Наверху рушились города…

Сергей Гончаров

Наверху рушились города…

* * *

Костя остановил автомобиль на светофоре. В открытое окно дохнул тёплый ветерок, принёсший с собой весенние запахи всеобщего пробуждения природы. Днём случился сильный дождь, а к вечеру майское солнце захватило небо и вовсю грело лучами соскучившихся по теплу жителей столицы. Горько пахло мокрыми тополями. Из динамиков тихо лилась музыка. С улицы Пестеля вывернул американский пикап первоконвеерной марки. От синего кузова отразился луч заходившего солнца, попал в глаза. Костик аккуратно опустил солнцезащитный козырёк. При резком открытии его крепление отваливалось.

Костя давно хотел сменить машину, но финансы не позволяли этого сделать. После переезда в Москву он переменил множество работ, начиная от курьера и заканчивая прорабом на стройке. Пару лет назад подвернулась должность переводчика с немецкого языка в небольшом издательстве. А пол года назад предложили должность литературного редактора, где ему давно хотелось себя попробовать. Теперь, когда он кому-нибудь говорил, что работает в издательстве переводной литературы, то люди почему-то думали, что он зарабатывает если не миллиарды, то хотя бы миллионы. На деле же Константин ездил на поддержанной иномарке и постоянно её ремонтировал. Даже зло иногда брало – вместо того, чтобы просто отдохнуть, приходилось гнать эту колымагу в сервис.

Загорелся зелёный сигнал светофора. В ту же миллисекунду кто-то сзади ударил по клаксону. Костя нажал педаль газа. Бросил короткий взгляд в зеркало заднего вида. Какой-то малолетний торопыга на красном спортивном авто резко ушёл влево и обогнал.

Деревья с правой стороны дороги словно соревновались в том, кто быстрее станет зелёным. По аллейке прогуливались несколько молоденьких мамаш с колясками. На одну из них Костя засмотрелся. К двадцати шести он на каком-то животном уровне начал осознавать: ему необходима семья. Понимал, что с внешностью всё нормально: рост чуть выше среднего, немного худоват, жёсткие чёрные волосы и приятная улыбка. Однако подходящей кандидатуры не находилось. Он начал всерьёз задумываться, что слишком высоко задрал планку, её не способна перепрыгнуть ни одна потенциальная невеста.

На пересечении с улицей Хачатуряна зелёный сигнал загорелся в тот момент, когда Костик почти затормозил. Он переставил ногу на педаль газа и немного нажал. Слева мелькнуло, взвизгнули тормоза, Костя увидел лицо полного человека, которого бросило с заднего сиденья…

А в следующий миг осознал, что машина какая-то странно-искривлённая. Руль почему-то начал давить в грудь, а на приборной панели-то и не видно ничего, она вся раскрошилась. Да и водительская дверь с острыми углами – в бок ими тычет. Спустя секунду он понял, что попал в аварию, а следом накатила тьма.

* * *

Пётр Валерьевич просматривал отчёт своего управляющего. Когда-то он владел казино на Новом Арбате, но с тех пор законодательство сильно изменилось. Вывозить бизнес в игорные зоны он не стал. Как в последствие оказалось – и правильно. Вместо запрещённого игорного, открыл ставки на спорт. Тогда заведения подобного формата ещё были новшеством, и первые кто вложил в них деньги, хорошо на этом заработали. А то, что Пётр Валерьевич – депутат Мосгордумы… так что с того? На одну зарплату сыт не будешь.

Чёрная «Ауди» представительского класса мчалась по Ботанической улице. Когда выехали на Алтушку, то пришлось двигаться со скоростью потока – чуть выше сорока километров в час.

Пётр Валерьевич отбросил планшет. С ненавистью посмотрел на водителя соседней машины, словно именно тот виноват во всех бедах России.

– Толик, давай как-нибудь быстрее, – приказал депутат.

