Злой король

Изо всех угроз для правления Кардана опасность со стороны Подводного мира самая неожиданная. У Королевы Подводного мира единственная дочь – Никасия, выросшая на суше, и она входит в круг омерзительных друзей Кардана. Как и с Локком, у меня с Никасией своя история. И, как и с Локком, нехорошая.

Но я считала, что теперь Орлаг довольна – ведь на троне друг ее дочери.

– В следующий раз, когда такой обмен произойдет, иди прямо ко мне, – говорю я. – Если услышишь что-то для меня интересное, тоже приходи.

– Об этом мы не договаривались, – протестует Вулсибер.

– Это правда, – соглашаюсь я. – Ты рассказал нам сказку, причем хорошую. Сегодня мы тебя отпускаем. Но я могу наградить тебя лучше, чем какой-нибудь принц-убийца, который не располагает благосклонностью Верховного Короля и никогда ее не добьется. Есть должности получше, чем стражник в Башне забвения, и они твои, нужно только заслужить. Есть золото. Масса всяких наград, которые Балекин может пообещать, но вряд ли когда-нибудь вручит.

Вулсибер бросает на меня странный взгляд – похоже, сомневается, можем ли мы быть союзниками после того, как он меня ударил, а я его отравила.

– Ты можешь солгать, – наконец говорит он.

– Я гарантирую вознаграждение, – заявляет Таракан. Он вытягивает руку и своим страшным клинком разрезает путы.

– Пообещай мне место, только не в Башне, – поднимаясь на ноги и растирая запястья, говорит Вулсибер, – и я буду повиноваться тебе, как самому Верховному Королю.

При этих словах Бомба смеется и подмигивает мне. Они не знают наверняка, сколь велика моя власть над Карданом, знают только, что, согласно сделке, я выполняю бо́льшую часть работы самостоятельно, а Двор теней действует в интересах короны и получает за это плату напрямую от Верховного Короля.

«В ее маленьком маскараде мне отведена роль Верховного Короля», – сказал однажды Кардан, а я услышала. Таракан с Бомбой тогда смеялись, Призрак – нет.

Мы с Вулсибером обмениваемся обещаниями, и Таракан уводит его, предварительно завязав глаза, из нашего убежища, а Призрак подходит и садится возле меня.

– Пойдем, сразимся, – предлагает он, подбирая кусок яблока с моей тарелки. – Выпусти пар – ты же кипишь от злости.

Я негромко смеюсь.

– Не суди строго. Поддерживать температуру на одном уровне не так уж легко.

– Да еще такую высокую, – добавляет он, не спуская с меня своих карих глаз. В его родословной есть люди, это видно по ушам и песочному цвету волос, такому необычному среди фейри. Он не рассказывает о себе, а здесь, в нашем секретном месте, расспрашивать как-то неловко.

Хотя Двор теней не следует за мной во всем, мы вчетвером дали клятву. Пообещали защищать Верховного Короля – как его лично, так и титул, – обеспечивать безопасность и процветание Эльфхейма, чтобы крови было меньше, а золота больше. Так что мы поклялись. И они позволили мне принести клятву; хотя мое слово не связывает меня так, как связывает их собственная присяга – с помощью магии. Я связана честью и их верой в то, что она у меня есть.

– За последние две недели король лично трижды вызывал Таракана на аудиенцию. Учится опустошать карманы. Если не будешь внимательна, станет пройдохой почище тебя. – Призрак включен в личную охрану Верховного Короля, что позволяет ему и обеспечивать безопасность Кардана, и быть в курсе его привычек.

Я вздыхаю. Уже совсем темно, а мне еще столько нужно сделать до рассвета. И все-таки игнорировать его приглашение трудно, потому что задета моя гордость.

Тем более теперь, когда нас слышат шпионы-новобранцы, новички-агенты, оставшиеся без мест после убийства королевской семьи. У каждого принца и принцессы было по несколько шпионов, и мы наняли их всех. Спригганы осторожны, как кошки, но умеют отлично разнюхивать скандальные новости. Мальчишка-воробей совсем еще зеленый, как я когда-то. Надо радоваться расширению Двора теней; это позволяет надеяться, что я сумею ответить на любой вызов.

– Настоящие трудности начнутся, когда кто-нибудь возьмется обучать нашего короля бою на мечах, – говорю я, вспоминая, как огорчался из-за этого Балекин и как сам Кардан заявлял, что его единственная добродетель в том, что он не убийца.

Я этой добродетели лишена.

