Полная версия
Агентство потерянных душ
– Ты не бионоситель. Ты – живая человеческая личность. Ты используешь носитель, чтобы жить в нашем мире. Это вроде бы не такая сложная идея.
Маша поникла головой.
– Я ничего не помню…
– Да не беспокойся. Память вернётся, и очень быстро. Итак. Ты человек, который сел в носитель, как водитель садится в автомобиль. Вот и всё. Не стоит путать водителя и механизм.
– Но если вот это, – Маша потрогала свою ногу, будто увидела её первый раз в жизни, – носитель, то кто же такая я?
– Слишком обширный философский вопрос, – ответила Катя, которая уже усиленно жевала пирожное, – потом и без меня разберёшься. Главное – ты жива, ты думаешь, ты решаешь, ты чувствуешь. И это делаешь ты, а не носитель.
Екатерина вытерла салфеткой уголки рта.
– Как я уже говорила, наше агентство требуется в тех случаях, когда граждане, размещённые в носителях, выпадают из поля зрения БИМПа, отвечающего за безопасность. Также часты случаи, когда новоявленные граждане пропадают либо не успев разместиться в носителе, либо сразу после того, как его оставили.
Граждан переносят по лучу, это делается мгновенно – личность неосязаема и невесома, ей не требуется космический корабль. Чтобы ты знала – межзвёздные космические корабли существуют только в фантастической литературе. Они слишком сложны и никому не нужны.
Бионосители легко изготавливают сами себя обычным половым размножением. Технология транспортировки людей отработана в глубоком прошлом, она проста и не знает сбоев. Так на Землю доставляют людей, так же меняют им испорченные носители, чтобы гражданин мог продолжать жизнь на обозначенной территории.
Машу вдруг постигло понимание.
– Меня звали Виолой до того, как я… – девушка никак не могла выговорить роковое слово.
– Померла, – спокойно добавила за неё Екатерина. – Да. Точнее, погибла. Мы все очень жалели, что ты оставила должность на столько лет. Но, если честно, мы тут не особо горюем по испорченным носителям, недостатка в них нет. А вот то, что ты оставила после себя кучу дел, которые придётся расхлёбывать тем, кто остался на работе – совсем другое дело. Мы все тебя ждали.
– Я работала здесь в своей прошедшей жизни!
– И не только в прошлой, девочка, – усмехнулась Катя. – По договорённости с БИМПом сотрудники агентства не проходят процедур слияния с бионосителями по полному протоколу. Появившись на свет в очередном носителе, наш персонал не подвергается ряду процедур социализации и седации. Иначе бы тебя здесь уже не было – тебя бы вынесло за дверь при первом же упоминании о жизни в другом бионосителе.
– Всё детство я чувствовала, будто живу в чужом мире, в который попала по ошибке, – поделилась Маша.
– Вот-вот. Вся эта любовь к типа родным горам и лесам прекрасным образом закладываются в БИМПе перед повторной отправкой на поселение. В тебе их давно нет. Но хватит болтовни. Тебя ждёт куча работы и твой старый кабинет.
Катя поманила девушку за собой. Они прошли по коридору и подошли к двери, на которой красивым золотым курсивом было написано «Детектив Меншикова Виолетта».
– Табличку сменить надо, – сказала самой себе Екатерина и отперла дверь.
На Машу накатила волна спёртого воздуха. Она поморщилась, но вошла.
На столе с письменными принадлежностями и мебельных полках лежала пыль толщиной чуть ли не в палец.
– После меня сюда никто не заходил? – поразилась Маша.
– Зачем? – пожала плечами Екатерина. – У каждого сотрудника есть свой кабинет, в который они возвращаются снова и снова после восемнадцатилетнего или двадцатилетнего отпуска. Новый персонал мы не нанимаем.
– Катя… – Маша уже начинала думать по-новому. – Получается, мы с тобой тогда, до моей…
– Смерти, – невозмутимо подсказала Екатерина, – но ты же понимаешь. Умерла-то не ты, а носитель.
– Да. Мы ведь были примерно одних лет?
– Виолка, мы в агентстве давно перестали оценивать друг друга по возрасту носителя, – засмеялась Катя. – А насчёт нас двоих ты права. Так получилось, что мы вместе учились в одном институте, были подружками не разлей вода. И лишь потом узнали, что не в первый раз.