– Угу, – буркнул немногословный водитель.

В движении ничего не изменилось. На мосту через железнодорожные пути правую полосу заняла жёлто-красная аварийка, ремонтировавшая троллейбусные провода. Именно из-за неё и случился затор. Пётр Валерьевич с ненавистью подумал, что из-за таких уродов в Москве вечно и происходят пробки. Надо в обязательном порядке перенести абсолютно все ремонтно-восстановительные работы на тёмное время суток.

– Давай-давай, – депутат снова поторопил водителя, когда они объехали аварийку. – Сказал же: спешу!

– Угу, – буркнул Толик.

Действительно поехали быстрее. Стрелка на спидометре быстро поползла по делениям. Промчались под камерами. Мимо парка.

Пётр Валерьевич предвкушал встречу с Аллой, новой подругой. Хоть он и разменял четвёртый десяток, его мужской силе могли позавидовать многие подростки. Хватало и на подруг, и на жену. Мешал лишь избыточный вес. В последние года стала привычной трёхзначная цифра на весах. Пётр Валерьевич собрался с ней бороться: купил беговую дорожку, скакалку, гантели. Не мог лишь приступить к борьбе.

Машина свернула на улицу Хачатуряна, проехала мимо остановки, где спал забулдыга.

– Сделай чуть холоднее, – приказал Пётр Валерьевич.

Он расслабил узел галстука, оторвал мокрую рубашку от тела. Чувствовал, что начинает возбуждаться. Стоило представить Аллу, как в низу живота становилось горячо, оттуда жар распространялся на всё тело. В юности Петру Валерьевичу приходилось по пять-шесть раз в день «сбрасывать пар». Сейчас, конечно, возраст брал своё. Утром с женой, вечером с какой-нибудь из «подруг».

Толик настроил температуру климат-контроля на шестнадцать градусов, затем прибавил газу. Лично ему хотелось немедленно выйти из машины, чтобы погреться в лучах весеннего солнышка. А сделать это можно, лишь доставив босса на адрес.

Промчались мимо мечети. Чуть дальше правую полосу перегородило чудо отечественного автопрома, которое почему-то зовётся автомобилем. Выходец с южных границ России менял пробитое колесо. На светофоре с улицей Санникова ни машин, ни пешеходов. Толик начал притормаживать.

– Давай езжай! – рыкнул Пётр Валерьевич.

Толик послушно поддал газку. Зачем лишний раз злить босса?

Навстречу промчалась дорогая иномарка. Её динамики разрывались от музыки. За рулём сидел парень лет восемнадцати. Пётр Валерьевич с ужасом подумал, что и его сын ведь наверняка так же по-дурацки ведёт себя на дороге. Но эти мысли быстро забылись – их вытеснила Алла.

Светофор на Отрадной улице проскочили на зелёный сигнал. Толик вдавил педаль газа. Машина быстро набирала скорость.

– Давай-давай, – Пётр Валерьевич наклонился между сидений и посмотрел вперёд. – Езжай. Мне сегодня везде зелёный свет.

Когда стоп-линия находилась в ста метрах от капота, на светофоре загорелся жёлтый.

– Давай-давай! – почувствовал сомнения шофёра Пётр Валерьевич. – Проскочим.

Когда загорелся красный, они выехали на перекрёсток. Наперерез им тронулась серебристая иномарка. Депутат Мосгордумы предпринял попытку спрятаться за сиденье, но сильный удар кинул его грузное тело в лобовое стекло.

* * *

Костик увидел свет. Сжал пальцы в кулак и почувствовал, как вспотели ладони. Вдали маячила тонкая фигура. Она слегка пошевелилась, а затем растворилась в белоснежном сиянии. Костя попытался её позвать, но губы не слушались. Хотел последовать за ней и тоже не смог. Руки и ноги весили целую тонну. Костик глубоко вдохнул. Рядом что-то зашумело или засопело…

Костя распахнул глаза. Запоздало осознал, что не было никого света в конце тоннеля. Его голова попросту повёрнута к окну, сквозь еле-еле приоткрытые веки он видел ресницу, которая и показалась фигурой.

