Провал «миссии бин», или Записи-ком Вальтера

И так изо дня в день, все пять лет.

* * *

Островную ягоду ели не только столчённой в пюре, но и так. Хлопцы сбегают на Дальнее поле, накопают, мужиков угостят, жуют на нарах и рассказывают, с каким удовольствием съели бы сейчас ход-дог или гамбургер из кораллов цвета и запаха булочки, говядины, майонеза и кетчупа. Я лежал в своём председательском закутке за занавеской, слушал и слюни глотал.

Не знал я, чем всё обернётся, старожилы знали, Силыч молчал, гад! У нас зубы выросли на треть, и подвернулись, образовав щербины. Хрящи ушей набухли, а мочки «серьгами» повисли. Как у Когана, Силыча, Камсы, Хлеба, Чонки, Селезня, Мелеха и Крынки. Пузо Красное – исключение, оскомину ел только, когда с голоду начинал пухнуть, у него на островную ягоду аллергия: живот, и без того всегда красный, красной сыпью покрывался.

Начали себя не узнавать, я укрепился в своём подозрении винить во всем Силыча. Странности нас преследовали сразу после похорон дяди, его солдат и крестьян Отрадного. Не без оснований я считал, что напасти провоцировал кладовщик. Расскажу о том, но прежде об острове Бабешка.

* * *

Дружбы завести с островитянами из других двух деревень Мироное и Быково никак не удавалось. Я с жителями Мирного впервые увиделся поздней зимой, когда пришёл со своими в деревню за дарственным жмыхом. С жителями Быково вообще ни одного контакта не было. Невзлюбить нас было за что: всё же мы, хоть и защищались в стычке с прусским взводом, по факту виновники гибели солдат и поселян-отрадновцев.

Появление на острове Бабешка государства Пруссия – я знал, дело тёмное.

Когда после Хрона в Антарктиде создавались марсианские военные базы «Твердыня» (она же «Крепость». Русь), «Форт» (Америка) и «Рабат» (Аладда) – объединились в «Альянс ЗемМария» – Русь застолбила остров посреди Тихого океана. Откуда он появился, никому не ведомо – на картах не отмечен. Остров небольшой, круглый в плане. Представляет собой каменное образование, покрытое песчаными сопками без растительности и живности. Не водятся здесь, ни звери, ни гады, ни насекомые, и птицы сюда с континентов не прилетают. Долго не заводили островитяне и домашних животных – на острове ни травинки – пока не завезли менялы-аладдинцы в Быково ягнят с комбикормами и семена бобовых, выращивать под силос на зиму. Ключевая вода есть в пяти только местах. Кстати, по числу ключей планировалось построить на острове пять поселений, но успели только три (потому-то, кстати, в Мирном остались храниться два комплекта башен). Дождевую воду не пили – понятно: заражена, непригодной к употреблению без очистки принесена с материков ветрами.

Если не брать в расчёт песчаные сопки, плато острова по всей площади ровное и заметно накренённое по отношению к уровню океана. С юга на низинную сушу накатывает волна, с севера берег высок и обрывист. Из кабины вертолёта остров выглядел гигантской бочкой плавающей в океане. И если затычкой в бочку представить купол «миски» посёлка Мирный, два других выстроились через центр плато в оду линю. Деревня Отрадное находится поодаль от Быково ближе к Мирному. Быково расположилось в самой верхней точке острова, граничило с обрывом.

Первооткрыватели острова посадки не совершили. Сбросили на сопки контейнер с русским флагом и гербом, в прибрежные воды опустили буй-радиомаяк, надписали на карте ими придуманное название «Бабешка» (почему-то: название «Бочка», даже «Бобышка», подходили идеально) и повернули обратно к Антарктиде – керосина долететь хватало только-только.