– Что же произошло со мной?
– Да всё как обычно, как у людей. Автомобиль, авария. Так что будь осторожней на дорогах. Ещё один восемнадцатилетний отпуск – и Маэстро тебя оштрафует за порчу бионосителей. Кстати, это не он ли нашёл тебя?
Маша кивнула, даже не озаботившись разобраться. Седой аккуратный мужчина походил на маэстро, как две капли воды.
– Ладно. Приберись здесь, а я принесу новую работу. Пора приниматься за дело.
Пока Маша пылесосила кресло и меняла вёдра с чёрной водой, Катя принесла и шлёпнула на стол несколько увесистых папок.
– Я не представляю, что с этим делать, Катя, – разогнувшись, отёрла рукой лоб детектив Мария Сергеевна Бастарчук.
– Вот и разберись.
В приёмной послышались голоса: сотрудники, очевидно, подтягивались. Но Маше в первый день было уже не до того. Она поплотнее закрыла дверь и села за стол. Открыла первую папку и стала медленно перелистывать и рассматривать лежавшие в ней документы с фотографиями и убористым текстом.
Трудовые будни начались.
Теория девяти жизней
Два месяца работы в Агентстве потерянных душ сделали из потерянной Маши остроглазую и уверенную Марию Сергеевну, которая знала своё дело от А до Я.
Двигаясь наощупь, по наитию, цепляясь за какие-то неведомые обрывки мистических маршрутов, руки и мысли Маши начали жить самостоятельной жизнью.
Она перелистывала документы и замечала, как правая рука порывалась окунуть два пальца в несуществующую промокашку. Она чувствовала, что глаза быстро и без её ведома проскакивали некоторые ключевые столбцы текста, которые она, очевидно, должна была понять, но понять на данный момент не могла. Она встречала фотографии людей, незнакомые ей все до единой, но некоторые из которых заставляли её сердце колотиться сильнее.
Она и сама не заметила, что через несколько дней стала думать о человеческих индивидуальностях как о своих клиентах, а о бионосителях как о техническом материале, предназначенном для отработки своих функций и лишённом какой бы то ни было эстетической или любой другой ценности.
Она знала всех сотрудников и общалась с ними, как со старинными друзьями, хотя даже не представляла часто, как их зовут.
Через неделю Маша твёрдо решила, что начнёт работу с первым делом, чего бы ей это не стоило. Вот только с каким? Со стороны выглядело так, что руководство про неё забыло.
Маша решила довериться своей интуиции, подошла к стопке заказов и вдруг увидела одну папку, которой не было вчера. Толстую, перевязанную двумя веревочками. Папка была облита с краёв чем-то тёмным. Жирные пятна многолетней давности и заклеенная в некоторых местах скотчем обложка говорили о том, сколько работы над ней было проведено. Кто принёс её, она не знала. Это было оно. Дело, которым она откроет свою работу в новом бионосителе.
Девушка с трудом подтащила папку в центр стола и нажала на кнопку интеркома, вызвав приёмную:
– Катюш, что это у меня на столе?
– А, это, – голос Екатерины был скучен. – Висяк. С ним лет этак пятнадцать сделать никто ничего не может. Посмотри свежим взглядом.
– Счастье великое. Моё первое дело. Хотела начать с чего полегче.
Катя фыркнула и отключилась, даже не попытавшись ответить.
Маша вздохнула, села за стол, с усилием подтянула к себе увесистое дело и открыла его.
Почему это висяк, она поняла через десять минут.
На вооружении агентов БИМПа и детективов Агентства потерянных душ находятся несколько замечательных инструментов, которые облегчают поиск личностных единиц народонаселения и на просторах планеты, и вовне.
Одним из них является психолокатор – детектор, улавливающий на расстоянии личностные колебания живого существа, настолько же уникальные, как и отпечатки пальцев бионосителя.
Сканирование частот прибывшей личностной единицы и идентификация их с данными базы – первое, что делает персонал БИМПа, когда клиент прибывает на Землю. Поэтому, если иммигрант теряется, психолокатор – также первое, что берёт в руки детектив. После настройки на нужную частоту на экране психолокатора с трёхмерным изображением планеты появляется яркая точка. Вот он, наш искомый.