А сопел он сам. Костик выплюнул трубку. Во рту остался привкус пластмассы. Наклонился над краем постели, схватился за железный поручень и несколько раз сплюнул на пол, выложенный уродливой, коричнево-голубой, плиткой. Несколько мгновений размышлял, какого ляда у него в доме такая убогая плитка?! Затем ещё раз сплюнул, пытаясь избавиться от вкуса пластмассы во рту. На локтевом сгибе левой руки неприятно покалывало. Костик вновь откинулся на подушку и увидел, что туда вставлена игла катетера.

В этот момент он и понял, что находится в больнице. Вторая койка от окна. Всего насчитал восемь. На трёх, возле противоположной стены, кто-то лежал. Сладковатый запах разложения щекотал ноздри. Костик увидел, что его капельница пуста. Вырвал иглу, опасаясь, чтобы воздух не попал в кровь. Запоздало подумал, что он бы туда уже давно попал.

Несколько мгновений вспоминал, что вообще делает в больнице. Помнил, как сдал материал в конце рабочего дня. Попрощался с Николаем. Возле выхода придержал дверь доставщику воды. На парковке какой-то урод с самарскими номерами перегородил ему выезд, благо телефон под лобовым оставил.

А вот что было после, Костик не помнил. Так бывает после сильнейшей пьянки, когда очухиваешься в постели и не понимаешь, как туда попал.

Костя наклонился над краем, схватился за железный поручень, и ещё раз сплюнул тягучую слюну с привкусом пластмассы. Затем медленно сел. Его полностью раздели, простыня, которой был прикрыт, соскользнула на пол. На ногах виднелись следы от огромных синяков. На левом боку тоже различались остатки обширной гематомы.

В большое окно ярко светило солнце. Остролистный клён заглядывал сквозь закрытые стеклопакеты. На угловой койке Костик увидел смятые простыни и наручные часы, ремешок на которых будто кто-то перегрыз.

Костик запоздало подумал, что ведь ему, скорее всего, нельзя вставать. По крайней мере, в американских фильмах всегда забегала медсестра и укладывала больного обратно на кушетку.

К Костику никто не спешил. Только теперь он понял, что в больнице тишина. Посмотрел на соседей по палате. Рядом с ними стояли медицинские приборы, их погасшие табло покрывала пыль. На глаза попалась бледная рука, кожа на ней словно обвисла. Так не могло быть у живого человека. Костик обратил внимание, что и капельницы у всех пусты. Предчувствуя плохое, поднялся на ноги. В коленях громко хрустнуло. Ноги предательски задрожали. Чтобы сохранить равновесие он схватился за металлический поручень на боку кровати.

Теперь Костик понял, что за сладковато-приторный запах витал в палате. Он лежал вместе с покойниками. В глазах одного копошились черви, у другого «соседа» почернели щёки…

Костик, медленно и неуклюже переставляя ноги, зашаркал к выходу. Белая пластиковая дверь с доводчиком приближалась, как день зарплаты – медленнее медленного. Он специально не смотрел влево, на койки с трупами. Справа все простыни были сбиты, на тумбочках виднелись цветастые упаковки с печеньем, в банке без воды пылились давно засохшие цветы. Возле одной из постелей различались бурые пятна, словно кого-то рвало кровью.

Наконец Костик схватился за прохладную белую ручку и опустил её. Скрипнул доводчик. Из коридора дохнуло пылью. Костик поначалу выглянул. Слева окно, рядом видна лестница вниз. Справа коридор с закрытыми палатами, вдали тоже различалось окно.

И тишина. Ни звука, словно все вымерли.

– Э-э-эй! – протянул Костик.