Из Антарктиды на Бабешку попасть – лететь или плыть четыре тысячи миль. К тому же, лететь или плыть неизвестно зачем: пустая земля с частыми песчаными бурями. Остров интереса собой не представлял, поэтому русские его долгое время не заселяли. Адмиралы Америки и Аладды опасались только одного, что генералы Руси устроят там тайную военную базу. В предупреждение наблюдали за маршрутами русских ветролётов, парусников и дирижаблей, отслеживали перемещение патрульных вертолётов в направлении центра Тихого океана.

Русские всегда славилась своим подводным флотом…

Откуда на Руси – после Хрона-то! – взялась субмарина?! В Судный День Последние Старики дали промашку – не уничтожили? Во всяком случае, сие дело осталось тайной для Правительства Марса и загадкой для американцев с аладдинцами в ЗемМарии. В Твердыне знали, но очень немногие – не все даже генералы. А засекли подлодку на пути к острову Бабешка. Случайно. Не патрульные в вертолётах, а учёные-океанологи на исследовательском судне, наблюдая за косяком скумбрии. Кем-то напуганная рыба метнулась в сторону, учёные подумали, что потревожил их очень крупный хищник, поймали эхолотами и погнались… Оказалось – субмарина. Шла на глубине небольшой и тралила цугом несколько подводных контейнеров. «Хоронила отходы и мусор. Утопили всё на глубину двухсот метров, так что партия зелёных должна остаться довольной», уверяли адмиралов генералы. Поверили. Как не поверить? Как проверить, что на самом деле утоплено? Нырни-ка на такую глубину. Сомнения подкреплялись двумя фактами: отцепить контейнера капитан субмарины приказал, как только убедился, что за подлодкой следует не гражданское судно, а «научное» под флагом «Булатного треста»; и доложили, что к Бабешке, сменив обычный маршрут патрулирования, направилось звено русских патрульных вертолётов. Адмиралы немедленно снарядили следом объединённый патруль с приказом «верить, но проверить». С орбиты не проверишь: спутников у Земли не осталось. А лунные базы подобной мелкотой не занимались, поддержкой радиосвязи между материками на Земле заняты, и транспортным обеспечением по маршруту Земля-Марс и обратно. В гонке русские вертолётчики от «проверки» оторвались, на финише всех ожидал неожиданный сюрприз: Бабешка горела!

Что там могло гореть?! Один песок, да камень скальный.

Спросили у русских пилотов. Те потребовали отлететь от очага огня на безопасное расстояние и рассказали что знали. Горел природный газ. Но скоро вскрылась авантюра: Русь тайно начала обустройство Бабешки, готовилась создать на острове промышленность по добыче слюды.

Место шахте определили по центру острова. Строительную площадку обнесли защитным куполом-ПпТ, оборудовали производственными, жилыми и управленческими секциями. Грунта вынули метров на пять, дальше вгрызались в камень, благо, мягкий – сплошь слюда.

Искали проходками и наверх из шахты поднимали разновидность минерала – лепидолит. В виде ровных листов он не встречается, по форме напоминает изогнутые цветочные лепестки. Цвет розовато-сиреневый, лиловый. Во время разработки такой слюды можно наблюдать, как её фрагменты складываются в сложные розетки. До Хрона лепидолит применялся в производстве стёкол для оптической техники, счётчиков Гейгера, после же Хрона в ЗемМарии освоили производство иллюминаторов для юрт с чумами «Уровня» – на Марс поставляли, экстерьер и интерьер жилища украсить. Житуху скрасить.