За века существования прибора несколько раз были попытки беглецов стереть частоту из баз БИМПа или подделать её в себе самом. Все они провалились: стирание частоты прямо сигнализировало о том, кто это сделал, а подделка попросту меняла саму личность беглеца. Такой ценой бежать не хотел никто.
Однако фотография бионосителя, безучастно смотревшая на Машу с лицевого разворота папки, доказывала существование исключений из правила. Молодой человек лет двадцати пяти с аккуратной чёрной бородкой и чёрными же, зачёсанными на лоб волосами, выглядел как аристократ, а не как нарушитель спокойствия.
Лис, как он звал себя независимо от имени своего бионосителя, не был иммигрантом. Он был главным инженером БИМПа и наиболее технически подкованным специалистом в Солнечной системе.
И на психолокаторе он не регистрировался никоим образом.
Почему сбежал Лис, оставалось загадкой. С одной стороны, многим сотрудникам Бюро не нравились условия пожизненного закрепления на рабочем месте: бионоситель для должности выдавался только один. С другой стороны, клетка была золотая: агенты БИМПа имели право доступа к любой информации подлунного мира и любым его развлечениям.
Как главный инженер, Лис мог ввести информацию во все источники Земли, что является султаном Брунея или кругосветным путешественником – и стать им настолько органично, что ни один человек не усомнился бы в этом. Он мог назначить себе любое количество денег на пластиковую карту.
Он мог влюбить в себя любую женщину с помощью биореактора – ещё одного уникального инструмента агента БИМПа, позволяющего настроить человеческие эмоции на любую частоту, такую как скуку, неистовый гнев или всепоглощающую страсть.
Он мог пользоваться всеми благами цивилизаций Млечного Пути – медицинским обслуживанием, обучающими программами, кулинарными технологиями.
Никто, однако, не замечал, чтобы Лис проявлял страсть к женщинам или пытался выдать себя за знаменитость Земли. Просто в один прекрасный день поутру он оставил медиасообщение, что уходит с поста главного инженера, передал инструкции неизвестному последователю и испарился.
Совершил ли он преступление? Нет, краж и убийств замечено не было. Сошёл ли он с ума? Вряд ли: окружающие знали его как взвешенного человека. Мотивы были не озвучены Лисом ни друзьям, ни коллегам.
Однако БИМП не имел возможности забыть своего главного инженера, уже сменившего четвёртый бионоситель на этой должности. Изобретения Лиса в области обработки информации, его нововведения в структуру архивирования данных и технические разработки в области чипирования остались без контроля, и изменить их не мог ни один инженер Бюро.
Пятнадцать лет над БИМП висела потенциальная угроза срыва всех программ размещения и контроля над мигрантами. Лис не мог об этом не знать.
И всё же он молча смотрел на Машу со страницы желтой от грязи и времени папки безо всякого раскаяния и сожаления.
«Кто же ты и что тебе надо?» – спросила Маша фотографию, – «Ладно, давай разбираться».
Отсутствие реакции на психолокацию осложнялось тем, что нынешний бионоситель Лиса не имел имени вообще. Среди мигрантов, где идея отделённости от носителя вообще отсутствовала как таковая, имя бионосителя имело смысл. Но если ты меняешь организмы, оставаясь самим собой, то и обращаться имеет смысл непосредственно к тебе. Смысл отпадает теперь уже в назывании носителя.
Таким образом, Лис не имел паспорта. Как искать в многомиллиардной толпе специалиста по поискам, не знал никто.
Вот это была задачка. Маша посидела-посидела в раздумьях, да и отложила дело, надеясь, что умная мысль придёт позже. Взяла новую папку, где беженец оказался на расстоянии вытянутой руки.
Прошла неделя, и принесла эта неделя день рождения одного из сотрудников, Афанасия Никитича Благонравских. Этот экземпляр с усатым дородным бионосителем служил в агентстве поболее Маши – уже более семисот лет. Он знал всех и всё, и даже Маэстро заходил к нему проконсультироваться по спорным вопросам.