– Вот как? – удивляется Призрак. – Может, тебе придется его обучить.

– Идем, – говорю я, поднимаясь. – Посмотрим, смогу ли я научить чему-нибудь тебя.

Призрак откровенно смеется. Мадок приучил меня к мечу, но я, до знакомства с Двором теней, знала только один стиль боя. Призрак учился дольше и знает гораздо больше.

Иду за ним в Молочный лес, где в кронах деревьев с белой корой гудят в ульях мохнатые пчелы с черными жалами. Корневики спят. Море плещется у каменистой береговой кромки острова. Когда мы становимся лицом к лицу, мир словно замирает. Я устала, но мышцы помнят, что нужно делать.

Вытаскиваю Закат. Призрак быстро атакует, острие его меча ныряет сверху вниз, целясь в сердце, но я отбиваю широким взмахом и тут же контратакую и наношу удар ему в бок.

– Боялся, что будет хуже, – говорит он, пока мы обмениваемся выпадами, проверяя друг друга.

Я не рассказываю ему про упражнения, которые выполняю перед зеркалом, как и про другие приемы, с помощью которых стараюсь избавиться от ошибок.

Как сенешалю Верховного Короля и фактической правительнице, мне приходится многому учиться. Военные обязательства, донесения от вассалов, запросы из разных уголков Эльфхейма, написанные на разных языках. Всего несколько месяцев назад я еще посещала уроки, выполняла домашние задания, которые проверяли ученые-преподаватели. Мысль о том, что я могу справиться с чем угодно, казалась невероятной, как колдовство с превращением соломы в золото, но, не смыкая глаз, я проводила ночь за ночью, пока солнце не поднималось высоко в небе, изо всех сил стараясь сделать невозможное возможным.

С марионеточным правительством проблема вот в чем: оно не хочет работать само по себе.

И в этой ситуации выплеск адреналина не заменит опыт.

Проверив меня по азам, Призрак переходит к настоящему бою. Он словно порхает по траве, так что даже шагов не слышно. Бьет и снова бьет, ошеломляя натиском, не позволяя опомниться. Я отчаянно защищаюсь, полностью сосредоточившись на схватке. Заботы блекнут и отходят на задний план, внимание обостряется. Усталость слетает, как пух с головки одуванчика.

Славно. Восхитительно.

Мы обмениваемся выпадами, туда-сюда, нападаем и отступаем.

– Скучаешь по миру смертных? – спрашивает Призрак. С радостью замечаю, что дышится ему не так уж легко.

– Нет, – отвечаю. – Я его едва знала.

Он снова атакует, его меч мелькает, как серебристая рыба в водах ночного моря.

«Смотри на клинок, а не на воина, – много раз наставлял меня Мадок. – Сталь никогда не обманывает».

Мы описываем круги, и наши мечи встречаются снова и снова.

– Должна же ты что-то помнить.

Я вспоминаю, как сквозь решетку в Башне мне шепнули имя матери.

Призрак делает ложное движение в одну сторону, и я, отвлекшись, слишком поздно понимаю, что он делает. Меч бьет меня плашмя по плечу. Если бы в самый последний момент он не повернул клинок, то разрубил бы кожу, а так будет синяк.

– Ничего страшного, – говорю я, стараясь не обращать внимания на боль. В игру на отвлечение внимания могут играть двое.

– Может, у тебя память лучше, чем у меня. Что ты помнишь?

Он пожимает плечами.

– Как и ты, я там родился. – Призрак делает выпад, я блокирую. – Но сто лет назад, мне кажется, все было иначе.

Я выгибаю брови, парирую еще один удар, отступаю за пределы досягаемости его меча.

– Ты был счастливым ребенком?

– Я владел магией. Как же я мог быть несчастливым?

– Владел магией, – повторяю я и поворотом клинка – прием Мадока – выбиваю меч из руки Призрака.

Он смотрит на меня, хлопая ресницами. Карие глаза. Рот открыт, губы кривятся. Призрак изумлен:

– Ты…

– Делаю успехи? – подсказываю я, слишком довольная, чтобы обращать внимание на боль в плече. Похоже на победу, но если бы мы сражались по-настоящему, то рана в плече не позволила бы мне провести финальное движение. Однако же его изумление вызывает у меня восторг не меньше, чем сама победа.

– Хорошо, что Оук будет расти не так, как мы, – прерываю я молчание. – Вдали от Двора. Вдали от всего этого.