И вот однажды, когда добыча развернулась уже и в боковых штольнях, в ствол шахты на глубину в двадцать два метра упал бульдозер. По счастью – ночью. По несчастью, машина повредила дно шахты, и в каменной породе – в слюде «смесовой» – внутри металлической трубы (стояла по центру ствола шахты, в ней действовал лифт, помещались энергосиловые магистрали и воздуховод) образовалась трещина. Ни о падении бульдозера, ни о том, что под «миску» стал поступать и скапливаться под куполом природный газ, ни кто в секциях не узнал. Встряску и грохот сочли за происки шторма, чертыхнулись и снова полезли в койки. Поутру же до завтрака смена горнопроходчиков курила, как водилось. Курили, стоя на лесах, вкруг и поодаль лифтовой трубы. По обыкновению, окурки бросили дружно, щелчком с пальцев, на дальность и в цель. Многие, не затушив окурка, добросили и попали в жерло лифтовой трубы… Проходчики по счастью не пострадали: работа аккордная, потому в столовую из бараков вышли сразу в монтажном снаряжении – в касках и брезентовых робах, с кирками и тачками за плечами. Пламя из трубы взметнулось столбом и заняло скопившийся газ под куполом, выжгло кулера сот и увязло в плотной нейлоновой сети укрывавшей «миску». Отражённое от корпусов генераторов, пламя метнулось к земле и заняло дерево тачек и кирок. Робы – спасли: накануне выдали новенькие, не промасленными ещё были.

Странным адмиралам показалось обстоятельство: после, видимо, безуспешных попыток потушить факел, шахту взорвали. По центру острова образовалась огромная воронка с рукавами провалов в месте боковых штолен, и в ней осталась торчать лифтовая труба с факелом горящего газа. Ну, горел газ, и горел бы себе, когда-нибудь и как-нибудь потушили бы. Так нет, взорвали. Даже «миску» снесли, что совсем было непонятным.«Следы заметают» – первая у адмиралов версия происшедшему. Сеть нейлоновая для чего с камуфляжем под песчаные сопки и скальные каменья? «Предохраняла купол от песчаных бурь», уверяли адмиралов генералы, но им верить… Трудногорючая, сеть некоторое время оставалась висеть на лифтовой трубе шатром, пока всё же не прогорела и не накрыла воронку. Впоследствии эти обстоятельства и подозрения в сокрытии на Бабешке «делишек» – «похоже, не слюду одну русские добывали» – послужили основанием сенсационного заявления адмиралов о действительных намерениях генералов.

Толком не поняв объяснений происходящему (у русских качество радиосвязи, не в пример подводному флоту, традиционно отставало), не посадив вертолёты на остров, объединённый патруль поспешил вернуться на базы, в Форт и Рабат. Растраченный в гонке запас топлива потребовал сброса оружия и всего боекомплекта в океан у берега. Докладывали начальству уже на пути к Антарктиде. То, что выслушали от адмиралов, пилотов тронуло, но никак не вдохновило повернуть вертушки назад к Бабашке: от начальственного вливания горючки в баках не прибавилось. Русские парни, ручкой помахав рабочим с управленческим и инженерным персоналом шахты (метались внизу, приглашали сесть), сбросив в океан своё оружие с БК, налегке полетели следом за американскими и арабскими парнями. Их доклад генералам прервался неожиданно, сразу после приветствия – подавили связь возникшие вдруг радиопомехи. Была версия: не сразу парни выбросили пушки, пулемёты и боезапас – устроили стрельбу по волнам и по случайности попали в буй-радиостанцию. Что-то в нём повредили – устройство затонуло, оттого и радиопомехи. Буй отремонтировать островитяне искали, но не нашли. Потому не сразу в ЗемМарии узнали о возникших на Бабешке беспорядках переросших в социалистическую революцию – не успели пресечь. Возмутителями событий – и это так же показалось адмиралам странным обстоятельством – стала компания «Мосфильм» снимавшая на Бабешке батальные сцены исторического фильма. Трудовой люд на борьбу «за свободу» с девизом «не мы рабы» подняли молодые мужчины – взвод солдат в форме РККА начала «второй мировой», вооружённых винтовками Мосина и пистолетами-пулемётами Дегтярёва, в будёновках. Командовал и заправлял всем политрук, один из героев по сценарию фильма, актёр с артистическим псевдонимом «Политрук Кастрица». Фигура небезынтересная – его впоследствии изберут первым Президентом Пруссии и первым в государстве председателем правления колхоза. Не без его участия будут созданы в посёлках Отрадное, Мирный и Быково колхозы «Отрадный», «Мирный» и «Звёздный путь».