Поэтому на день рождения, который по привычке знаменовал собой занятие агентом нового носителя, Благонравских приглашал уйму народу, который был ему знаком по многочисленным дружественным и не очень контактам с иммигрантами.
Дом был мало сказать красивым – он был шикарным и помпезным. Город, с одной стороны опоясываемый морским заливом, с другой стороны опоясывала четырёхполосная автодорога, петляющая между скал и сопок и ведущая в далёкую столицу страны. Райончик элитных домов, стоящих на этой дороге, был выше остального города – оттуда открывалась широкая панорама на сам город, торговый порт с причалами и множеством дерриков, и узкую полоску воды.
Красота северной природы завораживала, поэтому в доме была обустроена застеклённая отапливаемая терраска, служившая для хозяина и гостей обзорным пунктом. Маша в синем с переливами вечернем платье, купленном накануне, вышла из шумного зала в этот относительно тихий уголок и столкнулась там с давней подругой.
– Как дела? – оглянулась на неё Катя, изогнувшись в широком кресле.
– Да как… Как обычно, – ответила та, не глядя на собеседницу, – четырёх за неделю нашли, двое в поиске.
– Да я не про работу, а вообще. Как жизнь девичья проходит?
Маша усмехнулась и помолчала.
– Скажи, Катя, – вдруг решилась она, – ты никогда себя не спрашивала о… моральных аспектах нашей работы?
Катя вопросительно подняла бровь – мол, о чём это ты?
– Ну, как сказать… Вот иммигранты прибывают на нашу планету, поселяются со своими целями в каких-то её местах. Или их поселяют, это как смотреть. Итак, они поселяются, забывая своё прошлое и даже самих себя. Но когда они по случаю освобождаются от этого морока и хотят вернуться на родину или просто оставить себе память о произошедшем, вдруг появляется БИМП и запихивает их обратно на Землю и в небытие. Разве не их право знать о существующем положении дел и снова поменять местонахождение?
– Маш, многие из них помещены сюда не по своей воле, а на перевоспитание. Ты ведь читала документацию и устав Агентства и БИМПа.
– Да, читала. Но ведь это только часть прибывающих. Здесь есть путешественники, есть амбулаторщики, есть воспитуемые, но их тоже присылают отнюдь не ради потери памяти. И Земля в этих документах не заявлена как тюрьма!
– Кто мы такие, чтобы решать вопросы иммиграции, детка? Нет, я не вижу здесь ничего странного. Искать пропавших – это моя работа, и я её выполняю. И выполняю, надеюсь, хорошо.
– Я тоже хочу хорошо выполнять свою работу, – кивнула Маша и перевела взгляд на вечерний город, что раскинулся перед её глазами, – наверное, ты права.
– Даже если ты тысячу раз прав, какой в этом толк, если женщина твоя плачет? – пропела Катя и отхлебнула шампанского из бокала, что держала в руке.
В доме раздался взрыв смеха, и Катя пошла в главную залу.
Символом дома был кот. Он сидел сейчас подставке когтеточки, что занимала полкомнаты, и лениво и высокомерно взирал на снующих под ним людей. На вид кот был самым что ни есть дворовым бродягой непонятного цвета – в менее официальные моменты он любил и на коленях поурчать, и вкусный кусок со стола стащить.
Однако Благонравских утверждал, что животное уникально – мол, оно уже много веков проводит с хозяином, перевоплощаясь во всё новые и новые кошачьи тела. Слушатели обычно скептически относились к тому, что этот тот самый кот, что жил у средневекового Афанасия Никитича, только сменивший сотню носителей. Отчасти скепсис был оправдан (коты не были иммигрантами и никаких назначений на место рождения не получали), но Благонравских был непреклонен.
Настала пора и Маше выслушать от Благонравских эту историю с бородой. Вопреки ожиданию того, она не засомневалась.
– Вот говорят же, что у кошки девять жизней. А у вашего-то куда больше оказалось!
Благонравских посмеялся и покивал на Машины слова.
– Между прочим, молодая леди, есть целых две легенды, которые объясняют это странное число девять.
– Я знаю только одну, – продемонстрировала Маша знание истории, – где египетская богиня Бастет с головой кошки проживала девять жизней на Земле, прежде чем вознестись в обиталище богов.
