головой. Но, то было там, в покинутом родном селении. А сейчас, проснулось в нём что-то и не давало возможности глаз от Зуи отвести. И дева это чувствовала. И хоть темно было, а взгляд её не раз и не два останавливался на силуэте взрослого уже мужика, в котором и сила чувствовалась и грусть затаённая. И что такого, коли кожа у него на затылке буграми срослась, лицо-то чисто. Сидели тихо, не переговариваясь, лишь головами крутили, ловя каждый звук в ночи. И не зря сторожничали. Зуя первая и услышала далёкое конское ржание. А уж когда вторая, третья лошади в голос заржали, подхватились они вниз по распадку. Там на берегу на каменистой ровной площадке и отстаивался их табун. Покамест тревогу среди своих поднимать не стали. Может, шакалы к лошадям подступились, либо волки безобразничают или тот же медведь на табун набрёл, кто знает? Но когда ближе подбежали, поняли, чуток опоздали они. Одна из лошадей лежала на боку и копытами в смертных судорогах била, а вокруг неё десять или больше фигур неясных суетилось. Плохо ли хорошо, но на фоне спокойной поверхности моря силуэты нападавших были видны. Миха развернул юнца лицом к себе и тихо прошептал ему на ухо:

– Петюха, дуй живо в лагерь, поднимай людей, а ты, – оттолкнув парнишку, повернул он голову к девушке, – не лезь на рожон, держись подле меня.

Зуя лишь зубами белыми блеснула, – раскувыркался тут. Без тебя знаю, что делать.

Молча, подскочили они к разбойникам. Двоих сразу мечом да саблей положили. Да не испугали они их нападением своим. Поняли тати ночные, что против них всего-то двое выступили. Начали их окружать да хмыриться добыче, что сама в руки их пришла. Давай дубинками махать. Михе что, он щитом удары отводил, а мечом то одного, то другого супостата доставал. И среди сечи жаркой услышал он не то вскрик, не то писк короткий. Поворотился он назад. Хоть и темень стояла, да от звёзд хоть малый да свет был. Увидел он, что двое или трое бандитов насев на Зую, выбили у неё саблю из рук, да схватили её кто за ноги, кто за руки и в ночь поволокли. Да не тут-то было. Как медведь разъярённый налетел он на обидчиков. И хоть сыпались удары на него со всех сторон, нагнал и разметал в разные стороны всех, кто под руку его тяжёлую попал, прижал деву спасённую к себе, прикрыл щитом, а правой рукой ну мечом махать. Хоть и помяли его дубинками, да ещё двоих он уложил на землю своим оружием верным.

А тут лавой налетели ратники да давай рубить-кромсать недругов. Троих успели зарубить. Остальные налётчики с воем звериным в ночь канули. Ратибор в погоню за ними Хария с десятью русами тут же отрядил. Так они ещё одного горца догнали и схватили, с тем и вернулись назад. Пока товарищи Михи собирали по всему берегу испуганных лошадей да сгоняли их к табору, Зуя как приникла к парню, так и стояла чуть дыша. Всё у неё пронеслось в голове: и смерть возможная, и плен у страшных горцев, и объятия крепкие спасителя её. Эку силищу она в этом человеке почувствовала, силу добрую, справедливую. Разожгли факелы. Трое парней принялись свежевать убитую лошадь, не пропадать же зря животинке убиенной. Подружки Зуи, тоже разбуженные переполохом уже и раз, и другой туда-сюда прошлись мимо застывшей парочки. А они, обнявшись, как стали, так и стояли ни на кого не глядя. И сердечки их в унисон друг другу бились….

Утром все таборщики, включая борейцев подтянулись к кострищу, где Петюха с Тимкой-младшим караулили пленённого горца. Лишь Олия осталась под навесом, где дочку подкармливала, а заодно и раненых борейцев. Уже светло стало, так что рассмотрели пленника хорошенько. Был он неказист ростом, одет в рваные куски шкур меховых. А главное непонятно было, где мех звериный заканчивался, а где его начинался. Уж больно волосат был разбойничек. До этих мест доходили когда-то негроиды, попадали всякими путями венейцы. Так что поставь рядом современных испанцев да португальцев, южных французов да итальянцев, да и греков впридачу – не отличить их от современных жителей Кавказа – одна у них кровь на всех, не славянского разлива.

Левая рука горца была залита кровью, видать до кости лезвие меча плоть рассекло. Ну да Святозар с этой раной сам управился, обмыл её, перевязал тряпицею. После чего к нему подступила Рогдана. И ей когда-то приходилось брать в плен этих дикарей. Но тут загвоздка вышла. Как не пыталась она понять, о чём тот лепечет, так и не поняла его. Да и немудрено было. Даже сейчас, в наше время есть места на Кавказе, где люди, живущие в двух соседних ущельях не понимали друг друга.