Когда я в последний раз видела своего младшего брата, он сидел за столом в квартире Виви и знакомился с мультипликацией, принимая ее за игру в загадки. И ел сырные палочки. И смеялся.

– Когда король вернется, – цитирует Призрак строки баллады, – его путь выстелют лепестки роз, и его шаги положат конец злобе. Но как твой Оук будет править, если у него будет столько же воспоминаний о Фейриленде, сколько у нас о мире смертных?

Радость от победы меркнет. Призрак смотрит на меня с легкой улыбкой на губах, будто хочет вытащить жало, застрявшее после его слов.

Я иду к ближайшему ручью, погружаю в него ладони, наслаждаясь холодной водой. Зачерпываю пригоршню и с удовольствием пью, чувствуя запах сосновых иголок и ила.

Думаю о своем брате, маленьком Оуке. Совершенно нормальный ребенок фейри, без какой-то особой жестокости, но и не свободный от нее. Привык, что его балует и бережет от бед заботливая Ориана. Сейчас привыкает к сладким злаковым хлопьям, мультикам и жизни без предательства. Размышляю об ощущении триумфа после сомнительной победы над Призраком, о пьянящем чувстве власти, когда стоишь у трона, о странном удовлетворении, которое испытала, глядя на корчившегося от ужаса Вулсибера. К лучшему ли то, что Оук свободен от подобных эмоций, или без них он не сумеет править?

И теперь, когда я почувствовала вкус власти, захочу ли от нее отказаться?

Провожу мокрыми ладонями по лицу, отгоняя эти мысли.

Есть только сейчас. Только завтрашний день и ночь, сейчас, скоро и никогда.

Мы возвращаемся, шагаем рядом, а рассвет уже золотит небо. Издалека доносится рев оленя и звуки, похожие на бой барабанов.

На полпути назад Призрак склоняет голову, словно признавая поражение.

– Сегодня ты меня побила. Больше я такого не позволю.

– Как скажешь, – отвечаю я, ухмыляясь.

Когда добираюсь до дворца, солнце уже высоко, и мне ничего не хочется, только спать. Но, подойдя к своим покоям, я обнаруживаю, что кто-то стоит у двери.

Моя сестра-близняшка Тарин.

– У тебя на щеке будет синяк, – говорит она, и это первые за пять месяцев слова, сказанные мне сестрой.

Глава 4

Волосы Тарин украшены лавровым венком, платье неяркого коричневого цвета расшито золотисто-зеленым узором и подчеркивает изгибы бедер и груди, что необычно для Фейриленда, где тела дам настолько субтильны, что кажутся изнуренными. Наряд ей идет, как и добавивший привлекательности новый изгиб плеч.

Тарин – зеркало, отражающее то, чем я могла бы стать, но не стала.

– Уже поздно, – бормочу я невпопад, отпирая дверь в свои комнаты. – Вот уж не думала, что кто-то еще или уже на ногах.

Рассвет давно наступил. Дворец затих и будет спать до самого полудня, когда в залах появятся пажи, а на кухнях растопят печи. Придворные встанут с постелей гораздо позже, когда полностью стемнеет.

Мне очень хотелось поговорить с сестрой, но теперь, когда Тарин пришла, я нервничаю. Должно быть, ей что-то нужно, раз она появилась так внезапно.

– Я уже дважды приходила, – говорит Тарин, входя за мной следом. – Тебя не было. На этот раз решила дождаться, даже если придется потратить весь день.

Зажигаю лампы; снаружи светло, но мои комнаты в глубине дворца, и, следовательно, окон здесь нет.

– Хорошо выглядишь.

Тарин отмахивается от моего неуклюжего комплимента.

– Мы так и будем все время воевать? Мне хочется, чтобы ты надела венок из цветов и танцевала на нашей свадьбе. Из мира смертных приедет Вивьен. Привезет Оука. Мадок обещал не ссориться с тобой. Прошу тебя, скажи, что придешь.

Виви привезет Оука? Я издаю неслышный стон и соображаю, есть ли шанс ее отговорить. Иногда она не желает воспринимать меня всерьез, быть может, оттого, что я ее младшая сестра.

Присаживаюсь, утопая в мягких подушках дивана. Тарин делает то же самое.

Снова ломаю голову, зачем она здесь. Должна ли я просить прощения или сделать вид, что ничего не произошло? Она явно предпочитает последнее.