– О, да, – оценив эрудированность девушки, покивал Благонравских, – а вот и ещё одна. Истории известны десятки случаев, когда потерявшиеся или оставленные кошки возвращались к родному дому, даже если он находился за сотни километров.
А ещё более знающим людям, а именно техническим специалистам БИМПа, известна иная закономерность: кем бы ни был иммигрант, он обязательно знаком и встречается на этой маленькой планетке с любым другим её обитателем. Но с одной оговоркой: на протяжении девяти жизней.
Если бы один индивид захотел повстречаться с каким-то другим недоступным ему сейчас товарищем, ему не пришлось бы, подобно кошке, тащиться за тысячи километров на другой континент и так далее. Нет. Ему достаточно было бы родиться еще раз, и еще раз, и еще раз… Не более девяти.
Естественная ротация иммигрантов и бионосителей обязательно принесёт его под бок к тому, с кем ему нужно быть рядом.
Теория такого «ленивого» поиска была названа «теорией девяти жизней» – подобно небезызвестной теории шести рукопожатий. Вот тебе и наша кошечка, вернувшаяся домой из неизведанных далей.
– Никогда бы не подумала, – покачала завитыми на время приёма кудряшками Маша и отошла к другому столику.
Там общались бухгалтер агентства – Пётр Вениаминович Галактионов, и сам Маэстро. Не став докучать им, остаток вечера Маша провела, бродя вокруг стола в поисках оставшихся канапе и салатов.
Неясные проблески света появились в голове девушки на следующий день, когда она увидела на столе злополучную папку Лиса.
Почему он зовёт себя Лисом? Не может же быть, что такое имя лишено повода или тайного значения. Может, он любит этих рыжих зверьков? Может, это намёк на то, что нас ждёт обман?
Маша вздохнула, села за стол, придвинула увесистую папку и начала внимательно вчитываться в толстую стопку материалов.
Три чашки чая с корицей, две попытки заснуть над мелким убористым текстом – и девушка установила факт того, что Лис не всегда был внешним работником. Около трёх веков назад он был ещё обычным иммигрантом, впервые помещённым на планету аж семнадцать веков назад.
Обычным Лиса можно было назвать, конечно, с натяжкой, раз БИМП позволил себе такой неслыханный поступок – взять в персонал иммигранта.
Однако парень заслужил это. Технические возможности Бюро Иммиграции были веками рассчитаны на то, чтобы обслуживать ротацию, заселение и контроль над проживанием – смешно! – одного миллиона человек. Это была формальная норма для подобного рода планет. Политические ссыльные и межзвёздные скитальцы разного рода были потенциально опасным элементом: даже под покровом обмана и обработки сигма-волнами, даже сидя в коконах бионосителей, они требовали неусыпного контроля.
Случись недосмотр – и буйный индивид мог встряхнуть головой и легко снести все результаты обработки за каких-нибудь несколько лет. Собственно, потому и требовался БИМП: только регулярная обработка и многоуровневая классификация могли держать в узде и в бионосителях всю массу добровольцев и принудительных поселенцев.
Лис четыре века назад был пиратом. И не просто пиратом, а капитаном флотилии из сорока судов, не дававшей прохода остаткам былого британского могущества. Случилось так, что из-за сбоя в автоматике сканирующего проходчика, обрушившегося близ северного берега Европы, на планету попали несколько человек из персонала БИМПа во главе с главным инженером, совершавшим контрольный осмотр.
Они были спасены и попали в руки Лису, называвшему себя Лисом и в те стародавние времена. Однако тот их не четвертовал и не пустил по доске за борт. Увидев незаурядность пленников, он не испугался пришедших с неба демонов, а принял с королевскими почестями и вежливо заставил говорить.
Пропавший персонал агенты Бюро нашли с помощью психолокаторов за считанные минуты. Однако найти – еще не значит забрать обратно. Против БИМПовцев, обладающих совершенным оружием и целым спектром внеземных устройств различного назначения, вышла тысячная армия с копьями, алебардами и уверениями, что в глубоких подземельях при малейшей опасности со стороны пришельцев падшим богам будет перерезано горло.
Теоретически, БИМПовцам ничего не стоило разворотить половину Европы, испортить много тысяч бионосителей вместе с телами «падших демонов» и забрать пленников.