Борейцы своих удивительных устройств для переговоров с любым гуманоидом, лишились с гибелью своего корабля, не о них они думали, когда самим пришлось спасаться. Пошептались между собой Святогор, Пер и Ратибор и решили отпустить пленника на все четыре стороны. Напоследок волхв назидательно погрозил горцу пальцем, смотри мол, не балуй, да другим передай, что в следующий раз спуску тоже не будет. Но и через тысячи лет эти горные гордецы любого оружием встречали, кто к ним в гости незваным жаловал, да и сами набегами баловались на окрестные земли, угоняя в полон всех, кто под руку попадал. Рабство у них было в почёте испокон веков, такой уж это был народец.

А ночью вдруг повалил снег, да так густо, что к утру из шалашей еле выбрались. Похолодало заметно. Лишились русы и выпаса для лошадей, снега им по брюхо навалило. Стали совет держать, что делать дальше. Одни настаивали, что нужно здесь затабориться основательно, да избы из брёвен поставить, так и переждать до весны. Другие говорили, что нечего здесь оставаться, мол, Поток Бешенный даже стужа зимняя не скуёт льдом и не перейти его будет. А для строительства изб не было поблизости деревьев ладных да стройных. Тут на вершинках да в распадках большинство стволов деревьев были словно закручены от ветров. А главная забота – бескормица для лошадей полная наступит, если пастбищ бесснежных не найти. Ведь не озаботились русы заранее хотя бы веников ольховых да берёзовых нарезать.

А Пер о своих прежде подумал. Рамх, благодаря отварам чудодейственным волхвом приготовленных кровью уже не харкал и дышал свободно, без стеснений. У Сима кости на руках хорошо стали срастаться, а главное ноги у него были целы, так что идти сможет. Вот у Гора нога ещё не зажила толком. Да у Шива голова до сих пор чуть что, кружилась и не мог он не то что идти, а даже стоять. Но двое лежачих – не четверо. Двоих раненых носилки гравитационные без труда потянут.

После того, как высказались все, кто хотел на этом коротком вече, и Ратибор, и Рогдана, и Святозар, и борейцы остальные взгляды свои на главного борейца устремили, признавая его старшинство и слово последнее за ним. Бывший начэкс наклонился, ухватил с сугроба горсть снега и потискал его в ладонях. На его родной планете, Борее, тоже снегов на севере было много и знал он причуды зимние. Не слеплялся снег в ладонях, а рассыпался в руках, значит, не собирался он таять ни сегодня, ни завтра. Вздохнул он тяжко.

– Вот что дети и други мои, если мы не хотим потерять лошадей, на юг надо трогаться и чем быстрее, тем лучше. Мясо конское вот только к походу долгому подготовить нужно, как вы умеете. Только на юге и для вас, и для лошадей ваших будет спасение. А о возвращении забудьте пока. Не спадает вода в Потоке Бешенном, а ещё хоть и медленно, но поднимается, так что нет пути вам на север. Друзей моих раненых мы на носилках летучих разместим, туда же и дочка Олии поместится. Хоть и глубок снег в лесу, да постараться нужно побольше веников лиственных заготовить, чтобы подкармливать лошадей в пути. И помните, в южных краях, куда мы стопы свои направим, не чужие нам люди живут. Их отцом родным Рамх является. Да, хоть и много лет уже прошло и нет в живых славного князя Кира, что увёл племя керумов с севера туда, куда и мы собираемся идти, думаю, признают они в вас своих братьев кровных, да и приютят на какое-то время.

На том и порешили. Сутки ушли на приготовления к походу, а ещё через день, утром, вдоль берега морского на юг выступила длинная вереница из лю-дей, борейцев и навьюченных животных. Коней вели под уздцы, не решаясь садиться на них. Уж больно не ровен был берег, скалист да валунами усыпан, да снегом присыпан, оттого ещё опасней он становился в пути из оскользости своей. Вперёд отряда пустили Тимоху-старшего да Береста – они дорогу удобную торили для остальных. В голове колонны шли Ратибор с Пером. Чуть позади них в раздумье шагала Рогдана с подругами своими. Лично она о побеге уже и не помышляла. Да и куда бежать? Кругом скалы, камни да снега великие, а слева море холодное, от волн бурливое. Сунешься в горы, угодишь в лапы горцев свирепых, в море без ладей пути нет. Хотя догадывалась она, что кое-кто из подруг её, держит ещё в голове задумку бежать на волю. Потому и думала она как побег ненужный сейчас и опасный для бегунков упредить. Нет, прав был их Учитель небесный – вместе они сильнее, вместе они все невзгоды пересилят, а по-отдельности – сгинут в этой снежно-каменной пустыне.