Как только о революции стало известно в ЗемМарии, адмиралы экстренно собрались в только что отстроенном на территории Рабата здании филиала Большого Драматического Театра. Свару устроили такую! В конце концов, сошлись в одном – в том, что дали русским тайно осваивать Бабешку, виноваты все. Но больше и жарче скандалили, выдвинув на обсуждение предположение: если Русь добыла где-то подводную лодку, могла достать и МБР. Для межконтинентальной баллистической ракеты, надо полагать, готовили на острове пусковую шахту, выдавая за шахту добычи слюды.

Совещание адмиралов только закончилось, как вдруг неожиданно в театр явились генералы. Присоединившись к застолью, они сознались в том, что скрывали наличие на Бабешке залежей слюды. Заверяли, что вовсе не намеревались увеличить – втихую – поставки Марсу иллюминаторов. Минерал со сколами необработанными, собранными «букетиком икебана» в горшочках из глины японских островов, намеривались отправлять на «Звезду», чтоб жил-ячейки украсить с фикусом вкупе. «Зачали, понимаете, бизнес, да вот не свезло», сетовали генералы на английском и арабском языках и разливали по рюмкам водку «Твердыня. Экстра». Выпив, сокрушались: «Не избежать теперь проблем с «Булатным трестом»: в утопленных контейнерах кроме мусора находятся и неиспользованные ко времени, потому испортившиеся, химические удобрения для атомных теплиц». Напившись, плакались: «С экологами порешаем, гвардейцы СИ кругами ходят; в кабинеты пока не вламываются, к стенке не ставят, но то не за горами». А протрезвев чуть, разъяснили насчёт сети нейлоновой с камуфляжем под песчаные сопки и скальный камень: «она де защищала обитателей под «миской» от солнца – лучи де слепили». Навели тень на плетень и предложили тост за дружбу.

У адмиралов, конечно же, сомнения оставались. Это, каким же необычным должен быть лепидолит островной, чтобы добывать его за тридевять океанских просторов от Антарктиды, когда залежей этой разновидности минерала на континенте предостаточно. Но никому не хотелось омрачать тоста. К тому же, адъютанты доложили о подлёте к Луне труппы БДТ с Марса. Встали из-за стола, засуетились. Арабы связывались по телефону с цветочными цехами атомных теплиц, американцы обменивали упаковки с апельсиновым соком на штофы с водкой. Поспешая, договорились: русским добычу слюды свернуть, Бабешку покинуть.

Но воспротивились строители с шахтёрами: возвращаться в ЗемМарию, в Русь, где холодно, временами голодно и полным ходом шла очередная перестройка в экономике, мало кто пожелал. Большинство островитян, подстрекаемое председателем революционного Совета депутатов от рабочих, служащих и солдат Политруком Кастрицей, решило остаться на Бабешке – с тем, чтобы основать независимое демократическое государство, жить занимаясь сельскохозяйственным и промысловым трудом. Лекарства (еду) производить, рыбу и криль вылавливать. Антарктический пелагический вид ракообразных из семейства эвфаузиид (W) расплодился и в Тихом океане. Экспортировался Альянсом на Марс. На «Звезде» как еду не подавали, рачками закусывали вино из коралла «вино креплёное». Трезвенниками почитался лучшим лекарством от стрессов и хандры. Правительство Марса сразу же дало добро, выделило кредиты на закупку сельхозинвентаря и семян, выкупило и оставило на острове четыре рыболовных сейнера, несколько шаланд, китобойное судно и рыбзаводик. Русь, заполучив финансы, послала на Бабешку караван ветролётоносцев доставить приобретения колхозникам, в обратный путь забрать строительные машины и горнопроходческое оборудование. Отправленные же за людьми парусники затонули в шторм, но повторного рейса не понадобилось – не согласившиеся поначалу остаться на острове строители и шахтёры смирились с судьбой.