– Ладно, – говорю я, соглашаясь. Мне так не хватало Тарин, что я боюсь потерять ее снова. Чтобы сохранить сестру, постараюсь забыть, каково оно – целоваться с Локком. И ради себя самой забуду, что она знала про игры, которые он затеял в разгар их романа.

Буду танцевать на свадьбе, хотя, боюсь, этот танец покажется мне пляской на остриях ножей.

Она лезет в стоящую у ног сумку и достает мои мягкие игрушки – кота и змею.

– Вот. Подумала, что ты не хотела бы с ними расставаться.

Это реликвии нашей прежней жизни, талисман из мира смертных. Я беру их и прижимаю к груди, как прижимают подушку. Сейчас они кажутся намеком на мою уязвимость. Снова чувствую себя ребенком, играющим во взрослые игры.

Я даже немножко ненавижу Тарин за то, что она их принесла.

Они – напоминание об общем прошлом, намеренное напоминание, словно сестра не надеется, что я вспомню о нем сама. Изо всех сил стараюсь ничего не чувствовать, но нервы как будто обнажены.

Я молчу, и Тарин продолжает сама:

– Мадок тоже по тебе скучает. Ты всегда была его любимицей.

Фыркаю в ответ:

– Виви – его наследница. Его первый ребенок. Это за ней он пришел в мир смертных. Она его любимица. И еще есть ты; ты живешь в его доме и ты его не предавала.

– Я не говорю, что ты до сих пор его любимица, – смеется Тарин. – Хотя Мадок даже гордился тобой, когда ты его переиграла и посадила Кардана на трон. Впрочем, все это глупо. Я думала, ты ненавидишь Кардана. Думала, мы обе его ненавидим.

– Так и было, – бездумно говорю я. – Так и есть.

Тарин как-то странно смотрит на меня.

– Я считала, ты захочешь наказать Кардана за все, что он сделал.

Думаю о его ужасе и желании, когда я, держа приставленный к горлу Кардана кинжал, прижалась ртом к его губам. Вспоминаю извращенное, едкое удовольствие от того поцелуя. Тогда мне казалось, что я наказываю его и себя одновременно.

Я так его ненавидела.

Тарин растревожила все те чувства, о которых мне хотелось забыть.

– Мы пришли к соглашению, – говорю я, и это почти правда. – Кардан соглашается назначить меня советником. Я получаю должность и власть, а Оук оказывается в безопасности. – Хочу рассказать ей остальное, но не смею. Тарин может передать Мадоку, даже Локку. Нельзя делиться с ней секретами, даже из бахвальства.

Признаюсь себе, что мне отчаянно хочется похвастаться.

– А взамен ты дала ему корону Фейриленда… – Тарин смотрит на меня так, словно поражена моей самонадеянностью. В конце концов, кто я такая, чтобы решать судьбу трона Эльфхейма? Всего лишь смертная девушка.

«Мы получаем власть, захватывая ее».

Она даже представить себе не может, насколько я самонадеянна. «Я украла корону Фейриленда, – так и хочется сказать ей. – Верховный Король Кардан, наш старый враг, исполняет мои приказы». Но, конечно, этого я сказать не могу. Иногда мне кажется, что об этом опасно даже думать.

– Что-то вроде того, – коротко отвечаю я.

– Наверное, ответственная работа – быть его советником. – Тарин демонстративно обводит взглядом комнату. Я заняла эти покои, но редко впускаю сюда дворцовую прислугу, потому что ее и так не хватает. Чайные чашки стоят на книжных полках, блюдца и тарелки с кожурой от фруктов и хлебными корками разместились на полу. Одежда валяется там, где я ее бросила, снимая. Повсюду книги и бумаги. – Ты живешь на полную катушку. Но что будет, когда нить закончится?

– Спряду еще, – отвечаю я, продолжая метафору.

– Давай помогу, – оживляется Тарин.

У меня брови ползут на лоб:

– Хочешь стать пряхой?

Она закатывает глаза:

– Ах, успокойся. Я могу заняться тем, на что у тебя не хватает времени. Видела тебя при Дворе. У тебя, наверное, всего два приличных камзола. Могу принести что-нибудь из твоих старых платьев и украшений. Мадок и не заметит, а если и заметит, возражать не станет.

Фейри стараются не оказаться в долгу, избегают обязательств и обещаний. Я выросла среди них и понимаю: то, что предлагает Тарин, – дар, благодеяние взамен извинений.

– У меня три камзола, – уточняю я.

Тарин пожимает плечами:

– Ну, тогда, полагаю, у тебя полный комплект.

