Полная версия
Сердце Эрии
Шеонна зло скомкала уже изрядно потрепанную карту. Шейн сокрушенно выдохнул и отвернулся, окинув взглядом долину, затопленную тенями.
– Для начала давайте отдохнем и выспимся, а завтра решим, как действовать, – примирительно предложил он.
Мы разбили лагерь в низине у подножия холма, откуда не было видно утопавших во мраке руин, но в поле зрения оставался один из монолитов. Его присутствие одновременно пугало и успокаивало: казалось, если не выпускать каменного стража из виду, то никакие опасности, таящиеся в мертвом городе, не сумеют подкрасться к нам со спины.
Поужинали мы в напряженной тишине, после чего Шеонна вытянулась на тонкой шкурке и сладко засопела, положив голову на дорожный мешок. Ко мне же сон приходил позже всех.
Солнце уже давно скрылось за горизонтом, уступив место жемчужной россыпи звезд, но пойманный пару часов назад в трещины монолита закатный рыже-алый свет продолжал сиять в ночи. Я не могла отвести от него взгляд, и чем дольше буравила взглядом камень, тем ослепительнее становилось свечение и сильнее сдавливал горло страх.
– Алесса, – вырвал меня из задумчивости Шейн. Он сел рядом, прижавшись к плечу, и внимательно всмотрелся в мое лицо. – Хватит сверлить его взглядом. Этот валун не сдвинется с места, если ты уснешь.
– Ты уверен? – с сомнением спросила я.
Губы Шейна дрогнули в легкой улыбке, в свете костра показавшейся мне нежной.
– Да, – заверил он и слегка толкнул меня плечом. – Ложись спать, через пару часов тебе дежурить. А я пока сам послежу за твоим камнем.
– Спасибо.
Я последовала примеру Шеонны, вытянулась на шкурке, повернувшись спиной к огню, крепко обняла Эспера и закрыла глаза в попытке подманить к себе сон. Как и в предыдущие ночи, я засыпала с колкой надеждой в сердце: на рассвете наш нескончаемый путь вновь продолжится, и мы пройдем его до конца. Если только завтра не встретим этот самый конец в Джарэме…
Жизнь вернется на городские улицы лишь с приходом сумерек и принесенной ими прохлады. Сейчас же Джарэм опустел и тонул в сонной тишине.
Солнце раскалило темно-голубые крыши – если прислушаться, можно было услышать, как болезненно трещит черепица, – и обожгло листья деревьев, пытавшихся заслонить густыми кронами окна, за которыми искали спасения изнемогающие от жары люди. Горячий ветер гонял пыль по мостовой и трепал цветастые полотнища, натянутые над дорогой между узкими арками. Двери торговых лавок были распахнуты, и доносящееся из них жужжание эфира, вращавшего лопасти напольных ветродуев, соревновалось со скрипом деревянных вывесок.
Но даже ветродуи – недавнее изобретение столичных ученых – оказались бессильны перед летним зноем и духотой, что высасывала последний воздух из легких и осушала горло до хрипоты. Поэтому, несмотря на чудо инженерной мысли, некоторые торговцы предпочитали проводить время на улице. Они выставляли лотки у порога и прятались в тени в ожидании какого-нибудь бодрствующего горожанина – такого, как я.
Я не смогла устоять перед сладкоголосыми призывами краснощекого пекаря и ароматом миндаля. Купила несколько мягких, липких от карамели булочек для себя и Иданн, поздоровалась с владельцем книжной лавки, читающим утреннюю газету на ступеньках, прошла еще немного вверх по дороге и остановилась напротив стеклянной витрины ателье.
Каждый раз, стоило оказаться на этой улице перед зданием, над порогом которого покачивалась овальная вывеска с белым альмом в корзинке с цветными клубками, мое сердце взволнованно трепетало, а ноги каменели, срастаясь с мостовой. Вот и сейчас, затаив дыхание от восторга, я замерла у витрины, чуть ли не вжимая вздернутый нос в стекло, и жадно разглядывала очередное творение Фринг на стройном манекене. Сегодня это было пышное алое платье, украшенное россыпью речного жемчуга и Слез Эрии, – облачение, достойное императорской дочери. Мне, стройной и высокой, оно бы тоже было в пору, но я никогда не мечтала носить подобные наряды.
Я мечтала их создавать. Воображала, как игла в моей руке творит произведения искусства, ничем не уступающие живописи.