Но административная сторона дела не давала покоя: многотысячную армию единоразово освобождённых иммигрантов требовалось повторно обработать, классифицировать и поместить в бионосители. Это была работа, и немалая.
Но БИМПовцев страшило даже не это, а предстоящее объяснение галактическому Бюро, почему руководство Земли так странно поступает со вверенными ему иммигрантами и планетарными ресурсами.
Поэтому прибывшие на помощь агенты вежливо попросили присланного одноглазого воина пожелать пленникам быстрой естественной смерти, после чего удалились на базу ждать застрявших собратьев и готовить им новые носители.
Однако главный пират сделал не то, что от него ожидалось. Он попросил главного инженера научить его всем премудростям программирования, и тот охотно согласился, затаив обиду на бросивших его собратьев.
Через три года главный инженер вернулся на базу после гибели своего бионосителя во вспыхнувшем чумном пожаре. Однако прибыл он не один: растворив содержимое язв главного инженера в вине, оставил свой бионоситель и Лис.
И по просьбе главного инженера Лис представил техническому совету БИМПа новую систему классификации, изобретённую им лично в пещерах с пиратскими сокровищами.
Главный инженер только разводил руками: он перестал понимать задумку гениального Лиса еще на стадии разработки. Однако факт оставался фактом: система обслуживала три миллиарда иммигрантов с теми же мощностями, что были и у старой её версии, обладала множеством удобнейших опций, только снившихся ранее операторам БИМПа.
И она была бесплатна и доступна с одним условием: работать с ней мог только Лис. И это условие, подкреплённое жутким недостатком кадров и финансирования, стало решающим. Тайным, не отмеченным ни в каких журналах решением технического совета Лис стал первым и последним в истории иммигрантом, изъятым с места ссылки и поставленным над своими бывшими собратьями.
А чтобы он, живое доказательство нарушения советом всех межгалактических правил, не попался на глаза вышестоящим ревизорам, все данные о Лисе изъяли из всех баз данных, а его личностные вибрации стёрли из всех архивов психолокации. На самом высоком возможном уровне – сделать это мог только Директор земного филиала Бюро.
Так Лис стал невидимкой, не существующим в реальной действительности. И одновременно помощником главного инженера, а затем и самим главным инженером.
А теперь он был беглецом, и Маша понимала, что стандартными путями здесь ничего не добьёшься. А теперь, после дня рождения Афанасия Никитича Благонравских, путь решения появился. Подумать логично – полный бред. А если получится?
А мысль у Маши была действительно сумасшедшая.
В арсенале агентов БИМПа был меморизатор. Похожий на старый советский игровой автомат «Морской бой», он предназначался для просмотра собственной памяти. Первоначально аппарат изобретался с целью психологического восстановления после стрессовых ситуаций посредством их вспоминания, однако оказалось, что теория не работает.
– Вот представь себе, – рассказывал однажды Маше Борисыч, один из сотрудников Агентства, – что ты смотришь на свою память как на кино в телевизоре… Нет, не так. Представь, что ты пролетаешь над обширным полем боя на огромной ласточке. Где-то там, внизу, идёт лютая резня, мечи вспарывают животы, кровь вёдрами выплёскивается из разорванных тел…
– Борисыч, перестань! – Машу аж передёрнуло, – Мне и одного полёта на ласточке хватит, чтобы от страха заикаться начать, а ты мне ещё про кровь начинаешь!
– Ладно, ладно… Вот ты летишь на этой ласточке, в ус не дуешь, а под тобой битва, и ты её видишь. Много ли научишься бою? Нет… Вот это и есть память – отфильтрованные, куцые обрывки информации, лишённые эмоций и чувств. Дважды два сколько – спрошу я тебя. Четыре – ответишь ты мне. Вот что такое память.
А вот представь, что ты не на ласточке летишь, а спикировала ты в самую гущу боя, и поняла, зачем идёт битва, и за кого ты, и всей несправедливостью смерти пропитала себя, и теперь ты снова и есть воин. И ты заново чувствуешь, как в тебя вонзается меч, и заново сгораешь от боевого угара, и тоскуешь по убитому другу, и ликуешь, когда повержен враг… Это не память, это снова жизнь.