Собственный голос прозвучал фальшиво, словно рояль в котором перепутали все струны.

– Эй, есть кто-нибудь! – увереннее произнёс он.

Вновь ответом стала тишина. Несколько мгновений Костик размышлял, стоит ли выходить в коридор голым. Затем отбросил всякие стеснения и сделал шаг. Идти без опоры не получалось. Щёлкнула закрывшаяся дверь.

Костя направился к лестнице. Ноги двигались с трудом, подниматься же вообще отказывались. С каждым шагом усталость наваливалась всё сильнее и сильнее. Схватившись за перила, он несколько минут простоял. Сердце колотилось в грудной клетке, как пойманная птица, бёдра болели, руки налились тяжестью, икры ныли. Сквозь грохот в ушах Костику послышались странные звуки с нижних этажей, но за достоверность он не ручался. Медленно, держась обеими руками за перила, преодолел один межлестничный пролёт. Снова пришлось стоять и отдыхать. Как-то странно вёл себя организм. Складывалось чувство, что он провалялся в отключке целую вечность.

Костик преодолел девять ступеней и оказался перед двойными пластиковыми дверьми, над которыми висела зелёная табличка «2 этаж». Следующие девять ступеней дались проще, словно ноги вспомнили, как ходить.

На первом этаже Костя увидел коридор, плавно перетекавший в просторный вестибюль. Рядом с дверьми, откуда он выглядывал, лежал перевёрнутый реанимационный стол-каталка. Возле одного из кресел стояла синяя спортивная сумка. Неприятно пахло чем-то химическим.

Костя, опираясь на зелёную стену, направился к сумке. Почему-то она казалась ему той вещью, рядом с которой обязательно должен находиться человек. Слева, за белой пластиковой дверью, грюкнуло. Костик замер. Сердце колотилось в груди, набатом отдавало в уши. На мгновение он даже засомневался в собственном слухе. Звук повторился, но теперь отчётливее. Затем что-то стеклянное покатилось, позвякивая краями.

– Эй, есть здесь кто? – полушёпотом произнёс Костя.

Ему мигом вспомнились все голливудские ужастики, которыми он одно время увлекался. Несколько мгновений он был уверен, что за белой пластиковой дверью притаился зомби с оборванными щеками и безумным взглядом. Он там застрял, так как не может надавить ручку. Тыкаясь от стены к стене, сбил что-то с полок…

Взгляд Костика уцепился за белую дверь. На ней вовсе нет ручки. Только врезной замок. Он почувствовал, как похолодели ноги. Вот-вот дверь раскроется и оттуда выпрыгнет какая-нибудь тварь.

Время шло, а ничего не происходило. Костик немного успокоился и понял, что чуть не испугался собственной тени. Наверняка всему произошедшему есть более правдивое объяснение, нежели вирус зомби, выкосивший человечество.

Костик кое-как доплёлся к вестибюлю. За регистрационной стойкой обнаружил белый халат с бейджем «Храмова Елена», женские туфли и два разряженных мобильника. Несколько стационарных телефонов ответили тишиной, сколько Костя ни жал на их рычажки.

Вот теперь ему стало по-настоящему страшно. Редактор покосился на дверь, за которой слышал погрюкивание. Затем подхватил халат и выбежал на улицу. Солнце приятно грело кожу. Свежий воздух опьянил. Он казался настолько чистым и первозданным, будто Костик каким-то чудом переместился в горы. Сильно пахло хвоей. Возле входа росла голубая ель, её аромат наполнял лёгкие. Не могло быть такого воздуха в загаженной Москве.

Костик натянул халат. Тот оказался маленьким и чуть не порвался на спине. Но основную свою функцию – прикрытие срама – всё же выполнил. Костя застегнул нижние пуговицы, верхние не сходились. Оглянулся, не гонится ли за ним выбравшийся мертвец. Вестибюль пустовал. Лишь у кресла одиноко стояла синяя спортивная сумка.