Повернувшись к витрине спиной, я прикрыла глаза, подставив лицо горячему лучику света, нашедшему лазейку между навесами.
Остался всего год до того, как я окончу обучение и смогу попроситься в подмастерья к Фринг. Конечно, не такой судьбы желал для меня отец; не мастерицей он мечтал меня видеть. Но пока у родителей была Иданн, тяготеющая к магическому искусству, мне позволяли подобные вольности и оставляли право выбора.
Опомнившись, я огляделась в поисках сестры. Она уже убежала вперед.
– Иданн, подожди! – окликнула я.
Я нагнала ее у площади. Солнце накалило брусчатку так, что фонтан и окружающие дома расплывались в мареве жара. Выходить из тени не хотелось, но Иданн уже взбежала по лестнице храма и призывно махала рукой. Обреченно вздохнув, я накрыла голову платком и поспешила за ней.
Храм Ольма и Саит возвышался над восточной частью города полузабытым осколком истории, о котором разве что едва упомянут на экскурсии учителя, ведя мимо стайку гогочущей ребятни. Люди больше не приходили в храм за помощью, не приносили даров – никто не нуждался в милости тех, кто предал и оказался слаб, – и не заглядывали из праздного любопытства. По его ступеням поднимались лишь те, кто не боялся косых взглядов и едких смешков, кто все еще по-детски верил в чудеса, – такие, как Иданн.
Сестра уже скрылась под высокими сводами, а я замерла на пороге, борясь с неприязнью.
В жаровнях давно не разжигали огонь, и из храма тянуло затхлой сыростью. Величественные фигуры Ольма и Саит высились до потолка, их кожистые крылья смыкались высоко над головой, образуя часть купола. Сквозь вторую его половину – из разноцветного стекла – проникал свет, отбрасывая пестрые отблески на потрескавшийся каменный пол.
Иданн считала, что боги никогда не бросали нас, что они бы не ушли по своей воле.
– Они ослаблены и потеряны. И они ждут нашей помощи, как ждет ее Эрия, – постоянно твердила сестра.
Но я никогда не верила в богов. Ни в Саит, что приходит за душами мертвых, ни в Эсмеру, что дремлет в Ксаафанийских болотах, ни в Эрию и уж тем более в Ольма. Легенды описывали его как сумасбродного и непостоянного владыку – балагура и проказника, благословлявшего лишь тех, кто не боялся бросить ему вызов или сумел развеселить. Говорят, что у Ольма было большое сердце, но оно было полностью отдано Эрии. А его дети не удостоились даже малых крох этой любви.
И в такого бога Иданн предлагала мне верить?
Сестра опустилась на колени, коснувшись лбом большого пальца Ольма, а я как можно громче фыркнула. Стены пустого храма подхватили мое недовольство и эхом разнесли его по углам, но Иданн не отреагировала.
Я уже собиралась уйти, но…
Сердце пропустило глухой удар, а следом за этим воздух над городом сотрясся от чудовищного взрыва. Черный столб дыма взметнулся к небу с того места, где прежде стоял императорский дворец, и заслонил солнце.
В мгновение ока этот дым, словно выпущенная на волю бездна, окутал Джарэм. Густое вязкое облако стремительно растекалось по улицам, наползало на крыши домов, будто слизняк на камни. В его непроглядном мраке грохотал дробящийся в пыль кирпич, ломались и трещали, как кости, деревянные стропила, кричали от боли люди, но их голоса обрывались в булькающем стоне. Я не могла оторвать глаз от клубящейся массы, приближающейся к храму. Перед ней, спасаясь, бежали люди, но опередить Тьму смогли лишь пыль и едкий запах крови.
Я попятилась.
За спиной раздался удар – черный туман врезался в стену, сотряс, казалось, нерушимое здание, налип на стеклянный купол, и под его весом мозаика треснула и посыпалась на пол градом стекла.
– Иданн! – взвизгнула я.
Ответом мне был отчаянный предсмертный крик:
– Алесса!
– Алесса, – вновь раздался голос. Тише и настороженнее.
Грохот и крики резко оборвались.
Я изумленно моргнула.