Придумав государству название «Пруссия», инженерно-технический персонал стройки организовал демократические выборы первого Президента. Им стал Политрук Кастрица.

Руководство Америки и Аладды появлению независимого государства под протекторатом Руси, понятное дело, воспротивилось, но русские генералы оказались на высоте: постояли в кабинетах у стенок под дулами гвардейских кольтов – и списали злополучную подводную лодку «дабы сослуживцы по альянсу не возникали». Весь адмиралитет Альянса собственноручно порезал её ЛР и болгарками на торжествах по случаю закрытия гастролей труппы БДТ. Американцев с похмелья водило из стороны в сторону, отчего рез болгаркой по борту подводного крейсера у них получался змейкой. Заметно осунувшимся арабам «лазерные резаки» помогали удерживать стройные русские балерины.

Так в одночасье на маленьком посреди Тихого океана островке Бабешка возникло по требованию трудящихся независимое демократическое государство Пруссия, отстроились поселения Отрадное, Мирный и Быково с колхозами «Отрадный», «Мирный» и «Звёздный путь». Впоследствии моим дядей были созданы Вооружённые Силы государства. И хотя дело это оставалось и считается в политических кругах до сих пор тёмным, много лет Пруссия просуществовала тихо, мирно, пока не случился известный трагический инцидент с участием моей полуроты спецназа. Меня успокаивало заявление Президента Пруссии (второго после Политрука Кастрицы), что полковник Курт по ошибке принял высадку марпехов за нападение пиратов; обстрелял, не ведая того, что поле, на краю которого приземлилась моя БММП, пропалывалось жителями Отрадного, всеми до одного. И мне повезло: дети отрадновцев этим днём с утра гостили в Мироном, экскурсией посещали рыбзаводик, смотрели кукольный спектакль.

* * *

Странности начались вскоре после похорон дядюшкиного взвода, комиссара, разведчиков и крестьян Отрадного.

Я сидел в гамаке, сгорая от желания завалиться и уснуть. Ротный врач лейтенант Збарек Крашевский, с которым занимал всю офицерскую отгородку в казарме, где-то пропадал. Заявится, разбудит, негодовал я. Завтра, решил, переселю в медчасть, к нему же и его коллегу определю. Лейтенант Комиссаров служил военврачом в роте дяди, его прибытие из лагеря ВС Пруссии ожидал со дня на день. Сердился я на Крашевского, чтобы не корить себя: и в этот раз перед сном не помолился. Так вымотался. Неделю молился, а на седьмой день, падая от усталости, рассудил: свою вину в гибели отрадновцев осознаю, в миру за то наказан – колхоз восстанавливать буду. Костьми лягу, а лекарства на Марс рекой потекут. Господь и простит.

Итак, я сидел в гамаке, когда ко мне в отгородку зашёл прапорщик Лебедько.

– Разрешите доложить, – приложил он, щёлкнув каблуками кирзачей, кончики пальцев к звезде на пилотке. Обратился шёпотом, чтобы не услышали за занавесью солдаты в спальном зале казармы.

Я вылез из гамака, обулся и подпоясался. Заправляясь, рассматривал прапорщика – гиганта и силача, каких ещё поискать надо. Я роста незаурядного, но ему был едва по шею. И мощь его раз испытал, когда он в инцидент, прибежав из лагеря в Отрадное, набросился на меня. Утихомирили марпехи, вся полурота участие приняла: одни прапорщика держали, другие меня из-под него тащили. Затих он со словами: «Да если бы ты не был земляком и ему племянником… Да я б тебя». После молчал и сторонился. Но на похоронах уже никак не выказывал мне неприязни, даже обращался по необходимости через денщика. Вот чести до сего раза не отдавал, почему я и забеспокоился: привело, должно быть, Лебедько ко мне что-то неординарное.