От входа дорога уводила к воротам, перекрытым бело-красным шлагбаумом. Дверь в металлическую будку охранников настежь распахнута, во мраке виднелся стол и маленький телевизор.

В двух местах дорогу перегораживали жёлтые бетонные блоки с красными полосками. Простой, как кирпич, и надёжный, как смерть, способ обезопасить территорию от бестолковых лихачей. Возле одного из блоков валялась женская сумка и детская зелёная бейсболка. Вдали каркала ворона, изредка ей отвечала товарка.

Костик спустился по низким ступеням. Обернулся на дверь и увидел, как в вестибюле от стены к стене мелькнула тень. Костя, напрягая последние силы, зашагал к выходу с территории больницы. В глазах поплыло, будто выпил бутылку водки. Ноги налились тяжестью. Когда проходил мимо первого бетонного блока, возникло непреодолимое желание сесть и отдохнуть. Костик оглянулся на двери больницы. Никого. Тогда он опустил пятую точку на холодный бетон и почувствовал, как в ногах разлилась приятная истома. При солнечном свете ноги выглядели худыми и будто чужими. Костя потянулся к валявшейся женской сумочке. Боковым зрением увидел движение. Повернувшись, заметил, что из окна первого этажа выпрыгнул голый человек. По дорожке вдоль стены, он припустил к углу здания. Его сильное и загорелое тело несколько раз мелькнуло между разросшихся и неухоженных бело-розовых кустов спиреи. Добравшись к углу, чумазый мужчина с отросшими чёрными волосами бросил быстрый взгляд на Костика и скрылся.

Костя замер с открытым ртом – боялся поверить в то, что видел.

– Да я сплю! – непроизвольно вырвалось у него.

Он больно себя ущипнул – вроде так всегда проверяют состояние бодрствования. Где-то далеко-далеко залаяла собака. Этот одинокий звук в некогда шумной Москве вывел Костю из ступора. Щемящая тоска уцепилась за сердце. Захотелось взыть от отчаяния. Это в фильмах хорошо смотреть, как главный герой выжил после апокалипсиса и сражается за собственную жизнь. А когда сам оказываешься в подобной ситуации, сражаться не хочется. Костик чувствовал дикую усталость, словно осилил марафонский забег. Обернулся и посмотрел на угол здания, где скрылся обнажённый человек. Затем потянулся к сумке и поднял её. Внутри звякнуло. Костя расстегнул молнию и обнаружил две крохотные бутылочки с надписями на французском. Наверняка кто-то нёс дорогое иностранное лекарство для своего родственника. Нёс, да не донёс… Костик задержал взгляд на детской зелёной бейсболке. Что же могло произойти с Москвой?

Он надеялся, что какое-нибудь ЧП случилось только в Москве. Скоро приедут спасатели и наведут порядок. Его определят в другую больницу… Эти мысли показались детскими и несерьёзными. Какое ЧП могло произойти в Москве, чтобы по улице бегал обнажённый мужчина?

Костик обернулся, отчего-то показалось, что к нему подкрадывается тварь с клешнями и парой щупалец, готовая растерзать и сожрать хрупкое человеческое тело.

Но в округе, естественно, никого. Он наклонился и высыпал содержимое сумочки на асфальт. Обнаружил разряженный мобильник, тонну косметики, зажигалку, перцовый баллончик, какие-то бумажки, скрепки, паспорт.

Собака смолкла. Вновь на Москву навалилась тягостная и липкая тишина. Костик отбросил сумку. Усталость сковала мышцы. Губы пересохли. Медленно поднявшись на ноги, посмотрел на будку охранников. Стальная дверь, маленькое зарешёченное окошко. Внутри виднелась кушетка, застеленная серым клетчатым одеялом. Костик из последних сил направился к будке. Слева за высоким чёрным забором стояли автомобили. У одного из них, дорогого джипа, спущено колесо. У другого распахнута водительская дверь.