Не перестаю думать, почему она пришла. И как раз после того, как Локка назначили Магистром Увеселений. Поскольку сестра до сих пор живет в доме у Мадока, было бы полезно узнать, на чьей же все-таки она стороне.

Мне стыдно за такие мысли. Не хочу судить о ней так, как привыкла судить обо всех остальных. Она моя близняшка, я скучала без нее, надеялась, что придет, и вот Тарин пришла.

– Ладно, – сдаюсь я. – Если хочешь, неси мои старые вещи. Это будет замечательно.

– Отлично! – Тарин встает. – И ты должна признать, что я проявила небывалую выдержку, так и не спросив, где ты провела сегодняшнюю ночь и как получила синяк.

При этих словах я искренне и широко улыбаюсь.

Сестра протягивает руку и пальцем гладит плюшевое тело моей змеи.

– Ты же знаешь, я люблю тебя. Прямо как мистер Шипун. И никому из нас не хочется оказаться в одиночестве.

– Доброй ночи, – говорю я ей, а когда она целует синяк на моей щеке, порывисто и крепко обнимаю ее.

После ухода Тарин я беру свои игрушки и усаживаю рядом с собой на ковер. Когда-то они служили напоминанием о временах до Фейриленда, о нормальной жизни. Когда-то они утешали меня. Я бросаю на них последний долгий взгляд, а потом одну за другой швыряю в огонь камина.

Я больше не ребенок, и утешения мне не нужны.

Закончив с одним делом, выстраиваю перед собой флаконы из сверкающего стекла.

Это называется митридатизм. Вы принимаете незначительные дозы ядов, чтобы организм выработал устойчивость к полной порции отравы. Я начала год назад – это еще один способ избавиться от собственной уязвимости.

До сих пор наблюдаются побочные эффекты. У меня слишком сильно блестят глаза. Полумесяцы в основании ногтей синюшные, словно в крови не хватает кислорода. И сны странные – они наполнены слишком уж живыми грезами.

Капля красного, как кровь, сока румяных грибов, вызывающих потенциально смертельный паралич. Лепесток «сладкой смерти», от которой впадают в спячку, длящуюся сотню лет. Кусочек призрачной ягоды – сначала бурление крови в жилах, потом приступ эйфории и, наконец, остановка сердца. И семечко вечного яблока – фейрийского фрукта, – от него у смертных мутится рассудок.

Когда яды проникают в кровь, у меня кружится голова и немного подташнивает, но если я пропущу дозу, станет гораздо хуже. Мое тело привыкло и требует того, что раньше отторгало.

Уместная метафора и для других вещей.

Ползу к дивану и забираюсь на него, а в голове звучат слова Балекина: «Я слышал о смертных, что для них чувство влюбленности сродни чувству страха. Твое сердце бьется быстрее. Ощущения обостряются. Голова кружится, как у пьяного».

Не уверена, что сплю, но грежу.

Глава 5

Я уютно посапываю в гнездышке из одеял, бумаг и свитков прямо на ковре перед камином, когда появляется Призрак. Мои пальцы испачканы чернилами и воском. Осматриваюсь, стараясь припомнить, когда вставала, что писала и кому.

Возле сдвинутой стенной панели, за которой открывается потайной ход в мои покои, стоит Таракан и смотрит на меня своими нечеловеческими, отражающими свет глазами.

Кожа у меня мокрая и холодная от пота. Сердце бешено колотится.

На языке все еще чувствую приторно-горький вкус яда.

– Снова взялся за старое, – говорит Призрак. Мне не нужно уточнять, кого он имеет в виду. Может, я и сумела обманом посадить Кардана на трон, но заставить его вести себя, как подобает королю, пока не умею.

Пока я была в отлучке, добывая информацию, он оставался с Локком. Знала, что будут неприятности.

Провожу по лицу мозолистой ладонью.

– Встаю, – говорю я им.

На мне еще вчерашняя одежда. Отряхиваю и разглаживаю камзол, надеясь, что выгляжу лучше. Иду в спальню, волосы откидываю назад и перевязываю кожаным шнурком. Все это безобразие прячу под бархатным беретом.

Таракан мрачно рассматривает меня.

– Выглядишь помятой. Что, его величество должен увидеть сенешаля, только что выбравшегося из постели?

– Вал Морен последние десять лет ходит со щепками в волосах, – напоминаю я, доставая из шкафа и засовывая в рот несколько увядших листиков мяты, чтобы освежить дыхание. Сенешаль последнего Верховного Короля был смертным, как и я, увлекался надуманными пророчествами и, по общему мнению, не дружил с головой. – Кажется, он эти щепки даже не менял.