Арестовав и разоружив полуроту, капитан Кныш изъял всю походно-боевую амуницию, остались мы в одной хэбэлёнке. Собирали береты и ушанки, Лебедько свою пилотку не отдал; распахнул, нахлобучил на лысину (по странности, пилотка великану была велика), вытянулся в строю во весь рост, откинул голову назад – подойди, забери, попробуй. Кныш подошёл, но, только, дотянувшись на ципочках, потрогал у прапорщика огромное с «серьгой» ухо и предложил улететь в ЗемМарию. Лебедько отрезал: «Куда с такими зубами и ушами? Людей смешить? И потом я и оставшиеся в живых дали клятву не покидать Бабешки, пока могилы товарищей здесь остаются».

У старожилов острова внешность действительно была странной. Шерстью заросли с головы до пят. Зубы удлинились на треть, у одних вперёд торчали, у других, наоборот, во рту к глотке скрючило. Уши – с виду не совсем как у чебурашки, но укрупнились заметно и оттопырились на стороны. Мочки набухли, оформились «бутылочками», у одних серьгами висели, у других по плечам лежали. Оторопь забирала. Такой необычной болезни, я знал, ни у волков, ни у мустангов, ни у драконов на континентах не наблюдали. Когда хоронили дядиных солдат, сержант Брумель вознамерился побрить друга сержанта Кобзона, но Лебедько не дал – убедил, что бороды положены по уставному положению, и заросшими погибшие выглядят лучше. Ну, ещё бы: лохмы на голове и бороды «девственные» все необычные «прелести» скрывали.

Довольствия на старожилов не было, поэтому я своим каптенармусу, повару, денщику и разведотделению приказал оставить трико-ком и убыть в Твердыню. Дядин зампотылу майор Каганович обратился с просьбой оставить во взводе моего денщика – он до Хрона фермером был, в колхозе агрономом поработает. Я отказал.

Дирижабль, подцепив БММП, взмыл в небо и… выбросил на парашютах мешки. В приложенной сопроводиловке капитан Кныш сообщал, что Комендантом Крепости получена марсианская лучеграмма с просьбой Командующего ОВМР оставить «мудаку капитану» дополнительный из НЗ «Распутина» запас провизии, «чтоб за год не передохли». Приписка: «Год тебе, бывший майор, растить петрушку и укроп – после трибунал». Отбросив оскорбительную записку, я распустил молнии мешков. Среди пачек флотских макарон оказались «укладки» с нашим спецназовским снаряжением. Вернули КНТМ, БККСКП, ФРКУ, экзоскелеты, ножи, сапёрные лопатки и комлоги! Почему и не винтовки, ракетницы, огнебаллисты и шмелетницы, я понимал: было бы слишком подозрительным, а так, сошлются на ошибку при выброске нам макарон – перепутали в спешке. Нож и сапёрка – оружие, а в руках моих марпехов-овэмээровцев – ещё какое. А комлоги! Переговорная связь, которую засечь и подслушать противник не мог. Правда, на острове она не работала из-за помех в эфире. Ну, а спецназовские «комбинезоны-ком на тушканчиковом меху» (КНТМ), шлемы-ком (ФРКУ) не всякая пуля брала, даже луч лазера в «меху» увязал. Экзоскелет надень, и кого хошь догонишь, от кого хошь убежишь. Я ликовал. Боевое снаряжение приказал хранить в ротной каптёрке, ножи запер в сейфе. Каптенармусом назначил прапорщика Лебедько.

– Докладываю, – не дождался моего разрешения прапорщик.

– Докладывайте короче – спать хочу.

– На крестьянском кладбище голоса… из-под надгробий. Людские. Лейтенант Крашевский может подтвердить.

Я распустил пояс, содрал с плеч портупею, сбросил ботинки с крагами и завалился в гамак. Ещё секунда – и провалюсь в сон. После ночи вставал отдохнувшим, бодрым, голодным, готовым гору свернуть, а сейчас отреагировать на такую пургу не было ни сил, ни желания. Белой горячки здесь только и не хватает. Распустил дядя своего каптенармуса, но у меня не забалует.