Черный дым растаял в предрассветном мареве. Теперь он казался лишь ночным кошмаром, который Джарэм, однако, уже не сумеет забыть поутру: там, где однажды ядовитые языки Тьмы коснулись улиц, разверзлись глубокие котловины, в низинах плавал молочно-сизый туман, а вокруг площади щербатыми клыками скалились остовы разрушенных зданий. Храм тоже не выдержал напора Тьмы и времени: в стенах зияли огромные дыры, потолок обрушился, двери давно сгнили, а темнеющий проем напоминал распахнутый в крике рот. Оттуда доносился заунывный вой сквозняка, гуляющего среди камней, покрытых слоем земли и заросших бурьяном. Лежащая у входа голова Ольма скорбно взирала на меня из-под полуприкрытых каменных век.
– Алесса, – вновь позвал Шейн.
Он замер на нижней ступеньке храма, встревоженно всматриваясь в мое лицо.
– Не понимаю… – тихо пролепетала я.
Последнее, что всплывало в памяти: Шейн разбудил меня на ночное дежурство, я сидела у костра, подбрасывая хворост в норовившее погаснуть пламя. А потом…
– Мне снилось, что я жила в Джарэме и у меня была сестра…
Я потрясла головой, сбрасывая последние клочья морока, будто налипшую паутину, и удивленно оглядела разрушенную площадь.
– Снилось ли? – настороженно подала голос Шеонна.
Она стояла позади Шейна, и только теперь я увидела в ее руках прижатую к груди серую сумку, из которой выглядывал рыжий хвост.
Эспер.
Пальцы заледенели от страха.
Как я могла оставить тамиру одного? Что заставило меня забыть о нем и прийти в мертвый город?
– Сейчас это не важно, – попытался успокоить нас Шейн и нетерпеливо протянул руку. – Спускайся, Алесса. Разберемся с произошедшим, когда вернемся в лагерь.
Я шагнула навстречу. Что-то тихо хлюпнуло под ногой, я успела заметить лишь, как черный, липкий, словно пиявка, сгусток скатился с моего ботинка и исчез среди расколотых плит. А затем земля загудела.
Лицо Шейна побледнело, сравнявшись в серости с туманом, повисшим над площадью. Испуганные взгляды друзей устремились сквозь меня, и я замерла, будто заяц перед змеей.
Руины за спиной пробуждались от векового сна. Земля исходила мелкой дрожью. Осыпаясь, звенели стекла и скрежетал камень.
Первородный страх затопил меня с головой и зажал сердце в стальных тисках. Дыхание сперло. Каждая клеточка тела отчаянно вопила: «Беги!» Но, вопреки рассудку, осознавая, что совершаю ошибку, о которой совсем скоро пожалею, я медленно обернулась и едва не задохнулась от ужаса.
То, что в полумраке я приняла за груду камней в центре храма, неспешно вставало, обретая четкие пугающие очертания. С земли поднималось исполинское чудовище; с всклокоченной с проплешинами шкуры опадала налипшая за годы сна земля и каменная крошка. Каждое его движение сопровождал металлический скрежет. Где-то в грудной клетке шипели поршни, перекачивающие ядовито-зеленую жидкость в стеклянные колбы, гребнем торчащие из позвоночника.
Скрип поршня. Жидкость наполнила до предела одну из колб, существо вскинуло голову, и его ветвистые рога, казалось, оцарапали перистые облака, медленно наливающиеся кровью в предрассветных сумерках. Золотой луч упал на его морду, и к моему горлу подступила тошнота: кожа зверя прогнила, как заплесневелый пергамент, клочьями сползла с пасти, обнажив кости и острые клыки. В груди зияла огромная дыра, открывая вид на серые ребра и переплетение стеклянных трубок вместо сердца.
Еще один скрип, еще одна наполненная колба – и массивная лапа тяжело опустилась на землю, так что задрожали руины храма. Острые когти заскребли по каменному полу, вспарывая его до земли. В образовавшихся разломах что-то неприятно хлюпнуло.
Третья колба. Существо неуклюже подалось вперед, задело плечом остатки фасадной стены, сбив несколько камней. Раскалываясь, кирпичи покатились по лестнице.
Биение моего дрожащего в страхе сердца вторило глухим ударам осколков о ступени, и весь мир мгновенно сузился до этого звука. Последний камень упал на поросшую мхом брусчатку, и зверь резко повернул голову, выпустив из носа – точнее, из того, что от него осталось, – едкие облачка пара. В этот самый момент Шейн схватил меня за руку, больно выкрутив запястье, и потянул вниз.
Шеонна уже мчалась впереди, и мы не отставали.