Таракан хмыкает:

– Вал Морен – поэт. Поэты живут по другим правилам.

Я не обращаю на него внимания и следую за Призраком в потайной ход, ведущий в сердце дворца. Задерживаюсь, чтобы проверить, на месте ли ножи, спрятанные в складках одежды. Шаги Призрака беззвучны, и когда света мало и человеческий глаз ничего не различает, кажется, что я совершенно одна.

Таракан к нам не присоединяется. Ворча под нос, он направляется в противоположную сторону.

– Куда мы идем? – спрашиваю у темноты.

– В его покои, – отвечает Призрак, и мы выходим в коридор, к лестнице, ведущей в комнаты Кардана. – Там какой-то переполох.

С трудом представляю себе, что мог учинить Кардан в своих покоях, но гадать приходится недолго. Добравшись до места, вижу Кардана, развалившегося среди поломанной мебели. С карнизов сорваны портьеры, рамы картин разбиты, сами холсты пробиты насквозь ударами ног, мебель разломана. В углу чадит небольшой костер, повсюду смердит дымом и пролитым вином.

Он не один. На ближайшем диване раскинулся Локк с двумя прелестными фейри – мальчиком и девушкой. Один – с бараньими рожками, другая – с вытянутыми ушами, которые заканчиваются кисточками, как у совы. Все они в разной степени неодетости и достаточно пьяны. За пожаром в комнате компания наблюдает с каким-то мрачным удовлетворением.

Слуги толпятся в нерешительности, боясь вызвать гнев короля, если зайдут прибраться. Даже телохранители выглядят напуганными. Они растерянно замерли у порога, перед массивными дверными створками, одна из которых едва держится на петлях, и готовы защитить Верховного Короля от любой угрозы – кроме него самого.

– Кар… – Опомнившись, отвешиваю низкий поклон: – Ваше Инфернальное Величество.

Он оборачивается и какое-то мгновение смотрит сквозь меня, будто понятия не имеет, кто я такая. Рот испачкан золотой пыльцой, зрачки расширены от интоксикации. Потом верхняя губа кривится в знакомой ухмылке:

– Ты.

– Да, – подтверждаю я.

Он протягивает мне мех с вином:

– Выпей. – Его льняная охотничья рубаха с просторными рукавами расстегнута. Ноги босые. Остается только радоваться, что он в штанах.

– Крепкие напитки не по мне, милорд, – говорю я совершенно искренне, предупреждающе сузив глаза.

– Я что, не твой король? – спрашивает Кардан, и меня так и подмывает сказать правду. Позволить себе поставить его на место. Но на нас смотрят, поэтому я почтительно беру мех и прижимаю к сомкнутым губам, изображая долгий глоток.

Вижу, что номер не прошел, но Кардан не настаивает.

– Все остальные могут покинуть нас. – Я указываю на фейри и, разумеется, Локка, сидящих на диване: – Вы. Убирайтесь. Сейчас же.

Гости умоляюще смотрят на Кардана, но он их просто не замечает и мне не возражает. Выждав мгновение, фейри сердито набрасывают одежды и уходят через разбитую дверь.

Локку требуется больше времени, чтобы подняться. Уходя, он одаривает меня своей глумливой улыбкой, и я не могу поверить, что когда-то находила ее очаровательной. Смотрит так, словно мы делим с ним общие секреты, хотя нас вообще ничто не объединяет.

Думаю про Тарин, которая ждала у моих дверей, пока здесь кипело веселье. Интересно, слышала ли она о случившемся. Может, привыкла задерживаться с Локком допоздна в таких компаниях и наблюдать, как горят вещи?

Призрак кивает мне своей песочной головой; глаза его выражают изумление. Одет он в дворцовую ливрею. Для рыцарей в коридоре и всех остальных он просто один из телохранителей Верховного Короля.

– Пойду проверю, чтобы все стояли на своих местах, – говорит Призрак, выходит за дверь и произносит несколько слов, которые остальные рыцари воспринимают как приказ.

– Итак? – Я обвожу взглядом комнату.

Кардан пожимает плечами. Он устроился на освободившемся диване, выщипывает конский волос, торчащий из порванной обшивки. Движения томные. Не знаю, откуда оно взялось, но чувство такое, что задерживать на нем взгляд небезопасно, словно я боюсь заразиться его распущенностью.