Прибежали после боя в деревню и увидели в окопах пруссаков облепленных «шмелями», я приказал старшине фляги со спиртом у марпехов немедленно изъять и опечатать. Лично принял и проверил печати на каждой. На время строительства ротной каптёрки место спирту определил в модуле медчасти – в месте со всем оставшимся у нас имуществом и провиантом. Отвечать за сохранность назначил троих: начальника медчасти лейтенанта Крашевского, и двоих из дядиного взвода – каптенармуса прапорщика Лебедько и повара ефрейтора Хлебонасущенского. Выдал нож, который полагалось передавать на посту сменщику. Каждое утро я начинал с проверки печатей – спирта из фляг не убывало. Но только после «девяти дней» тройка караульных в ужин непременно исполняла песню «И на Земле будут яблони цвести». А так как печати были целы, и во флягах булькало, я догадался, что пьют вокалисты медицинский спирт из укомплектования лазарета. Но опечатать медпеналы поостерегся, резонно предположив, что в ход пойдут пузырьки с лекарствами на спирту. А пели очень даже неплохо: все трое обладали недурственным тенором, и звучал в основном репертуар великих ТВТ. Вымотавшиеся за день пехотинцы любили послушать. Отстроились, разрешил певцам столовую вместо меня снимать пробу.

И вот последствия. Хлебонасущенский на завтрак подаёт что-то такое, что в рот не лезет, двоим голоса покойников в могилах чудятся. На кладбище пьют – нашли место, раздражённо подумал я и спросил Лебедько:

– Где сейчас лейтенант? Заявится, разбудит.

– Сменил Хлеба на страже скарба.

– Отставить, прапорщик. Вы это бросьте. Ефрейтор Глеб Хлебонасущенский, а не Хлеб. Вы в воинском лагере, в расположении взвода спецназа марской пехоты «овэмээр». Не на страже, а на охране. И не скарб у нас, а материальная часть. Не в колхозе… Устав знаете, на сельхозработах воинские отношения в подразделении действуют, дисциплина и порядок неукоснительно обязательны.

– Виноват! Лейтенант медицинской службы Крашевский сменил ефрейтора Хлебонасущенского на охране материальной части. Так вот, кашевар, повар, то есть, тоже слышал, но больше лейтенанта сомневается… А то, сходим сейчас со мной, послушаете, – зазывно потянул прапорщик за горлышко флягу в заднем кармане трусов.

Сценических галифе от повседневного обмундирования Красной Армии начала Великой Отечественной войны ему по размеру не нашлось, в гимнастёрку, хоть и разошлась по швам, только и влез. Вместо галифе дядя разрешил носить спортивные адидасовские брюки, но у меня в лагере после похорон не надевал – нет, не берёг, мне назло. Ходил в трусах «знаменитых». Майор Каганович поведал мне: «Вовсе не трусы то, а бабьи шорты. Нарядили в осмотровой гауптвахты после задержания и разоружения роты в ЗемМарии, в них и бежал на Бабешку». Благо, зелёные в розовых цветочках с сердечками, шорты прапорщик надточил парашютной тканью и заправлял в кирзовые сапоги, ему, как и пилотка, большие – не по ноге, на удивление. Сболтнул, что у прапорщика остались спецназовские БККСКП, их тоже не нашлось чем заменить. Не носил, берёг. Я знал, они у Лебедько знаменитые на весь полк. Были индивидуального, непромышленного, пошива, прапорщик называл их не «берцами», а «бацулами» – по фамилии «Бацула», мастера их пошившего вручную. БККСКП – спецназовские «ботинки крокодиловой кожи с кевларовой подошвой», этими кого хошь затопчешь. Моей полуроте в компанию на Землю такой обувки не досталось, экипировали ботинками с крагами под ношение экзоскелета.