На удивление монстр не шелохнулся. Но моя радость продлилась недолго, и ее место совсем быстро занял уже привычный, леденящий душу страх: мы были мышами, загнанными в ловушку, с которыми играл матерый кот. Нам позволили попытаться сбежать. Но разве была у нас надежда на успех?
Я бежала за Шейном, огибая разросшиеся колючие кустарники и замшелые камни. Под ботинками хрустела земля, усыпанная то ли гравием, то ли костями, – я упорно гнала прочь мысли об этом и не позволяла себе опустить взгляд.
Шеонна резко свернула за очередной наполовину разрушенной стеной, и мы вылетели на широкую дорогу, поросшую мягким ковром клевера. Но не успели мы достичь конца улицы, как раздался оглушительный грохот, и градом посыпались остатки одного из домов.
Я взвизгнула и согнулась, прикрыв голову руками. Каменная крошка болезненно жалила незащищенную кожу. Шеонна отпрянула, чудом увернувшись от крупных обломков, – жгучие языки пламени лизнули траву под ее ногами, но тут же погасли, оставив после себя выжженное пятно, – и, не мешкая ни секунды, нырнула в ближайший переулок. Шейн крепко сжал мое запястье и потянул в противоположную сторону.
В облаке поднявшейся пыли чернела тень монстра и раздавалось уже знакомое шипение поршней.
Мы перебежали улицу и спрятались за полуразрушенной стеной, вжавшись спинами в холодный, крошащийся от прикосновения кирпич.
Воцарилась напряженная тишина, прерываемая лишь шелестом мелких камней и песка, осыпающихся с потревоженных руин. Я осторожно выглянула из укрытия. Зверь стоял посреди улицы и неспешно водил головой из стороны в сторону.
В этот момент я поняла: монстр слеп. Если бы его глаза не сгнили вместе с плотью на морде, то мы бы погибли еще на той самой лестнице у храма. Я жестом сообщила Шейну о своей догадке, он кивнул в ответ.
Стараясь не издавать ни звука, мы поползли к обломкам соседнего строения.
Неожиданно моей ладони коснулось что-то влажное и омерзительно склизкое. Я резко отдернула руку от земли: вокруг покрытых тонкими кровоточащими царапинами пальцев обвился невесомый черный сгусток, и там, где он касался кожи, она стремительно немела. Шейн накрыл шершавой ладонью мой рот ровно в тот момент, когда испуганный крик был готов сорваться с губ. Я лишь едва слышно пискнула – звук больше походил на икоту – и встряхнула рукой. Липкий клочок Тьмы отлетел в сторону, ударился о серый круглый камень, тот перекатился на бок, и из травы на меня осуждающе уставились пустые глазницы. Сдерживая вновь подобравшийся к горлу крик, я уткнулась лицом в рубашку Шейна, сминая в пальцах пыльную ткань, – исчезнувшая под листьями клевера Тьма оставила белый след на и без того бледной коже, которую теперь болезненно покалывало.
Не знаю, что нас выдало: шорох травы или шелест камня, скатившегося с насыпи, – но монстр вновь пришел в движение.
Заскрипел металл в его суставах, энергично зашипели поршни, и черная тень заслонила восходящее солнце.
Земля сотряслась, но я слишком поздно поняла, что причиной этому был мой страх. Шейн оттолкнул меня, и в этот момент древесный корень вспорол землю между нами, взметнулся вверх и врезался в стену. Каменные осколки дождем брызнули во все стороны. Я не успела прикрыть голову, и один из них ударил мне по лбу, распоров кожу над бровью.
Секунды, которые мы потеряли, едва не стоили нам жизни. Исполинская лапа зависла над головами. Шейн рывком поднял меня на ноги, и острые когти твари полоснули лишь землю.
Шейн крепче перехватил мою руку, выкручивая пальцы до хруста. Я заскрипела зубами и сосредоточила все свое внимание на боли, пытаясь забыть о страхе и удержать Силу за хлипкой дверью, лишенной петель, – Стихия могла обречь нас на смерть более жуткую, чем от клыков монстра.
Мы мчались, не разбирая дороги, прятались от зверя за каменными насыпями, скрывались под частично уцелевшими крышами и петляли по узким улицам. Чудовище спотыкалось о руины, врезалось в стены, грохот обрушений отвлекал его. Вскоре оно потеряло нас из виду, и мы позволили себе остановиться, жадно глотая воздух.
Незримая нить, связывающая меня с Эспером, натянулась и настойчиво толкала вперед. Я без труда определила, в какой стороне находится тамиру, и уверенно потащила Шейна за собой.