Лёгкий ветерок донёс запах гари. Снова залаяла собака, но теперь отрывисто и надсадно. Через минуту она вновь умолкла. За это время Костик доковылял к будке охранников. Выглянул на проезжую часть. С каждой минутой самые худшие опасения об уничтожении человечества подтверждались. Напротив – красный глухой забор. На обочине много припаркованных машин. Ни одна из них не тронута, словно и не осталось после случившейся трагедии мародёров. Несколько автомобилей брошены посреди проезжей части. Их двери распахнуты, у одного выбито пассажирское стекло. Костик вышел на тротуар. Влево уходила широкая улица. На ней застыл белый микроавтобус.

Костик вернулся к будке охранников. Для начала осторожно заглянул. Никого, а на слое пыли виднелись следы кошачьих лап. Костя вошёл и закрыл дверь, немного подумал и задвинул массивный засов. Заглянул под стол, затем в ящик, посмотрел за спинку кушетки и, наконец, нашёл. Бутылка покрылась пылью, вода завонялась, но Костик всё равно выпил её до последней капли. Он чувствовал, как жидкость прошла по пищеводу, добралась к желудку и тот призывно заурчал. Костик поставил бутылку на стол. Навалилась усталость, в икрах начало покалывать, нестерпимо захотелось присесть. Костя опустился на кушетку. Затем прилёг. Колючее одеяло пахло пылью, но кушетка казалась такой мягкой…

* * *

Костя проснулся от странного шороха. Он лежал на кушетке точно в той же позе, только за маленьким зарешёченным окном уже ночь. В свете луны мелькнула тень. Вновь донёсся тихий шорох. Костик вытащил из-под груди затёкшую руку. Пошевелил пальцами, затем кистью, разгоняя кровь. По венам пробежали колики.

Под окном зашуршало с такой интенсивностью, будто кто-то рвал пакет. Костик медленно поднялся. Едва слышно скрипнули пружины. Этого звука оказалось достаточно, чтобы невидимый шуршун замолчал. Костя замер, прислушиваясь. Несколько мгновений стояла тишина. Затем окошко перегородил силуэт. Вскоре Костик различил длинные волосы, блеск глаз и с удивлением понял, что на него смотрит молодая женщина. В её зубах он различил окровавленную тушку крысы. Видимо и женщина разглядела закрывшегося в будке человека. Она резво нырнула под шлагбаум и, шлёпая босыми ногами, понеслась вдоль забора. Костик подскочил к окну, пытаясь рассмотреть ещё что-нибудь. Возникло желание выйти на улицу, но он его тут же отмёл. Сюрреализм происходящего вызывал острое чувство абсолютного бреда. Костик не верил в увиденное. Ещё раз себя ущипнул. Теперь ногтями. На коже осталась кровавая отметина.

Издалека донёсся протяжный вой, постепенно превратившийся в рык. Костя мог поклясться, что эти звуки издавало человеческое горло. От усталости, сковавшей мышцы, хотелось и самому завыть. Он опустился на кушетку и закрыл лицо руками.

– Не может этого быть! – пробормотал он. – Не может! Я в аду! Или… или… – не мог придумать он.

На ад окружающая Москва мало походила. Тишину разорвал резкий хлопок. Послышался звон разбившегося стекла. Где-то неподалёку стреляли, но идти туда Костику отчего-то не хотелось. Да и чувствовал, что всё равно не доберётся. Тело изнывало от физических нагрузок, которым он его подверг. Костя снова лёг на кушетку, уткнулся лицом в пыльное одеяло. Мышцы казались сделанными из бумаги. Ещё хоть чуточку напряги и разорвутся. Внезапно осознал, что у него появилось новое чувство – голод. В памяти всплыло лицо женщины и зажатая в зубах окровавленная крыса…