Мира и Святозар шли рядом с носилками чудесными, на которых борейцы раненые с Пиктой возлежали и нет-нет да прямо на ходу потчевали подопеч-ных своими целебными отварами. Правда Пикта через день пути уже и соскочить хотела с носилок волшебных, да Святозар с Олией не дали ей этого сделать, так как раны у неё только начали зарубцовываться. А замыкала людскую колонну влюблённая парочка. Запахнулись Миха с Зуей в огромную медвежью шкуру, да так и шли, тесно прижавшись друг другу. Да и не будь шкуры этой, не замёрзли бы никак. Меж ними горел такой огонь, что и лёд и снег им были нипочём. Теперь никто: ни князь русов, ни княжна амазонок, ни силы небесные их не смогли бы разлучить. Одно сердце теперь у них было на двоих, оба только узнали, что такое любовь…

На пятый день пути обогнул отряд полуостров, что клювом орлиным далеко в море вдавался, а за ним от снегов и следа не осталось. Травы стало опять вдоволь. Пустили коней на луга подкормиться, да и сами затаборились, чтобы передохнуть после трудного отрезка пути. Неугомонная Пикта всё-таки вырвалась из-под опеки материнской, разыскала Петюху, что у коней хороводился и с этого момента они были как иголка с ниткой друг подле друга. Девчушка востроглазая побойчее стеснительного Петюхи была и часто доставалось ему от подначек её, правда, беззлобных, как у сестры с братом бывало.

Охотники приволокли в лагерь только что добытого тура, да трёх дроф степных, так что и с едой всё наладилось. На ночь Петюха, с Тимохой-младшим, да Пиктой по княжескому распоряжению коней чуть ли не к самому лагерю подогнали и стреножили, чтобы не слишком они разбредались кто куда. С хозяевами земли этой благодатной русы ещё не встретились, но предосторожность никогда не мешала делу. И наверно не зря они сторожились. Ночью Мятиш и Одинец, что у костра дежурили, вроде слышали далёкий на слух топот конский. Проверили лошадей своих, что недалече паслись – да нет, все на месте были. Ещё через день дальше на юг пошли. А к полудню этого дня из передового дозора прискакал Берест.

– Учитель, княже, – коротко согнул он выю в поклоне, – речка впереди, не так глубока и широка, да не перейти её. Дожидается нас на том берегу отряд воинов при оружии да в кольчуги одетый. Наверно тридцать их будет в отряде том.

Переглянулся Пер с Ратибором. Кликнул Учитель друга своего, Рамха.

– Пойдём друже с тобой на переговоры. Заслон против нас твои родственнички выставили.

Блеснул Рамх своими крупными зубами, тряхнул кудлатой головой.

– А пойдём, поговорим. Не войной же на детей своих идти.

К борейцам-парламентёрам присоединился и князь Ратибор. Он не только от Учителя Пера, но и от дедов племени своего слышал, что когда-то ушло на юг, в эти края племя немалое, отколовшееся от общего племени борейского. До сего времени только с русами, амазонками и горцами имел он дело и любопытно ему было пообщаться с бывшими братьями своими.

Вышли они втроём на берег невысокий. Речка и правда неширокой оказалась, всего саженей в двадцать. Неглубокой она была, хоть и бурлива из-за течения сильного. А на том берегу, как Берест и доложил, увидели они шеренгу плотную из конников. Все воины в кольчуги одеты, шеломы блестящие на головах. У каждого из них копьё в руках, сабли на поясах широких висят. Пятеро из воинов стрелы на тетивы луков наложили, изготовившись к стрельбе. И как только ступнул Ратибор в воду, чтобы остудить натруженные ступни ног обутых в кожаные ичиги, тут же тенькнули тетивы луков и три стрелы воткнулись в дно рядом с князем. Знать давала противная сторона, что нет дальше хода для пришельцев, хотя заметил князь смятение среди воинов. Увидели они исполинов рядом с обычным человеком и, конечно же, струхнули. Не встречали видимо ещё таких чудищ огромных.

Наконец, к самой воде на той стороне подъехал на жеребце белой масти дородный всадник, на шлеме которого развевался султан из длинных перьев какой-то диковинной птицы. Гневным голосом он что-то визгливо прокричал в сторону чужаков. Понятное дело, ни Ратибор, ни Пер не поняли, что им провизжал видимо местный князёк и тут же уставились они на Рамха. А он и сам смущённо затоптался на месте. Не сразу и не всё он понял из сказанного. Сотни лет прошли с тех пор, когда он общался последний раз со своими потомками. Конечно же, язык общения, которому борейцы научили тех же керумов, мог измениться и довольно сильно. И всё же смысл крикливой речи всадника с султаном на шлеме Рамх уловил. Тот требовал ни много, ни мало, как уходить отсюда подобру-поздорову.

Подивился Рамх такой неучтивости.

– Не грози нам оружием своим, не познавши нас. Мы с миром к вам пришли, спасаясь от холодов северных, от потопа да бескормицы для лошадей своих. Или не узнал ты нас?