Мы нашли Шеонну в одном из чудом уцелевших домов: бушующая в Джарэме столетие назад Тьма лишь выбила окна и двери да проделала несколько мелких дыр в каменных стенах. Подруга в страхе забилась под лестницу в холле. Ее рубашка порвалась, на плече алел порез, тонкие струйки крови прочертили кривые дорожки до кончиков пальцев. Увидев нас, подруга радостно вскрикнула, но тут же закрыла рот ладонями.
Мы замерли.
Зверь ничего не услышал.
Шейн порывисто обнял сестру, погладив ее по волосам, а я наконец забрала Эспера. Надежно закрепив сумку на груди, я обрела толику безмятежности в этом полном ужасов городе. Присутствие тамиру успокаивало, как теплое прикосновение золотистого солнечного лучика, что проникал в брешь в стене дома и разгонял тьму. Лучика, свет которого омрачала Тень, поселившаяся в душе.
Переведя дух, мы покинули убежище. Оставаться надолго и проверять прочность стен было опасно: если зверь, рыскающий по руинам, вновь нападет на наш след, то кирпичное здание сложится под его лапой подобно карточному домику и станет нашей могилой.
Улицы Джарэма, или то, что от них оставили Тьма и время, превратились в нескончаемый лабиринт, из которого не было выхода. Мы блуждали по проулкам, неожиданно сужающимся так, что было сложно протиснуться даже в одиночку, утыкались в тупики, образованные обвалами, и осторожно прокрадывались мимо котловин, в которых все еще плавал туман: неизвестно, скрывалась ли под ним мягкая земля, покрытая травяным пологом, или ощерившиеся, как колья, камни. А ветвистые рога зверя тем временем медленно плыли над обвалившимися крышами, разрастаясь на фоне неба. Монстр приближался.
Мы миновали очередной завал, пролезли под опасно накренившейся колонной – от падения ее удерживало лишь соседнее здание – и вышли на просторную улицу. Впереди высилась мощная стена, казалось неприступная даже для зверя и манившая в свои объятия обещаниями защиты.
Как выяснилось позже, обещания ее были фальшивы.
Мы по очереди протиснулись в узкий, незаметный издали разлом. Я шла первая, поэтому раньше друзей столкнулась с кошмаром, который скрывала стена. И оцепенела, до боли в пальцах сжимая ремень сумки, словно якорь, удерживающий в бушующем море отчаяния.
Тычок в спину мгновенно привел меня в чувство. Шеонна, пыхтя, выбралась из разлома и выглянула из-за моего плеча.
– Что это такое? – обессиленно прошептала она.
– Нужно убираться, – еще тише ответила я.
Мы одновременно развернулись, но Шейн преградил путь, в предостерегающем жесте приложив палец к губам.
Земля мелко дрожала: зверь подобрался слишком близко. Жадно втягивая воздух, он рыскал за стеной. А потом неожиданно возвысился над ней на половину своей туши, вонзив смертоносные когти в зубцы, и медленно повел головой. Из частично разложившихся ноздрей вырывались едкие облачка пара, когда существо шумно выдыхало и вновь набирало полную грудь воздуха.
Зверь гулко клацнул зубами. Когти заскребли по стене. С нее посыпались мелкие камни, но мы не смели пошевелиться и даже дышать. Застыв, я закрыла глаза и обняла Эспера что было сил.
Нам оставалось лишь одно: надеяться, что легкие зверя сгнили точно так же, как и глаза. Монстр вновь потянул носом, но потом неожиданно оттолкнулся от стены и грузно опустился на лапы.
Пути назад не было: впереди поджидали жаждущие крови клыки и когти, а за спиной – пропасть, полная голодной Тьмы.
Возможно, когда-то эти стены охраняли императорский дворец, но он уже давно обратился в пыль, а ветер развеял ее над Разломом. Теперь посреди круглой площади зияла глубокая котловина, на дне которой вязко колыхалась черная слизь.
То, что убило Джарэм, все еще жило в его руинах.
Оно завернулось в кокон – он беззвучно пульсировал над кратером в сплетении склизких черных нитей, будто паук, поджидающий любопытную муху в центре паутины.
Шейн указал на противоположную сторону, где приветливо распахнули свои массивные створки ржавые ворота. И первым решительно шагнул вперед, огибая по узкому краю котловину – все, что осталось от площади, выложенной мраморными плитами.