Вдруг женщина шарахнулась от окошка. Вскоре дверь раскрылась и она вошла в будку охранников. Костик лежал на кушетке и понимал, что это сон. Женщина лёгким движением переломила крысу на две части и протянула заднюю. Он с отвращением принял угощение, кишки выпали на ладонь, кровь стекала на пол. В тот же миг Костик понял, что женщина дала сочный кусок шашлыка из свинины, а на пол капает жир. Он вгрызся в кусок. Увидел, что женщина улыбается. Мимолётно подумал, что она красива. Может это её бэйдж «Храмова Елена»? В ту же секунду стало стыдно, что он перед ней в таком наряде. Попытался засунуть голые и волосатые ноги под кушетку. Женщина шире улыбнулась, а потом странно зарычала. Костик смотрел на визитёршу и не мог понять, как она умудряется издавать такие неестественные для человеческого речевого аппарата звуки.

Костик распахнул глаза. Через окошко падали первые утренние лучи. Рычание действительно имело место, только издавала его не девушка из сна, а самый обычный двигатель, который мог стоять на любом грузовике. Звук приближался.

Костя хотел вскочить, но обессиленное тело противилось. На губах остался быстроисчезающий привкус шашлыка из сна. С трудом получилось приподняться на руках и выглянуть в окошко. На улице по-прежнему стояли брошенные машины. Звук двигателя приближался. Костик понимал, что надо выйти из будки охранников на дорогу. Попытался встать на ноги, но те ответили болью в икрах и бёдрах, словно накануне он пробежал сорок километров. Руки висели плетьми. Костик не мог заставить себя сделать волевой рывок и подняться. Хотелось лечь на пропитавшееся пылью серое покрывало, закрыть глаза и обо всём забыть.

А ещё хотелось шашлыка. Костик облизал пересохшим языком губы, но привкус уже пропал. Превозмогая себя, поднялся на ноги. Сразу же пришлось опереться на стол. Колени тряслись. Костик понимал, что, скорее всего, это его последний шанс выжить. Почему-то был уверен: люди, передвигавшиеся на грузовике, помогут. О том, что это могут быть маргинальные элементы, постарался даже не вспоминать. Ему уже стало без разницы. Его или убьют, или он попросту сгниёт в этой каморке охранников.

Звук мотора приблизился, уже отчётливо различался его надсадный рык, когда водитель нажимал гашетку. Костик подошёл к двери, потянул массивный засов. Он точно помнил, что вчера с лёгкость его закрыл. Сегодня же это примитивное устройство показалось таким тяжёлым, словно весило с десяток килограмм. Кое-как Костик справился с дверью. Утренняя свежесть московского воздуха опьянила. Пахло мокрым асфальтом – ночью прошёл небольшой дождик. Рык двигателя раздавался уже совсем рядом. Костик опёрся на ребристую металлическую стену домика охранников. Он видел отрезок дороги. Понимал, что надо нырнуть под шлагбаум и выйти на проезжую часть, но чувствовал, что не сможет этого сделать. Ему казалось, что стоит потерять опору, как сразу завалится на мокрый асфальт и уже никогда не встанет.

К шлагбауму подъехал покрашенный в серый цвет вездеход «Урал». Вдоль его укреплённого кунга шла синяя полоса с белой надписью «ОМОН». Грузовик немного притормозил, а после с сочным хрустом сломал красно-белый шлагбаум. Костик хотел что-нибудь крикнуть, взмахнул рукой, но не удержался и грохнулся на асфальт, прямо под колёса автомобиля. Больно ударился лбом, свёз левую ладонь и оба колена. Увидел, что к голове приближалось большое колесо. Костик наблюдал за мелькавшим рисунком протектора и думал, что ещё мгновение, и эта резиновая громадина наедет ему на череп, размажет мозг по мокрому после дождя асфальту. У него настолько не осталось сил, что он даже бояться уже не мог.