Я медленно брела следом, не отрывая взгляда от земли, выискивая свободные клочки, еще не захваченные скользкими, похожими на пиявок комьями Тьмы, которых с каждым шагом становилось все больше, – они облепили даже стену. Моя рука еще зудела от прикосновения к одному из них, и мне не хотелось повторять этот опыт.
До ворот оставалось всего ничего, когда Шеонна настороженно замедлила шаг. Я проследила за ее взглядом, прикованным к котловине, и по спине пробежал холодок: из ямы поднимался густой черный дым, будто слизь на дне кратера неожиданно и совершенно беззвучно вскипела.
– Это плохо, да? – обреченно спросила подруга.
В моей памяти ожил недавний сон, заманивший меня в руины на съедение монстру: в ушах вновь зазвенели крики и захрустели кости. Я испуганно попятилась. Плиты под ногами пошли трещинами, и из открывшихся ран полезли змеевидные корни.
– Бежим! – скомандовала я и опрометью бросилась под арочные своды ворот.
Грохот не заставил себя ждать: камень трещал, земля тряслась и норовила выскользнуть из-под ног. Непонятно было, гнался ли за нами зверь, черный дым, разъяренная нашим с Шеонной страхом Стихия или все они разом.
На удивление ровная дорога скоро оборвалась у края поля, усыпанного белыми цветками, а впереди чернела спасительная полоса леса. Огибая редкие ложбины, мы кинулись к ней.
Я уже поравнялась с одним из монолитов, когда земля гневно содрогнулась, вздыбилась под ногами и отбросила меня в сторону. Рефлекторно закрыв Эспера руками, я грузно рухнула на твердый дерн. Сжавшись и крепко зажмурив глаза, я уже приготовилась распрощаться с жизнью, но нагнавшая меня Шеонна подхватила под локоть и помогла сесть.
В нескольких шагах от нас черный дым врезался в зачарованную преграду, возведенную между монолитами, и плескался за незримой стеной, словно вода в стеклянной чаше.
Мы были в безопасности.
Шеонна испустила протяжный вздох облегчения и обессиленно осела на землю. Рядом, согнувшись, стоял Шейн. Его грудь тяжело вздымалась, на раскрасневшемся лице выступила испарина, волосы прилипли к мокрому лбу. Одной рукой он упирался в колено, а второй зажимал вновь открывшуюся из-за бега рану – рубашка покрылась алыми пятнами, а под ладонью друга теплился исцеляющий свет.
– Если хоть один из этих камней упадет… – отдышавшись, пробормотала Шеонна.
По спине пробежали мурашки. Подруга не договорила, но я и без того в красках представила, что ждет Дархэльм, если Тьма, заточенная в мертвом городе, обретет свободу: люди лицом к лицу столкнутся с чудовищным злом, которое сами же спрятали в ненадежную коробку и о котором предпочли забыть.
Вдали на фоне руин вырос исполинский силуэт монстра. Зверь медленно плелся по дороге, водя слепой мордой по сторонам. И теперь, когда нас разделила зачарованная стена, я ощутила неподдельную жалость. Кем бы прежде ни был этот зверь, он не заслужил подобного существования: вечного заключения в бессмертном, медленно разлагающемся теле.
– Кто сотворил с ним такое? – ужаснулась я. – Зачем?
Никто не ответил.
Черный дым не спешил отступать. Вязкие лапы ощупывали невидимый барьер, льнули к монолитам, изучая каждый дюйм холодного камня. Тьма жаждала рассказать еще одну из тысячи своих историй, вновь заманить нас в объятия и утолить вековой голод своего стража.
Тонкая струйка дыма протиснулась сквозь трещину у основания одного из монолитов, стекла на землю и лениво зазмеилась по траве.
Я пискнула, попыталась вскочить, но ослабшее от усталости тело подвело, и мне осталось лишь обреченно отползать. Шейн рывком поставил меня на ноги, и, не сговариваясь, мы втроем из последних сил кинулись в лес.
Горло и легкие жгло огнем, мышцы немели от боли и изнеможения, но мы не останавливались до тех пор, пока полуденное солнце не коснулось пышных кучерявых крон и мы наконец не убедились, что Тьма больше не следует за нами по пятам.
– Ну, по крайней мере, мы сократили путь, – попыталась пошутить Шеонна, когда мы обессиленно рухнули у корней ветвистого старого дуба.